Текст книги "50 великих книг по философии"

Как мышление или сознание соотносятся с реальностью?

Из практических соображений люди уже давно проводят кардинальное различие между неизменностью, стабильностью и «реальностью» вещей и непостоянством и мимолетностью мыслительных процессов. Это было сделано ради удобства, а не для достижения истины.

Представление Бома о целостности гласит, что, если разум и вещество происходят из общего потока, не имеет смысла рассматривать физическую реальность как нечто отдельное от мышления. Это имеет важные последствия для квантовой физики и концепции «объективного наблюдателя» в научных экспериментах. Ученые считают, что они отделены от объекта наблюдения, но если рассматривать реальность как единый поток, то объект, наблюдатель, инструменты для наблюдения и результат эксперимента следует воспринимать как аспекты одного и того же феномена.

Бом считал, что не имеет смысла рассматривать физическую реальность как нечто отдельное от мышления.

Только наши мысли, возникающие в головном мозге, и эмоциональные реакции нервной системы (назовем это нашим эго) могут служить источником для чувства отчуждения, потерянности и замешательства. Тем не менее следует понимать, что это всего лишь наши проекции и ложные категории, в отличие от всеобщей целостности бытия. Поэтому, как гласит восточная мудрость, лишь когда мы наблюдаем за своими мыслями или испытываем момент «безмыслия» во время медитации, то начинаем принимать действительность такой, как она есть.

Ваше мировоззрение диктует ваше отношение к миру. Если вы воспринимаете реальность в терминах отдельных объектов, таким и будет ваш жизненный опыт. Если вы воспринимаете реальность как неделимое целое, это естественным образом изменит ваше отношение к другим формам жизни и к собственному сознанию.

Бом проводит различие между мышлением, тесно связанным с памятью, и «разумным восприятием», которое может быть вспышкой понимания, когда мы видим, что наш образ мыслей был ошибочным, или усвоенным знанием.

Такие «разумные восприятия» как будто приходят из ниоткуда и представляют собой нечто действительно новое.

По словам Бома, среди ученых преобладает мнение, что любое восприятие, каким бы новым оно ни казалось, возникает в нейронах и синапсах головного мозга. Однако если восприятие является действительно новым и безусловным, то невозможно, чтобы оно приходило из «банков» памяти и опыта, существующих в мозге.

Такие восприятия приходят от всеобщего потока сознания, превосходящего любое отдельное сочетание клеток в головном мозге.

Можно «узнать» что-то через восприятие, не имея основы для знания в виде памяти или механического мышления. Мы просто настраиваемся на поток сознания во Вселенной (фактически мы всегда являемся его частью).

То же самое относится к подлинному творчеству: никто не может сказать, откуда приходят оригинальные идеи.

Творчество остается загадкой, потому что оно в буквальном смысле приходит не «от нас», а от потока сознания, частью которого мы являемся.

В качестве аналогии Бом приводит радиоприемник, который при включении издает бессмысленный фоновый шум. «Когда мысль функционирует сама по себе, она механистична и неразумна, так как налагает на восприятие свой неадекватный и в целом бесполезный порядок, извлеченный из памяти», – пишет он. Лишь когда мысль настроена на определенную частоту (разумный порядок), она становится инструментом этого порядка и обретает смысл.

Несмотря на наши знания о квантовой физике, Бом отмечает, что ученые по-прежнему разделяют механистический взгляд на Вселенную. Сначала Вселенная состояла из атомов, потом из электронов, теперь это кварки и протоны[5]5
  Так у автора.


[Закрыть].

Хотя Бом писал до введения в строй Большого адронного коллайдера и поисков бозона Хиггса, или «частицы Бога», он рассматривал бы это как часть поиска основных строительных кирпичиков Вселенной.

Но даже теория относительности подразумевает иллюзорность существования отдельных стабильных частиц. Эйнштейн предпочитал думать о Вселенной как о взаимодействии энергетических полей. Лишь наша упорная привычка во всем находить «вещи» питает наше желание рассматривать Вселенную как сосуд, наполненный веществом, в то время как она больше похожа на сложное переплетение полей и потенциалов.

По словам Бома,

«То, что мы называем пустым космическим пространством, содержит огромное количество фоновой энергии… Вещество, как мы его знаем, представляет собой лишь небольшую, «квантованную» и похожую на волну пертурбацию на этом фоне, крошечную рябь на поверхности огромного моря… Космос, в котором так много энергии, является полным, а не пустым».

Идея Бома о том, что Вселенная представляет собой одно текучее целое, в философии называется «нейтральным монизмом». Чрезвычайно рациональный Бертран Рассел соглашался с ней и писал, что «дуализм разума и вещества является ошибкой; есть только один вид материала, из которого состоит весь мир, и в одном состоянии этот материал называется умственным, а в другом физическим».

Значит, по мнению Бома, мы можем сказать, что отдельных людей на самом деле не существует? Он пишет: «Было бы крайним заблуждением считать… что каждый человек является независимой сущностью, взаимодействующей с другими людьми и с природой. Скорее все они являются проекциями единого целого». Мы существуем как отдельные феномены, но лишь до того, как возвращаемся в общий поток. Мы никогда не бываем по-настоящему отдельными; мы больше напоминаем узоры на ковре или рябь на поверхности воды.

Дэвид Бом

Бом, родившийся в Пенсильвании в 1917 году, еще в детстве любил мастерить и изобретать разные вещи. Его родители были иммигрантами из Венгрии и Литвы, отец владел мебельным магазином.

Бом учился в колледже штата Пенсильвания, а потом поступил в Калифорнийский университет в Беркли, где работал в лаборатории Лоуренса и входил в группу теоретических физиков под руководством Роберта Оппенгеймера. В то время он также принимал участие в радикальной политике, включая лигу молодых коммунистов и движение против призыва в армию.

Оппенгеймер хотел, чтобы Бом принял участие в лос-аламосском проекте по созданию атомной бомбы, но из-за его политической активности в студенческом возрасте ему не дали соответствующий допуск по соображениям безопасности.

Бом преподавал в Беркли, где он получил ученую степень, хотя и столкнулся с определенными трудностями: его исследования были засекречены, и ему закрыли доступ к ним. После войны Бом занял должность в Принстонском университете, где работал вместе с Альбертом Эйнштейном. Однако в 1950 году он предстал перед сенатской комиссией Маккарти по обвинению в антигосударственной деятельности из-за предыдущих связей с коммунистами, где отказался давать показания против своих друзей и коллег.

Бом был арестован, и Принстонский университет приостановил его полномочия; даже после оправдания в 1951 году он не смог восстановиться в прежней должности. Ему предложили место профессора физики в университете Сан-Паулу, и в 1951 году он опубликовал «Квантовую теорию», которая считается классическим изложением Копенгагенской интерпретации квантовой механики.

В 1955 году Бом переехал в Израиль и познакомился с Сарой Вульфсон, на которой впоследствии женился. Два года спустя он получил стипендию на научные исследования в Бристольском университете, где вместе со своим студентом открыл эффект Ааронова – Бома, связанный со странной способностью электронов «ощущать» магнитные поля.

В 1961 году он занял свой последний пост профессора теоретической физики в лондонском Биркбек-колледже, где тесно сотрудничал с Бэзилом Хили. Бом получил известность как организатор открытой дискуссии о разрешении мировых социальных проблем (известной как «диалоги Бома»). Он умер в Лондоне в 1992 году.

Другие его книги: «Причинность и случайность в современной физике» (1961), «Конец времени» (1985, в соавторстве с Джидду Кришнамурти), «Развертывающееся сознание» (1971) и «Неделимая Вселенная» (1993, в соавторстве с Бэзилом Хили). Книга Ли Николь «Главное о Дэвиде Боме» (2002) включает предисловие, написанное далай-ламой.

Понимание власти
2002

«Действующим критерием военного преступления на Нюрнбергском процессе было «уголовное деяние, которое не совершалось на Западе»; иными словами, если вы могли доказать, что американцы и британцы делали то же самое, это считалось законной защитой… Об этом утверждалось прямо – если вы читали книгу Тэлфорда Тейлора, американского прокурора на судебном процессе, он говорит именно так, и совершенно уверен в своих словах. Если так поступали на Западе, – это не преступление; оно является преступлением лишь в том случае, если немцы делали это, а мы нет».

В двух словах

В демократических странах власть утихомиривает несогласных, злоупотребляя языковыми определениями.

В схожем ключе

Гарри Франкфурт. О брехне (стр. 202)

Никколо Макиавелли. Государь (стр. 342)

Платон. Республика (стр. 416)

Ноам Хомски, вероятно, самый знаменитый из современных философов, но, строго говоря, он является лингвистом. Он получил широкую известность после выхода книги «Синтаксические структуры» (1957), где опровергалась идея о том, что наш разум является чистой грифельной доской. В этой книге Хомски доказал, что мы приспособлены к языковому общению на неврологическом уровне (поэтому мы так быстро усваиваем язык). Однако он попал в список ведущих мировых интеллектуалов благодаря своим мыслям о власти, политике и средствах массовой информации.

Что такое интеллектуал? В словарных определениях говорится о «человеке, который решает задачи, требующие применения интеллекта», но в более широком смысле это определение относится к человеку, который отказывается безоглядно следовать общепринятым сценариям и сомневается во всем.

Классическая работа Хомски «Язык и политика»[6]6
  Английское название книги – «Manufacturing Consent», или в буквальном смысле «Фабрикация согласия».


[Закрыть] (1988) разрушила миф о беспристрастных средствах массовой информации, показав прессу как часть правительственных структур. В книге «Понимание власти», построенной в виде вопросов и ответов и основанной на записях семинаров и бесед с 1989 по 1999 год, предлагается более полная картина его философских взглядов.

Редакторы книги Питер Митчелл и Джон Шоффель написали: «Его политическое мышление отличается не новыми откровениями или одной всеобъемлющей идеей. В сущности, политическая позиция Ноама Хомски уходит в корнями в концепции, известные на протяжении столетий. Главное достоинство автора заключается в свободном владении огромным количеством информации и в его удивительном искусстве наглядно разоблачать системы и способы обмана, которыми пользуются могущественные учреждения в современном мире».

Эта книга имеет свой веб-сайт с сотнями страниц комментариев и ссылок на реальные правительственные документы. В противоположность своей репутации сторонника теории заговоров Хомски всегда стремился подталкивать людей к самостоятельному мышлению.

Книга «Понимание власти» открывает глаза на действительное положение вещей. Охват ее очень широк, и мы рассмотрим темы, составляющие только ее первую часть.

Хомски начинает с дискуссии об употреблении языка и злоупотреблении языком для сокрытия несправедливых поступков.

Он отмечает различие между словарным смыслом слов и их смыслом в контексте идеологической войны. К примеру, «терроризм» – это что-то, чем занимаются лишь другие. Еще одно слово, которым часто злоупотребляют, – это «защита». «Я никогда не слышал о государстве, которое признается в том, что оно совершает акт агрессии, – говорит Хомски. – Государства всегда кого-то защищают».

Массмедиа никогда не сомневаются в этом; например, ни одно крупное издание не усомнилось в том, что США «защищают» Южный Вьетнам, хотя на самом деле Соединенные Штаты развязали там войну. «Защита» становится оруэлловским термином, смысл которого заключается в его противоположности. «Термины политического дискурса устроены таким образом, чтобы препятствовать размышлению о них», – пишет Хомски.

По его мнению, желание Америки изображать себя защитницей демократии во всем мире является ложью; на самом деле она поддерживает только те демократии, которые ей нравятся.

К примеру, так как при сандинистах бизнес не играл заметной роли в управлении Никарагуа, с точки зрения США это была не настоящая демократия, и ее смещение выглядело оправданным. Хомски сравнивает этот случай с Сальвадором и Гватемалой, где правительства находились под управлением военной хунты, защищавшей местных олигархов (землевладельцев, бизнесменов и высокооплачиваемых профессионалов), чьи интересы были тесно связаны с интересами США.

«Не имеет значения, что они взрывают редакции независимых газет, убивают политических оппонентов, гноят в тюрьме десятки тысяч людей и не устраивают ничего, даже отдаленно напоминающего свободные выборы. Это «демократии», потому что ими управляют нужные люди; в противном случае они бы не были «демократиями».

Хомски не просто критикует правительство. Он отмечает:

«В нашем обществе реальная власть сосредоточена не в политической системе, а в частной экономике: там принимаются решения, что производить, сколько производить, что нужно потреблять, куда нужно направлять инвестиции, кто имеет работу, кто контролирует ресурсы, и так далее».

Пока дела обстоят таким образом, не может быть никакой подлинной демократии, поскольку капитал находится в руках немногих избранных, а центральное положение в обществе занимают деньги, а не политическая власть как таковая. В наши дни экономика и есть общество, поэтому экономики развитых стран управляются по принципу «пусть богатые будут счастливы».

Хомски рассматривает себя в русле классической либеральной традиции, которая, как он напоминает, сложилась в докапиталистические времена и была сосредоточена на «праве людей выбирать себе работу и потребности в свободной творческой деятельности». По этой причине наемный труд при современном капитализме следует рассматривать как аморальное занятие. Если вы не контролируете свою работу, то становитесь рабом, получающим зарплату.

По словам Хомски, капиталистическая экономика всегда строилась не на основе максимального блага для настоящих тружеников, а на основе самого капитала. Но он не призывает к национализации отраслей промышленности, так как это лишь передаст власть в руки государственной бюрократии. Вместо этого он выступает за совместное владение предприятиями и контроль над движением капиталов в рыночной экономике. Лишь когда это произойдет, демократия распространится на экономику; пока этого нет, «политическая власть граждан всегда остается крайне ограниченной».

Хомски на много лет опередил движение Occupy[7]7
  Движение Occupy Wall Street («Захвати Уолл-стрит») – акция гражданского протеста в Нью-Йорке, проходящая с сентября 2011 года по настоящее время. Цель акции – привлечение общественного внимания к «преступлениям финансовой элиты» и призыв к структурным изменениям в экономике.


[Закрыть], когда отметил, что «примерно половина населения думает, что правительство состоит из «нескольких больших шишек, заботящихся только о своих интересах»… Люди либо знают, либо их можно быстро убедить, что они не участвуют в политическом процессе и что политику делают могущественные силы, не имеющие с ними почти ничего общего».

При обсуждении окружающей среды Хомски указывает на противоречие между желанием людей сохранять и умножать живую природу и прибылями, которыми руководствуются корпорации:

«Генеральный директор General Electrics… Его работа заключается в увеличении прибыли и доли на рынке, а не в том, чтобы обеспечить сохранность окружающей среды, и не в том, чтобы его подчиненные могли вести достойную жизнь. Эти цели просто конфликтуют между собой».

Однако он все-таки видит причину для оптимизма: несмотря на «обеление» реальности в средствах массовой информации и захват политики корпорациями, люди очень скептически настроены по отношению к элитам и традиционным коммерческим и властным интересам.

Разочарование – это не сухой остаток, указывает он. Его можно направить на любую цель или группу, которая хочет мобилизоваться, включая евангелистов, защитников окружающей среды, а среди наиболее современных примеров – участников движения Occupy и Чайной партии[8]8
  Чайная партия – право-консервативная общественная организация в США, протестующая против политики Б. Абамы.


[Закрыть].

Несмотря на риторику о расширении свобод по всему миру, Хомски утверждает, что реальная цель американской политики заключается в том, чтобы держать как можно больше государств в зависимости от США. Он говорил об этом более двадцати лет назад, но то же самое в наши дни можно сказать о Китае и его усилиях «купить» такие страны, как Непал на своей периферии и многие африканские страны, богатые природными ресурсами.

Крупные державы сопротивляются независимости небольших государств, поскольку тогда они будут уделять больше внимания благополучию собственных граждан вместо проведения политики, обслуживающей интересы могущественных стран.

По словам Хомски, внешняя политика США предназначена для удобства американских инвесторов, поэтому, если какое-нибудь иностранное правительство предпринимает меры, направленные в первую очередь на благо своего народа, «такому правительству придется уйти».

Хотя Америка настаивает на том, чтобы развивающиеся страны открывали свои рынки, Хомски замечает, что «в истории нет ни одной экономики, которая развивалась без обширных государственных интервенций, таких как высокие протекционистские тарифы, субсидии и так далее. Фактически все то, чему мы препятствуем в странах третьего мира, является необходимым условием для развития во всех остальных странах».

По словам Ноама Хомски, любая зарубежная политика направлена на обслуживание целей внутренней политики – но что защищают правители? В качестве примера он называет приход к власти большевиков в России. Никто всерьез не говорил о том, что большевики могут напасть на Соединенные Штаты. Скорее существовало опасение, что большевистские идеи окажутся заразительными и причинят вред внутренней политике США.

Сразу же после революции в России американский госсекретарь Роберт Лэнсинг предупредил президента Вильсона, что большевики «обращают свой призыв к пролетариям всех стран, к неграмотным и умственно неполноценным, которые уже в силу своего количества могут свергнуть любое правительство». Иными словами, представители элиты верили, что американские граждане сами думают о революции и их нужно поставить на место. Их ответом была отправка войск в Россию и пропагандистская кампания о «красной угрозе» внутри страны для дискредитации большевизма как антиамериканской идеологии.

Более современная война против терроризма может рассматриваться как очередное проявление этого феномена, когда гражданские права ограничиваются ради борьбы с внешней угрозой, которая, волне возможно, является преувеличенной.

Хомски указывает на контраст между гигантскими оборонными бюджетами и скудными затратами на образование и здравоохранение. По его словам, дело в том, что социальные расходы «увеличивают опасность демократии».

Если больше денег будет потрачено на школы и больницы, это повлияет на местное самоуправление и люди захотят принимать более активное участие в политической жизни. С другой стороны, деньги, потраченные на бомбардировщики «Стелс», не вызывают вопросов, так как это не оказывает непосредственного влияния на жизнь людей, и средний человек почти ничего не знает о военной авиации.

Хомски отмечает:

Поскольку одна из главных целей общественной политики состоит в том, чтобы население оставалось в пассивном состоянии, власть предержащие стремятся устранить все, что побуждает граждан к участию в государственном планировании, так как народное участие угрожает монополии на власть, принадлежащей бизнесу, стимулирует создание общественных организаций, мобилизует людей, приводит к возможному перераспределению прибылей и так далее.

Издержки империалистической политики перекладываются на плечи граждан в виде налогов, но прибыль от этой политики достается богатым. Поэтому средний человек ничего не получает от империалистической внешней политики, зато оплачивает ее своим трудом.

Трудно сохранить прежнее отношение к политике и средствам массовой информации после чтения сочинений Ноама Хомски, но было бы неправильно рассматривать его книгу только как атаку на США. Коррупция свойственна любой власти, и везде можно найти примеры из местного опыта.

Понимание власти – это не просто знание того, что сделали конкретная страна, корпорация или государственное учреждение, а представление о том, что они могли бы сделать, если бы не существовало системы сдерживания и противовесов. Но если Америка так могущественна, то с учетом неустанных разоблачений и нападок со стороны Ноама Хомски неужели его самого уже давно не заставили бы молчать? Его ответ прост: он является белым мужчиной, которых на современном Западе считают «священными коровами». Убийство одного из них – уже громкий скандал, поэтому оно бы противоречило общепринятым интересам.

Признание своей ограниченности часто служит признаком блестящего ума, и Хомски неустанно подчеркивает слабую убедительность научных объяснений современного мира, особенно когда речь идет о сложных факторах, таких как человеческие поступки и мотивации.

После знакомства с его сочинениями о «темной стороне силы» удивительно, что он не смотрит в будущее с пессимизмом. Он не согласен с социобиологами, утверждающими, что люди естественным образом предрасположены к эгоизму, и замечает, что «если посмотреть на природу человека, вы увидите все… вы увидите огромное самопожертвование, безмерное мужество, цельность характера и тягу к разрушению».

Любые достижения можно повернуть вспять, но в целом Хомски видит прогресс. Теперь к людям реже относятся как к предметам или средствам для достижения цели («еще недавно рабство считалось замечательной вещью»), и даже если властные структуры лишь на словах поддерживают свободу, самоопределение и права человека, по крайней мере, это общепризнанные идеалы.

Ноам Хомски

Хомски родился в Филадельфии в 1928 году. Его отец эмигрировал из России и был видным еврейским ученым. В десять лет Хомски написал статью об угрозе фашизма после Гражданской войны в Испании, с двенадцати-тринадцати стал считать себя анархистом. Он поступил в Пенсильванский университет в 1945 году, где познакомился с видным лингвистом Зелигом Харрисом. В 1947-м он решил стать лингвистом, а через два года женился на специалисте по лингвистике Кэтрин Шац.

С 1951 по 1955 год Хомски был аспирантом в Гарварде, где защитил диссертацию, впоследствии известную под названием «Логическая структура лингвистической теории». В 1955 году он стал профессором Массачусетского технологического института и с тех пор преподавал там. В 1965 году он организовал гражданский комитет, выступавший за отказ от налогов в знак протеста против войны во Вьетнаме, что принесло ему международное признание. Четыре года спустя он опубликовал свою первую книгу о политике, «Американская власть и новые мандарины» (1969).

Другие его книги: «Политэкономия прав человека» (1979, в соавторстве с Эдвардом С. Германом), «Сдерживающая демократия» (1991), «Державы и перспективы» (1996) и «Неудачные государства» (2006). Киноверсия книги «Язык и политика» появилась в 2001 году.