Текст книги "Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма"

«А! Вот и вы[742]742
  «А! Вот и вы»: MM, сс. 89–90.


[Закрыть], господин», – сказал Бонапарт, награждая его мрачным взглядом.

Отец не мог оставить такой прием без ответа, он потребовал объяснений:

«Да, это я. Ну, в чем дело?»

«Генерал Серюрье вчера отправил вам два письма, господин».

«Да! И что?»

«В первом он предупреждал вас о возможности отступления… Что вы ответили?»

«Я ответил: „Отступайте к дьяволу, если угодно. Меня это мало волнует. Что касается меня, я скорее дам себя убить, но не отступлю“.»

«Известно ли вам, что, если бы вы отправили подобное письмо мне, я бы приказал расстрелять вас?»

«Быть может. Но вы бы, вероятно, никогда не написали мне то, что написал генерал Серюрье!»

«Это правда», – только и сказал Бонапарт.

Затем, повернувшись к Дермонкуру, приказал:

«Ступайте и стройте солдат в три колонны. Доложите мне, когда это будет сделано».

Дермонкур ушел. Повернувшись к отцу, который собирался вернуться в свою комнату, [Наполеон произнес]:

«Постойте, генерал. Мне пришлось говорить с вами в таком тоне, потому что нас слышал ваш адъютант. Черт возьми! Когда человек пишет подобные депеши своему старшему офицеру, он должен хотя бы делать это сам, а не диктовать секретарю. Но мы больше не станем вспоминать об этом».

Давно ожидаемая попытка прорыва из крепости началась утром 16 января. Если бы гарнизон Мантуи соединился с австрийскими войсками, которые шли ему на помощь, отряд Дюма был бы уничтожен. На одного француза приходилось бы десять австрийцев.

Но теперь соотношение было чуть хуже, чем один к трем, – перевес, который лишь заставлял кровь Дюма быстрее струиться по жилам. Кроме того, генерал слышал, что несколько французских подразделений, возвращавшихся с поля битвы при Риволи, были замечены на шоссе из Вероны. Дюма вскочил в седло и повел своих людей. Они собирались отыскать эти французские отряды, вернуться вместе с ними и дать австрийцам бой. Так что генерал увел шестьсот кавалеристов с позиции, которую они охраняли, и отправился по дороге на Верону. Австрийцы, должно быть, порадовались тому, что сумели занять Сан-Антонио без единого выстрела. Однако их радость продлилась недолго. Проскакав всего час, Дюма встретился с французскими отрядами и после кратких объяснений они развернулись и вместе с ним направились к Сан-Антонио – против австрийцев.

Когда Дюма ворвался в деревню с новыми солдатами, австрийцы все еще превосходили его силы, но теперь лишь в пропорции один к двум.

Дюма всегда демонстрировал самый впечатляющий результат, когда численный перевес был не в его пользу. Это утро не стало исключением. Когда австрийцы в белых мундирах со всех сторон бросились на французов, Дюма на своем скакуне возвышался над рукопашной. Гигант в синем мундире с красно-бело-синей лентой осыпал врагов сабельными ударами. Он обладал такой силой, что мог одним ударом выбить всадника из седла – большое преимущество в битве такого рода. Интуитивное чутье позволяло ему сражаться со многими противниками сразу[743]743
  сражаться со многими противниками сразу: Jean-Baptiste Courcelles, «DUMAS (Alexandre Davy)», с. 503.


[Закрыть]. В хаосе рукопашной Дюма чувствовал себя как дома.

В какой-то момент под ним застрелили лошадь[744]744
  под ним застрелили лошадь: письмо дивизионного генерала Жубера к Наполеону, 27 марта 1797, SHD 3B211.


[Закрыть]. Но Дюма встал, нашел другого коня, вскочил на него и продолжил рубить австрийцев. Прямо перед ним разорвалось пушечное ядро, его новый скакун пал[745]745
  его новый скакун пал: заявление Двадцатого драгунского полка, 18 января 1797, MAD.


[Закрыть], и он оказался на земле во второй раз – только чтобы подняться вновь. К концу утра Дюма все еще разил вражеских солдат[746]746
  Дюма все еще разил вражеских солдат: письмо дивизионного генерала Жубера к Наполеону, 27 марта 1797, SHD 3B211.


[Закрыть], не получив при этом ни одной серьезной раны. Его соединенные силы сумели заставить австрийцев отступить. И не только выбили кавалерийские колонны из Сан-Антонио, но и обратили в бегство солдат из гарнизона Мантуи – вдоль озер, по мосту и назад, в ворота цитадели, откуда те только что спаслись.

* * *

Действия Дюма по отражению австрийской вылазки помешали врагам в то утро объединить свои силы, что могло бы привести к прорыву осады. Когда с севера наконец прибыла большая австрийская армия, она оказалась в ловушке, была изолирована и не могла выполнить свою задачу. Австрийцы продолжали сражаться с врагами, но к этому моменту остальные французские подразделения стали возвращаться с битвы при Риволи, где одержали победу. Злополучный австрийский генерал, который проделал долгий путь до Мантуи, обнаружил, что все новые и новые французские отряды зажимают его подчиненных в тиски, при этом войсками противника командовал один из лучших военачальников французской армии. После пары часов кровопролития австриец сдался. Спустя две недели завершилась осада Мантуи: австрийцы подняли белый флаг над своей главной крепостью в Италии. Париж праздновал победу в битве при Риволи как величайший успех Итальянской войны. Однако целью этого сражения было не дать австрийским подкреплениям прорвать осаду Мантуи и соединиться с армией, пойманной в ловушку внутри города. Так что именно Дюма во главе своего небольшого подразделения решил исход боя за крепость.

Неудивительно, что Дюма вышел из себя, прочитав официальный отчет о сражении. Автор реляции – адъютант Наполеона генерал Бертье – принизил роль Дюма до «наблюдения за боем при Сан-Антонио»[747]747
  официальный отчет о сражении, включая «наблюдение за боем при Сан-Антонио»: отчет генерала Бертье, 19 января 1797, SHD 3B37.


[Закрыть]. Бертье, правда, включил в документ фразу о том, что Дюма «хорошо» сражался с врагом, однако это не могло заставить Дюма пересмотреть слова, которые он собирался написать в своем рапорте командующему Итальянской армией. Генерал взялся за перо и отправил Наполеону фантастически дерзкое письмо. Оно цитируется в каждом историческом очерке о Дюма как пример его легендарной вспыльчивости:

18 января 1797 г.[748]748
  «18 января 1797»: письмо от Дюма к Наполеону, 18 января 1797, цит. по: MM, с. 96.


[Закрыть]

ГЕНЕРАЛ,

мне стало известно, что осел, которому было поручено составить отчет о сражении 27 числа [27 нивоза, т. е. 16 января], утверждает, что вплоть до конца боя я занимался наблюдением. Я бы не пожелал этому дураку такого наблюдения, поскольку он сразу наложил бы в штаны.

Салют и Братство!

АЛЕКС ДЮМА.

Командование Итальянской армии состояло из людей, не склонных к деликатности в общении, однако даже на этом фоне поступок Дюма выглядел неблагоразумным. Генерал Бертье был правой рукой Наполеона (позднее он станет его начальником штаба). Я просмотрел весь отчет[749]749
  Я просмотрел весь отчет: отчет Бертье, 19 января 1797, SHD 3B37.


[Закрыть] Бертье в поисках предложения, которое привело Дюма в такую ярость. Оно нашлось на 15-й странице документа – очень беглого описания всей кампании по осаде Мантуи Итальянской армией. Масштабные акции, вроде передислокации австрийским императором своих войск со всей Европы с целью помочь Мантуе, укладываются всего в один абзац. Учитывая широту этого отчета, который явно составлен на основании сведений из многих источников и с целью дать обзор стратегии, надо сказать, роль Дюма в последний день осады в интерпретации Бертье выглядит далеко не столь оскорбительно, как это воспринял Дюма, пусть Бертье и погрешил против истины.

После великих побед Наполеон имел обыкновение проводить реорганизацию своих войск и распределять звания и трофеи. Бертье рассылал эти назначения. Неудивительно, что Дюма ждали плохие новости: он не получил даже дивизию, более того, ему пришлось принять более мелкое подразделение[750]750
  принять более мелкое подразделение: письмо от дивизионного генерала и начальника штаба Бертье к Дюма, 17 января 1797, BNF NAF 24641.


[Закрыть] и перейти под командование генерала Массены, к которому он питал неприязнь.

28 нивоза[751]751
  «28 нивоза»: письмо от Дюма к Наполеону, 17 января 1797, SHD 3B118.


[Закрыть].

Генералу Бонапарту.

Я получил ваш приказ, генерал…Не стану скрывать от вас удивление, которое вызвала у меня новость о моем переводе. Не ожидал такого бесчестья – на следующий день после того, как я изо всех сил способствовал победе в сражении… и [того, что] вы, генерал, кто всегда, казалось, воздавали по заслугам храбрым республиканцам в вашей армии, могли, даже не встретившись со мной, лишить меня [своего уважения], хотя я сделал все, чтобы заслужить его. Я был вправе надеяться на чуть более щедрое вознаграждение. После того как я командовал несколькими армиями и не потерпел ни одного поражения, после того как я, будучи самым возрастным генералом в этой армии, полагал, что [заслужил] новые права на доверие со стороны моего командующего и моих товарищей, меня отправляют командовать частью дивизии!

Письмо и дальше продолжалось в том же духе – и конечно же никак не улучшило ситуации и не принесло Дюма того, что он чуть ниже называет «справедливостью, которую я заслуживаю».

В качестве трогательного заключения, приведу следующее свидетельство, обнаруженное мною в личном деле Дюма. Этот документ был написан и отправлен Бонапарту днем позже. Его подписали 25 военнослужащих «20-го драгунского полка 1-й дивизии, участвовавшей в Блокаде Мантуи»:

Мы, командир, офицеры[752]752
  «Мы, командир, офицеры»: заявление Двадцатого драгунского полка, 18 января 1797, MAD.


[Закрыть], унтер-офицеры и драгуны – военнослужащие 20-го полка – свидетельствуем, что дивизионный генерал Дюма, в дивизии которого мы [служим], предпринял все возможные меры и все действия в пределах своей компетенции, чтобы выполнить приказ. Нам известно, что генерал три или четыре ночи подряд посещал передовые посты и не давал себе никакого отдыха…

Кроме того, мы подтверждаем, что в последнем сражении 27-го числа текущего месяца он возглавлял нас, действуя как республиканец, полный чести и отваги. В связи с чем мы подписываем настоящее заявление.

В январском отчете, отправленном в Директорию, Наполеон хвалит почти всех[753]753
  Наполеон хвалит почти всех: письмо от Наполеона в Исполнительную Директорию, 18 января 1797, цит. по: Oeuvres de Napoléon Bonaparte, Vol. 1, сс. 272–79.


[Закрыть] офицеров, участвовавших в завершении осады Мантуи. Имя генерала Дюма не упомянуто ни разу.

Глава 15
Черный Дьявол

Понижение в звании, которое так унизило Дюма, предоставило ему новую возможность проявить себя. Лишившись должности дивизионного генерала, командующего тысячами людей, он освободился от административных и политических обязанностей и вынужденно вернулся к роли, в которой изначально сделал себе имя: командир небольших кавалерийских отрядов, проводящих разведку и неожиданно атакующих врага в труднопроходимой местности или районах, слишком опасных для движения основных сил армии.

В январе 1797 года Наполеон разделил французскую Итальянскую армию на три основные колонны и поставил перед ними цель загнать австрийцев в Альпы и выбить из Италии. Если бы французские колонны справились с этой задачей, они могли бы даже последовать за отступающим противником и на его плечах ворваться в центральные районы самой Австрии, от которых до вражеской столицы – Вены – оставался всего день пути на коне.

В первой половине февраля 1797 года Дюма и небольшой отряд драгун в составе дивизии под командованием генерала Андре Массены неуклонно продвигались вперед, гоня австрийскую армию все дальше на север к границе Австрии. «[Дюма] стремительно перемещается[754]754
  «[Дюма] стремительно перемещается»: André Maurel, Les trois Dumas, с. 15.


[Закрыть] от одного города к другому, от одной деревни к другой, вдребезги громя всех на своем пути, – сообщает очевидец. – Захватывая две тысячи пленных здесь, одну тысячу там, он совершает фантастические подвиги». Австрийцы придумали прозвище для безжалостного французского генерала, который выслеживал их в снежных предгорьях: die schwarze Teufel, Черный Дьявол[755]755
  «Черный Дьявол»: Deputazione toscana di storia patria, Archivio Storico Italiano, 5th ser., Vol. 21 (1898), с. 231; Ernest d’Hauterive, Un soldat de la Révolution: Le Général Alexandre Dumas (1762–1806), сс. 138–40.


[Закрыть].

Дюма появился в Италии слишком поздно, чтобы быть причисленным к группе генералов, которые называли себя «итальянцами». Дюма много раз доказывал этим офицерам свою отвагу, но всегда держался чуть в стороне. Его тревожило растущее в их среде преклонение перед генералом Бонапартом. Без разрешения со стороны парижского правительства Наполеон приказал изготовить наградные сабли[756]756
  изготовить наградные сабли: Gustav Fiebeger, The Campaigns of Napoleon Bonaparte of 1796–1797, сс. 84–85.


[Закрыть] по собственным описаниям и выгравировать на этих клинках свое имя и посвящение. Он вручал оружие офицерам за храбрость, проявленную в битвах. Он также раздавал «итальянцам» солидные денежные вознаграждения в качестве личной благодарности за службу. На вкус Дюма, «итальянцы» говорили чуть больше, чем следовало, о себе и своем превосходном командующем и меньше, чем нужно, о целях и ценностях Республики. Для Дюма слова «Марсельезы» были не просто популярными стихами военного марша; они вечно горели перед его мысленным взором.

Один из генералов откровенно восхищался прямотою Дюма. Генерал Бартелеми Катрин Жубер жаждал перевести Дюма в состав своей колонны. Жубер также был стойким республиканцем – патриотом образца 1790 года. Некоторые строчки, написанные им в адрес Дюма в конце декабря в письме с новостями о подготовке осады, звучат как признание в платонической любви одного генерала революционной армии к другому: «С неменьшим нетерпением[757]757
  «С неменьшим нетерпением»: письмо от дивизионного генерала Жубера к Дюма, 31 декабря 1796, SHD 3B211.


[Закрыть], генерал, жду момента, когда встречусь с таким хорошим республиканцем, как вы. Мне понадобится вся моя слава и доблесть, чтобы быть достойным вашего уважения».

Под командованием Жубера находились 20 тысяч французских солдат. Они противостояли еще большему числу врагов, окопавшихся в скалистой местности вдоль реки Адидже в Тироле – альпийской территории на австрийско-итальянской границе. Французов ждала одна из тяжелейших битв, в которых им до сих пор приходилось участвовать. Этот район защищали не только солдаты австрийской регулярной армии, но и горные егеря из тирольского ополчения, причем и те и другие знали местность так хорошо, как французские «синие мундиры» не могли и мечтать.

В конце февраля Жубер добился желаемого: Наполеон перевел Дюма в его колонну[758]758
  перевел Дюма в его колонну: Antoine-Vincent Arnault et al., «Dumas (Alexandre Davy-de-la-Pailleterie)», с. 161. См. также письмо от дивизионного генерала Жубера к Наполеону, 20 марта 1797, SHD V3B118.


[Закрыть]. Жубер быстро ввел нового подчиненного в курс его задачи[759]759
  Жубер быстро ввел нового подчиненного в курс его задачи: письмо от дивизионного генерала Жубера к Дюма, 18 января 1797, цит. по: MM, с. 102.


[Закрыть]: гнать австрийцев вплоть до перевала Бреннер – «великих ворот» Италии[760]760
  «великих ворот» Италии: об истории перевала Бреннер см. F. Baillie-Grohman, «The Brenner Pass and Its Traffi c in Old Days».


[Закрыть], через которые проходили бесчисленные вторжения варваров. Вот только на этот раз французским захватчикам предстояло пройти в противоположном направлении – на север, через итальянский Тироль, через Альпы и вниз, в самое сердце Австрии.

Перевод из-под командования Массены в распоряжение соратника-республиканца Жубера наверняка стал большим облегчением для Дюма. В первую же неделю службы вместе с новыми товарищами по оружию Дюма повел небольшой отряд[761]761
  Дюма повел небольшой отряд: Дюма, рапорт дивизионному генералу Жуберу, 27 марта 1797, MAD Safe.


[Закрыть] вверх по притоку Адидже, чтобы обойти австрийцев с фланга. Враг обустроил укрепленные позиции вдоль реки, охраняя каждый мост. Дюма захватывал эти укрепления одно за другим. Во время рукопашной всадникам иногда приходилось сражаться прямо на мелководье. Впечатляющие боевые навыки Дюма – умение стремительно маневрировать, перепрыгивать препятствие на коне, способность выбить противника из седла одним ударом сабли или даже кулака – немало способствовали падению боевого духа у врагов и воодушевлению французских кавалеристов. Дюма раз за разом преследовал[762]762
  Дюма раз за разом преследовал: см. переписку Дюма за 22 февраля, 5 и 6 марта 1797 в SHD 3B118 и V3B211, а также приказы дивизионного генерала Жубера генералу Дюма, 20 марта 1797, SHD 3B211.


[Закрыть] большие группы австрийцев, принуждая их сдаться или обращая в бегство.

В официальном армейском отчете за первую неделю марта, описывающем захват стратегически важного пункта на реке, Дюма изображен почти как герой голливудского военного фильма: «Исход битвы оставался неясным[763]763
  «Исход битвы оставался неясным»: письмо дивизионного генерала Жубера к Наполеону, 24 марта 1797, SHD 3B21.


[Закрыть] до тех пор, пока генерал Дюма во главе отряда кавалерии не ворвался в деревню Трамин, где взял шестьсот пленных и захватил две пушки. В результате вражеская колонна… не смогла войти в Боцен [ключевой город в итальянском Тироле] и была рассеяна среди гор». Вскоре после этого Дюма ухитрился спасти самого генерала Жубера[764]764
  спасти самого генерала Жубера: там же.


[Закрыть], когда его новый командир во время маневра угодил в расположение большого австрийского отряда. Дюма подкрался к вражеским солдатам и неожиданно обрушился на них с тыла, описывал Жубер в реляции для Наполеона, чуть ли не затаив дыхание от восхищения перед мощью человека, присланного служить под его командой.

Сам Дюма в боевых отчетах описывает неистовство рукопашных схваток с сухим профессионализмом: «Я атаковал вражескую кавалерию, которая наступала на мой отряд; мы полностью разбили ее, хотя противник превосходил нас в числе: я ранил их командира в лицо, а еще одного кавалериста – в шею. Полк, которым я командовал, убил, захватил в плен или ранил нескольких австрийских всадников». Однако Дюма не забыл также описать подвиги своих соратников-офицеров: «Адъютант генерал Блондо[765]765
  «Я атаковал» и «Адъютант генерал Блондо»: Дюма, рапорт дивизионному генералу Жуберу, 27 марта 1797, MAD Safe.


[Закрыть] выказал отменное мужество. Колонна генерала Бейара совместно с 8-м драгунским полком взяла 1200 пленных: этот генерал вновь отличился в бою».

В феврале и марте, несмотря на пронизывающий холод, Дюма предпочитал разбивать лагерь для своих драгун на берегах Адидже вместо того, чтобы квартировать в одном из речных австрийских городов или крепостей, занятых французами. Как отмечал Дермонкур, кампания Дюма «больше походила на гонку[766]766
  «больше походила на гонку»: сообщение Дермонкура, цит. по: MM, с. 108.


[Закрыть], чем на войну». Дюма никогда не сражался так хорошо.

* * *

Впрочем, за неистовством Дюма на поле битвы лежала не только жажда славы, но и самая глубокая тоска. 3 марта он написал Мари-Луизе: «Любимая[767]767
  «Любимая»: письмо от Дюма к жене, 3 марта 1797, BNF NAF 24641.


[Закрыть], за девятнадцать дней я не получил от тебя ни единой драгоценной весточки. Не знаю, что и думать из-за этой проклятой задержки. Наши тревоги и так достигли пика, и, полагаю, у меня для этого есть более одной причины».

Он написал вновь спустя два дня, когда наконец получил вести от жены. Письмо, отправленное Мари-Луизой, пропало, но, кажется, в нем она намекала, что страхи Дюма обоснованны. С их младшей дочерью Луизой – тринадцатимесячным младенцем – стряслось ужасное несчастье.

Единственной женщине, до которой мне есть дело[768]768
  «Единственной женщине, до которой мне есть дело»: письмо от Дюма к жене, 5 марта 1797, MAD.


[Закрыть] на свете.

Мой бесценный друг, ты написала мне о несчастье, которое разом состарило меня вдвое. Думаю, тем самым подтвердились мои опасения, и на самом деле произошло нечто еще более ужасное. Если, увы, это так, ты должна открыть мне… (правду о) моей бедной Луизе, моей злосчастной малышке. Быть может, я напрасно взывал к тебе!.. Мой божественный друг, я не обрету покой, пока не получу от тебя письмо с правдой (но я все еще дрожу)…

Прощай, любимая, твое письмо слишком расстроило меня, чтобы оставались силы сказать что-нибудь еще. Передай крепкий поцелуй моему ребенку (я не осмеливаюсь сказать «моим детям») и нашим уважаемым родителям. Я люблю тебя больше всех на свете, навсегда.

Не ясно, что стало причиной – болезнь или несчастный случай, но Дюма вскоре узнает, что маленькая Луиза умерла. Как бы то ни было, в последующие недели и месяцы чувство утраты и скорбь, похоже, заставляли его сражаться еще неистовей. Человек, прозванный австрийцами Черным Дьяволом, продолжал гнать их по долине реки Адидже. Дюма действовал настолько эффективно, что Жубер стал называть его в отчетах дивизионным генералом, хотя у Дюма не было никакой дивизии. Жубер официально передал под командование своему подчиненному несколько полков, но Дюма при любой возможности бросался в бой впереди небольших отрядов своих драгун.

Примерно в двадцати пяти милях к северу от Боцена, под Клаузеном – тирольским городком с тихими площадями у храмов и улицами, которые упираются в отвесные скалы, что живописно нависают на фоне заснеженных горных пиков, не уступающих по высоте Швейцарским Альпам, – австрийские войска обустроили «ужасающую позицию»[769]769
  «ужасающую позицию»: Дюма, рапорт дивизионному генералу Жуберу, 27 марта 1797, MAD Safe.


[Закрыть], как описал ее Дюма в отчете для Жубера. Австрийцы расставили над городом хорошо укрепленные артиллерийские батареи под защитой тысяч солдат. Сотни тирольских стрелков укрывались в лесах и скалах, открывая прицельный огонь по любому замеченному французу. Это было настоящее стрельбище, где австрийцы и их местные союзники занимали все господствующие высоты.

Утром 23 марта Дюма и Дермонкур въехали в городок во главе отряда из трех десятков драгун и, как позже сообщит Жубер Наполеону, «пересекли Клаузен под неприятельским огнем»[770]770
  «пересекли Клаузен под неприятельским огнем»: письмо от Жубера к главнокомандующему (Наполеону), 24 марта 1797, SHD 3B211.


[Закрыть], хотя основная масса французских солдат совсем рядом не могла сдвинуться с места из-за постоянных обстрелов. На противоположной стороне города находился стратегически важный мост через реку Айзак, которая в тот момент представляла собой череду узких стремнин и бушующих потоков, мчащихся под невообразимо крутым наклоном. Только перейдя по мосту, французы могли двинуться дальше на север и продолжить гнать австрийцев к границе. Последние были столь же полны решимости удержать мост, сколь Дюма – взять его. Они расставили повсюду на дороге груженные камнями телеги, с которыми, как вспоминал Дермонкур, Дюма «благодаря своей геркулесовой силе[771]771
  «благодаря своей геркулесовой силе»: сообщение Дермонкура, цит по: MM, с. 109.


[Закрыть] в одиночку справлялся лучше, чем все наши двадцать пять солдат, вместе взятые. Когда я говорю двадцать пять, я преувеличиваю: австрийские пули делали свое дело, и пять-шесть наших людей выбыли из строя»[772]772
  драгуны запаниковали: письмо от Дюма к представителю Гарно, 2 сентября 1797, CGH.


[Закрыть].

Отряд получил подкрепление, и, как только последняя из телег была сброшена в реку, Дюма пересек мост и въехал в город Бриксен. Дюма и Дермонкур оказались там в одиночестве[773]773
  Дюма и Дермонкур оказались там в одиночестве: или Дюма был совсем один? Несколько источников, описывающих инцидент, упоминают на мосту Дюма, но не Дермонкура. В их числе Oeuvres de Napoléon Bonaparte, Vol. 1; Arnault et al., с. 161; и Edmond Chevrier, Le Général Joubert d’après sa correspondance, с. 98. Однако длинное и красочное описание инцидента, сделанное Дермонкуром, позволяет ему уверенно занимать место рядом с его героем, генералом Дюма (MM, сс. 109–14).


[Закрыть]. Враги обстреливали их с вершин прибрежных валунов и с противоположной стороны моста. Австрийские солдаты сошлись с французскими офицерами врукопашную. Дермонкур вспоминал, что Дюма «поднимал саблю, как молотильщик поднимает цеп, и каждый раз, когда сабля опускалась, падал человек». Сам Дермонкур, зажатый между тремя австрийскими кавалеристами, был серьезно ранен в плечо. У него оказалось перерезано сухожилие. Австрийцы «продолжали осыпать меня[774]774
  «поднимал саблю» и «продолжали осыпать меня»: сообщение генерала Дермонкура, цит. по: MM, с. 113.


[Закрыть] сабельными ударами и вскоре наверняка продырявили бы насквозь, потому что я не мог вытащить пистолет из кобуры левой рукой».

Чуть раньше под Дюма застрелили лошадь[775]775
  застрелили лошадь: Дюма, рапорт дивизионному генералу Жуберу, 27 марта 1797, MAD Safe.


[Закрыть], он упал так неудачно, что австрийцы были уверены в его гибели. Раздался крик: «Черный Дьявол мертв!»[776]776
  «Черный Дьявол мертв!»: сообщение генерала Дермонкура, цит. по: MM, с. 116.


[Закрыть] Однако Дюма тут же воскрес из мертвых или, скорее, выбрался из-под павшего скакуна, которого затем использовал в качестве прикрытия для своей огневой точки. Он обнаружил небольшой запас заряженных австрийских ружей и стал стрелять из них по врагам.

Лежа среди груды окровавленных тел Дермонкур, как он позже вспоминал, «сумел повернуться в сторону генерала[777]777
  «сумел повернуться в сторону генерала»: там же, с. 113.


[Закрыть]. Он стоял в центре клаузенского моста и в одиночку удерживал его против целого эскадрона. Мост был узким, и враги могли нападать на генерала лишь по двое-трое в ряд – он разил всех, кто приближался к нему».

Кровь струилась из руки, бедра и головы Дюма. Тем не менее он резал и колол с неослабевающей яростью, причем делал это с такой силой, что почти каждый австриец, встретившись с его клинком, получал смертельную рану или летел головой вниз с моста в реку. Когда несколько десятков французских кавалеристов наконец подоспели на подмогу и австрийцы отступили, Дюма не стал отдыхать. Он вскочил на коня и около десяти миль преследовал бегущего врага по альпийским лесам.

«Мой долг – предоставить полный отчет о действиях генерала Дюма, – написал Жубер Наполеону после битвы. – Он трижды возглавлял атаку кавалерии и собственноручно убил нескольких вражеских всадников. Его отвага внесла немалый вклад в победу».

Общий итог боевых действий в тот день, согласно Жуберу, выглядел следующим образом: «Мы взяли пятнадцать сотен пленных, наши потери составили тысячу человек, может, чуть меньше или больше».

А вот что было сказано о человеке, который сражался в первых рядах, в окружении вражеских солдат, стрелявших и старавшихся зарубить его: «[Дюма] получил две[778]778
  «Мой долг – предоставить полный отчет», «мы взяли пятнадцать сотен пленных» и «[Дюма] получил две»: письмо от дивизионного генерала Жубера к Наполеону, 24 марта 1797, SHD 3B211.


[Закрыть] легкие сабельные раны, когда в одиночку бился с австрийскими кавалеристами на мосту». В еще одном источнике говорится о том, что мушкетные пули пробили шинель Дюма в семи местах, хотя генерал каким-то чудом не пострадал.

В сейфе Вилле-Котре лежит письмо, которое Дюма отправил друзьям из штаба Итальянской армии. Генерал описывает, как возглавлял действия кавалерии в Тироле и насколько «эти победы были необходимы[779]779
  «эти победы были необходимы»: письмо от Дюма к «лучшим друзьям», 1 апреля 1797, MAD Safe.


[Закрыть], чтобы хоть немного развеять глубочайшую печаль из-за невосполнимой утраты – моей несчастной Луизы… желанной и обожаемой дочери, образ которой всегда стоял у меня перед глазами и сопровождал меня днем и ночью». Затем мысли Дюма, как обычно, быстро возвращаются к нежно любимой жене: «Но что еще больше беспокоит меня, это состояние моей жены, потому что это событие еще скажется в будущем».

* * *

На этот раз в отчете для Парижа Наполеон не стал умалчивать о героизме, проявленном Дюма в Клаузене:

Генерал Дюма, сражаясь во главе кавалерии[780]780
  «Генерал Дюма, сражаясь во главе кавалерии»: Наполеон, рапорт в Исполнительную Директорию, 1 апреля 1797, Correspondance, Vol. 2, сс. 572–75.


[Закрыть], собственноручно убил нескольких всадников противника. Враги нанесли ему две легкие раны саблями, а его адъютант Дермонкур был тяжело ранен. На протяжении многих минут этот генерал в одиночку удерживал мост против вражеской кавалерии, которая пыталась пересечь реку. Благодаря этому он сумел помешать наступлению врага – до прибытия наших подкреплений.

В конце марта Дюма получил от Наполеона письмо со следующим уведомлением: «Главнокомандующий желает[781]781
  «главнокомандующий желает»: письмо от Наполеона к Дюма, 3 апреля 1797, BNF NAF 24641.


[Закрыть] выказать удовлетворение доблестными действиями генерала Дюма в последних боях в Тироле, а потому передает ему под командование все отряды кавалерии в дивизиях, расквартированных в Тироле».

В качестве еще одного знака о готовности полностью простить Дюма, Наполеон добавил такую строчку к следующему недельному отчету: «Прошу, чтобы генералу Дюма[782]782
  «Прошу, чтобы генералу Дюма»: письмо Наполеона в Исполнительную Директорию, 5 апреля 1797, цит. по: Le Moniteur, Vol. 28 (1863), с. 666; и по: Correspondance, Vol. 2, сс. 456–57.


[Закрыть], который, помимо коня, лишился пары пистолетов, прислали пару пистолетов из Версаля от производителя этого оружия».

Наполеон также дал Дюма новый псевдоним, восхваляя его как «тирольского Горация Коклеса» – для той эпохи это действительно очень лестная похвала. «Рим оказался в большой опасности[783]783
  «Рим оказался в большой опасности»: Plutarch, Lives of Illustrious Men, Vol. 1, с. 163.


[Закрыть], враг пробивался в город через деревянный мост, – сообщает Плутарх, – и Гораций Коклес… удержал этот мост и отбил нападение врага». Все последующие авторы вплоть до начала двадцатого столетия, когда античные аллюзии вышли из моды, стали называть Дюма «тирольским Горацием Коклесом».

К концу 1797 года Наполеон добился победы над австрийцами, принудив их вступить в переговоры и подписать унизительное соглашение – Кампо-Формийский мирный договор. Вена признавала независимость всех новых итальянских республик, спонсируемых Францией, уступала Парижу различные неитальянские территории самой Австрии, включая австрийские Нидерланды и важнейшие острова в Средиземном море. Наполеон также добился от императора согласия на целый список прочих уступок. (Благодаря одной из них Бонапарт заручился любовью либерально мыслящих людей всей Европы: генерал Лафайет, все еще удерживаемый австрийцами после дезертирства из французской армии и попытки сбежать с континента в надежде на почетный паспорт американского гражданина, наконец получил свободу.)

Пока продолжались мирные переговоры, Наполеон назначил генерала Дюма военным губернатором Тревизо[784]784
  назначил генерала Дюма военным губернатором Тревизо: письмо от генерала Бертье к Дюма, 21 мая 1797, BNF NAF 24641.


[Закрыть] – богатой провинции и одноименного города в сорока километрах от Венеции. Здесь было много виноградников и загородных вилл, построенных венецианскими купцами за несколько веков. Дюма помог жителям приспособиться к новому порядку. Он участвовал в местных охотничьих экспедициях и, если хоть немного верить письмам от горожан к генералу, отличался беспристрастностью, поражавшей мирных жителей, которые находились под его управлением. Эти письма от граждан провинции Тревизо к генералу Дюма хранились в папке, найденной в сейфе Вилле-Котре. Лесть и благодарности здесь смешивались с неискренними попытками доказать, что эти люди тоже были ревностными республиканцами в наилучшем французском стиле:

В разгар столь новой для нас революции[785]785
  «В разгар столь новой для нас революции»: Муниципалитет кантона Азоло, 29 мая 1797, MAD.


[Закрыть] и демократии, происходящей от возрождения Италии, мы, как никогда, нуждались в вас, гражданин генерал, как Отце, который бы указывал нам путь и поддерживал наши усилия по укреплению возлюбленной Свободы, коей мы обязаны великодушию французов. И вот мы свободны от самого отвратительного рабства и находимся под защитой вашей справедливости и самоотверженности.