Текст книги "50 великих книг по философии"

В наши дни у правительств вошла в моду забота о «национальном благополучии» вместо обычных экономических показателей. Государственные советники обращаются к идеям Аристотеля о добродетельной жизни и eudaimonia для проведения политики, которая может обеспечить наибольшее счастье для максимального количества людей. Это благородная задача. Тем не менее нам следует быть осторожными относительно советов и предписаний о достижении индивидуального счастья.

Как учил Аристотель, каждый человек имеет свой путь к правильной жизни, основанный на уникальном потенциале, который он может осуществить. Вместо того чтобы искать счастье в достижении цели как таковой, наша задача состоит в стремлении к наиболее осмысленной жизни, а счастье при этом придет естественным образом.

«Никомахову этику» Аристотеля часто критикуют за его замечание о том, что такие вещи, как деньги, семья и положение в обществе, вносят важный вклад в счастье человека. Однако его сосредоточенность на осмысленной жизни показывает, что человек не обязан иметь все эти вещи, чтобы быть довольным жизнью или радоваться ей. Если мы чувствуем, что выполняем свое высшее предназначение, трудно не быть счастливыми.

Аристотель

Аристотель, родившийся в македонском городе Стагира (нынешняя Северная Греция) в 384 году до н. э., был сыном личного врача царя Македонии. В семнадцать лет он приступил к обучению в академии Платона в Афинах и оставался там до смерти своего учителя в 347 году до н. э.

Потом он совершил путешествие в Турцию и на греческий остров Лесбос, предпринимая исследования в тех областях, которые мы теперь называем морской биологией, ботаникой, зоологией, географией и геологией. Аристотель женился на Пифиаде, одной из учениц академии Платона, но имел сына Никомаха от своей наложницы, рабыни Герпиллии.

Во время жизни Аристотеля македонское царство под управлением Филиппа II и его сына Александра Великого было мощной державой, захватившей греческие города и персидское царство. Аристотель был наставником Александра и его близким советником до последних лет правления императора, но вышел из милости у его преемников из-за своего македонского происхождения. Он умер на острове Эвбея в возрасте 62 лет.

Две трети работ Аристотеля утрачено, но его наследие охватывает большое количество предметов, и он считался ведущим полиглотом своего времени. К важнейшим работам принадлежат «Метафизика», «Аналитика», «Об истолковании», «О душе», «Риторика» и «Большая этика».

Язык, истина и логика
1936

«Если я… скажу “красть деньги плохо”, то произнесу предложение, не имеющее фактического смысла, то есть оно не имеет предпосылки, которая может быть истинной или ложной. Это все равно как если бы я написал “Кража денег!!!”, где количество и толщина восклицательных знаков намекали бы на особый род морального неодобрения. Ясно, что здесь не сказано ничего, что могло бы быть истинным или ложным».

В двух словах

Метафизика, эстетика, этика и теология – бессмысленные предметы, так как в них не утверждается ничего, что можно было бы подтвердить.

В схожем ключе

Дэвид Юм. Исследование о человеческом разумении (стр. 250)

Сол Крипке. Именование и необходимость (стр. 302)

Карл Поппер. Логика научного открытия (стр. 428)

Людвиг Витгенштейн. Философские исследования (стр. 542)

После окончания Оксфордского университета в возрасте двадцати двух лет Альфред Айер совершил поездку в Австрию, где познакомился с «венским кружком» – группой физиков, математиков и философов, куда входили Мориц Шлик, Рудольф Карнап и Курт Гедель. Они работали над общей концепцией «логического позитивизма», согласно которому единственное реальное знание основано на фактах.

Группа, испытавшая сильное влияние сочинений Витгенштейна о языковом анализе и смысловых значениях, стремилась переосмыслить идею знания в контексте принципа подтверждения и оказала мощное влияние на философию XX века.

Благодаря «Языку, истине и логике» и другим сочинениям, Айер стал одним из главных представителей этих идей в Великобритании и Америке. Книга, которую он написал в возрасте двадцати пяти лет, прославилась своим откровенным и даже агрессивным разоблачением метафизических взглядов, но она также касалась вопросов этики, вероятности и языка.

Принцип подтверждения (или принцип верификации) Айера гласит, что предложение имеет смысл лишь в том случае, если существуют определенные обстоятельства, при которых мы как носители языка можем согласиться с его истинностью.

Истина в осмысленном предложении должна соответствовать возможной или наблюдаемой ситуации. К примеру, высказывание «На Марсе есть инопланетяне» имеет смысл, так как мы знаем, что потребуется для его подтверждения: прямое наблюдение или другие признаки инопланетной жизни на Марсе. Обратите внимание, что мы менее заинтересованы в том, является ли предложение истинным само по себе; нас больше интересует его осмысленность, то есть подтверждаемость.

Однако Айер допускает некоторое послабление и подчеркивает, что нам достаточно подтверждать лишь возможно, а не определенно истинные высказывания. Это потому, что есть много предположений, которые мы, даже после огромного количества наблюдений, можем подтвердить лишь как возможно истинные.

Самый распространенный пример такого предположения – это общее правило, такое как «любое соединение мышьяка ядовито». Мы считаем это осмысленным высказыванием, но из-за хорошо известной проблемы индукции его можно подтвердить лишь как «возможно истинное» с учетом растущего количества наблюдений. Никакой объем наблюдений не может подтвердить, что любое соединение мышьяка ядовито, так как мы не можем экстраполировать с более чем вероятной определенностью любой конкретный пример на общий случай.

Айер также выдвинул идею эмотивизма: утверждения, связанные с моралью, являются оценочными суждениями, которыми движет эмоциональное отношение говорящего. Поскольку их нельзя подтвердить никакими объективными нравственными «фактами» или опытом, они не имеют когнитивного значения и являются бессмысленными.

Например, когда кто-то говорит: «Мэри хороший человек», он не определяет какую-либо объективную истину или ситуацию, а просто выражает свои чувства по отношению к Мэри. Сходным образом, когда мы слышим утверждение «Война – это плохо», то, поскольку это не утверждение, которое можно убедительно доказать тем или иным образом, а личное мнение, оно практически не имеет значения. Как правило, слова больше говорят о том, кто их произносит, чем о «реальности».

Применяя к философии принцип верификации, Айер ставит под сомнение саму основу метафизики, эстетики, этики и теологии. Он рассматривает типичное предложение из книги по метафизике того времени, выбранное наугад из работы Ф.Г. Брэдли «Облик и реальность»: «Абсолют входит в понятие эволюции и прогресса, но сам по себе не способен на прогресс и эволюцию».

Айер настаивает, что не существует ситуации, в которой можно было бы наблюдать истинность этого предложения. Более того, что вообще могут означать слова Абсолют (чем бы он ни был) и «входит в понятие эволюции»? Если предложение имеет смысл лишь в том случае, когда оно в принципе поддается проверке, то не ясно, при каких обстоятельствах можно наблюдать истинность высказывания Брэдли, при условии что такие обстоятельства вообще существуют. Как можно сказать, что Абсолют развивается или не развивается? Исходя из предпосылки, что Брэдли наделяет эти слова их обычным смыслом, Айер приходит к выводу, что мы должны считать его утверждение бессмысленным.

Как правило, слова больше говорят о том, кто их произносит, чем о реальности.

Айера интересует фактическое значение. К примеру, фактическое значение слов «на улице дождь» заключается в том, что идет дождь, то есть содержит в себе именно такой смысл, который отсутствует в метафизических утверждениях. Это следует отделять от других оттенков смысла, которые может иметь предложение, таких как эмоциональное значение.

К примеру, в поэзии может отсутствовать фактический смысл, но нет причин отказываться от стихов, так как поэт не пытается утверждать, что его стихи нужно воспринимать как подлинное описание реальности. В стихах обычно ценится не буквальный, а эмоциональный смысл.

С другой стороны, метафизики часто настаивают, что рассуждения о таких абстрактных концепциях, как Абсолют, представляют правдивое описание реальности, в то время как на самом деле они лишены смысла.

Хотя Айер был атеистом, он отрицал, что кто-то может осмысленно говорить об атеизме. Говорить «Бога не существует» так же бессмысленно, как и говорить «Бог существует», поскольку ни то ни другое высказывание нельзя подтвердить.

Мысли Айера о «верификации» и значимых высказываниях основаны на его вере в натурализм, или в идею о том, что к философии нельзя относиться так же, как к естественным наукам, подвергающим тщательному анализу каждое утверждение об истине. Хотя он не надеялся развенчать метафизику в целом, он мог ограничить философов утверждениями, которые, по крайней мере, имеют смысл.

Обозначая границы человеческого знания, Айер в значительной степени был наследником Дэвида Юма, к которому он относился с почтением. Это обстоятельство в сочетании со скептическим мировоззрением логических позитивистов, влиянием языкового анализа Витгенштейна и уверенностью двадцатипятилетнего юноши сделало книгу «Язык, истина и логика» впечатляющим философским произведением.

Для читателей современной академической философии, которая исследует очень конкретные вопросы, масштаб этой книги производит освежающее впечатление. Лапидарность и отсутствие технических терминов делают книгу легкой для восприятия, и хотя многие отмечали, что она не вполне оригинальна, она по-прежнему является превосходным вступлением к изучению аналитической философии и логического позитивизма.

После успеха его книги Айера однажды спросили, что будет дальше. В своей обычной высокомерной манере он ответил: «Больше ничего не будет. Философия закончилась».

Альфред Джулс Айер

Айер родился в 1910 году. Его мать принадлежала к голландско-еврейской семье, которая основала автомобильную компанию Citroën, а его отец работал в сфере финансов. Он был единственным ребенком в семье и поступил в Итонский колледж. Изучив философию в оксфордском колледже Крайстчерч, где его наставником был философ Гилберт Райл, Айер работал в британской разведке во время Второй мировой войны и занимал научные посты в Крайстчерч-колледже и лондонском Юниверсити-колледже, а также был хорошо известной медийной фигурой.

Айер женился четыре раза, включая один повторный брак, и имел много романов на стороне.

В биографической книге «А. Дж. Айер: одна жизнь» Бен Роджерс вспоминает случай, когда Айер развлекал фотомоделей на вечеринке в Нью-Йорке, как вдруг из соседней спальни донеслись громкие голоса. Супермодель Наоми Кемпбелл кричала, что ее ухажер Майк Тайсон напал на нее. Айер пошел поговорить с Тайсоном, который сказал ему: «Ты знаешь, кто я такой? Я чемпион мира по боксу в тяжелом весе!» «А я бывший профессор логики Винчестерского колледжа, – вежливо ответил Айер. – Мы оба выдающиеся люди в своем роде. Давайте поговорим как здравомыслящие люди».

После ухода на пенсию Айер выступал как поборник многих общественных инициатив, прогрессивных для того времени, включая реформу закона о правах гомосексуалистов. Он был возведен в рыцарское достоинство в 1970 году и умер в 1989 году.

Другие его книги: «Основы эмпирического знания» (1940), «Проблема знания» (1956), «Рассел и Мур: аналитическое наследие» (1971), «Юм» (1980), «Философия в XX веке» (1982) и автобиографические тома «Часть моей жизни» (1977) и «Еще о моей жизни» (1984).

Уловка эго
2011

«Вы, как человек, неотделимы от этих мыслей, от той вещи, которая их имеет. Скорее вы являетесь собранием этих мыслей… В этом и состоит уловка: создать нечто, имеющее сильное ощущение единства и целостности, из перепутанных и фрагментарных переживаний и воспоминаний, и сделать это в мозге, где нет единого центра управления. Фокус в том, что уловка работает… Нет такой вещи, которая образует наше «я», но нам нужно вести себя так, как если бы она существовала».

В двух словах

Тело и мозг обеспечивают нас сильным и непрерывным ощущением «самости», которое дает нам свободу создавать себя.

В схожем ключе

Сэм Харрис. Свобода воли (стр. 210)

Дэвид Юм. Исследование о человеческом разумении (стр. 250)

Мишель Монтень. Опыты (стр. 376)

Являетесь ли вы сегодня таким же человеком, каким были в детстве? Разумеется. Как бы сильно вы ни изменились в зрелом возрасте, ваша ДНК остается прежней. Но как насчет человека, страдающего болезнью Альцгеймера или получившего травму мозга? Если воспоминания больше недоступны для них или они больше не имеют целостного восприятия времени, пространства и других людей, можно ли сказать, что их «я» по-прежнему существует? Откуда берется ощущение «самости»? Реально ли оно или это обычная иллюзия, создаваемая мозгом и телом?

Современный философ Джулиан Баджини начинает свою книгу «Уловка эго» цитатой из Дэвида Юма (трактат «О природе человека»):

«Даже когда я наиболее полно вхожу в состояние, которое называю “собой”, то всегда спотыкаюсь о то или иное ощущение жары или холода, света или тени, любви или ненависти, боли или удовольствия, цвета или звука и т. д. Я никогда не могу поймать себя отдельно от этих ощущений».

В своем известном высказывании Юм предположил, что у нас нет единого и целостного «я», или души; вместо этого мы представляем собой хаотичный набор ощущений, который постоянно изменяется, и способ нашего восприятия вещей со временем закрепляет это положение.

Концепция личности и индивидуальности играет важную роль в современной философии и психологии. Баджини, основатель «Философского журнала», в доступной форме обсуждает некоторые наиболее увлекательные философские вопросы и изучает два конфликтующих взгляда на индивидуальность: «жемчужную» теорию и идею Юма о «клубке ощущений».

Кроме того, он говорит о людях, не принадлежащих к научному кругу, которые имеют особый угол зрения на необычные переживания, например о буддийских ламах, транссексуалах или тех, у кого был любимый человек, страдавший слабоумием. Основной вопрос, на который Баджини пытается ответить, звучит так: «Что мы такое и от чего зависит наше непрерывное существование во времени?»

«Жемчужная» теория личности гласит: несмотря на то как сильно мы меняемся со временем, существует некая самость, или внутренняя сущность, которая остается неизменной. Она обладает свободой воли и даже может существовать вне тела после его смерти.

Несмотря на множество исследований, неврология (наука о человеческом мозге) не нашла такой «жемчужины»; изначальная сущность человека не находится в какой-либо отдельной части его мозга. Напротив, разные системы мозга работают совместно, придавая нам ощущение целостности и контроля над ситуацией.

Другие организмы, такие как ящерицы, не имеют чувства индивидуальности в такой же мере, как люди. Они могут испытывать его в любой конкретный момент, но именно непрерывное ощущение своей индивидуальности отличает нас от них. Мы обладаем «автобиографической индивидуальностью», которая может создать подробную и сложную историю из наших переживаний.

«Чем старше мы становимся, тем хуже мы можем точно и уверенно определить наше прошлое «я», – говорит Баджини. – Наши мысли и поступки кажутся непостижимыми, и даже более того… В то же время каждый из нас имеет ощущение «самости», которое оказывается удивительно стойким».

Мы можем не быть тем же человеком, которым были тридцать лет назад, но всю жизнь поддерживаем ощущение индивидуальности. В определенном смысле поиски нашей истинной сущности не имеют большого значения. Для Баджини настоящее чудо заключается в том, что мы сохраняем и поддерживаем свою индивидуальность в течение долгого времени.

Он упоминает о клиническом нейропсихологе Поле Броксе, который работал с пациентами, получившими повреждения головного мозга в автомобильных авариях. Говоря о том, каким хрупким является наше ощущение индивидуальности, основанное на правильном функционировании мозга, Брукс отмечает, что даже если одно полушарие мозга травмировано, что влияет на память или другие функции, люди тем не менее продолжают иметь целостное ощущение самих себя.

Эта тяга к самоощущению необыкновенно сильна, и тому есть веская причина: мы не можем функционировать как общественные существа, не рассматривая себя отдельно от других. Действительно, если бы «самость» находилась только в одной части мозга, даже легкое повреждение этой части уничтожило бы осознание своей индивидуальности. Однако если самоощущение является продуктом взаимодействия между отдельными частями мозга, то он с большей вероятностью переживет травму или разрушение любого из этих компонентов. Даже если мозгу принесен значительный ущерб, мы настроены на то, чтобы постоянно создавать «описание» своей личности.

Современный философ Дерек Парфит описывает индивидуальность как «психологическую взаимосвязанность и непрерывность». По словам Баджини, «уловка эго» состоит в том, что мозг и тело создают «нечто, имеющее сильное ощущение единства и целостности, из перепутанных и фрагментарных переживаний и воспоминаний». Именно потому, что в мозге нет единого центра управления, эта уловка работает.

Если у ощущения индивидуальности нет реального центра, можно ли говорить, что человек обладает «характером»?

Баджини ссылается на ряд психологических экспериментов, предполагающих, что наша уверенность в собственном характере не вполне обоснованна; окружающая среда может оказывать значительно большее влияние на наши поступки.

Одним из примеров являются знаменитые эксперименты Стенли Милгрэма по «подчинению авторитету», когда люди добровольно включали электрические разряды, которые, как они знали, причинят боль другим людям. Они делали это лишь ради того, чтобы удовлетворить руководителя эксперимента. В целом они были нормальными и разумными людьми, но выяснилось, что тяга к одобрению для них важнее, чем сострадание к ближним.

Мы можем не быть тем же человеком, которым мы были тридцать лет назад, но мы всю жизнь поддерживаем ощущение индивидуальности.

В таком же знаменитом эксперименте в Стэнфордской тюрьме Филип Зимбардо в течение пяти дней создавал симуляцию тюремной обстановки. Уже после одного-двух дней обычно добродушные студенты из колледжа были готовы совершать ужасные поступки по отношению к тем, кто оказывался в их власти. «Человеческий разум дает нам возможность быть кем угодно в любое время», – сказал Зимбардо в разговоре с Баджини. Представления о врожденном человеческом характере и достоинстве – не более чем мифы.

В книге «Отсутствие характера» Джона Дориса отмечено, что «ситуационные факторы часто в большей степени определяют поведение, чем личностные факторы». Баджини полагает, что многие немцы, жившие во времена Третьего рейха, были бы добропорядочными гражданами, если бы не оказались в ситуации, которая вынудила их проявлять свои наихудшие качества. По тому же принципу, «многие люди ведут добродетельную и нравственную жизнь лишь потому, что обстоятельства никогда не проверяли их на прочность».

Философ Уильям Джеймс показывает, до какой степени наша личность формируется общественным окружением, членами семьи и друзьями. Находясь в обществе других людей, мы воспринимаем их мировоззрение, а они – наше. Джеймс отметил, что одежда стала частью нашей личности; то же самое можно сказать о домах, автомобилях и других вещах.

Один коллега Баджини задался вопросом: если в нашем смартфоне содержится так много информации о нас, разве он в определенном смысле не является частью нашей личности? Где заканчиваетесь «вы» и начинаются предметы вокруг вас?

«Наше положение в мире определяет, кто мы такие, – говорит Баджини. – Связи, образующие нашу личность, – это наши связи с другими людьми, а не связи между мыслями и воспоминаниями в нашем разуме». Мы представляем собой коллекцию разных ролей.

Однако, замечает Баджини, это еще не все: у нас есть психологическое самоощущение, которое остается с нами, какую бы роль мы ни играли. Сходным образом Джеймс рассматривает индивидуальность как «континуум чувств, который находится в потоке субъективного сознания». Независимо от нашего опыта или внешних обстоятельств, если мы имеем этот поток мыслей и чувств, то продолжаем оставаться собой.