Текст книги "Меня зовут Жанн Масс"

Тома Лелю
Меня зовут Жанн Масс

«Ну давай, осчастливь меня.»

Клинт Иствуд в фильме «Грязный Гарри» (1971 г.) Режиссер Дон Сайгл

Посвящается Бобу Марли

Глава первая

Меня зовут Жанн Масс, я – вышибала в кафе «Кокосовый орех». Моя любимая музыкальная группа – Gilles Deleuze,[1]1
  Gilles Deleuze – французский философ.


[Закрыть] и у меня полно друзей в шоу-бизнесе. В данный момент я бы с удовольствием занялся любовью с голубями, только не знаю как. Для компенсации я пересматриваю свои DVD. Кстати, вчера вечером я посмотрел «Тупой, еще тупее» в двенадцатый раз. Потом я рассортировал фильмы по частоте просмотра, и оказалось, что «Тупой, еще тупее» дет вторым после «Седьмой печати» Ингмара Бергмана. После него «Империя чувств» – на третьем месте. Я вам все это рассказываю только потому, что тыле в этой истории со мной случаются отпадные штуки. Раньше по жизни меня все немного доставало. Дивидишек хватает на пять минут, от работы вышибалой тоже быстро устаешь. Что касается тусовок, то, как только становишься там своим, становится неинтересно. Но возвращаюсь к своим баранам. В эту субботу в «Кокосе» играли Bobby Mac Fire, и я ни за что на свете не хотел их пропустить. Но получилось так, что в тот вечер я застрял на входе со своим другом Дерриком.

Деррик тоже уже несколько месяцев работает в «Кокосе» вышибалой. У него рост 1,88 м на 102 кг. И вот мы стоим, дубеем у входа, я слышу первые звуки гитар Бобби и говорю себе: сейчас ты скажешь, что идешь пописать, а потом – что застрял в толпе, что не сразу нашел выход, и, таким образом, можно будет увидеть хоть кусочек концерта. Я поворачиваюсь к Деррику.

– Я хочу отлить.

– Супер! – отвечает Деррик, покуривая цыгарку, как говорит Бернар-Пьер Донадье.[2]2
  Bernard-Pierre Donnadieu – французский актер.


[Закрыть]

– И знаешь что?

– Ну…

– Я, наверное, пойду.

– О'кей, только ты там не тяни, я не люблю стоять один – боюсь, что у меня попросят сдачу с пяти евро.

– Я сейчас вернусь. Давай, чао!

Я вхожу в заведение, народу – тьма. Зал полностью прокурен, то есть полный душняк, и я начинаю улыбаться, вытягиваю из себя два-три слова на английском для проходящей мимо девчонки. Она ничего себе и почему-то напоминает мне абажур.

Публика перевозбуждена. Ребята уже под кайфом по полной программе, и я говорю себе, что это самый прекрасный день в моей жизни, смотрю, не видно ли здесь пташек, и вот замечаю одну. Начинаю убалтывать, на что уходит добрая четверть часа, но подруга не ведется, и я отваливаю.

Я направляюсь к бару, Джеф меня узнает – мы же видимся с ним ежедневно, и мне подмигивает, потом я двигаюсь к туалету, потому что и в самом деле приспичило отлить, и натыкаюсь на Мишлин Дакс и Шубакку, расцеловывающихся во все щеки, а потом я уже чуть ли не бегу в помещение, где холодно и неприятно пахнет. Блин, я и вправду очень sexy, прямо-таки вылитый Жюльен Лепэр[3]3
  Julien Lepers – телеведующий на канале France 3, обладающий голубыми глазами и претендующий на эталон французской мужской красоты.


[Закрыть] в молодости, и я говорю себе, что пора завязывать с просмотром DVD, а то глаза уже красные. И щеки тоже толстоваты – надо бы опять заняться теннисом на открытом корте и притормозить с употреблением пива и крахмалосодержащих продуктов. А в остальном я в полном порядке: плечи широкие, фейс отпадный – ага, я вспоминаю, как в детстве врач проверял, на месте ли мои яички после неудачного падения на лыжах.

Я делаю свои дела, затем, мурлыча что-то под нос, выхожу из туалета. И вдруг прямо на меня выбегают два парня, грубо отшвыривают – и я оказываюсь у стены. Они быстро исчезают, как дикие газели. Вытаскиваю свой мобильник и звоню Деррику.

– Деррик, меня только что сбили с ног два типа, они направляются к выходу.

– О'кей, информацию принял. Готовлюсь к задержанию.

– Я сейчас к тебе. Предупреди Маркуса, Стиви,[4]4
  Маркус, Стиви – имена телеведущих.


[Закрыть] Клоуна Бозо[5]5
  Клоун Бозо – персонаж детских сказок.


[Закрыть] и Битлов. В субботу делаем шашлык.

Я отключаю телефон, и тут до меня доходит, что ведь выбежали они из кабинета шефа, и вот я иду в кабинет, даже не представляя, что там меня ждет, хотя нет, – немного догадываюсь, конечно. Посреди комнаты распростерся наш босс Роже Пишу, весь изрешеченный ультразвуковыми пулями, лицо у него посинело и раздулось, как у старой антильской жабы. Мой мобильник звенит рингтоном Love is blue Клодины Лонже,[6]6
  Claudine Longet – французская певица.


[Закрыть] и я отвечаю, держа дрожащими руками телефон:

– Да?

– Я никого не вижу. Ты уверен? Может, они еще в «Кокосе»?

И тут я very взволнованно:

– Деррик, по-моему, у нас биг трабл.

– Типа?

– Шеф лежит у моих ног совсем бледный. Кажется, он уже не дышит.

– Я сейчас приду. Держись!

Я вдруг чувствую себя таким махоньким в костюме от Hugo Boss, что шарю по карманам в поисках каких-нибудь безделушек, которые можно выбросить в мусор, чтобы чем-нибудь себя занять. Ну, например, старых билетов на метро, но нахожу, к сожалению, только рекламку уроков рисования, сворачиваю ее трубочкой и пытаюсь попасть в плетеную корзину для мусора, однако промахиваюсь, и от этого становится еще хуже, затем ко мне подбегает запыхавшийся Деррик.

Здесь пассаж в черно-белых тонах.

Деррик (в черно-белой тональности, как и положено) подбегает ко мне, едва переводя дыхание, и ржет. Он ржет, потому что в этот момент еще не въехал в ситуацию, да и вообще, он никогда и ничего всерьез не воспринимает, потом он мне говорит сквозь свой гогот:

– Ну и что теперь будем делать?

– Как что – дрочить!

Теперь мы оба начинаем ржать до упаду, после чего я прихожу в себя.

– Я, кажется, разглядел этих типов. Это были бычки. Думаю, я смог бы их узнать на фотографии.

– Бычки, говорите?

– Да, розовые бычки высокого роста.

– Так.

– Думаю, я бы их узнал.

– Сейчас давай вызовем полицию и не будем долго торчать у тела.

– Ты прав, дружище, пошли отсюда.

Мы выходим в коридор, и в голове моей крутится мысль, что жизнь – пустяковая штука, а я никогда не пробовал плавать под водой с аквалангом и не знаю ни одной песни Жоржа Брассенса.[7]7
  Georges Brassens – французский певец.


[Закрыть] Я вспомнил, как однажды на пляже видел инвалида, который наворачивал медузу, как будто это был биг-мак, и как он потом рыдал, когда уходил, потому что лицо у него разнесло раза в два. В холле у входа мы встречаемся со своими коллегами. Никто вообще ничего не видел, и мы решаем вызвать полицию, чтоб приехала и спасла нас.

– Алло, это Жанн Масс из кафе «Кокосовый Орех». Вы нам нужны. По-моему, наш босс был убит двумя медведями. Им удалось скрыться, но я их перехватил, когда они выходили из кабинета Роже Пишу. Я разглядел их крупным планом, поэтому смогу дать вам суперточное описание. Так что мы ничего не предпринимаем и ждем вас, Патрис, браво, еще раз браво!

Я отключаю телефон, и мы идем в концертный зал с мыслью о том, что два медведя могут еще где-нибудь прятаться. Bobby Mac Fire сегодня вечером в отличной форме, и мы заказываем два джин-тоника, высматривая по сторонам девчонок, как два ботаника. Деррик наклоняется ко мне, я вижу очень-очень близко его глаза, налившиеся кровью и влагой, но, тем не менее, слушаю.

– Во всяком случае, мы теперь свободны от толстого! Как же он меня иногда доставал!

– Ты не говори так громко! Еще услышит кто-нибудь. Если он умер, это ведь в какой-то степени по нашей вине!

– Кстати, кто сказал, что убийца – не ты? Откуда ты вообще взял эту историю о розовых медведях? Нет, кроме шуток. Почему не две гигантские сардели?

– Я тебе сразу же отвечу, придурок. Если б его убил я, то я не сидел бы здесь с тобой и не пил бы водку, и стресса у меня бы не было. Да и вообще, это не я… Вот! Сейчас ты заткнешься и молча допьешь свой бокал – вот так. Доверься парню, который пишет эту книгу. Ты слишком напряжен. И не смотри так на читателя… Здесь это не катит! Прими надменный вид! Попробуй представить, что ты Роберт Мичем,[8]8
  Robert Michem – актер, легенда американского кинематографа.


[Закрыть] прикури сигарету.

– Да-да, ты прав, я выкурю несколько сигарет подряд.

Я поворачиваюсь к танцевальной площадке и говорю себе, что в принципе Деррик мне по душе, а еще я бы съездил на остров Мустик в гости к Мику Джаггеру, который живет там в красивом домище рядом с такими же доминами Элтона Джона и Дэвида Боуи:[9]9
  Mick Jagger, Elton John, David Bowie – исполнители, ставшие классиками рок-музыки.


[Закрыть] мы бы оттягивались целыми днями в полном безделье и спокойствии, попивая mojitos[10]10
  Mojitos – коктейль на основе белого кубинского рома.


[Закрыть] и беседуя о концептуальном искусстве, – было бы классно, а Мик познакомил бы меня с Оливье, молодой гваделупанкой-транссексуалом, и мне захотелось бы сказать ей что-нибудь крышетечное, но я наверняка забыл бы свою реплику, и режиссер взбесился бы и стал бы считать меня мелким уродом, а я бы от этого затосковал.

Деррик:

– Эй, ты меня слышишь? Флики[11]11
  Флик (фр. flic) – полицейский.


[Закрыть] приехали! Чувак, к ним нужно подойти!

– А в уши зачем орать?

Мы расталкиваем пару-тройку типов с косяками, они нам кричат «Bay!», но мы намного габаритней их, поэтому no problem: проходим легко и свободно, потом движемся ко входу, где нас уже ждут менты и скорая в одежде космонавтов.

Расследование поручено инспектору Кольмару, и я сразу же чувствую, что все будет очень и очень непросто. Он мне объясняет, что он еще и препод по французскому, и просит прийти завтра в комиссариат на улице Аббесс, чтобы рассказать обо всем, что произошло, а также оставаться некоторое время в Париже для дачи показаний. Потом он уходит, и мы видим, что он без трусов.

«Космонавты» уносят тело шефа, который очень, ну просто очень плохо играет мертвого (это его первая роль), время от времени он открывает глаза, тогда мы слышим, как кто-то из публики говорит своему соседу, что все это, мол, лажа. Меня это несколько нервирует, но народ реагирует нормально.

Я говорю себе: раз мы здесь, то надо вернуться хотя бы к концу концерта, но в то же время я чувствую, что страшно хочу есть, поэтому предлагаю Деррику пойти перекусить в «Этьен-Марсель». Деррик с энтузиазмом принимает предложение, и мы линяем, на такси «мерседес». Как придурки.

И чтоб вы не сомневались, что в такси других марок я не сажусь, из йогуртов ем только марки La Laitiere,[12]12
  La Laitiere, Fleury Michon – французские торговые марки, популярные в среде снобов. Явная ирония автора.


[Закрыть] а крабовые палочки – только от Fleury Michon.

Уже на второй секунде водитель тачки завязывает разговор:

– Вы актеры? Я вас видел по телевизору. Или я ошибся?

– Попали прямо в точку. Я – брат Жерара Депардье.

– У него есть брат?

– Ну да, и он перед тобой. Меня зовут Бернар. Бернар Депардье.

– Вы тоже актер? (С удивлением.)

– Да, я сыграл почти в сорока анималистических фильмах. В основном – жирафов. Знаете… я… Ну, моя фишка, это – фэшн.

– А что такое «фэшн»?

– «Фэшн»? – Да ты что! Мода, манекенщицы, все такое…

– Круто… Наверное, нагляделись на красивых телок!

– А ты как думаешь? Мне в прошлом месяце пришлось переспать где-то с шестьюдесятью девчонками. Проблема в том, что многие из них не могут говорить на правильном французском – это меня расстраивает.

– Если хотите, я знаю хорошие места, где есть симпатичные девчонки, и если ты с ними будешь поласковее, то они сделают тебе все, что хочешь.

– Не-еее, дружище, это не для нас. Нам нужны только шикарные телки, ну, такие упакованные девочки, которые выбривают себе киску, хочешь – полностью, а хочешь – местами.

Водитель чихает, а Деррик, которому очень жарко, открывает окно. Я говорю себе, что могу навешать что угодно кому угодно, и что это дает мне супервозможности, которые я скрываю, чтобы не напрягать предков.

Я замечаю на улице одного типа, который разговаривает сам с собой, и два-три бриллианта, сверкающих, как поджаренный лук, а еще я обнаруживаю, что в такси стоит отвратительный запах, ну а потом, слава богу, мы подъезжаем к кабаку, и только здесь я говорю себе: какой же ты идиот, потому что забыл заказать столик.

Глава следующая

У меня есть одна проблема… Дело в том, что если я что-то начинаю, то уже не могу остановиться. Входя в этот ресторан, на который я откровенно запал, я уже чувствую, что здесь мы просинячим «от заката до рассвета», и что завтра я наверняка буду не в состоянии пойти поплавать с бабушкой в бассейн отеля «Риц». Я поворачиваюсь к Деррику:

– Босс?

– Мы знакомы?

– Это я, Жанн.

– О, точно.

– Давай-ка опрокинем по стаканчику, что-нибудь жеванем и пойдем, лады? На бухло не налегаем, я могу тебе доверять?

– Дыши глубже, братан. Наслаждайся лайфом! Ты какую-нибудь хрень себе заработаешь, если все время будешь такой загруженный, как сейчас.

– Да я просто хочу быть завтра в форме, и все. Ты же знаешь, как для меня это важно. Предки, как-никак.

– Ты глянь, кто здесь!

Жоан, как всегда, выглядит суперсексуально в мини-платье, облегающем большие и круглые ягодицы, она усаживает нас на самое классное место, и мы заказываем вино. Я, конечно, не против, но мне еще обязательно нужно заплатить за телефон. Напомни мне, если забуду.

Кабак украшен очень крутыми афишами, освещение от Пьера Уига[13]13
  Pierre Huyghe – модный французский дизайнер-оформитель.


[Закрыть] типа «Alien/черный фаллос-вибратор/вазелин», что абсолютный отпад, то есть мы сюда нормально вписываемся. Я посматриваю на мобильник и понимаю, что на данный момент друзей, кроме Деррика, у меня нет, а в таких местах нужно, чтобы у тебя была масса друзей, а сам ты все время висел на телефоне. Тут я вижу Эли Шураки:[14]14
  Elie Chouraqui – французский режиссер, прославившийся сюжетами на тему антисемитских настроений в обществе.


[Закрыть] он заходит, жуя круассан с миндалем. Целует Жоан, потом усаживается напротив какого-то индуса. Наверняка это один из идиотов-журналюг, которые стали трезвонить о его чертовской соблазнительности с тех пор, как он занялся акробатическими падениями с пони. Сто процентов, именно такой болван – пашет себе в какой-нибудь маленькой газетенке. Зато у меня, слава богу, есть интересная работа, и там происходит много всякой забавной всячины. Есть и драки, и кулаки в ребро, и сучки редкостного пошиба, и окровавленные, обделавшиеся покойники. И при всем при этом я – крутой киллер, киллер со всеми киллерскими наворотами, самый-самый, блин, крутой… Э, – ё![15]15
  Э, – ё! – междометие, выкрикиваемое рэпером с одновременным тыканием указательным пальцем в зрителя.


[Закрыть] У меня появляется желание выпить красного вина, если ты, конечно, не против. Жоан (я зову ее мамашей) возвращается, сияя своей big smile,[16]16
  Big smile – широкая улыбка (англ.).


[Закрыть] специальной smile тусовщицы ночного клуба, я ей тоже улыбаюсь и заканчиваю эту фразу, чтобы перейти к следующей в том же духе My friend[17]17
  My friend – мой друг (англ.).


[Закрыть] Деррик обнаруживает два восхитительных существа в нескольких метрах от нас. Я бросаю взгляд в их сторону и рассматриваю, во что они обуты. Вижу, что блондинка носит Pierre Hardy. А другая… Нет, не вижу ее ног – ну и ладно, – я поворачиваюсь к Деррику и залепляю ему по морде.

– Все, хватит!

– Давай заказывать, потому что если я сейчас что-нибудь не проглочу, то уж точно свалюсь с копыт.

– Мне как всегда… Пюре из лосося.

– А мне гамбургер в форме сердца.

– А где мамаша?

Она как раз проходит недалеко от нас, я подаю ей знак, она тут же подходит, и мы делаем заказ. Она уходит, а я смотрю на ее ягодицы, грудь. Я бы женился на ней, говорю я себе, это как раз мой тип женщин, но в то же время я осознаю, что у меня сейчас другие планы и нужно думать о профессиональном росте. В мае мне уже будет тридцать, а я еще не научился говорить по-итальянски. В этот момент я ловлю себя на мысли, что надо бы пересмотреть La Dolce Vita.[18]18
  La Dolce Vita – фильм Федерико Феллини.


[Закрыть] Так, просто пришло в голову. Но теперь мне уже очень хочется пересмотреть La Dolce Vita на 3D-системе, и я прошу сигарету у Деррика.

– Дай цыгарку, Деррик.

– Ты куришь? – спрашивает он, протягивая свою пачку.

– Блин!

– Чего еще?

– Это не Marlboro light!

– Ты заколебал…

– Я не люблю Lucky light, мне не нравится их вкус.

Наконец прибыли наши блюда, и мы на них набросились, как будто никогда в жизни не ели, и прилили все это бутылочкой Bourgueil, потом еще одной, потом бутылкой водки и еще парочкой охлажденных текил; чувствуем – слегка вставило, и тут Деррику, не знаю, почему, приспичило поговорить о боссе «Кокоса». О нашем покойном Роже.

– Знаешь, дружбан, я уверен, что в этом деле не обошлось без подставы.

– С чего ты взял, дурья башка?

– Не знаю. Ты считаешь, он был мутный чувак?

– Все боссы такие.

– Мне уже давно хотелось порыться в его кабинете. Он всегда в нем закрывался. За два года я видел его… ну, с десяток раз, не больше. Strange,[19]19
  Strange (англ.) – странно.


[Закрыть] разве нет? Уверен, что там есть потайной ход или какие-то игрушки, о которых мы не знаем.

– Он бизнесмен. Занимается бабками, всякой писаниной, контрактами…

– Да, согласен, но… Вот те странные типы, все в коже, с которыми мы иногда пересекались? Или когда он приходил и просил его не беспокоить, пока он будет отливать с пожилыми людьми…

– Я вышибала, меня это не касается.

– А я бы хотел взглянуть на его офис как-нибудь на днях. Это может оказаться прикольным.

– Я бы лучше порнуху посмотрел.

– Пошли вместе, давай переоденемся в баб.

– Никогда! Ты меня уже достал своими мафиозными историями, Деррик.

– Все в порядке. Релакс, чувак… Я тебя разыгрываю. Ты же знаешь, все, что мне нужно, – это наша любовь, но я не знаю, как тебе о ней рассказать.

В этот момент я думаю о том, какой же все-таки Деррик идиот: он теряет время, горбатясь в «Кокосе». Больно думать, что в восемьдесят девятом он был чемпионом по смерфу[20]20
  Смерф – неритмичный акробатический танец, напоминающий движения робота.


[Закрыть] в Сент-Кэ-Портрье, а у его матери два задних прохода.

На сегодняшний день, в свои семнадцать с половиной, он ничего еще не сделал в жизни. Тем не менее, когда он только осел в Париже, многие из нашего круга увидели в нем будущего актера типа Ромэна Дюрис или Бенуа Мажимеля, но у этого придурка нет никаких амбиций, ему больше нравится ходить квасить со своими друзьями нациками.

И все равно мне по душе Деррик. Он один из самых элегантных чуваков, с которыми я когда-либо был знаком. К тому же он убежден, что родился в 50-е годы и что он лесбиянка.

О чем с ним нельзя говорить, так это о политике. Это хуже пытки. Я лучше лишний раз послушаю африканские djembe.[21]21
  Djembe – ударный инструмент народов Западной Африки.


[Закрыть]

Сегодня вечером он тихий, даже слишком. Он чудаковато смотрит на меня, а я прикидываюсь, что не догоняю, о чем он говорит.

– Что это за шум?

– Похоже на пылесос.

– А куда потом? Может, пошли в «Матисс»?[22]22
  Matisse – парижский ночной клуб.


[Закрыть]

– Нет, только не в «Матисс». Мы же решили, что сегодня будем трезвыми.

– Ну, по последней. Там будет Клод Брассер,[23]23
  Claude Brasseur – французский актер.


[Закрыть] хоть поржем.

– В прошлый раз, ты вспомни, нас оттуда выставили пинками в жопу.

Вдали проходит слон.

Мы опять садимся в такси, там пахнет камфарой – сдохнуть можно, водила, наверное, болеет. Но я сосредоточиваюсь на музыке: басы разрывают воздух, Деррик поворачивается ко мне с глупой улыбкой, и тогда я спрашиваю его, что здесь смешного, а он отрыгивает мне прямо в лицо, и меня это почему-то смешит, хотя обычно я не смеюсь от подобных вещей.

Я прошу таксиста сделать музыку погромче, потому что звучит хит «Ву-Танг Клана»,[24]24
  Wu-Tang Clan – американская рэп-группа.


[Закрыть] а я от них торчу, и я начинаю двигать головой в такт вверх-вниз, у меня вырывается пара-тройка факов, у Деррика тоже, и вот мы с ним идем, два таких крутых рэпера, эдакие трехметровые нигеры, и трахаем всю планету.

Мы приземляемся на улице Понтье, расплачиваемся за такси в евро и подгребаем к «Матиссу», где уже толпится в очереди народ, я слышу, как какая-то толстая тетка говорит о Роже Пишу, причем говорит тихо: мне приходится включить громкую связь, и тогда я понимаю, что весь Париж уже в курсе случившейся драмы, что меня резко отрезвляет, и тут я осознаю, что Деррик мочится на мои шузы.

Мы без особых проблем входим в переполненный «Матисс». Садимся в баре и заказываем шампанское с водкой.

Народа под завязку. Я узнаю Далиду, на которую у меня сразу встает, потом Реми Жюльена,[25]25
  Rémy Julien – известный французский каскадер.


[Закрыть] а потом, в уголке, Люка Лемерля с Мансуром Барами.[26]26
  Mansour Barami – иранский теннисист.


[Закрыть] Я улыбаюсь всем этим людям, которых не знаю, но которых постоянно вижу по долгу службы, и говорю себе, что надо быть более открытым. Тут мимо меня проходит девушка, которая прерывает мою задумчивость:

– Привет, красавчик!

Я отвечаю не сразу, ведь парень, который пишет эту книгу, тоже должен сходить взять себе что-нибудь выпить.

– Привет!

– Ты работаешь моделью?

– Нет, с чего ты взяла? А ты – актриса?

– Не, стилист.

– Прикольно, а где ты пашешь?

– Я работаю у Жака Прады.[27]27
  Жак Прада – предположительно дизайнер. Интернет не дает четкой информации. Возможно, он основатель торговой марки Prada, которая создает стильные коллекции, а может, это просто созвучное имя.


[Закрыть]

– Прикольно.

– А ты чем занимаешься?

– Я моряк на рыболовецком судне.

Она очень красивая и слегка накачанная, я говорю себе, что давно меня так не кадрили. Мне кажется, я нравлюсь женщинам, но сам не понимаю, почему. Ну, физиономия смазливая, вид немного лоховатый – наверное, это и привлекает. А может, у девицы уже несколько месяцев не было сексуальных отношений, и она думает, что я справлюсь с этим за одну ночь. Или я кажусь ей спецом – фермером, обрабатывающим женские угодья.

Я заказываю хозяйке два бокала, девица начинает пофыркивать от смеха и кладет руку мне на плечо:

– Я уверена, что ты рок-звезда или что-то в этом роде!

– Умница.

– Не скромничай ты так, мой милый!

Она залпом опрокидывает свой бокал шампанского, и я, естественно, вынужден сделать то же самое, только мне это тяжело, очень тяжело, но она настаивает и заказывает еще два бокала, затем берет мое лицо обеими руками и засовывает свой язык мне в рот, я же обхватываю руками ее ягодицы, нащупываю на ней узенькие танга, и у меня сразу появляется соответствующая мужская реакция.

У меня сильно кружится голова, но, тем не менее, вращать языком в нужном направлении получается. В голове всплывает воспоминание о том, как я застукал своего отца в момент, когда он ел муху, – сейчас в принципе не настолько приятно, но все же приятно, потому что я могу забыться. Я уже не слышу музыку, но уверен, что звучит кусок из С. Жерома,[28]28
  С. Jérôme – французский певец, символ полнейшего отстоя.


[Закрыть] а еще я думаю, что находиться здесь – настоящий кайф, что девчонка хорошо целуется, и ее волосы приятно пахнут.

Позади нас какой-то инопланетянин вскочил на стол и мочится в пустые стаканы, я замечаю Бенуа: он блюет на соседа, но это не страшно; от звуков музыки С. Жерома исходит масса положительных вибраций: настоящая семейка очаровательных зомби, и у меня такое впечатление, что я нахожусь во влагалище Стэнли Кубрика в начале L'Ultime Razzia.[29]29
  L'Ultime Razzia – фильм Стэнли Кубрика «Последний набег» (1956 г.). Любопытна фантазия героя, который представляет себя во влагалище мужчины.


[Закрыть]

Меня зовут Жанн Масс, и я работаю вышибалой. У всех есть внутренний голос, еще с детства, вы же знаете. Иногда люди бывают робкими, но Луиза всегда мчится во весь опор. Она бежит в «Биафине»[30]30
  «Биафин» – крем для лечения ожогов.


[Закрыть] (в креме), а к ней на большой скорости приближается другая особь женского пола, причем поджарая – такой себе рыжий викинг, изобретатель крана женских секреций, – а затем какая-то подруга, от горшка два вершка, протягивает мне руку.

– Идем ко мне? – спрашивает она меня.

– Мне кажется, я перепил.

– Ну, не будь идиотом, я тебя забираю!

– А ты знаешь, чего хочешь? Я рассказывал тебе, как однажды мой дядя подарил нам шоколадные конфеты, а внутри оказалась вата?

– Да, ты мне уже рассказывал.

– Что ты делаешь?

– Перестань строить из себя ребенка хоть на пять минут, ладно?

– Ну как хочешь…

Я беру ее за руки и прижимаю к какой-то машине. Я давлю на нее всем весом, чтобы она хорошо прочувствовала, как у меня стоит, и вытаскиваю из свитера одну грудь, облизываю и вижу, как увлажнились ее глаза, затем начинаю покусывать ей ухо и нашептывать, что сейчас буду трахать ее прямо на улице.

За нами проезжает такси, она поднимает руку, чтобы его тормознуть. Мы быстро забираемся внутрь, и она говорит водителю, чтобы он ехал в Шатле.

Ночь похожа на акварель Виктора Гюго, а рука девушки ласкает мои гениталии через ткань штанов. На улицах полно телок, я чувствую себя ужасно уставшим. Я хочу лечь и еще раз посмотреть «Тупой, еще тупее», но чувствую, как девушка расстегивает ширинку и заглатывает мой член в свою ротовую полость.

В Шатле я тут же оказываюсь у двери в ее квартиру и спрашиваю себя, какой же там внутри дизайн. Дизайн – важная штука.