Текст книги "Кремлевский кардинал"

7. Катализаторы

– Итак, полковник, какова ваша оценка? – спросил Филитов.

– "Яркая звезда" является, на мой взгляд, самой важной программой в Советском Союзе, – уверенно заявил Бондаренко и передал Филитову сорок страниц рукописного текста. – Это первый черновик моего отчета. Я подготовил его во время рейса, в самолете. Завтра будет готов перепечатанный отчет, но мне казалось, что вам будет интересно...

– Вы совершенно правы. Насколько мне известно, там провели испытание...

– Тридцать шесть часов назад. Я присутствовал при этом, и мне разрешили осмотреть оборудование до испытания и после него. Сам объект и его персонал произвели на меня глубокое впечатление. Если позволите высказать свою точку зрения, генерал Покрышкин – выдающийся военный и идеальный человек для должности руководителя проекта «Яркая звезда». Он отнюдь не карьерист, в этом нет никакого сомнения, скорее мыслящий офицер, причем один из лучших. Руководить такими видными учеными на горной вершине совсем не просто...

Филитов кивнул и что-то проворчал, соглашаясь с Бондаренко.

– Мне приходилось работать с учеными. Вы утверждаете, что они работают там, как в военной организации?

– Нет, товарищ полковник, однако Покрышкин нашел способ удовлетворять их потребности и получать взамен соответствующую отдачу. Там, на объекте, все испытывают ощущение... своего предназначения, что ли. Такое редко встречается даже среди офицеров. Поверьте, Михаил Семенович, я говорю это по зрелом размышлении, взвесив все происшедшее. Все стороны деятельности в рамках этой программы произвели на меня глубокое впечатление. Думаю, что такая же атмосфера царит и на объектах, связанных с космической программой. Мне доводилось слышать об этом, но, поскольку я не бывал на полигонах, сделать определенный вывод затрудняюсь.

– А сама система?

– "Яркая звезда" еще не стала оружием. Им нужно устранить технические трудности. Генерал Покрышкин указал на них и подробно разъяснил, в чем они заключаются – В данный момент это всего лишь экспериментальная программа, однако они уже добились колоссального прорыва вперед. Через несколько лет это будет оружием огромной потенциальной мощи.

– Какие средства им потребуются? – спросил Филитов.

– Трудно определить даже приблизительно, – пожал плечами Бондаренко. – Средства понадобятся большие, однако наиболее дорогая часть программы – фаза исследований и разработок – уже завершена. Сами производственные расходы должны быть меньше, чем следует ожидать, – я имею в виду производство самого оружия. Оценить затраты на вспомогательное оборудование, радиолокаторы и разведывательные спутники я не могу. В любом случае это не входило в мое задание. – К тому же, подобно всем кадровым военным, Бондаренко интересовала не стоимость, а эффективность вооружений.

– Насколько надежна система?

– Есть определенные трудности, но разрешимые. Лазерные установки сложны по своему устройству и нуждаются в тщательном обслуживании. Но если построить больше, чем требуется для работы, мы сумеем легко пропускать их через цикл технического оборудования и одновременно всегда иметь в готовности необходимое количество. Говоря по правде, именно такой метод предложил старший инженер проекта.

– Значит, им удалось решить проблему мощности выходного сигнала?

– В моем черновике все это описывается в общих чертах. В окончательном варианте я сделаю это подробнее.

– Значит, даже мне будет понятно? – улыбнулся Филитов.

– Товарищ полковник, – серьезно, без тени улыбки, заметил Бондаренко, – я знаю, что вы разбираетесь в технике гораздо лучше, чем делаете вид. Увеличение мощности импульса, его теоретическое обоснование, достаточно просто. Гораздо сложнее технические и производственные детали, но их тоже можно понять исходя из новой структуры лазерной полости. Как это произошло с первой атомной бомбой – после того как были разработаны теоретические основы, технические детали постепенно развивались и совершенствовались.

– Отлично. Вы сумеете представить свой отчет завтра?

– Да, товарищ полковник.

Филитов встал, и Бондаренко поднялся из-за стола вместе с ним.

– Сегодня я прочитаю черновик. Принесите мне текст вашего окончательного доклада, и я буду изучать его во время уик-энда. На будущей неделе доложим министру.

Поистине неисповедимы пути Аллаха, подумал Лучник. Как ему ни хотелось сбить советский транспортный самолет, пришлось вернуться в родной Газни на берегу реки. Со дня, когда он покинул Пакистан, прошла всего неделя. Буря, бушевавшая на протяжении нескольких дней, вынудила советские самолеты оставаться на аэродромах, и потому он сумел двигаться очень быстро. Лучник прибыл на базу своего отряда с новым запасом зенитных ракет и узнал, что главарь отряда готовится напасть на советский аэродром, расположенный поблизости от города. Суровая зима была трудной для всех, и неверные поручили наружную охрану афганским солдатам, находящимся на службе у предателей в Кабуле. Русские не подозревали, однако, что майор, командир батальона, несущего охрану по наружному периметру авиабазы, был предан местным моджахедам. Когда пробьет нужный час, афганские солдаты снимут свои посты и дадут возможность трем сотням партизан напасть прямо на советский лагерь.

Наступление должно было вестись быстро и решительно. Бойцы за свободу разделились на три роты, по сотне моджахедов в каждой. Все три роты начнут штурм одновременно; главарь понимал важность тактического резерва, но у него было слишком мало солдат, и фронт протянулся на слишком большое расстояние. Ему пришлось рисковать, но и он и его люди с 1980 года рисковали много раз. Если снова придется рискнуть, разве это так уж важно? Как всегда, главарь будет находиться в самом опасном месте, и Лучник – рядом с ним. Они устремятся к аэродрому и ненавистным самолетам с наветренной стороны. Русские попытаются поднять свои машины при первом же сигнале тревоги как для того, чтобы спасти их, так и для того, чтобы обеспечить себя поддержкой с воздуха. Лучник посмотрел в бинокль на четыре вертолета Ми-24. У всех четырех под короткими, словно обрубленными крыльями висел полный боекомплект ракет, В распоряжении моджахедов был всего один миномет, который мог нанести по ним удар на земле. Поэтому Лучник будет находиться позади цепи нападающих, обеспечивая поддержку. У него не было времени для ловушки с помощью дымовой ракеты, однако ночью это вряд ли принесло какой-либо успех.

В сотне ярдов от наступающей цепи партизан главарь встретил на заранее намеченном месте майора афганской армии. Они обнялись и вознесли хвалу Аллаху. Блудный сын вернулся в колыбель ислама. Майор доложил, что два из его трех ротных командиров согласились действовать в соответствии с планом, однако командир третьей роты остался верен русским. Преданный моджахедам сержант через несколько минут убьет этого офицера и откроет его сектор для отхода после завершения операции. Стоящие вокруг партизаны стыли на леденящем ветру. Когда сержант выполнит задание, он даст сигнал ракетой.

Советский капитан и афганский лейтенант были друзьями, что изумляло их, когда они задумывались над этим. Правда, советский офицер старался уважать местные обычаи, а его афганский друг верил, что марксизм-ленинизм прокладывает дорогу в будущее. Что угодно будет лучше, чем вражда между племенами и кровная месть, господствовавшие в этой несчастной стране на протяжении всей ее истории. Молодого афганца рано заметили как многообещающего кандидата для идеологической обработки, вывезли на самолете в Советский Союз, где он увидел, как там хорошо живется – по сравнению с Афганистаном, особенно поразила его сфера здравоохранения. Отец лейтенанта умер пятнадцать лет назад, сломав руку, в результате заражения крови, а поскольку он никогда не пользовался благосклонностью вождя племени, то его юный сын провел отнюдь не идиллическую молодость.

Оба офицера смотрели сейчас на карту и решали, как патрулировать местность на будущей неделе. Вести патрулирование было необходимо, чтобы помешать бандитам-моджахедам приближаться к авиабазе. Сегодня патрулированием занималась вторая рота.

В командный бункер вошел сержант с телеграммой в руке. Когда он увидел двух офицеров вместо одного, на лице его не отразилось удивления. Левой рукой он передал конверт с радиограммой афганскому лейтенанту, в правой сжимал рукоятку ножа с лезвием, спрятанным в рукаве гимнастерки, сшитой по русскому образцу. Сержант смотрел только на офицера, которого ему поручили убить, и старался сохранить спокойствие, почувствовав пристальный взгляд русского капитана. Наконец, русский отвернулся и взглянул в амбразуру бункера. Почти в то же мгновение афганский лейтенант бросил радиограмму на карту и продиктовал ответ.

Внезапно русский повернул голову. Что-то встревожило его, он понял, что что-то здесь не так еще до того, как осознал причину. И тут он увидел, как рука сержанта стремительным движением взметнулась к горлу его друга. Советский капитан бросился к своему автомату, а афганский офицер откинулся назад, уклоняясь от удара. Ему повезло лишь потому, что нож на мгновение запутался в слишком длинном рукаве гимнастерки. Выругавшись, сержант освободил нож и рванулся вперед, нанося режущий удар по животу. Лейтенант вскрикнул от боли, но сумел схватить руку сержанта, прежде чем лезвие успело вонзиться глубоко в тело. Их лица были настолько близко, что каждый чувствовал дыхание другого. Одно лицо было слишком потрясено случившимся, чтобы выразить испуг, а другое казалось слишком разъяренным. В конце концов жизнь лейтенанта спас излишне длинный рукав сержантской гимнастерки – русский капитан щелкнул предохранителем своего автомата и очередь из десяти пуль прошила бок убийцы. Сержант упал без единого звука. Лейтенант поднес к лицу окровавленную руку. Капитан подал сигнал тревоги.

Характерный металлический стрекот автомата Калашникова донесся в четырехстах метрах от того места, где ждали сигнала моджахеды. Одна и та же мысль охватила всех – план нарушен. К сожалению, они не подумали о том, чтобы подготовить альтернативный план. Слева от них позиция, занятая третьей ротой, осветилась вспышками автоматных очередей. Солдаты стреляли просто так, в никуда, – перед ними не было партизан, однако грохот выстрелов не мог не встревожить русских солдат, занимавших позиции в трехстах метрах отсюда. Поскольку иного выхода не было, главарь отряда послал вперед своих людей, вместе с которыми бросились почти двести афганских солдат, для которых переход на сторону бывшего противника явился облегчением. Это дополнительное подкрепление не могло внести решающего изменения в ход боя, как это можно было ожидать. У новых моджахедов не было тяжелого стрелкового оружия, за исключением нескольких пулеметов со своими расчетами, а единственный миномет никак не могли установить.

Лучник выругался, заметив, что на аэродроме, в трех километрах отсюда, погасли огни. Их заменили мелькающие точки электрических фонариков – это экипажи бежали к своим машинам. Через мгновение яркие осветительные ракеты, спускающиеся на парашютах, превратили ночь в день. Сильный юго-восточный ветер сдувал их в сторону, но взамен появлялись новые. Лучнику не оставалось ничего другого, кроме как включить свое пусковое устройство. Он видел вертолеты... и один транспортный самолет Ан-26. Левой рукой Лучник поднес к глазам бинокль: двухмоторный самолет с высоким расположением крыльев сидел на аэродроме, подобно спящей птице на незащищенном гнезде. К нему тоже бежали люди. Лучник снова направил бинокль в сторону вертолетов.

Первым взлетел Ми-24. Лопасти его несущего ротора рассекали разреженный воздух, он боролся с завывающим ветром, отчаянно стараясь набрать высоту. В это мгновение внутри аэродромного периметра начали вспыхивать разрывы мин. Зажигательная мина, снаряженная фосфором, упала рядом с другим «Хайндом», ее раскаленная белая вспышка воспламенила топливо в баках вертолета, и экипаж в панике стал выбрасываться на поле; у одного из пилотов загорелся комбинезон. Они едва успели отбежать от пылающего вертолета, как он взорвался, прихватив с собой еще один «Хайнд», стоящий рядом. Последнему вертолету удалось взлететь. Он исчез с потушенными огнями в темноте ночи, раскачиваясь от порывов ветра. Оба уцелевших вертолета вернутся – Лучник не сомневался в этом, – но моджахедам удалось уничтожить остальные два прямо на аэродроме, и он не ожидал такого успеха.

Зато остальная часть операции развивалась неудачно. Мины падали перед наступающими партизанами. Лучник отчетливо видел вспышки автоматных очередей и разрывы гранат. Сквозь их грохот доносились и другие звуки боя: крики людей, идущих в атаку, стоны раненых. Отсюда трудно было отличить крики русских от воплей афганцев, но это не интересовало Лучника. Ему не понадобилось напоминать Абдулу о необходимости смотреть в небо в поисках вертолетов с выключенными ходовыми огнями. Он попытался воспользоваться прибором наведения в своем пусковом устройстве, чтобы обнаружить невидимое тепло вертолетных турбин, но безуспешно. Тогда Лучник снова стал смотреть на единственный самолет, все еще стоявший на аэродроме. Возле него рвались мины, но экипаж уже включил двигатели, и крылатая машина сдвинулась с места. Лучник прикинул направление ветра и пришел к выводу, что самолет обязательно попытается взлететь навстречу ему, а затем повернет в самую безопасную сторону аэродрома. В разреженном воздухе набрать высоту будет нелегко, и, когда пилот повернет свою машину после взлета, он уберет закрылки, уменьшив таким образом подъемную силу, но увеличив скорость. Лучник хлопнул Абдула по плечу и побежал налево. Через сотню метров он остановился и снова посмотрел на советский транспортный самолет, который набирал скорость, осыпаемый фонтанами черной грязи, подпрыгивая на неровном замерзшем грунте.

Лучник замер, чтобы зенитная ракета могла взглянуть на цель, и тут же устройство наведения защебетало, ощутив тепло, исходящее от горячих двигателей самолета на фоне холодной безлунной ночи.

– Взлетная скорость! – крикнул второй пилот, стараясь перекричать шум боя и рев двигателей. Его глаза не отрывались от приборной панели, пока первый пилот все свое внимание сконцентрировал на том, чтобы удержать самолет на прямой. – Подъем!

Первый пилот взял рычаг на себя. Нос самолета поднялся вверх, и Ан-26 в последний раз подпрыгнул на замерзшей грунтовой дорожке и оторвался от нее. Второй пилот мгновенно убрал шасси, чтобы уменьшить сопротивление воздуха и дать возможность самолету быстрее набрать скорость. Пилот наклонил самолет вправо, делая плавный поворот и уходя от того, что сверху казалось наибольшим скоплением огня из стрелкового оружия. Набрав высоту, он полетел на север, в сторону Кабула. Сидящий позади пилотов штурман не смотрел на карты. Его задача заключалась в том, чтобы каждые пять секунд выпускать осветительные ракеты, снабженные парашютами. Это делалось не для освещения поля боя, хотя и выглядело со стороны таким образом. Назначением осветительных ракет было обмануть зенитные ракеты, выпущенные с поверхности и снабженные устройствами инфракрасного наведения. В наставлении говорилось, что выпускать ракеты нужно каждые пять секунд.

Лучник тщательно следил, как запускаются ракеты. Он слышал изменения в звучании устройства наведения всякий раз, когда очередной парашют с висящим под ним грузиком вылетал из люка самолета и осветительный состав вспыхивал, заливая все вокруг ослепительным сиянием. Афганцу нужно было вести левый двигатель самолета и точно рассчитать момент пуска ракеты, если он надеялся поразить цель. Он уже рассчитал в уме ближайшую точку пролета Ан-2б – примерно девятьсот метров, – и как раз перед тем как достигнуть этой точки, из грузового отсека вылетело очередное осветительное устройство. Через секунду искатель зенитной ракеты вернулся к нормальному тону захвата цели, и Лучник нажал на спусковой крючок.

Как всегда, когда пусковое устройство дернулось в его руках, Лучник испытал чувство ни с чем не сравнимого наслаждения, близкого к сексуальному. Ему казалось, что звуки боя, кипящего вокруг, стихли и все внимание сконцентрировалось лишь на стремительно удаляющейся точке желтого пламени.

Штурман едва успел выбрать очередное осветительное устройство, как «Стингер» ударил в левый двигатель. Его первой мыслью было негодование – в наставлении напутали! Бортмеханик не испытывал подобных сомнений – автоматическим движением он нажал на кнопку аварийного выключения левой турбины. Этим было перекрыто поступление топлива к двигателю, выключено его электроснабжение, винт переведен в режим свободного вращения, и одновременно сработала система пожаротушения. Пилот надавил ногой на педаль руля управления, стараясь компенсировать занос влево, вызванный потерей тяги на одном двигателе, и тут же опустил нос самолета. Это был опасный маневр, но нужно было сделать выбор между скоростью и набором высоты, и пилот решил, что скорость сейчас важнее. Бортмеханик доложил, что топливный бак левого крыла пробит, но до Кабула всего сто километров. И тут он услышал тревожный возглас:

– Левый мотор горит!

– Включить систему пожаротушения!

– Система включена! Двигатель полностью изолирован.

Пилот с трудом победил искушение оглянуться по сторонам. Самолет находился на высоте всего ста метров, и сейчас было опасно отвлекаться от главного – от пилотирования самолета. Уголком глаза летчик увидел вспышку оранжевого пламени, но заставил себя не обращать на это внимания. Он взглянул на горизонт, затем на указатель скорости, альтиметр и снова на горизонт.

– Теряем высоту, – услышал он голос второго пилота.

– Опустить закрылки на десять градусов, – распорядился летчик. Он решил, что скорость самолета достаточно велика, чтобы пойти на такой риск. Второй пилот опустил руку, выдвигая закрылки, и тем самым обрек на гибель и самолет и всех его пассажиров.

Взрыв зенитной ракеты повредил гидравлические шланги, управляющие левыми закрылками. От увеличенного давления, необходимого для перемещения закрылков, шланги разорвались, и закрылки на левом крыле самопроизвольно втянулись. Утрата подъемной силы с одной стороны едва не перевернула самолет, но пилот сумел выровнять его. Слишком много неприятностей происходило одновременно. Самолет начал терять высоту, и пилот завопил, требуя от бортмеханика увеличения мощности оставшегося правого двигателя, число оборотов которого перешло далеко за красную черту – Он еще надеялся спасти самолет, но даже удержать его в воздухе было уже почти невозможно, и летчик понял, что они снижаются слишком быстро в разреженной атмосфере. Нужно совершить посадку. В последнее мгновение летчик включил посадочные прожекторы, чтобы найти ровную поверхность, но увидел перед собой лишь беспорядочное нагромождение скал. Последним сознательным усилием он направил свою «птичку» между двумя самыми большими валунами, и за секунду до того момента, когда самолет врезался в камни, у летчика вырвался крик – но это был возглас не отчаяния, а ярости,

В первое мгновение Лучнику показалось, что самолету удастся спастись. Взрыв «Стингера» у левого двигателя был отчетливо виден, но в течение нескольких секунд ничего больше не происходило. Затем за самолетом потянулся огненный хвост, и Лучник понял, что его цель смертельно ранена. Еще через тридцать секунд он увидел взрыв на земле, километрах в десяти, примерно в том направлении, куда планировался отход их отряда. Еще до рассвета он посмотрит, чего сумел добиться. Но сейчас Лучник повернулся в обратную сторону, услышав стрекочущий звук вертолета над головой. Абдул уже отбросил в сторону использованную пусковую установку и прикрепил прибор захвата цели и наведения к новой ракетной трубе, причем проделал это с быстротой и сноровкой, похвальной даже для хорошо обученного солдата. Он передал Лучнику новый «Стингер», и стрелок поднял голову вверх, разыскивая очередную цель.

Лучник не знал, что штурм авиабазы Газни терпел неудачу. Командир советского подразделения, охранявшего базу, мгновенно отреагировал на звуки стрельбы – третья рота афганского батальона продолжала вести бесполезный огонь по отсутствующему врагу, и советский капитан никак не мог исправить положение, – и русские заняли оборонительные позиции за две лихорадочные минуты, полные страха. Теперь перед афганскими партизанами находился готовый к обороне армейский батальон, укрывшийся в бетонных бункерах и снабженный тяжелым оружием. Губительный пулеметный огонь остановил продвижение афганских партизан в двухстах метрах от позиций советских войск. Командир моджахедов и перешедший на их сторону майор попытались поднять своих людей в атаку личным примером. По их рядам пронесся свирепый вопль, но вскочивший во весь рост командир попал прямо под трассирующие пули, замер на мгновение и был отброшен в сторону подобно тряпичной кукле. Как часто случается с плохо обученными бойцами, потеря командира подорвала наступательный дух атакующих. Слух о его гибели разнесся по цепям еще до того, как командиры подразделений были уведомлены об этом по радио, и моджахеды тут же начали отступать, беспорядочно отстреливаясь. Командир советского батальона понял, что бандиты обратились в бегство, но не стал их преследовать. Для этого у него были вертолеты.

Лучник осознал, что произошло нечто страшное, когда русские минометы начали выпускать осветительные снаряды в другом направлении. Один из вертолетов уже наносил ракетные удары по моджахедам и обстреливал их из пулеметов, но Лучник не мог отыскать его в ночном небе. Затем он услышал крики своих товарищей – это были не яростные вопли идущих в атаку, а панические крики отступающих. Лучник сосредоточился и обратил все внимание на свое оружие. Теперь его помощь понадобится, как никогда раньше. Он приказал Абдулу установить запасное устройство наведения на еще одну пусковую трубу. Юноша сделал это меньше чем за минуту.

– Вон! – показал Абдул. – Справа.

– Вижу.

Серия линейных вспышек рассекла небо – это «Хайнд» стрелял из своих ракетных установок. Лучник навел пусковое устройство на место, откуда летели ракеты, и услышал в ответ щебетанье захвата – устройство наведения обнаружило цель. Он не мог определить расстояние до русского вертолета – ночью вообще дистанции обманчивы, – но приходилось рисковать. Лучник подождал, пока звук захвата цели не приобрел постоянный тон, и выстрелил второй «Стингер» за эту ночь.

Летчик вертолета заметил момент запуска. Он висел в сотне метров над осветительными ракетами, спускающимися на своих парашютах, и, увидев вспышку, нырнул вниз, скрывшись между ними. Маневр оказался успешным. Ракетный снаряд потерял цель и пролетел мимо вертолета на расстоянии всего тридцати метров. Летчик немедленно развернул вертолет и приказал стрелку выпустить залп из десяти ракет в направлении полета «Стингера».

Лучник упал за скалу, с которой выпустил ракету. Ракетные снаряды с вертолета взорвались в сотне метров от его позиции. Значит, теперь начнется схватка один на один... а этот летчик оказался искусным противником – Лучник протянул руку за вторым «Стингером». Он всегда рассчитывал на то, что когда-нибудь столкнется с подобной ситуацией.

Однако, когда он взглянул на небо, вертолет исчез. Где он?

Летчик изменил шаг ротора ручкой управления и вместе с ветром отлетел в сторону, как его учили, чтобы замаскировать шум винта, находясь на подветренной стороне от афганца. Затем он связался по радио с командованием батальона и попросил обстрелять этот сектор осветительными снарядами. Просьбу выполнили почти мгновенно – русские хотели прикончить как можно больше афганских ракетчиков. Пока второй вертолет преследовал отступающих моджахедов, обстреливая их ракетами и поливая пулеметным огнем. летчик этого вертолета решил выследить ракетчика, обеспечивающего поддержку бандитов. Несмотря на опасность, он жаждал встречи с ракетчиком, которого считал своим личным врагом. Он удерживался на расстоянии, превышающем дальность прицельной стрельбы «Стингера», и ждал, когда осветительные ракеты превратят ночь в день.

Лучник снова пользовался устройством наведения для поисков вражеского вертолета. Такой метод был малоэффективен, но Лучник знал, что Ми-24 находится в том секторе, где его можно обнаружить, зная тактику использования советских вертолетов. Два раза ему удавалось услышать щебетание искателя, и оба раза афганец терял вертолет, который метался из стороны в сторону, менял высоту и маневрировал, стараясь сделать задачу ракетчика неосуществимой. Да, этот летчик опытен и искусен, одобрительно подумал он, поэтому его гибель принесет настоящее удовлетворение. С неба спускались яркие осветительные ракеты на парашютах, но Лучник знал, что чередование света и тени не позволит его обнаружить, пока он неподвижен.

– Вижу движение, – доложил стрелок вертолета. – В направлении на десять часов.

– Там его не может быть, – ответил пилот. Он подал вправо ручку управления шагом ротора, соскальзывая горизонтально и обшаривая взглядом местность внизу. Русским удалось захватить несколько «Стингеров», и они провели с ними серию испытаний, определив их скорость, дальность действия и чувствительность при наведении на цель. Летчик полагал, что находится по крайней мере в трехстах метрах от ракетчика, за пределами радиуса действия ракеты, и если по нему будет произведен выстрел, он использует траекторию полета «Стингера», чтобы определить местонахождение ракетчика, и успеет подлететь к нему еще до того, как афганец приготовится к следующему выстрелу.

– Приготовь дымовую ракету, – приказал Лучник.

У юноши была с собой лишь одна дымовая ракета. Она представляла собой пластиковую трубку с направляющими плоскостями, больше походившую на игрушку. Такие ракеты были разработаны для подготовки летчиков американских ВВС, чтобы создавать впечатление боевой обстановки, чтобы люди могли испытать весь ужас положения, когда в тебя летит зенитная ракета – Дымовая ракета стоила всего шесть долларов, и все, на что она была способна, – это пролететь в течение нескольких секунд по относительно прямой траектории, оставляя за собой дымовой след. Их передали моджахедам всего лишь как средство пугать советских летчиков, когда у партизан кончаются ракеты «земля-воздух», однако Лучник нашел для них настоящее применение. Абдул пробежал метров сто в сторону и установил ракету на стартовой установке, сделанной из простой стальной проволоки. Затем юноша вернулся к своему хозяину, разматывая тонкий провод, с помощью которого производился запуск.

– Ну, русский, где ты? – спросил Лучник у ночи.

– Что-то впереди двигалось, я уверен в этом, – произнес стрелок на борту вертолета.

– Ну что ж, посмотрим. – Пилот включил свою систему управления огнем и выпустил две ракеты. Они взорвались в двух километрах, далеко справа от позиции Лучника.

– Пуск! – крикнул Лучник. Он засек место, откуда вылетели ракеты русских, и направил туда устройство наведения. Тепловой искатель сразу защебетал.

Пилот Ми-24 съежился, увидев язык пламени летящей ракеты, но, прежде чем он успел предпринять маневр, стало ясно, что ракета пролетит мимо. Она была запущена недалеко от того места, куда ударили две его ракеты.

– Вот ты где! – торжествующе воскликнул он. Стрелок тут же принялся поливать место запуска пулеметным огнем.

Лучник видел поток трассирующих пуль, слышал, как они бьют по камням справа от него. Да, это был хороший летчик. Он едва не попал в цель, но, открыв огонь, поставил себя в идеальное положение для ответного выстрела. И тут же афганец запустил свой третий «Стингер» за эту ночь.

– Смотрите, их двое! – крикнул стрелок по системе внутренней связи.

Пилот уже бросил свою машину вниз и в сторону, однако на этот раз у него не было прикрытия из осветительных ракет. «Стингер» попал в одну из лопастей вертолета и взорвался. Винтокрылая машина рухнула вниз как камень. Пилоту удалось замедлить падение, но удар оказался все-таки сильным. Каким-то чудом она не загорелась. Через мгновение у окна кабины появились вооруженные люди. Один из них, заметил пилот, был капитаном советской армии.

– Что с вами, товарищ?

– Спина... – застонал пилот.

Лучник уже вскочил из-за укрытия и побежал. Сегодня ночью он слишком много испытывал благосклонность Аллаха. Оба ракетчика, оставив использованные ракетные трубы, старались теперь догнать отступающих партизан. Если бы советские солдаты начали преследование, их могли бы догнать, однако командир батальона оставил своих солдат в укрытии, а единственный уцелевший вертолет совершал облет авиабазы. Через полчаса Лучник узнал, что командир отряда убит. Когда рассветет, советские самолеты настигнут моджахедов на открытом пространстве, и потому афганцам нужно было как можно быстрее укрыться в горах. Но сначала следовало выполнить еще одно дело. Лучник взял с собой Абдула и еще трех партизан, и они отправились к месту падения сбитого им самолета. За «Стингеры», которые поставляли им американцы, приходилось платить, – ценой были осмотр каждого сбитого самолета или вертолета и поиски снаряжения и материалов, представляющих интерес для ЦРУ.

Полковник Филитов закончил запись в дневнике. Как заметил Бондаренко, его знание военной техники были намного глубже, чем можно было предположить на основании полученного им образования. Проведя больше сорока лет в высших эшелонах Министерства обороны, Михаил Семенович научился очень многому в самых разных областях – от костюмов противохимической зашиты до средств шифрования линии связи и... до лазеров. То есть он не всегда так, как ему хотелось бы, разбирался в теоретических вопросах, но зато мог описать применяющееся оборудование не хуже собирающих его инженеров. Ему понадобилось четыре часа для того, чтобы занести все это в свой дневник. Эту информацию необходимо теперь передать по соответствующему адресу. Последствия могут оказаться слишком ужасными.

Проблема системы стратегической обороны заключалась всего лишь в том, что ни одна система вооружения не являлась «наступательной» или «оборонительной» сама по себе. Назначение каждого оружия, подобно женской красоте, зависит от того, какими глазами на него смотришь или в какую сторону его направляешь, а на протяжении человеческой истории успех при ведении боевых действий всегда решался соответствующим балансом наступательных и оборонительных элементов.

Советская ядерная стратегия, думал Михаил Семенович, была куда разумнее западной. Русские стратеги не считали ядерную войну немыслимой. Их учили прагматическому подходу: эта проблема, хотя и являлась сложной, все-таки имела свое решение, пусть и не идеальное. В отличие от многих западных мыслителей они признавали, что живут в неидеальном мире. Со времен кубинского ракетного кризиса 1962 года, события, в результате которого погиб человек, завербовавший Филитова, – полковник Олег Пеньковский, – советская стратегия основывалась на простой фразе: «Ограничение понесенного урона». Дело в том, что проблема заключалась не в том, чтобы уничтожить врага с помощью ядерного оружия. Нет, при использовании ядерного оружия вопрос стоял скорее так: не следует уничтожать так много, чтобы не осталось ничего, о чем можно вести переговоры на этапе «прекращения военных действий». Умы советских стратегов занимала мысль о том, чтобы не допустить уничтожения Советского Союза ядерным оружием врага. Потеряв по двадцать миллионов человек в каждой из двух мировых войн, русские испытали достаточно и больше не хотели таких испытаний.