Текст книги "Двадцать четвертая буква"

10

Охранник Лайл Джонсон выждал двадцать минут. «Сейчас Спеллинг уже должен спать», – подумал он. Джонсон проглотил остатки холодного кофе и вошел в палату Спеллинга. Черные ботинки униформы Управления исполнения наказаний глухо постукивали, пока Джонсон подходил к тумбочке у кровати.

Кофеин и декседрин довели его до края. Руки вспотели, мысли мчались. «За этим ворюгой ухаживают лучше, чем за большинством налогоплательщиков. И все потому, что в него стреляли. Девятнадцать лет в полицейской форме – и черта с два меня положат в отдельную палату. Может, это из-за чертовых СМИ… Выстрел был на каждом канале. А может, просто всем все по хрену».

Джонсон заглянул в коричневый мешок, порылся и вытащил лист бумаги. Обернулся через плечо на закрытую дверь. Развернул бумагу и начал читать. Чем дальше бежал его взгляд, тем шире раскрывались глаза. Джонсон тихо присвистнул и пробормотал:

– Охренеть…

– Что вы делаете?

Лайл Джонсон резко обернулся. В дверях, сложив руки на груди, стоял отец Джон Каллахан.

– Ничего, – ответил Джонсон, опуская руку с бумагой.

– Что вы там держите?

– Ничего.

Отец Каллахан подошел ближе. Теперь он мог разглядеть фамилию, написанную на желтой бумаге.

– Я полагал, что для вас, как государственного служащего, что-то значат понятия безопасности и конфиденциальности, – заявил священник. – Это письмо адресовано мне, лично.

– При всем уважении, проповедник, для заключенных нет такого понятия – личное имущество.

– Вы держите не личное имущество, а личное письмо, исповедь, предназначенную для меня. Я просил этого человека написать ее. Как и всякая исповедь, это священное таинство, совершаемое между Богом и одним из его детей.

Джонсон молчал и не двигался.

– Дайте письмо мне. Этот человек, каким бы ни было его прошлое, старается загладить свою вину перед Господом. Возможно, это его последнее слово, последнее желание в земном мире. Я не позволю вам препятствовать ему. Сейчас закон Божий стоит выше ваших правил.

Джонсон опустил взгляд, бычья шея покраснела.

Он медленно поднял руку:

– Забирайте. Я все равно его не читал.

Отец Каллахан взял листок и вложил его между страниц Библии, которую принес с собой. Потом посмотрел на Спеллинга. Тот спал глубоким наркотическим сном, грудь медленно поднималась и опускалась, приборы равномерно отстукивали пульс. Мониторы заливали палату синеватым светом. Священник взглянул на плашку с фамилией Джонсона и сказал:

– Я буду молиться за этого человека. Он не просто заключенный под номером. Его зовут Сэм Спеллинг. Я буду молиться и за вас, мистер Джонсон.

Джонсон фыркнул, повернулся и вышел из палаты. Отец Каллахан несколько мгновений смотрел на спящего Спеллинга. Потом положил ему руку на лоб и прошептал:

– Отец Небесный, храни этого человека. Ты замыслил его для чего-то, и я молюсь, чтобы он прожил остаток жизни в служении тебе. Аминь.

11

Лайл Джонсон сидел в укромном уголке столовой в больнице и писал то, что запомнил из бумаги Сэма Спеллинга. Кроме него тут был только один человек: какая-то женщина за столиком доедала кусок пирога. Она встала и пошла к кофейному автомату футах в двадцати от столика. Ее книжка и мобильный телефон остались на столе. Джонсон подошел к столику, взял телефон и быстро вышел из больницы.

Джонсон направился в мемориальный садик, где цвели розы, а в бетонной коробке, усеянной монетами, журчал трехуровневый фонтан. Здесь не было ни пациентов, ни их родственников. Только он. Джонсон присел на скамейку и задумался о том, что следует сказать. Не часто в руки рабочего человека падает такая возможность. «Не так хочется прожить остаток жизни – дотянуть до пенсии и работать охранником в “Уоллмарт”, пока не помрешь».

Он сможет это сделать. У него получится. В конце концов с этим справился даже тупой бандюга вроде Спеллинга, а потом еще столько лет держал все в тайне… Джонсон вытащил из кармана украденный мобильник. Он знал, где работает этот человек. «Спеллинг все расписал». Нужно только позвонить, и один звонок изменит всю его жизнь. «Спокойно. Блин, это же проще простого». Тогда почему у него так дрожат руки, что он боится выронить телефон?

Соберись!

* * *

Джонсон удивился. Голос в телефоне был совершенно спокоен. Слишком спокоен. Представившись, Джонсон заметил:

– Думаю, вы вполне разумный человек.

– Мистер Джонсон, вы позвонили не тому человеку.

– Так и думал, что вы это скажете по телефону, – кивнул Джонсон. – Ладно, я сам поговорю. Я не жадный. Я просто решил, раз уж Сэм Спеллинг написал, что вы дали ему сто штук одиннадцать лет назад, сейчас ваш секрет должен слегка подорожать. Сами понимаете, инфляция, все такое.

– Слегка подыграю вашей разводке. Откуда у вас мой номер?

– Приятель, ваш номер был у Спеллинга. И не только. Сейчас все у меня, но я бываю рассеянным, очень рассеянным – спросите мою жену. Короче, вот что я предлагаю: вы получаете письменное заявление, которое я стащил из палаты Спеллинга. Я получаю двести штук и навсегда исчезаю. Через пару дней штат казнит Чарли Уильямса. А еще через пару недель никто имени его не вспомнит.

– И кого еще вы так развели – вашим якобы письмом?

Джонсон на секунду замолчал.

– Никто об этом не знает. Разве что священник Каллахан. Но я не делился с ним этим дерьмом. Он принял предсмертную исповедь Спеллинга. Не знаю точно, что тот ему сказал. Но он крутой священник, из тех, кто держат все услышанное дерьмо между собой и Богом. Больше никто не знает. Не переживайте. У меня есть это дерьмо на бумажке, заявление, собственноручно написанное Спеллингом.

Голос в телефоне молчал.

– Встретимся ночью, – сказал Джонсон. – В полночь. Принесите деньги.

– Где? Я спрашиваю только для того, чтобы отправить туда полицию.

– Ну да, само собой. Слушай, жопа. Будь там! На пересечении 46-го и 76-го шоссе, около Пирсона стоит старая деревня первопоселенцев. Ее восстанавливают. Там есть макет старой лавки. Встретимся на ее крыльце. В своей бумажке Спеллинг пишет, где он нашел орудие убийство – твое орудие. И пишет, где оно было спрятано все эти годы. Я знаю, как его найти. Не опаздывай.

Лайл Джонсон отключил телефон и улыбнулся краешком рта. Он выудил из кармана четвертак и швырнул монетку в фонтан.

– Мои мечты сбываются.

12

Отец Каллахан торопливо шел по длинному больничному коридору. Завернув за угол, он едва не столкнулся со знакомым врачом «Скорой». Врач шел вместе с другим мужчиной, пожилым, седым, с усталым, но сочувствующим взглядом.

– Поздравляю вас с успешной операцией Сэма Спеллинга, – сказал отец Каллахан.

Врач кивнул и заметил, указывая на своего спут-ника:

– Операцию провел доктор Страссберг.

Доктор Страссберг посмотрел на священника. На очках доктора виднелась капелька засохшей крови.

– Отец, я всегда прошу толику помощи сверху.

– Это очень правильно. Каков прогноз по состоянию мистера Спеллинга?

– Пуля прошла чисто. Не задела серьезных артерий. Но его сердце изношено атеросклерозом. Мы сделали тройное шунтирование. Он будет жить. Правда, как долго… Тут, отец, вы ближе к ответу, чем я. Но он будет в порядке. Он выйдет отсюда сам.

– Я буду молиться за его выздоровление.

Врачи пошли дальше. Отец Каллахан начал набирать номер на своем мобильнике. Маленькая черточка на экране говорила, что аккумулятор уже почти разряжен.

К священнику подошли двое мужчин. Один – полицейский в форме. Второй – высокий афроамериканец, в пиджаке и галстуке. Слева пиджак немного топорщился. Каллахан вспомнил второго по больничной приемной.

– Простите, отец, – произнес мужчина в штатском.

– Да?

– Я детектив Грант, расследую покушение на убийство Сэма Спеллинга.

– Похоже, преступнику не сопутствовала удача. Врач только что сказал мне, что Сэм Спеллинг выкарабкается. Кризис миновал, и тут не обошлось без нашего Господа.

– В таком случае речь идет не об убийстве, только о стрельбе. Медсестра сказала, вы заходили в его палату.

– Да, я был в отделении экстренной помощи. Вскоре после выстрела.

– Он вам что-нибудь сказал?

– В смысле, кто пытался его убить?

– Для начала было бы неплохо.

– Нет. Он просил о прощении. Я выслушал его исповедь.

– Может ли какая-то часть его исповеди вывести нас на стрелка?

– Я не полицейский следователь, но сильно сомневаюсь. Его больше заботило, как испросить у Господа сил, любви и прощения грехов.

– Он не высказывал предположений о том, кто мог в него стрелять?

– Нет.

– Отец, если вы будете рядом со СМИ – на парковке все еще стоят их фургоны, – пожалуйста, не дайте им понять, что Спеллинг еще жив.

– Почему?

– Мы не хотим, чтобы стрелок узнал о своей неудаче.

– Я не могу лгать.

– Я и не прошу вас об этом.

– Детектив, тогда что вы предлагаете?

– Показания Спеллинга критичны для судебного разбирательства. Если стрелок поверит, что Спеллинг мертв, он не сделает вторую попытку. Спеллинга будут лечить в безопасном месте, а через пару недель он даст показания. А сейчас мы совместно с полицейским управлением Флориды сообщили, что ему не удалось выжить.

Отец Каллахан задумался на мгновение и ответил:

– Понимаю.

– Спасибо, отец.

Детектив и полицейский уже собирались уйти, когда священник сказал:

– В отделении скорой помощи ко мне подходил один репортер, мужчина.

– Ага, и что он спросил?

– Думаю, он видел, как Сэм Спеллинг исповедовался мне, и хотел узнать, что тот говорил. Разумеется, я ничего ему не сказал. Репортер из «Сентинел». Сказал, его зовут Брайан Кук.

Детектив Гран на мгновение поднял взгляд к потолку, на видеокамеру.

– Должно быть, новый парень. Я знаю их репортера по уголовной хронике. Имя незнакомое. У вас есть визитка?

– Да. Держите. На моих устах печать молчания, детектив. Доброй ночи.

Отец Каллахан уже двинулся дальше по коридору, когда Грант спросил:

– Отец, у дверей палаты Спеллинга должен быть полицейский из Управления исполнения наказаний. Его там нет. Вы его не видели?

– Может, он отошел на минутку. Сэм Спеллинг еще какое-то время будет приходить в себя.

– Не сомневаюсь. Просто со мной помощник маршала Глисон, ему на смену.

– Если я увижу того полицейского, я ему передам.

Когда Каллахан пошел по коридору, помощник Глисон заметил, что священник чуть прихрамывает. На левую ногу. Едва заметно, но прихрамывает.

13

Чарли Уильямс, как пойманный в ловушку зверек, мерил шагами свой маленький мир. От стальных прутьев до бетонной стены, туда и обратно. Эта клетка, восемь на девять футов, уже десять лет была его домом. Скоро его переведут в другую камеру, рядом с той, где приводят в исполнение приговор. В свои тридцать три Чарли чувствовал себя на все пятьдесят три. Он похож на пугало, что лицом, что фигурой. Волосы поседели. Под глазами навсегда поселились темные круги. Желудок жгло, будто туда все время подливали кислоты. Ребра можно было пересчитать. Он сильно похудел – в преддверии казни еда казалась чем-то непристойным.

Чарли остановился и посмотрел на фотографию Александрии Коул. Она стояла рядом с его собственной фотографией, где он был с матерью. На фото мальчишка держался за материнскую руку на берегу Нью-Ривер, в Северной Каролине. Там семья летом проводила выходные дни. Там Чарли Уильямс научился плавать. Там же его крестили. А сейчас он чувствовал себя утопленником.

Он подошел к маленькой железной полке и снял с нее фотографию Александрии.

– Ты же знаешь, я этого не делал. Но ты никому не можешь это сказать. Лекси, мне тебя не хватает. Похоже, милая, скоро я к тебе присоединюсь. Может, в другом мире у меня с тобой все получится.

Одинокая слеза скатилась по его щеке и разбилась о вечно улыбающееся лицо Александрии Коул.

* * *

Отец Каллахан вышел из главного входа Баптистской больницы, пожелал охраннику спокойной ночи и оглянулся в поисках репортеров. Два телефургона со спутниковыми антеннами стояли на парковке с работающими двигателями, инженеры подстраивали антенны, а репортеры набрасывали заметки и громко разговаривали по мобильникам.

Отец Каллахан засунул Библию в карман и, держа в руке зонтик, направился по улице в сторону церкви. Темные тучи накатились на луну, будто свечу задули. Вдали мерцали молнии. Священник достал мобильный телефон и хотел позвонить Шону О’Брайену. Но не успел он нажать на кнопку, как телефон зазвонил.

– Алло, – сказал отец Каллахан.

– Отец, это детектив Грант. Хочу проверить, правильно ли я вас расслышал. Как, вы сказали, зовут репортера «Сентинел»?

– Брайан Кук.

– Я только что звонил в «Сентинел». У них только один Брайан Кук, и он ведет кулинарный раздел.

– Странно. Я уверен, что он назвался именно так. И выглядел он настоящим. Держал под мышкой номер газеты. А в руке – репортерский блокнот и ручку.

– Вероятно, он взял имя прямо из газеты. Он самозванец.

– Детектив, я за вами не успеваю.

– Я думаю, вы говорили с тем самым человеком, который пытался убить Сэма Спеллинга.

14

Священник закончил разговор с детективом и остановился под уличным фонарем, чтобы разглядеть дисплей – аккумулятор уже почти сел. Отец Каллахан набрал номер Шона О’Брайена.

– Шон, ты уже близко? У меня дохнет батарея в телефоне.

– Отец, скоро буду. К вам идет сильная буря. Повалила дерево на 44-м шоссе. Я в своем джипе. Собираюсь объехать машины и полицию. Опоздаю на пару минут.

– Я только что говорил с детективом. Он сказал, что репортер, который подходил ко мне в приемной «Скорой помощи», – самозванец.

– Что?

– Детектив считает, это человек, который стрелял в Сэма Спеллинга. В письме Спеллинга говорится… Шон, ты меня слышишь?

Соединение не выдержало бури и севшего аккумулятора. Оборванный разговор показался О’Брайену дурным знаком, и он нажал на газ.

* * *

Помощник маршала Тим Глисон рассчитывал долить себе кофе, когда увидел, как по длинному больничному коридору к нему быстро идет священник. Но на этот раз отец Каллахан шел как-то иначе. Легкая хромота на левую ногу исчезла. Сейчас его походка была агрессивной. Более решительной, чем в тот раз, когда священник говорил с Глисоном и детективом Грантом.

Помощник Глисон уже понял, что к нему подходит не отец Каллахан. На этом мужчине была фетровая шляпа. «Наверное, от дождя», – подумал Глисон. У широкоплечего священника была аккуратно подстриженная темная бородка и очки в черной оправе.

«Может, священники тоже работают посменно. Или этот из другой церкви».

Священник остановился в нескольких футах от двери в палату Спеллинга.

Помощник Глисон встал:

– Отец, он еще не очнулся.

Священник кивнул. И тихим шепотом произнес:

– Иногда голос, слово Божье, может проникнуть в душу спящего. Сила молитвы способствует выздоровлению.

Черные глаза за стеклами очков смотрели прямо на Глисона. Помощник смутился и растерялся. Ему показалось, в священнике что-то не так, но он Божий человек, и кто такой Глисон, чтобы судить его?

– Отец, я искренне верю в молитву за исцеление больных.

– Бог да благословит тебя, сын мой.

– Спасибо, отец.

Помощник Глисон отошел в сторону.

– Входите.

– Спасибо. Пожалуйста, откройте дверь. Я повредил кисть, когда играл в теннис.

15

Сэм Спеллинг грезил в оттенках красного, розового, желтого и фиолетового, будто пленка, проявленная в морфине, проецировалась на мозг через цветное стекло. Он видел себя в болотных сапогах, на рыбалке у ручья в Монтане. Прохладный воздух проникал в глубины легких. Он выудил кумжу, ее чешуя сияла всеми цветами радуги. Спеллинг вытащил крючок и выпустил рыбину обратно в прозрачный поток.

Он улыбнулся и медленно открыл глаза. Морфин по капле втекал в кровь Спеллинга, и все вокруг казалось прикрытым матовым стеклом, закопченным, затуманенным.

У его кровати стоял мужчина в черном.

– Отец? – позвал Спеллинг. – Отец Джон, это вы?

Спеллинг улыбнулся.

– Вы говорили, что вернетесь.

Он закашлялся. Образ расплывался перед глазами.

– Да, это я. Рад снова видеть тебя, Сэм.

Голос.

Даже в наркотическом тумане Спеллинг понял, что с ним говорит не отец Каллахан.

Спеллинг как можно шире открыл глаза. «Сосредоточься». Мужчина был в шляпе и воротничке священника. Но вот лицо… Спеллинг не мог разглядеть его лицо. Наркотики размывали зрение. Но есть еще голос. Спеллинг вспомнил, где он слышал этот голос.

– Ты?

– А кто же еще?

Мужчина подошел ближе и наклонился над кроватью.

– Убирайся от меня! Охрана!

У Спеллинга не хватало дыхания для крика, он мог только шептать.

– Зачем ты пришел?

– Думаю, ты и сам знаешь. Я здесь из-за тебя. Спустя столько лет решил заговорить, а? Я разочарован. Ведь я все тебе компенсировал. Мы заключили отличное соглашение. А потом ты профукал все деньги, снова попал в тюрьму, и я получил от тебя записку. Ты хитро придумал – отправил письмо из тюрьмы, даже бровью не повел. Исключительно удачная придумка – мне следует навестить дом твоей матери, чтобы обменяться рождественскими подарками. Впечатляет. Правда, когда я прочитал письмо, я понял, что ты собираешься доставить мне массу неприятностей, и пока ты жив, я не буду в безопасности, ведь ты уже нарушил наше соглашение. Жаль, что пуля прошла мимо сердца. Я целил в него.

Спеллинг пытался вылезти из кровати.

– Это ты? Ты стрелял в меня!

– Даже тебе трудно в такое поверить. Очень хорошо. Полиция никогда не догадается. Когда маршалы доставили тебя в суд для дачи показаний, я получил прекрасную возможность убрать тебя. Никто, даже ты, не заподозрил связи с давним убийством. Выбор времени решает почти все в жизни… и в смерти. У тебя слишком широкая пасть, и ее нужно заткнуть. Навсегда.

Спеллинг скосил глаза налево, потом направо. «Где же тревожная кнопка?»

– Отвали!

Сердце Спеллинга колотилось в груди, боль давила тисками, металлический привкус рвался из желудка, как газ из открытого баллона.

– Ох, Сэмми, ты теперь так легко расстраиваешься. Наверноее, давление подскочило, да? Видно, пришло время для молитвы у изголовья болящего.

– Не надо!

– Ты успеешь прочитать хорошую молитву, пока будешь умирать. Можешь начинать прямо сейчас. Тсс, это не больно. Ты просто уснешь. Вот так я запечатываю слишком широкие рты.

Сэм Спеллинг пытался вырваться, но широкая рука мужчины легла ему на рот, а другая зажала нос. Легкие пылали. В крови было столько наркотика, что пульс едва усилился, но нервная система отчаянно подавала сигналы. «Ну где же они? Хоть кто-нибудь!» Свободную руку удерживал наручник. Спеллинг боролся, он чувствовал, как рвутся швы, как кровь стекает по груди, как теплый суп. В глазах убийцы – угольно-черных глазах – отражался белый свет мониторов. Спеллинг видел, как замедляется его сердце, отражение исчезало из глаз, как свет потухающего фонарика. Мысли метнулись к тому злу в глазах, которое он видел, когда умирал в реанимации. Сейчас он смотрел в глаза кумжи, рыба разевала рот и дергалась. Он погрузил рыбу в ручей, и она постепенно успокоилась. Тогда он выпустил рыбу и следил, как она плывет в прозрачной воде.

Спеллинг улыбнулся. Воробушек с одной лапкой вернулся на подоконник. Спеллинг видел, как он сам открывает окно. Он потянулся и обхватил птичку рукой. Легонькая, будто сухарик, и сердечко колотится. «Не волнуйся, пичужка. У тебя есть крылья. У меня тоже».

Сэм Спеллинг спрыгнул с подоконника, взлетел над парковкой, хлопая крыльями и вбирая тепло утреннего солнца, и взмыл к свету.

16

Отец Джон Каллахан зажег семь свечей в алтарной части церкви Святого Франциска. Молнии, несомые бурей с побережья Атлантики, подсвечивали массивные витражные окна. Священник подошел к мраморной статуе Девы Марии, перекрестился и прошептал молитву. Он засунул руку в карман пиджака и достал письмо. Перед приездом Шона О’Брайена ему хотелось еще раз перечитать признание Сэма Спеллинга.

Закончив читать, Каллахан подошел к кафедре и сложил письмо пополам. Он открыл большую Библию, лежащую на подставке, осторожно засунул бумагу в Откровения Иоанна Богослова и закрыл книгу.

Рядом с церковью сверкнула молния, в ночи, будто отразившись от стен ущелья, раскатился удар грома. Свечи замерцали и потухли. Отец Каллахан нашел зажигалку, зажег свечу и поднял трубку церковного телефона. Гудка нет. Священник зажег еще несколько свечей. Он снял свой мобильник с зарядного устройства и тут услышал какой-то шум. Он обернулся. Дверь за алтарем была распахнута, ветер нес дождь в темный альков.

– Вроде я ее запирал, – пробормотал он и пошел в глубь церкви, намереваясь закрыть дверь, из которой несся запах дождя и водяная пыль.

Блеснула молния, ветер метнул внутрь капли дождя. Отец Каллахан взглянул в сторону алькова и увидел выходящего из тени мужчину, горящие свечи мягко освещали его лицо слева.

– Кто входит в дом Господа нашего? – спросил отец Каллахан.

Мужчина молчал.

Отец Каллахан решил, что бородатый незнакомец, низко надвинувший шляпу, очередной бездомный, который решил переждать бурю под крышей. Он всегда протягивал руку помощи бездомным, но, шагнув к пришельцу, Каллахан понял, что ошибся.

Это священник.

– Добро пожаловать, – сказал отец Каллахан. – Рад, что вы смогли укрыться от дождя в такую ужасную ночь. Просто немного понервничал. Большинство людей входят в переднюю дверь.

Мужчина молчал.

* * *

О’Брайен взглянул на экран GPS-навигатора своего джипа. Он включил поворотник, съехал с шоссе и погнал по правой обочине. Водители сигналили. Какой-то мужчина в пикапе выставил в окно средний палец, когда О’Брайен проносился мимо.

О’Брайен съехал с обочины и повел машину через сосновый лес. Ветки хлестали по окнам, во все стороны разлетались птицы. Он посмотрел на карту и резко вывернул руль вправо. Полмили по просеке ЛЭП, потом на небольшую насыпь, которая выходила на асфальтированную дорогу SR 46. О’Брайен еще раз попытался набрать номер священника. Не дозвониться.