Текст книги "Высокие башни"

Глава 8

Послышался стук в дверь, и раздался бодрый голосок Фелисите:

– Мсье Шарль, уже шесть часов! Баронесса зарылась головой в подушки.

– Шесть часов, – застонала она. – Шарль, я не могу вставать и завтракать с тобой в такое время… Эта девочка становится излишне надоедливой, не правда ли? Она постоянно чем-то занята с тех пор, как закончила школу.

Барон не обратил внимания на сонные протесты, сел в кровати и стащил ночной колпак. Ему не нужно было внимательно приглядываться к окнам, покрытым морозными узорами, чтобы понять, что на улице сильно похолодало. Он немного колебался, прежде чем вынырнуть из постели, но потом начал быстро одеваться. Только когда он надел сюртук, барон ответил жене:

– Я сказал, чтобы она разбудила меня в шесть. Мне необходимо сделать столько дел, что лучше было бы вообще не ложиться.

– Почему ты должен вести такую спартанскую жизнь? Я из-за этого чувствую себя абсолютно бесполезной. А когда в дверь стучит Фелисите и будит тебя веселым голоском, мне становится совсем стыдно.

Барон засмеялся и замерзшими пальцами попытался застегнуть пуговицы сюртука.

– Сердечко мое, твое присутствие помогает мне справляться с работой и тревогами, – он побрызгал в лицо водой из тазика и задохнулся от холода. – Я ничего тебе не говорил, но англичане нападут на нас, как только на реках растает лед. Мы считаем, что начнется атака на Монреаль.

Барон заметил, как сжалась жена, когда он напомнил ей об опасности, которой они постоянно подвергались, и пожалел о своих словах. Потом барон вспомнил, как она ослушалась приказа и приплыла к нему сюда, оставив детей во Франции.

– Клодин, когда они сюда пожалуют, мы будем готовы к встрече. Я занимаюсь этим все время.

– Мне даже кажется, – упрекнула баронесса, – что ты этому радуешься.

Барон собирался покинуть комнату, но в этот момент вернулся к постели.

– Ты права, Клодин, признаюсь, я этому рад. Меня раздражает, когда люди считают, что кроме бизнеса меня ничего не интересует. Они забыли, что я участвовал во многих сражениях во Франции и здесь принимал участие в двух кампаниях, кроме Лашина, где мне повредили руку. Я мог бы стать приличным солдатом, как многие из них… Конечно, не исключая Пьера… Если бы я не был старшим сыном, и на мои плечи не легла огромная ответственность.

Мсье Шарль выпрямился.

– Теперь, когда я отвечаю за безопасность Монреаля, у меня появился шанс это доказать. Неужели тебя удивляет, что я волнуюсь?

В голосе жены послышались слезы:

– Когда наконец закончится эта ужасная война?

Когда барон вошел в столовую, Фелисите уже завтракала. В камине ярко пылал огонь, и в комнате было тепло. Девочка встретила мсье Шарля теплой улыбкой, рядом с ней на столе высилась стопка бумаг, и она похлопала по ней рукой:

– Сегодня у нас насыщенный день. Мсье Шарль, жаль, что вам пришлось вчера ужинать вне дома. Заходил мсье Хертель насчет земли.

Кухарка принесла буханку хлеба прямо из печи, и прежде чем порезать, провела над ней крест на крест ножом. Барон взял кусок хлеба и начал его задумчиво жевать, запивая горячим какао.

– Та разговаривала с мсье Хертелем?

– Да. Он хочет продать все поместье, а не часть, как он собирался. Как вы считаете, он делает это потому, что земля граничит с рекой Ришелье, куда вскоре пожалуют англичане?

– Эти соображения помогли ему прийти к решению, – барон улыбнулся. – Конечно, это не очень защищенное место, но я хочу его купить. Я желаю округлить наши владения со всех сторон. Какую цену он запросил?

– Слишком высокую, мсье Шарль, – как ни странно, но деловые манеры шли Фелисите и в то же самое время казались поразительными для девушки ее возраста. Ей следовало интересоваться нарядами, танцами и ухажерами, но она сидела перед попечителем с серьезным взглядом, и в данный момент ее интересовала только цена земли вдоль реки Ришелье. – Он желает получить тысячу ливров за землю и еще сотню за пошлину.

– Это чересчур, – барон начал возмущаться. – Все думают, что деньги у семейства ле Мойн – немеренные! Никого не интересуют, каким образом они нам достаются. Но нас ему не перехитрить, не правда ли, малышка? Мы с тобой умницы!

Девушка начала улыбаться, но потом что-то вспомнила, и улыбка исчезла с ее лица. В комнату вошла кухарка с блюдом отварной рыбы, и девушка осторожно сказала:

– Он тоже к нам заходил…

– Ты имеешь в виду…

Кухарка вышла, закрыв за собой дверь, и Фелисите повторила:

– Да, это был мсье Бенуа.

Барону сразу расхотелось завтракать.

– Когда я слышу об этом человеке, у меня пропадает аппетит. Жаль, что тебе пришлось с ним общаться. Наверно, он задавал тебе сотни вопросов?

Девушка кивнула головой.

– Но ему ничего не удастся от меня узнать. Я теперь знаю, как с ним можно справиться: начинаю быстро болтать и постоянно киваю головой. Ему кажется, что я сообщаю ему нечто важное, но он не может разобрать ни единого слова и начинает беситься, размахивать руками, говоря: «Подожди! Не спеши! Что ты так торопишься! Милая девушка, ты позабыла, что у меня плохо со слухом. Прошу тебя, говори помедленнее!»

Я продолжаю говорить, а он не разбирает слова, – Фелиси-те захихикала. – Так даже лучше, мсье Шарль, потому что мои слова сильно не понравились бы этому противному старику.

– Он сказал, зачем заходил?

– Да, он намекнул на это. Все что я могла понять из его бормотания и покачивания головой, так это то, что мсье де Марья сильно пострадал в финансовом плане.

– Снова! – воскликнул барон. Он с такой силой поставил чашку на стол, что Фелисите перепугалась, что она сейчас развалится на куски. – Неужели мы снова должны выручать его? Я уверен, что это всего лишь уловка, чтобы выкачать у нас побольше денег. На этот раз он от меня ничего не получит!

Девушка сделала вид, что занята завтраком, и не поднимала глаз от тарелки. На самом деле она пыталась понять, стоит ли ей вылезать с собственными умозаключениями. Наконец она сказала:

– Мсье Шарль, я… мне кажется, что он ожидает, что вы ему откажете.

– Он должен ожидать отказ после того, что я ему сказал в первый раз.

– Ожидает ваш отказ, и у него… имеется оружие, чтобы отомстить вам.

– Оружие? – У барона снова пропал аппетит, и он внимательно посмотрел на Фелисите. – Что ты имеешь ввиду?

– Возможно, это всего лишь догадка, но я уверена, что это правда. Я ничем не могу подкрепить мою догадку. Он никак не угрожал и не сказал ничего такого, но тем не менее, мсье Шарль, за его словами что-то кроется. Угроза почувствовалась в его манерах.

Фелисите перестала вести себя как взрослая и посмотрела на Шарля как ребенок, увидевший опасность и готовый разрыдаться.

– Мсье Шарль, я его боюсь! Он очень опасный человек! Барон казался не испуганным, а раздраженным ее словами.

– Ты считаешь, что он обнаружил в моем прошлом какой-то секрет и может им воспользоваться? Могу тебя уверить – моя совесть чиста. Мне он не помешает нормально спать. Пусть мсье Бенуа не делится с нами своим секретом. – Он взглянул на письмо, лежащее поверх остальных. – Ты просматривала письма?

Девушка кивнула головой.

– Да. Тут нет ничего спешного, я могу ими заняться.

– Отлично! Мне не очень хочется с ними возиться, и я с удовольствием передам это дело тебе.

Вдруг ему в голову пришла важная мысль:

– Днем ты увидишь Филиппа. Так вот, скажи ему, что есть война или нет, но мне нужно расширить склады в районе залива. Не забудь об этом, малышка.

Забыть подобное поручение?! Фелисите тихо посмеялась. Девушка была счастлива, когда у нее появилась реальная причина повидать Филиппа, и не нужно было выдумывать для этого поводы.

Фелисите встала из-за стола и поправила кринолин. Он давно вошел в моду во Франции, но только сейчас эта мода достигла колонии. Когда девушка попросила разрешить ей носить кринолин, это означало, что детство закончилось.

– Как только я закончу заниматься письмами, я сразу пойду к Филиппу, – сказала Фелисите.

Сбоку мастерской Рене Фезере, оружейника и златокуз-неца, был узкий проход, над которым висела доска, занимавшая пространство между двумя рядами домов. На ней было написано: «Филипп Жирар». Фелисите пожаловала сюда в сопровождении служанки по имени Лиза. У девушки колотилось сердце, и так было всегда, когда она собиралась повидать Филиппа, в особенности с тех пор, как он сильно вырос и превратился в юношу, организовавшего собственное дело в Монреале.

Дела у Филиппа шли хорошо. Они не могли идти плохо, потому что барон был его негласным партнером и постоянно напоминал ему с помощью Фелисите, что следует все время трудиться. Фелисите следила за тем, как работает Филипп, даже покупала бухгалтерские книги и делала там первые записи своим аккуратным почерком. Филипп полагался на нее во всем, но одежду выбирал себе сам – должность предпринимателя ко многому обязывала. Это оставалось секретом Филиппа и портного. Но когда он надел костюм в первый раз, он нашел причину посетить дом ле Мойнов, чтобы Фелисите могла увидеть его во всем блеске. Сюртук был синего цвета и хорошо сшит. В фалды была вшита клеенка, чтобы они топорщились согласно фасону. По совету портного он завязал модным узлом на шее платок из льна. Такой галстук вошел в моду с тех пор, как во время битвы за Стайнкирк французы подверглись внезапной атаке, и офицерам пришлось одеваться в спешке, чтобы вступить в битву. Филипп закатывал чулки выше колен, прикрывая расстояние между чулками и короткими панталонами. Все было выдержано строго по моде, но кое в чем он допустил ошибку. У Фелисите сжалось сердце, когда она увидела, что портной придумал с пуговицами.

Девушка пыталась пощадить чувства молодого человека, но ее выдало выражение лица. Филипп перестал гордо вышагивать перед ней и, нахмурившись, взглянул на девушку.

– Что у меня не в порядке? – спросил он. – Сюртук?

– Нет, нет, Филипп. Сюртук у тебя отличный. Он прекрасно на тебе сидит.

– Тогда значит жилет?

– Нет, он тоже красивый, длинный и с прекрасным рисунком.

– Панталоны?

– С ними тоже все в порядке, – девушка очень боялась его обидеть. – Дама не должна об этом говорить, но ты чудесно выглядишь в панталонах.

– Но в чем же тогда дело? – расстроился Филипп. – Я понимаю, что сделал какую-то ошибку, а ты мне должна помочь и обо всем сказать.

– Клянусь, все нормально. Вот только… слишком много пуговиц. Но что из этого? Это неважно.

– Значит, вот в чем дело! – Филипп с недовольством взглянул на свой сюртук. – Теперь, когда ты сказала об этом, я и сам вижу, что их слишком много. – Он сильно покраснел и выглядел несчастным. – Теперь я понимаю, что у меня дурной вкус.

У Фелисите сжалось сердце. «Я его обидела, и он будет от этого страдать, – решила она, но потом подумала: – Лучше, если я сама скажу ему об этом, прежде чем над ним станут насмехаться. От такого шока он действительно не оправится».

Она потрогала лацкан сюртука и сделала вид, что серьезно задумалась.

– Так, дай мне подумать. У тебя на сюртуке четырнадцать пуговиц. Возможно, лучше, если их станет… ну, восемь, а остальные срезать. К счастью, это можно спокойно сделать, не нарушив фасона. На карманах мы оставим по три пуговицы, вместо пяти.

Про себя девушка думала: «У этого негодяя портного нет никакого вкуса. Что он натворил с моим бедным Филиппом!»

– Повернись. Мы еще срежем несколько пуговиц с фалд, и тогда ты станешь выглядеть как настоящий лорд, а костюм будет напоминать творения талантливых парижских портных!

Ей не удалось обмануть Филиппа, и он понимал, как многому еще ему нужно учиться.

Фелисите вспоминала об этом случае, когда, повернув в проход, прошла под вывеской. Девушка подумала: «Филипп быстро все усваивает и до многих вещей доходит сам. У него чудесные манеры, как у мсье Шарля».

Переулок заканчивался небольшим двориком с деревянным строением в два этажа. Здесь Филипп жил и занимался своим плотницким делом. На нижнем этаже находились склад и мастерская, а на втором этаже в виде мансарды он жил.

Как только открылась дверь, приятно запахло деревом и свежими стружками. Филипп был в конце мастерской. Он деловито забивал гвозди в остов, который потом превратился в подставку для кувшинов с элем в подвалах таверны. Слева от дверей находилась высокая куча всякого барахла, которое накопил старик Киркинхед. Он оставил все Филиппу, заявив в завещании, что когда-нибудь, использовав эти вещи, юноша станет богатым. Пока что коллекция занимала полезное пространство, и Фелисите много раз убеждала Филиппа выбросить этот хлам.

Кто-то рядом рылся в этой куче, потому что раздался треск, и «холм» опасно наклонился, подняв в воздух клуб пыли. Через мгновение над кучей появилась странная голова с шапкой грязных волос. Глаза у парня были разного размера, более крупный глаз не двигался и отливал стеклом. Это был Поликарп Бонне – подмастерье, помогавший Филиппу.

– Он не обратил на девушку ни малейшего внимания и не сводил взгляда с Филиппа, который прервал работу и пошел девушке навстречу. Тощий Карп заговорил странным голосом, едва выговаривая слова:

– Мастер, вы мною довольны, так?

– Я плачу тебе не зато, что ты ковыряешься в куче хлама. Я говорил тебе много раз!

– Мастер, там зарыты сокровища! – выкрикнул Карп. – Я уверен в этом. Здесь спрятаны вещи, которые смогут сделать вас богатым! Дайте мне время, и я их разыщу. Тут обрывки красивых кружев, кусочки ткани и перья, разные стекляшки и обломки металла. А возможно, тут спрятаны драгоценные украшения!

Филипп взглянул на Фелисите и незаметно подмигнул ей:

– Карпа не интересуют деньги, он только интересуется женщинами – крупными женщинами. И чем крупнее, тем лучше. Если бы кто-то предложил ему на выбор богатство или громадную женщину в жены, он выбрал бы для себя великаншу.

Помощник напыжился от гордости, когда услышал, как рассуждал о нем Филипп.

– Мне нравится, когда женщины много. А у мелких женщин очень острые язычки. Когда они худые, то не переставая жалуются. Я люблю высоких и толстых баб, которых невозможно обхватить руками.

– Карп, тебе все равно не удастся найти подходящую для тебя женщину в этом хламе, – сказал Филипп. – Поэтому занимайся своей работой. – Он обратился к Фелисите: – Наверно, мсье Шарль хочет, чтобы я для него что-то сделал, вот ты и пришла сюда холодным утром.

Фелисите передала ему слова Шарля. Пока девушка говорила, она внимательно разглядывала его лицо. Филипп много работал, и это отражалось на его внешности. Он стал худым и бледным. Девушка решила посоветовать ему умерить свой пыл.

– Конечно, мсье Шарль торопится, но тебе не стоит начинать работу на свежем воздухе, пока не пройдут холода. Если ты так сделаешь, то заболеешь.

– Ты все продумала, правда?

Фелисите решила проверить, как у него обстоят дела с учетом проделанной работы. Она подошла к потрепанному сосновому столу у стены. На нем громоздились письма, листы бумаги и какие-то записки. Все было покрыто толстым слоем пыли.

– Филипп, – возмутилась девушка, – как ты ведешь дела, если у тебя все бумаги в беспорядке? У тебя есть бухгалтерские книги, и тебе следует туда все записывать ежедневно.

– Но у меня небольшая мастерская, – запротестовал Филипп. – Тебе не кажется, что люди станут смеяться, если я начну записывать их заявки в книгу? Я и так все помню.

Фелисите сурово покачала головой.

– Значит, все подробности у тебя в голове? А вдруг, мой легкомысленный Филипп, у тебя выйдет спор с заказчиком и придется обратиться в суд? Ты обратишься к судье и что тогда? Тебе скажут, что их не интересует твоя память. Суду нужны бумаги, записи, счета, соглашения, расписки. Он начнет качать париком и скажет: «Извините, мсье, но я ничем не могу вам помочь!»

– Но я позабыл все, что ты мне говорила о том, как следует вести книги.

Именно этого и ждала Фелисите.

– Я буду вести эти книги, пока ты все не усвоишь. Я буду заходить к тебе каждый день, и ты мне будешь говорить о своих заказах. Вскоре ты сам сможешь вести книги.

Девушка решила воспользоваться открывшимися возможностями. Она уселась на скрипучий стул и сказала:

– Конечно, когда ты женишься, это станет делать для тебя жена. Ты уже подумал о будущем?

Филипп быстро взглянул на девушку, потом сразу отвел глаза и неловко откашлялся.

– Да, – наконец промолвил он, – можно сказать, что я об этом думал. Рано или поздно, мне придется это сделать. Господи, когда-то я был уверен в собственном выборе, собирался рано жениться и даже думал… – Он неловко улыбнулся, уставившись на пол, усыпанный опилками. – Я думал, что мне нужно подождать, пока ты не подрастешь. Простому парню вроде меня не следовало мечтать об этом. – Он быстро добавил: – Конечно, я скоро понял, что из этого ничего не выйдет.

У Фелисите гулко забилось сердце, и она не смела взглянуть в глаза Филиппу.

– Филипп, я очень польщена, что ты… думал обо мне. Он удивился.

– Польщена? Ты, должно быть, поразилась. Ты стала чудесной юной леди, и мсье Шарль тебя ценит, наверное, он уже присмотрел для тебя мужа. Я давно понял, что мне не следует о тебе думать.

Мастерская была унылым местом: пыльные инструменты, множество ошибок и стружек, а с балок свисали паучьи сети. Окна настолько запылились, что сквозь них почти не проникал свет. Но Фелисите показалось, что вокруг все чудесным образом переменилось. Вместо тусклых лучей зимнего солнца через окна проникали лучи небесного сияния.

«Он хотел на мне жениться! – заветные слова звучали в ушах девушки, как прекрасный гимн. – Он хочет на мне жениться! Я все понимаю».

– Я не стану торопиться выбирать себе жену, – продолжал Филипп, – но когда-нибудь мне придется это сделать.

Фелисите подумала про себя: «Мой дорогой и любимый Филипп, тебе придется подумать об этом раньше, чем ты считаешь! Гораздо раньше. После твоих слов я сама займусь этим».

Девушка не собиралась пока ему ничего говорить, но ей и не представилась подобная возможность. В дверь громко постучали, и к Филиппу пожаловал хозяин дома, оружейник.

– Филипп! – сказал мсье Фезере, возбужденно сверкая глазами. – Они идут! До нас дошли слухи, что англичане собирают флот, чтобы атаковать Квебек. Организована экспедиция от озера Георга и реки Ришелье, чтобы попасть на Монреаль.

Фелисите переводила взгляд с лица Филиппа на оружейника. Она огорчилась, что Филипп был таким возбужденным.

– Они никуда не двинутся в такую погодку, – сказал он. – Откуда стали известны эти новости?

– Не знаю. Конечно, в Бостоне и Нью-Йорке имеются наши шпионы, да и здесь находятся их шпионы. Наверно, это было сообщение от них. На сей раз все правильно. Они движутся сюда.

Филипп побежал к деревянной лестнице, ведущей наверх. На несколько секунд он исчез из вида, и они слышали, как он там быстро расхаживал по комнате. Когда Филипп вернулся, он успел переодеться в плащ с капюшоном, штаны с мехом вдоль швов и тяжелые зимние мокасины.

– Наконец! Я так долго ждал этого шанса, – сказал Филипп. – Мсье Шарль давно сказал мне, что я стану служить в форте Шамбли. Наконец мне позволят сражаться за мою страну!

Он посмотрел на Фелисите, глаза у него сверкали. Он был в эйфории, схватил девушку за талию и высоко поднял в воздух. Некоторое время он держал ее над головой, а потом опустил на землю.

– Теперь я могу про себя сказать, что стал мужчиной! – кричал Филипп. – Я не простой подмастерье столяра, который постукивает молотком, когда остальные мужчины сражаются. Я стану одним из них!

Фелисите ничего ему не ответила. Она начала лихорадочно обдумывать возможные последствия. Филипп обернулся к оружейнику:

– Сегодня днем нас призовут, – сказал он, кивая головой и улыбаясь. – Мсье, у вас заберут все оружие, которое у вас имеется. Зимой вам придется потрудиться, чтобы выковать новое.

Мсье Фезере насыпал самый лучший нюхательный табак из Бразилии на ноготь и аккуратно втянул смесь в нос.

– Мне понадобятся помощники. Если ты не будешь работать, Филипп, я заберу у тебя твоего помощника, – он повернулся к Бонне: – Подойди ко мне, я погляжу на тебя.

Поликарп нерешительно вышел вперед.

– Мсье, наверно, я вам не подойду, – сказал он.

– Я умею воспитывать для себя помощников, – заявил оружейник, – они у меня много работают. Кругом разносятся огненные искры, со звоном бьют молоты по наковальне, и на лбу работников выступает пот! Ты мне подойдешь!

– У вас будет носиться больше огненных искр и громче застучат молоты, мсье, если вы найдете себе другого помощника.

– Я буду постоянно стоять за тобой с раскаленным прутом, – весело продолжал оружейник. – И если не увижу искр, и молот не станет стучать по наковальне так, как мне нравится, я просто приложу прут к твоей… мягкой задней части. После этого ты станешь работать еще усерднее.

– Как хорошо, что я немного понимаю язык ирокезов, – сказал Филипп Фелисите. – Я буду там полезен. Я проводил время со старым вождем, которого мсье де Бьенвилль прислал с юга, и теперь я могу с ним объясниться. В любом случае, я понимаю все, что он говорит, и, кажется, он понимает меня.

Потом юноша немного посерьезнел.

– Следует укрепить оборонные сооружения форта, наверное, я там сразу понадоблюсь. Фелисите, мы с тобой можем долго не увидеться.

Девушка подумала: «Возможно, я его больше никогда не увижу».

Она собрала все силы, чтобы не проявить свои чувства.

– Я должен отправляться к месту сбора.

Филипп был сильно возбужден и даже не замечал, в каком состоянии была Фелисите. Он взял руку девушки и неожиданно поцеловал ее.

– Когда я вернусь, то первый раз в жизни смогу всем смотреть прямо в глаза. Ты будешь меня вспоминать? Хотя бы иногда…

– Конечно, – девушка сдержала слезы и улыбнулась Филиппу. – До свидания, Филипп. Ты вернешься назад героем.

Когда юноша ушел в сопровождении оружейника, девушка начала молиться.

– Милая Мать Богородица в небесах, позаботься о нем, пусть он вернется живым и невредимым. Пусть он не распрощается жизнью, как это случилось уже со многими храбрецами. Кроме того, Матерь Божья, защити его от плена у индейцев.

Поликарп внимательно смотрел на девушку. Он кивал головой, подмигивал, морщился и строил гримасы, как бы желая ее подбодрить. Сейчас было ясно видно, что его более крупный глаз был стеклянным и очень плохо изготовлен, потому что он закатился вверх в глазнице и там застрял. У Поликарпа был длинный нос и сильно выдающаяся вперед нижняя челюсть, между ними почти нельзя было различить тонкие губы.

– Возьмите его, мадемуазель, – неожиданно сказал он. – Мой мастер – весьма редкий человек. Попомните, я, как и остальные мужчины, всегда с удовольствием любуюсь хорошенькими девушками, – он начал так подмигивать, что его лицо скривила гримаса. – Мой мастер станет чудесным мужем. Подобных ему людей не так много. Если хотите совет от человека, у которого никогда не будет подходящей женщины, берите его себе в мужья. Вы об этом никогда не пожалеете.

– Но как я могу это сделать? – воскликнула Фелисите, начиная рыдать. – Он ушел и, возможно… никогда не вернется обратно.