Текст книги "Охота на «Икара»"

Ну, разумеется. С другой стороны, ему хорошо рассуждать – это ж не его койка и не ему тут ночевать.

– Ну и насколько трудно разглядеть эту странность невооруженным глазом? – спросил я.

– Очень трудно, – ответил он, качая головой. – Знаешь, как бывает, когда крутится в голове какая-то мысль, а поймать ее за хвост никак не удается или что-то вспоминается, да никак не вспомнить.

– Ты уж постарайся на досуге, – попросил я его.

– Постараюсь, – пообещал Иксиль, последний раз озадаченно посмотрел на койку и повернулся уходить.

Он уже собирался нажать кнопку, чтобы открыть дверь, когда с сухим треском включился интерком на стене рядом со средним ярусом койки.

– Капитан Маккелл, это Чорт, – просвистел знакомый голос креана. В динамике был слышен царивший в машинном отделении ритмичный гул. – Механик Иксиль у вас?

Я шагнул ближе и включил микрофон.

– Да, он здесь, – ответил я. – У вас проблемы?

– Думаю, ничего серьезного, – заверил меня Чорт. – Но мне нужна помощь. Приборы показывают перемежающиеся сбои в реле дарриенского модулятора, скорее всего в цепях электропитания.

– Контакты, наверное, – проурчал за моей спиной Иксиль. – Все время отходят.

– Я тоже так думаю, – согласился Чорт, – Я посчитал, что, возможно, вы сами или ваши симбионты сможете подтвердить или опровергнуть это, и поэтому ре шил обратиться к вам, прежде чем будить специалиста по двигателю Никабара и просить его вскрыть кабелепровод.

– Хорошо. – Иксиль нажал кнопку, и дверь скользнула в пазах. – Сейчас буду.

Он вышел в коридор и направился к кормовому трапу.

– Спасибо, – поблагодарил Чорт, когда дверь за мо им напарником уже закрылась.

Интерком отключился, и я остался один.

Несколько минут я просто стоял, прислушиваясь к щелчкам, ударам, гудению и уставившись на койку и металл внутреннего корпуса за ней. Чувство одиночества или угрызения совести, из-за которых многие стараются не оставаться наедине с собой, никогда не мучили меня. Наоборот, поскольку последнее время мой крут человеческого общения составляли в основном типы вроде братца Джона, я научился ценить уединение.

Я устал, мне уже давно, еще до приснопамятной ночи, когда я в таверне наткнулся на Камерона, не удавалось толком выспаться, и будь я сейчас в обычном рейсе, я бы завалился на койку и уже через три минуты дрых без задних ног.

Но если что про «Икара» и было известно точно, так это то, что наше путешествие даже отдаленно не напоминало нормальный рейс. Теперь вот к прочим аномалиям добавилась еще и некая загадочная странность, которая имела место быть где-то в районе моей койки – рядом, вокруг или даже внутри нее.

Как был с плазменником в руке, я осторожно лег животом на пол и столь же осторожно заполз под кровать. Под трехъярусной койкой было довольно тесно, но я умудрился втиснуть туда голову и плечи, не разбудив свою латентную клаустрофобию. Сперва я пожалел, что не догадался прихватить из кармана куртки фонарь, однако и рассеянного верхнего света было достаточно, чтобы хорошенько оглядеться.

Вот только смотреть там, как я уже заметил, было решительно не на что. Голая металлическая палуба снизу, голая металлическая стена у меня перед носом, а наверху – пружинный матрас койки, из тех, что не претерпели никаких конструктивных изменений за последние несколько столетий. По той простой причине, что никто так и не сумел придумать лучшего компромисса между минимальным комфортом и предельно низкой производственной стоимостью.

Я вылез обратно, встал на ноги и провел несколько минут, изучая миллиметр за миллиметром всю каюту. Но так же, как и под койкой, здесь не на что было смотреть.

По крайней мере, не было ничего такого, что можно было бы заметить при поверхностном осмотре. Но я знал Иксиля, и если он сказал, что его хорьки обнаружили что-то странное, значит, так оно и есть. И я вдруг решил, что с меня на сегодня довольно тишины и уединенности моей каюты. Засунув плазменник в кобуру, я натянул сверху куртку и вышел в коридор.

Я не ожидал, что в этот час жизнь на «Икаре» будет бить ключом. Она и не била, в чем я убедился, когда взобрался по кормовой лестнице на среднюю палубу. Тера дежурила у мониторов в рубке, как обычно за закрытой дверью, Чорт и Иксиль работали в машинном отделении, а Эверет, Никабар и Шоун, наверное, отдыхали в своих каютах на верхней палубе. Я заглянул в кают-компанию – может, кому-нибудь вздумалось посмотреть видео или перекусить? Но и там никого не было. То ли все не столько проголодались, сколько не выспались, то ли отношения на борту «Икара» по-прежнему оставались теплыми, как жидкий азот. Да уж, температура товарищеской атмосферы в нашей команде была близка к отметке, которой равнялись мои успехи в качестве Шерлока Холмса, подумалось мне. То есть – к абсолютному нулю.

Следующая дверь после кают-компании на «Икаре» – лазарет. Мне вдруг пришло в голову, что Эверет, может быть, еще не спит, я нажал кнопку на панели замка, и дверь скользнула в пазах, открываясь.

В приглушенном ночном освещении было видно, что в лазарете действительно кто-то есть. Но это был не Эверет.

– Кто здесь? – Шоун, лежа на смотровом столе, приподнял голову, всматриваясь в полумрак комнаты.

– Маккелл, – ответил я, прибавив чуть-чуть яркость– света. Дверь у меня за спиной автоматически скользнула на место. – Извини, что разбудил, я искал Эверета.

– Он в рубке, – сказал Шоун, кивнув на интерком. – Сказал, что сейчас его очередь присмотреть за кораблем, и велел Тере идти спать. Можешь вызвать его, если хочешь.

– Нет, ни к чему, – ответил я, подавив вспышку раздражения.

– Строго говоря, Тера должна была согласовать такую замену со мной, но они с Эверетом, возможно, решили, что я и сам пытаюсь перехватить хоть немного сна, и не захотели меня беспокоить. А вообще-то корабельный медик должен, по идее, обладать квалификацией, чтобы в случае недееспособности одного из членов экипажа нести вместо больного вахту в рубке.

– А что ж ты все еще в лазарете? – Я подошел ближе.

Шоун слабо улыбнулся.

– Эверет считает, что будет лучше, если я какое-то время проведу здесь.

– А-а, – с умным видом промычал я, только теперь увидев очевидный ответ на мой вопрос. В тусклом свете я сперва и не разглядел, что его ноги и руки аккуратно, но надежно привязаны к смотровому столу. – Ну… Мне стало неуютно. Должно быть, это было заметно.

– Ничего, – поспешил Шоун успокоить меня. – Во обще-то я сам предложил, чтобы меня привязали. Так будет безопасней для всех. Действие зелья, которое дал мне Эверет, скоро кончится. Ты не знал, да?

– Да, – признался я, досадуя на себя. С тех пор как оказалось, что мы играем против паттхов, я со всей этой морокой как-то забыл о концерте, который закатил Шоун в шлюзе. – Я просто думал, что Эверет даст тебе успокоительное и отправит отдыхать в твою собственную каюту.

– Да, но от успокоительных в моем случае мало толку, – объяснил Шоун. – К сожалению.

– Но ты же сказал, что он тебе что-то дал, верно? – спросил я, усаживаясь на откидной стул рядом с ним.

Теперь, вблизи, я заметил, что его привязанные руки и ноги дрожат.

– Он дал что-то более сильнодействующее, чтобы привести мои нервы в порядок, – пояснил Шоун. – Я да же не знаю, что именно.

– А почему понадобилось сильнодействующее? – спросил я.

Выражение его лица несколько раз сменилось, отражая противоречивые чувства. Я не стал торопить парня, пусть сам решится, когда созреет. В конце концов он проговорил, изобразив жалкое подобие улыбки:

– Потому что у меня есть небольшая проблема. Я вроде как подсел на наркоту.

– И что за наркотик? – спросил я, безуспешно пытаясь сообразить, на воздействие какого зелья больше все го похожи симптомы Шоуна.

Иксиль уже высказывал предположение, что резкие смены настроения нашего электронщика вызваны употреблением наркотика, но какого именно, сказать точно не смог.

И действительно, ответ Шоуна вызвал у меня некоторое удивление.

– Борандис, – сказал он. – Иногда его еще называют шакальей слюной. Тебе, наверное, не доводилось о таком слышать, да?

– Честно говоря, кое-что слышал, – осторожно при знался я, постаравшись, чтобы прозвучало это рассеянно и без особой уверенности, хотя при упоминании этого названия волосы у меня на затылке зашевелились. Да, я знал, что такое борандис. И его очаровательные родственнички. – Помнится, это полулегальный наркотик. Его распространение жестко контролируется, но среди категорически запрещенных он не числится.

– Нет, в большинстве миров он строго запрещен, – возразил Шоун, глядя на меня несколько озадаченно. Наверное, я недостаточно убедительно изобразил неуверенность, и он удивился, откуда простому дальнобойщику вообще знать, что такая гнусь существует на свете, не говоря уже о подробностях. – Но в большинстве человеческих поселений его можно получить по рецепту. Если тебе поставят соответствующий диагноз.

– И? – поторопил его я, не дождавшись продолжения.

Шоун поджал губы.

– Диагноз у меня есть. Рецепта нет.

– И почему же у тебя нет рецепта? Он натянуто улыбнулся.

Потому что я оказался столь невезучим, что подхватил эту болезнь вроде как нелегально. Я… в общем, несколько лет назад мы с друзьями прокатились на Эфис.

– Вот как? – спросил я, хотя на язык просились совсем другие слова, среди которых больше всего напрашивался оборот «преступный кретинизм». – А вот об этом я точно слышал. Запретный мир, так?

Его натянутая улыбка стала отдавать горечью.

– Вот-вот, – подтвердил Шоун. – И могу сказать точно: в том, что рассказывают про этот мир, нет ни грамма преувеличения. – Он скривился. – Но, разумеется, таких умных студиозусов, как мы, официальными страшилками было не запугать. И естественно, мы считали, что бюрократы не имеют никакого права указывать нам, куда можно соваться, а куда нет…

Он умолк, по телу его пробежала судорога, но вскоре улеглась, а вместо нее вернулась все та же мелкая дрожь.

– Это называется болезнь Коула, – сказал Шоун, в голосе его вдруг прозвучала запредельная усталость. – И это не шутка.

– Забавных болезней вообще не так уж много, – сказал я. – А что, законы относительно запрещенных миров вправду такие уж строгие? И ты даже не можешь получить рецепт на лекарство?

Он тихо фыркнул, и на мгновение я снова увидел в изнуренном, трясущемся страдальце того заносчивого парнишку, который знает все на свете и глубоко презирает обычных смертных, не настолько умных, образованных или просвещенных, как он.

– Да стоит мне признаться, что я летал на Эфис, как меня тут же упекут на десять лет! – огрызнулся он. – По-моему, рецепт на борандис того не стоит, скажете, нет?

– Думаю, нет, – покаянно согласился я. Ребята вроде Шоуна могут выболтать самые сокровенные свои секреты только ради того, чтобы доказать, что у них есть что скрывать. – И как же ты обходишься?

Он пожал плечами, насколько ему это позволяли ремни.

– Торговцы наркотой есть везде. Просто надо знать, где и как их найти. Как правило, это не слишком трудно. И не слишком дорого.

– А что будет, если ты не достанешь этого снадобья? – спросил я.

Про наркотики я знаю, про запретные миры тоже, а вот с экзотическими болезнями как-то не очень хорошо знаком.

– Вырождение нервных волокон, – пояснил Шоун, чуть скривившись. – Вы же видите, что у меня уже началась дрожь в мышцах.

– А это не просто ломка?

– И ломка тоже, – признался он. – Тут трудно сказать – все симптомы перемешаны. Потом появляется раздражительность, настроение скачет, начинаются на рушения кратковременной памяти. – Он снова печально улыбнулся. – Ты, небось, сам подметил, когда мы впервые встретились на Мейме. Я тогда только что принял дозу, но немного затянул с этим, и она еще не подействовала.

Я кивнул, вспомнив, как во время злополучного ремонта корпуса наш электрик был куда более уравновешенным, даже дружелюбным, чем ранним утром.

– Напомни мне никогда не ходить с тобой в порто вые таверны, пока ты не уколешься, – пошутил я. – А то трех минут не пройдет, как нам с тобой обоим оторвут головы.

Его передернуло.

– Иногда мне кажется – пусть отрывают, – тихо сказал Шоун. – Так было бы проще всего. Короче говоря, если не получу дозу, я начну шуметь, городить больше глупостей, чем обычно, может быть, даже буду рваться всем набить лица.

– Это тоже последствия болезни и ломки одновременно?

– Это-то как раз ломка, – ответил он. – Потом начнет брать свое болезнь, пойдет вырождение нервных клеток. Сначала обратимые процессы, затем – нет. В конце концов я умру. Судя по всем источникам, не самой приятной смертью.

Так навскидку я не смог бы сказать, какую смерть можно называть «приятной». Разве что на старости лет уснуть и не проснуться, что мне вряд ли светит, учитывая, какие решения я принимал, когда судьба предоставляла мне выбор. А раз Шоун позволял себе выходки вроде проникновения в запретные миры, значит, он тоже сам выбрал свой путь – путь, который и не обещал закончиться тихой и мирной смертью от старости.

И все же не стоит вот так вот запросто позволять старухе с косой подбираться к любому из нас слишком близко.

– Сколько у тебя еще времени, прежде чем начнется разрушение нервных клеток? – спросил я.

Шоун снова пожал плечами, насколько позволяли ремни.

– Немного времени еще есть, – ответил он. – По крайней мере девять или десять часов. Может быть, двенадцать,

– Считая от этой минуты?

– Да, – вымученно улыбнулся он. – Конечно, вам, наверное, лучше держаться подальше от меня, когда это начнется. Я буду не слишком приятным собеседником. – Улыбка сползла с его лица. – Мы ведь сумеем достать лекарство, прежде чем я пойду вразнос? Кажется, Тера говорила, что часов через шесть мы уже будем на месте, что бы, черт возьми, за место это ни было.

– Минтариус, – сказал я, делая вид, что прикидываю время по часам.

На самом деле я судорожно обдумывал ситуацию. Изначально я выбрал Минтариус в основном потому, что это был небольшой, тихий мирок, лететь до него было недалеко, и вряд ли там нашлось бы оборудование, которое позволило бы отличить наши новые липовые документы от подлинных. Самое подходящее место, чтобы заскочить заправиться как следует, раз уж не удалось этого сделать в мире Дорчинда, и лететь себе дальше.

К сожалению, в захолустном мирке вроде Минтариуса подпольных торговцев наркотиками обычно немного и найти их непросто. А те, кого там все же можно отыскать скорее всего, специализируются на обычной и дешевой наркоте вроде кайфосласти и даже слышать не слышали о таких малораспространенных полулегальных препаратах, как борандис.

А еще я думал о том, что чем дальше, тем серьезнее становится охота, которую паттхи послали по нашему следу. Думал, что, когда Шоун решил отправиться на Эфис, он своими руками подписал себе смертный приговор. Но сколько бы я ни пытался разобраться, какая чаша весов тяжелее, все равно я уже знал, как поступлю.

– На самом деле это несколько дальше, – сказал я Шоуну, поднимаясь со стула. – Но не волнуйся, у нас еще уйма времени. Если все пойдет по плану…

Я осекся на полуслове, повернул голову и настороженно прислушался. Пока я говорил, где-то на корабле раздался еле слышный глухой стук металла о металл. Насколько мне удалось разобрать, это был тот самый подозрительный звук, что я слышал в переходном тоннеле вскоре после взлета с Ксатру.

– Что? – всполошился Шоун. Парнишка и не думал понижать голос. – Что не так?

– Кажется, я что-то слышал, – сказал я, удержавшись от нелестной характеристики в его адрес.

Звук мог повториться или породить эхо, и у меня бы появился шанс разгадать, где искать источник. Но из-за того, что Шоун так не вовремя принялся любопытствовать вслух, мои надежды накрылись медным тазом.

– Что, этот лязг? – усмехнулся он. – Ничего особенного. Я его уже не первый раз слышу.

Моя досада растаяла как дым. Это становилось уже интересно.

– Ты слышал это и раньше?

– Ну да, я о чем и говорю, – заявил он, и в голосе парнишки опять послышались высокомерные нотки прежнего Шоуна-всезнайки. – Уже пару раз с тех пор, как тут лежу. Если хочешь знать, это где-то в носовой части, в промывочной системе.

– Возможно, – сказал я, не спеша подписываться под этим заключением. Мнение Шоуна может быть каким его душеньке угодно, но я полжизни провел на кораблях и никогда не слышал, чтобы насосы издавали подобные звуки. – Так говоришь, Тера пошла в свою каюту?

– Я сказал, что Эверет подменил ее, вот что, – раздраженно поправил он меня. – Почем я знаю, может, она пошла гулять по кораблю. – Он нетерпеливо дернул привязанной рукой. – Слушай, какое это имеет отношение к моему лекарству? Никакого. Ты же достанешь его, правда?

– Я сделаю все, что в моих силах, – пообещал я, убирая откидной стул на место. Стало ясно, что у Шоуна начинается неприятная стадия ломки, и я решил, что для одного перегона уже сыт по горло истериками. – Еще увидимся. Попробуй уснуть.

– Да, – проворчал он, когда я уже направлялся к двери. – Конечно, тебе легко говорить. Господи, ну что за стадо…

Дверь у меня за спиной скользнула в пазах, закрываясь, и отсекла последнее существительное. Хотя и так нетрудно было догадаться. Я пошел было по коридору в рубку, но тут позади раздался тихий лязг, палуба чуть задрожала под тяжелой поступью. Я обернулся и увидел, что в коридор из тоннеля вышел Иксиль, в руках у него был ящик с инструментами.

– Что-то не так? – вполголоса спросил он.

– Не более чем обычно, – ответил я, поскольку вдаваться в проблемы Шоуна посреди коридора мне не хотелось. – Пожалуй, я вполне могу сменить Эверета в рубке.

Пикс и Пакс на плечах моего напарника встрепенулись. Ясное дело, Иксиль очень удивился, узнав, что доктор дежурит в рубке, в то время как э"ту крепость сейчас должна была бы удерживать Тера. Но механик не больше моего хотел пускаться в обсуждения посреди коридора, поэтому просто кивнул и подошел ближе.

– Мы нашли неисправность в реле модулятора, – сказал он. – И починили.

– Хорошо. – Я показал глазами в сторону механической мастерской.

В ответ Иксиль еле заметно кивнул. Сейчас, когда никто вроде бы не крутился поблизости, было самое время посмотреть, каким оборудованием для резки металла снабдил нас Камерон.

Мы молча двинулись вместе по коридору, Иксиль свернул в мастерскую, а я прошел до следующей двери, которая вела в рубку, щелкнул кнопкой замка…

И столбом застыл на пороге, в безграничном удивлении вылупившись на то, что творилось в рубке. Заполнив собой почти все свободное пространство между штурманским столом и пультом управления, посреди помещения стоял Эверет – вполоборота ко мне, руки воздеты над головой, правая нога отведена в сторону, будто он намеревался исполнить некую пародию на балетное па. Так мы и стояли, уставившись друг на друга. Потом смущение и чувство неловкости в голубых глазах нашего медика медленно и неохотно уступили место упрямству и уязвленному самолюбию. Сделав над собой усилие, Эверет отвел глаза, опустил правую ногу на палубу позади левой, а руки его при этом описали в воздухе замысловатую траекторию. Так же медленно, тщательно контролируя каждое свое движение, он поднял левую ногу и переставил ее назад, при этом руки его опять скользнули по воздуху.

И только тут до меня наконец дошло, что он делает. Наш медик занимался вовсе не хореографией или сценической пластикой, он практиковался в некоем боевом искусстве.

Я молча подождал на пороге, пока Эверет не закончил упражнение. В конце концов он сам нарушил молчание.

– Извини. – Он выпрямился из последней низкой стойки и снова втиснулся в кресло пилота. – У меня что-то начали слипаться глаза, а небольшая разминка всегда помогает мне взбодриться.

– Не стоит извиняться. – Я вошел в рубку, но дверь за собой оставил открытой. Мне вспомнилось, как еще при первой встрече я подумал, что Эверет занимался каким-то контактным видом спортивной борьбы. Похоже, мое первое впечатление было правильным. – Что это за комплекс? Никогда не видел ничего подобного.

– Такое обычно на экранах не показывают, – ответил он, вытирая рукавом лоб, хотя я не заметил там никаких следов пота. Может быть, весь пот скапливался в морщинах. – Ты сам занимался боевыми искусствами или просто болельщик?

– Ни то ни другое, – ответил я. – Я прошел начальный курс рукопашного боя во время армейской службы, но там и речи не было о каком-то определенном стиле, к тому же я никогда не отличался особыми успехами в этой области. Но когда я учился в колледже, мой сосед по комнате был просто помешан на единоборствах, не пропускал ни одной передачи, и я немного поднахватался от него. – Я кивнул на крошечный пятачок свободного пространства, где Эверет только что проделывал упражнение. – На самом деле мне это больше всего напомнило круч-боксинг.

Брови медика удивленно взлетели.

– Для непрофессионала ты недурно разбираешься в борьбе. Да, это действительно ката из тех, что практикуются в круч-боксинге. Я немного занимался им на профессиональном уровне, выступал в показательных боях, когда был помоложе, – он тихонько фыркнул, – и в луч шей форме, конечно.

– Очень впечатляет, – признал я, ничуть не покривив душой. Раз или два в жизни я сталкивался с профессиональными круч-боксерами и знал, как нелегко им приходится. – Как давно это было?

– О, теперь уже почти двадцать лет назад, – ответил он. – И список моих побед и поражений, боюсь, не произвел бы на тебя столь сильного впечатления. – Он вдруг озадаченно наморщил лоб. – А что ты здесь дела ешь? Я думал, ты пошел спать.

– Я встал, чтобы проверить, как идут дела, и на ткнулся на твоего пациента, который до сих пор привязан к кушетке, – ответил я. – Тебе удалось выяснить, что с ним такое?

– Шоун сказал, что страдает наркотической зависимостью от препарата под названием борандис, – объяснил Эверет. – И хронической формой болезни Коула вдобавок.

– Ты ему веришь? Он пожал плечами.

– Диагностика подтверждает эффекты зависимости. Но нашей медицинской базы данных не хватает, чтобы подтвердить или опровергнуть, что он действительно поражен болезнью Коула.

– Примерно так я и думал, – согласился я

Мои последние крохи подозрения о том, что Шоун симулирует и то и другое, рассеялись как дым. Дрожь в мышцах и приступы раздражительности – это одно, но медицинский диагностический компьютер провести не так-то просто.

– К сожалению, это ставит перед нами проблему, – продолжил Эверет. – Как я выяснил, сверившись с базой данных, борандис находится на строгом учете. Что бы приобрести его на Минтариусе, моей лицензии корабельного врача будет недостаточно.

– Знаю, – заверил я. – Что-нибудь придумаем.

– Будем надеяться, – сказал он. – Последствия болезни Коула, если ее не лечить, трудно назвать положи тельными.

Шоун говорил мне об этом, – кивнул я. – Ничего удивительного, что парень остался не у дел на Мейме. – Я слегка приподнял бровь. – Раз уж мы заговорили об этом, то интересно знать, как случилось, что и ты оказался в такой же ситуации? Я имею в виду, не у дел.

Он скривился.

– Боюсь, все дело в том, что я просто оказался за мешанным в бурный диспут относительно нарушения субординации. Один из членов команды на моем предыдущем корабле слишком достал капитана, и тот довольно серьезно его отделал. Ну, знаете, бывают такие скандалисты. В общем, я оказал смутьяну первую помощь и доставил его в медцентр на Мейме. А пока мы там были, капитан, очевидно, решил, что вполне обойдется без нас обоих, и стартовал.

– Еще одного доброго самаритянина едва не вздернули на рее, – проворчал я.

– Может, и так, – пожал он плечами. – Откровенно говоря, я даже обрадовался, когда тот корабль показал мне дюзы. А потом в ресторане, где я обедал, ко мне подошел Бородин в поисках кого-нибудь с медицинским дипломом, и я радостно ухватился за эту возможность.

– Ну что же, мы очень рады, что ты с нами, – сказал я, оглядывая рубку. – Послушай, до посадки оста лось всего несколько часов, и мне все равно не спится. Давай-ка я приму вахту и отпущу тебя немного соснуть?

– О… – Он явно не ожидал от меня столь щедрого предложения. – Ну… если ты уверен, что так будет лучше…

– Конечно, – заверил его я. – Шоуну на данный момент ты все равно не поможешь, так что вполне можешь отдыхать до самой посадки.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Эверет и принялся с трудом выкарабкиваться из кресла пилота. Я отступил в сторону, пропуская его. – Если передумаешь и захочешь подремать, позови меня.

– Обязательно, – заверил я.

Он вышел из рубки, завернул прямо к трапу и полез на верхнюю палубу. Я подождал, пока он скроется из виду, затем закрыл дверь и подошел к штурманскому столу.

Учитывая, какой набор параметров нам требовался, я и не мечтал, что найти подходящую планету будет легко. Мне нужен был мир, который бы был, с одной стороны, достаточно развитым и испорченным цивилизацией, чтобы иметь разветвленную подпольную сеть распространения наркотиков, с другой – тамошние чиновники должны были славиться наплевательским отношением к бумагам, чтобы никто не придрался к нашим фальшивым документам. И еще хорошо бы, чтобы там не оказалось этих щедрых профессионалов преступного мира, которые раздают направо и налево хрустящие сотенные купюры и высматривают, не появится ли кто-нибудь, похожий на фотографию из моего удостоверения. И все это должно находиться достаточно близко, чтобы мы могли очутиться там, скажем, через девять часов.

Потребовалось всего лишь пять минут, чтобы прийти к заключению, что на звездных картах отмечено единственное место, которое более или менее подходит к моим требованиям: колония народа наджики на Потоси, до которой нам предстояло семь часов лету. Население Потоси составляли представители самых разных рас, что обещало наличие широчайшего спектра пороков. А заправляли там существа с таким зорким зрением (и столь непомерно раздутым самомнением), что они редко использовали сканеры для проверки документов.

И все же был у Потоси один маленький недостаток. Там располагался центр кораблестроительной промышленности паттхов.

Некоторое время я сидел, уставившись в распечатку. Не знаю зачем. Наверное, надеялся, что от усталости мне уже мерещится, и если очень долго таращиться в карту – неприятные подробности исчезнут. Не тут-то было. Местами Потоси просто кишел паттхами, и особенно кишело ими небо этой планеты. И это мне не мерещилось.

Но тут уж ничего не поделаешь. Нельзя же просто сидеть сложа руки и смотреть, как умирает Шоун.

На то, чтобы отменить курс на Минтариус и рассчитать вектор, который вместо этого приведет нас на Потоси, мне потребовалось минуты две, не больше. Когда мы совершали разворот на двадцать три градуса, чтобы лечь на новый курс, я навострил уши, надеясь расслышать слабое изменение в шуме двигателей.

И только потому, что изо всех сил прислушивался, я сумел через две закрытые двери услышать приглушенный хлопок и тихий сдавленный вскрик.

Через полсекунды я уже сломя голову мчался к механической мастерской. Еще две секунды понадобились, чтобы преодолеть пять метров коридора и затормозить. Тихое, но зловещее шипение я услышал, еще когда вылетел из рубки. Пока я бежал к мастерской, оно становилось все громче. Я ударил по кнопке, дверь скользнула в пазах, открываясь…

И с ревом взбесившегося дракона на меня покатилась стена пламени.

Мгновением позже я вскочил на ноги уже в трех метрах по коридору от злополучной двери. Причем не очень-то хорошо помнил, каким образом там очутился. Я стремительно обернулся к открытой двери. Мне тут же представилось, как пламя поджаривает моего напарника посреди огненного ада. Эта картина начисто парализовала у меня всякую способность соображать. Я стал осторожно, по стеночке, подбираться обратно к двери, запах горящего ацетилена заполнил мои ноздри. А та малая часть моего рассудка, которая не манкировала своими прямыми обязанностями, смущенно заметила, что никакой стены пламени в коридоре нет и в помине, и чего ради я так резво скакал – непонятно. Я добрался до двери, собрался с духом, мысленно приготовившись к самому худшему, и заглянул внутрь.

Дела обстояли плохо, но все же гораздо лучше, чем я боялся. Слева, рядом с главным верстаком, стояли два баллона кислородно-ацетиленового резака «Икара», под давлением вырывавшегося из них газа на полу извивались спаренные шланги – словно две змеи, сросшиеся вдоль наподобие сиамских близнецов. Чудовищный язык пламени вырывался из сдвоенного сопла шлангов. Едва я успел разглядеть, что происходит, как пляшущие шланги развернулись ко мне, и пришлось снова проворно отпрыгнуть, чтобы не попасть под струю пламени. По-видимому, именно такой случайный плевок в сторону двери я в прошлый раз и принял за стену всепожирающего огня. Струя пламени перестала хлестать из дверного проема, и я снова заглянул внутрь.

И только тогда я разглядел Иксиля.

У дальней переборки стояли стеллажи с инструментами, и мой напарник неподвижно лежал, вытянувшись у этих шкафов, а между ним и дверью плясали шланги ацетиленовой горелки. Глаза Иксиля были закрыты. Пикса и Пакса нигде не было видно, наверное, забились в какой-нибудь закуток. Если, конечно, они еще живы. Правая штанина у Иксиля дымилась чуть выше ботинка. Больше ожогов я не заметил.

Но такое везение долго не продлится. Движение шлангов было не таким уж непредсказуемым, они разворачивались то вправо, то влево, и с каждым разом амплитуда их колебаний становилась все шире. Через минуту, а то и меньше струя пламени могла дотянуться до лежащего без сознания Иксиля.

– Боже милосердный! – раздалось у меня над ухом. Обернувшись, я обнаружил, что за спиной у меня стоит Никабар и круглыми от ужаса глазами таращится на огненный ад в мастерской.

– Я услышал шум и почувствовал запах дыма, – объяснил он. – Где эта чертова противопожарная система?

– Да нет ее тут. – Я невежливо ткнул пальцем в сторону рубки. – В рубке есть огнетушитель, налево от двери.

Не дослушав, Никабар кинулся по коридору. Я вновь сосредоточился на происходящем в мастерской и едва успел отшатнуться – танцующее пламя сделало еще одну попытку оставить меня без бровей. Я знал, что в мастерской, справа от двери, есть еще один огнетушитель, оставалось только каким-то образом суметь добраться до него, не превратившись в пепел.

Но если даже мне это удастся, тут же встанет следующий, даже более животрепещущий вопрос: ну и что я буду делать дальше? Корабельные огнетушители обладают двойным действием: пена лишает огонь доступа кислорода и одновременно поглощает теплоту. Но ацетиленовая горелка уже здорово разогрелась, и, возможно, маленькому огнетушителю будет не под силу поглотить ее жар. К тому же, поскольку необходимый кислород подавался по одному из шлангов, постоянно подпитывая ацетиленовое пламя, вряд ли этот огонь вообще можно было задушить пеной.