Текст книги "В шаге от рая. Правдивая история путешествия тибетского ламы в Страну Бессмертия"

– Не могло ли быть так, – довольно неделикатно выпалил я, – что они просто оставались там до утра? Может, он просто таким необычным способом приглашал к себе женщин?

– Если бы это было так, – сухо ответил Кунсанг, – то все равно кто-нибудь обязательно бы заметил, как они уходят. Ведь когда они являлись – это видели все. Мы внимательно следили за дверью, но никто никогда не видел, чтобы они выходили.

– Какова была цель их визитов? – спросил я, опустив глаза в блокнот и стараясь не показывать своего смущения.

– Они приносили ему пророчества, наставления, давали инструкции. Однажды, выйдя из транса, он не прогнал всех из комнаты, а попросил вызвать своих двух ближайших учеников, Намдрола и Мипама. Он рассказал им, что ему было видение о кхандро в человеческом обличье, которая должна стать его спутницей и отправиться вместе с ним в Сикким, когда он пойдет открывать беюл. Узнать ее можно по родинкам – одной на груди и двух на спине. Он отправил их на поиски этой женщины, и через несколько дней они вернулись с двумя претендентками. Первую Тулшук Лингпа отверг, поскольку у нее не было необходимых отметок на теле, а у второй обнаружились родинки, которые он описал. Звали ее Чими Вангмо, и она стала официальной кхандро моего отца и его второй женой.

– Они были знакомы до этого? – спросил я.

– Конечно, – ответил Кунсанг. – Она и вся ее семья уже долгое время были учениками Тулшука Лингпы. Они знали друг друга, но он и не подозревал, что она – кхандро.

– Как ваша мать отнеслась к тому, что у отца появилась вторая жена?

– Разозлилась, – сказал Кунсанг. – Разве может вторая жена не стать проблемой? Ага, как же!

– А как вы это восприняли?

– Я был огорчен, – ответил он. – Но потом к нам с матерью пришли ученики отца. Они объяснили, что в писаниях говорится, что для открытия беюла ему необходима кхандро. Так должно было случиться. Это было предначертано. Они уговаривали нас не расстраиваться.

В другой раз Кунсанг сказал мне:

– Не знаю, много ли любовниц было у моего отца, но очень много женщин влюблялись в него. Он был красавцем.

Я встречался со второй женой Тулшука Лингпы, кхандро Чими Вангмо, которая живет на противоположной стороне опасного ущелья от Симолинг Гомпа. Мы приехали туда вместе с их с Тулшуком Лингпой внуком Гюрме, который сопровождал меня в путешествиях по Лахулу и помогал мне с переводом. Пока мы преодолевали крутой подъем к дому его бабушки, Гюрме предупредил меня, что будет крайне невежливо задавать ей какие-либо вопросы на личную тему. Когда мы пришли к дому, женщина была в огороде, сажала картошку. Во время нашей беседы была немногословной и торопилась обратно к своим грядкам. Было видно, что ей совсем не хочется вспоминать о прошлом.

Когда я спросил у Ригзина Докхампы из намгьялского Института тибетологии рядом с Гангтоком о том, какую роль в жизни тертона играют кхандро, он рассказал мне следующую историю.

Однажды один тибетский тертон вместе со своей кхандро отправился в скалистые горы, чтобы отыскать терма. У тертонов так все и происходит – никакой логики. В одно прекрасное утро они могут проснуться с осознанием, что время пришло. Ночью им был вещий сон или видение, и они точно знают, что сегодня именно тот день, когда они должны найти текст, спрятанный Падмасамбхавой высоко в горах тысячу лет назад. Они знают в какой конкретно скале искать, хотя раньше никогда ее не видели. Тертоны предупреждают своих учеников: «Что бы я ни сказал, не противоречьте мне. Со всем соглашайтесь. Я могу попросить вас о невозможных вещах. Но не допускайте и малейшего сомнения. Что бы я ни делал, не сомневайтесь во мне». Чтобы открыть терма, недостаточно просто знать, где оно спрятано. Нельзя забрать его из тайника в скале, словно обычный манускрипт. Тертону нужно перенестись в иное измерение и вернуться оттуда с терма в руках.

Итак, этот тертон со своей кхандро отправился далеко в горы, где ни он, ни она никогда прежде не бывали. Они карабкались по крутым утесам, перебирались через бездонные трещины и наконец дошли до места, где начиналась пропасть невообразимой глубины и ширины. Внизу ревела река с крутыми порогами. На другой стороне высилась скала, не уступавшая по крутизне той, на которой они стояли, но только еще выше. Она была такой высокой, что загораживала солнце, а тертон и кхандро казались на ее фоне мелкими песчинками. Со дна ущелья дул холодный ветер.

Тертон остановился на краю обрыва и указал на трещину в скале напротив.

– Терма находится там, – сказал он.

Естественно, перед ними встал вопрос, как туда попасть. Спуститься к реке было настолько же невозможно, как и затем вскарабкаться на противоположную гору.

Иногда даже тертоны попадают в тупик.

Кхандро уловила сомнение в сознании тертона даже раньше, чем он озвучил его. Она бросилась к нему с криком «Забери терма!» и столкнула его с обрыва.

Внизу пролетал огромный гриф. Тертон приземлился прямо ему на спину. Гриф перенес его на другую сторону, и он смог забрать терма.

Тулшук Лингпа практиковал особое гадание, которое называется трата мелонг. Он устанавливал выпуклое медное зеркало в миске с рисом, совершал обряд, затем просил людей посмотреть в зеркало. Если в тусклом сиянии отполированной меди они видели какие-то изображения, то он расшифровывал их. Способность видеть образы на поверхности зеркала называется тамик, что можно перевести как «фотоглаз». Люди, обладающие тамик, способны видеть образы, которые предсказывают будущее, помогают раскрыть тайны прошлого или передают послания от духов. Очень редко этот дар встречается у взрослых, обычно им владеют дети, особенно девочки. Вероятно, у детей остаются открытыми экстрасенсорные каналы, к тому же у них сильнее развито воображение.

Ригзин Докхампа запомнил, как Тулшук Лингпа проводил трата мелонг в Ташидинге.

– Не только девочки могли видеть образы в зеркале, – рассказывал он. – Когда Тулшук Лингпа был в Ташидинге, мне было около пятнадцати лет. Обычно он устраивал гадание в одном из ташидингских храмов. Я всегда сопровождал его, и мой брат тоже. Нас собиралось человек тридцать: юные послушники монастырей и обычные дети. Он проводил ритуал много раз. Это было нечто такое, в чем мы, дети, тоже могли принимать участие. Всякий раз мы сильно волновались. Он начинал церемонию, помещал зеркало в миску с рисом и подзывал каждого по очереди заглянуть в него, а потом спрашивал, что мы видели. Некоторым удавалось там что-то разглядеть, а у кого-то ничего не выходило – для этого нужен особый дар.

Однажды, когда подошла моя очередь смотреть в зеркало, я заглянул в него, и спустя пару мгновений зеркало исчезло, а на его месте появилась прекрасная высокая гора со множеством ручейков. На ее склонах я разглядел огромные ступы и длинные молитвенные флаги. Над вершиной шел снег. Справа поднималась широкая тропа, которую местам размыло. Я описал Тулшуку Лингпе свое видение, и он ответил, что ступа и молитвенные флаги – это добрые знаки. а вот размытая тропа, по его словам, не сулила ничего хорошего. Другие дети тоже видели яков, овец, горы и тому подобное.

Из всех, кто когда-либо заглядывал в мелонг, то есть зеркало Тулшука Лингпы, самой одаренной была Еше, младшая сестра кхандро Чими Вангмо. Хотя Еше не умела читать и писать, она обладала тамик. Тулшук Лингпа часто просил ее посмотреть в зеркало, еще до того, как они отправились в Сикким. Несмотря на то, что Еше выдали замуж в шестнадцать лет и она была сильно младше Тулшука Лингпы, ей также было суждено стать его кхандро, и их судьбы тесно переплелись.

Как-то утром к пещере Тулшука Лингпы в Пангао отважно вскарабкался индийский торговец и стал просить его о помощи. Он потерял все, что имел, и, как и любой богатый человек, оказавшись в таком положении, впал в панику.

– Прошу, помоги мне! – молил он. – Мой сейф похитили. В нем были все мои сбережения, а полиция не смогла найти ни единой улики. Прошу, учитель, соверши мо, помоги мне найти его.

Мо – это особая форма гадания, которое ламы часто проводят с помощью мала, то есть четок, а иногда используя игральные кубики.

– Нет, – ответил Тулшук Лингпа. – Я не стану совершать мо. В этом случае нужно сделать трата мелонг. Нам придется смотреть в зеркало, и для этого нам понадобится Еше.

Еше была в Манали, около двух часов ходу вверх по долине. Кто-то сходил за ней, и вечером Тулшук Лингпа воткнул медное зеркало в миску с рисом, выполнил свою часть обряда и наказал Еше очень внимательно глядеть в зеркало, чтобы не упустить ни одной детали.

Она увидела, что воры не смогли утащить сейф далеко, поэтому им пришлось оставить его, сходить за подмогой – где-то восемь человек, после чего они смогли унести его сравнительно далеко. Они принесли его к ручью.

Тогда Тулшук Лингпа сказал ей:

– Ты должна очень внимательно рассмотреть, что это за ручей. Нам надо попасть туда.

Изображение поменялось: теперь в зеркале было видно заходящее солнце. Воры начали паниковать, не зная, что делать с сейфом. В итоге они спрятали его, завалив камнями и ветками.

По описанию Еше торговец понял, о каком ручье идет речь. Он протекал совсем неподалеку от его дома. Они отправились туда и обнаружили, что все было именно так, как она говорила.

Впервые я услышал эту историю от Кунсанга. Честно говоря, я не поверил ему. Но впоследствии об этих событиях мне говорили другие люди, в точности повторяя его рассказ.

Глава 9
Открытие

Когда китайцы вторглись в Тибет и начали разорять область Кам, разрушая монастыри и заключая монахов в тюрьмы, ламы высокого ранга и тертоны собрали тайный совет. Предвидя темные времена, когда им будет негде скрыться, они, конечно же, обратили свои взоры на юг, к потаенной долине в Сиккиме.

Тибетское название королевства Сикким, которое расположено в плодородных долинах к югу от Тибетского нагорья, звучит как «Демоджонг», что означает «долина риса». Беюл, скрытый в Сиккиме, называется Великая долина риса, или Демошонг. Считается, что великая долина риса, спрятанная внутри королевства, своей площадью в три раза превышает площадь самого королевства, как бы алогично это ни звучало; все равно что обувная коробка, спрятанная внутри спичечного коробка, которую не могут отыскать уже тысячу лет.

Последним, кто пытался открыть проход в Потаенную Страну в 1920-х годах, был Дордже Дечен Лингпа. Хотя многие ламы Сиккима знают о его попытке открыть беюл, подробности этого путешествия выяснить было непросто, поскольку очевидцев уже не осталось в живых. Чтобы разобраться во всем этом, мне был нужен историк, так что я отправился в Институт тибетологии Намгьял, расположенный рядом с Гангтоком, и подолгу беседовал там со старшим исследователем института Ригзином Докхампой, который, будучи ученым по профессии, также исповедовал тибетский буддизм. Кроме того, он был учеником Тулшука Лингпы, о чем я случайно узнал в нашу первую встречу.

Я был в институтском музее и задал какой-то вопрос об одной из скульптур. Смотритель направил меня к Ригзину в кабинет. Тот принял меня, предложил присесть и выслушал мой вопрос. Когда я уже собирался уходить, я невзначай спросил его, не слышал ли он о Тулшуке Лингпе и его путешествии в беюл.

– Конечно! – воскликнул он. – Я родом из Ташидинга, мы с братом были учениками Тулшука Лингпы. Он обучал нас искусству танка.

Ригзин рассказал мне, что Дордже Дечен Лингпа был инкарнацией Лхацуна Ченпо, которого можно назвать святым покровителем Сиккима. Когда Дордже Дечен Лингпа нашел терма с объяснением, как открыть Демошонг, беюл в Сиккиме, то написал письмо чогьялу Таши Намгьялу, королю Сиккима, в котором сообщал, что является инкарнацией Лхацуна Ченпо и что Падмасамбхава предсказывал, что ему предстоит открыть Потаенную Страну. Он также обратился к королю с просьбой об аудиенции. Король посоветовался с Тарингом Ринпоче, высокопоставленным ламой, который в то время читал проповеди в Пенсонг Гомпа. Таринг Ринпоче тоже считался инкарнацией Лхацуна Ченпо, кроме того, приходился королю родным братом. Он сказал королю, что, поскольку инкарнацией Лхацуна Ченпо является он сам, автор письма – обманщик. Так что Дордже Дечен Лингпа не был приглашен ко двору.

Но он не собирался сдаваться так просто. В конце концов, он собирался в королевство более великое и обширное, чем Долина риса, принадлежащая чогьялу. Поэтому он отправился в путь пешком в сопровождении двадцати монахов из Доманг Гомпа, пересек Тибетское нагорье и высокие заснеженные перевалы Гималайского хребта и спустился в Сикким, где собирался открыть проход в Потаенную Страну.

Первую остановку в Сиккиме они сделали в Долинг Гомпа, небольшом монастыре Ньингма, расположенном в лесу неподалеку от городка Равангла, стоящего на другом конце долины Ташидинга. Там они провели несколько недель. За это время Дордже Дечен Лингпа открыл несколько терма – статуэтки и писания. Он совершил короткий визит в Ташидинг Гомпа, его название переводится как «Священный центр». Монастырь находится в самом сердце Сиккима. Существует пророчество, что лама, который откроет беюл Демошонг, должен посетить Ташидинг. Поскольку у него не было разрешения находиться в стране, Дордже Дечен Лингпа не предавал свой визит огласке и быстро покинул монастырь.

Затем они отправились в Ринченпонг Гомпа в западном Сиккиме, неподалеку от непальской границы. Затем в Рисум Гомпа. Поскольку они собирались в долгий переход, то взяли с собой много вьючных лошадей и мулов. Рисум находится глубоко в горах, на границе вечных снегов и совсем рядом с Западными Вратами в Демошонг. Всего в Потаенную Страну ведут четверо врат.

По словам Ригзина Докхампы, в этот ответственный момент путешественники увидели очень плохое знамение. Дордже Дечен Лингпа со своими двадцатью последователями остановился у настоятеля Рисума Пенчу Текадара, который и построил этот монастырь. Однажды ночью случилась жуткая буря с градом и молниями. Спутники Дордже Дечена Лингпы обычно спали в палатках. Накануне он сказал им провести эту ночь в монастыре, что они и сделали, за исключением одного человека. Он был практиком чод, чьи ритуалы совершаются в жутких местах вроде мест кремации и кладбищ со свежими могилами. Несмотря на волю учителя, он настоял на том, что проведет ночь на улице, чтобы совершить ритуал.

Ночью разразилась чудовищная гроза, всю землю засыпало крупным градом, небо прорезали росчерки молний. Наутро путешественники обнаружили, что молния не только расколола скалы и сожгла деревья по всей округе, но и убила практика чод, а также половину их мулов и лошадей. Это было действительно дурное знамение, и Дордже Дечен Лингпа уже был готов прислушаться к нему и отказаться от идеи открытия прохода в беюл Демошонг. Но в дело вмешалась жена настоятеля, предложив ему столько лошадей и мулов, провианта и снаряжения, сколько потребуется для продолжения путешествия. Он принял ее предложение и отправился вверх по заснеженному склону.

За дурными предзнаменованиями редко следуют добрые. Так и в этом случае: вскоре последовали новые знаки, не предвещавшие ничего хорошего (о них чуть позже), – и в конце концов Дордже Дечен Лингпа сдался. Он повернул обратно в Тибет и умер по дороге в свой монастырь в Доманге. Незадолго перед смертью он сказал, что когда родится вновь, то инкарнаций будет не одна, а три. По словам Ригзина, именно так и произошло.

– Первой инкарнацией, – сказал он, – стал Джигдал Намгьял, младший брат нашего последнего короля. Он живет в Гангтоке рядом с колледжем. Второй инкарнацией стал человек, чьего имени я не помню, но родила его жена Пенчу Текадара, настоятеля Рисума, та самая женщина, что предложила Дордже Дечену Лингпе мулов и провиант для продолжения путешествия. Третий также родился в Сиккиме. Он известен под именем Янтанг Ринпоче. Ему уже за семьдесят, большую часть времени он живет в Юксоме.

И сын Текадара, и Янтанг Ринпоче проходили обучение в Доманг Гомпа в Тибете. Тогда им обоим было чуть больше двадцати лет. И оба так хорошо проявляли себя в учебе, что скоро стали известны. По методике обучения, принятой в наших монастырях, по утрам заучиваются наизусть священные писания. Самый талантливый ученик способен запомнить двадцать, максимум двадцать пять страниц за одно утро. Когда я учился, то мог запоминать пятнадцать. Янтанг Ринпоче и сын Пенчу Текадара были способны запомнить по одному тому за раз, то есть больше ста страниц. Люди стали обращать на них внимание.

Тогда как раз начались сложности в отношениях между Тибетом и Китаем. Когда обстановка в Каме накалилась, они перебрались в столицу страны Лхасу. Но они постоянно слышали новости об ухудшающемся положении дел в Каме. Местное население оказало китайцам сопротивление, и началась бойня. И тогда сын Текадара сказал Янтангу Ринпоче:

– Мы ламы и сбежали от трудностей. Это неправильно. Мы должны разделить страдания со своим народом и помочь, чем сможем.

Сын Пенчу Текадара вернулся в Кам, где его и убили. Янтанг Ринпоче остался в Лхасе, которую вскоре захватили китайцы. Спустя недолгое время его посадили в китайскую тюрьму на двадцать лет.

После того, как в 1920-х годах Дордже Дечен Лингпа не смог открыть беюл Демошонг, ламы и тертоны Кама задавались вопросом, кто же совершит следующую попытку попасть в Потаенную Страну. Они соглашались с тем, что Дордже Дечен Лингпа был истинно избранным для этой цели (в конце концов, терма было найдено именно им), а в его неудаче винили время, которое сочли неподходящим для открытия беюла. В Тибете в 1920-х годах было сравнительно спокойно, не было такой острой нужды в убежище. Но после вторжения китайцев в 1951 году и последовавших зверств оставались ли дела важнее, чем поиски безопасного места? Поэтому высокопоставленные ламы и тертоны Кама тайно собрались и провели особое гадание для того, чтобы выяснить, кому суждено совершить следующую попытку открыть беюл Демошонг. Они провели специальные пуджи, и ламам было видение: в нем кхандро Еше Цогьял открыла им пять признаков, по которым можно определить нужного человека. Они составили печа, куда включили это описание, нечто вроде плаката с надписью «РАЗЫСКИВАЕТСЯ», и сделали несколько сотен рукописных копий с него. Эти копии были разосланы ламам по всему Каму.

К тому моменту многие тибетцы, особенно из Кама, стали перебираться на юг, в Индию. Это был еще не массовый исход, который произошел после того, как Далай-лама был вынужден бежать в 1959 году, но обстановка в стране стремительно ухудшалась. В первую очередь это касалась лам, ставших объектами деятельности бригад по борьбе с религиозными предрассудками, созданных Мао Цзэдуном. Многие решались на опасный переход через высокогорные перевалы в Индию, где их ждала неизвестность. Беженцы были вынуждены соглашаться на поденную работу, участвовать в строительстве дорог или просить милостыню, чтобы не умереть от голода. Хотя Тибет и Индия имеют общую границу, их разделяли самые высокие в мире горы, и жизнь в двух этих странах разительно отличалась. Сложно представить, каково пришлось людям, привыкшим оценивать уровень дохода по размеру стада, мирно пасущегося на безлюдном нагорье, оказавшимся на оживленных индийских улицах, пытаясь свести концы с концами.

Зурманг Гелонг был одним из тех лам, принимавших участие в секретном собрании в Каме. Он перебрался через горы в Индию, прихватив с собой лишь копию того самого печа и узел с одеждой. В печа было написано, что лама, который откроет беюл Демошонг, будет родом из Кама, но обнаружат его в местности, носящей название Тод или «верхний Тибет» и включающей в себя большую территорию в западных Гималаях: Лахаул, Спити, Киннаур, Занскар и Ладакх. Испытав все прелести китайской оккупации, Зурманг точно знал, что найти ламу, способного открыть проход в беюл, просто необходимо.

Он отправился в западные Гималаи со страстным желанием разыскать ламу, который укажет тибетскому народу путь к спасительному убежищу. Но суровые испытания, выпавшие на его пути, заставили его сосредоточиться на вопросах выживания, и в какой-то момент, он, словно герой легенд, позабыл про свою священную цель и оказался в составе рабочей бригады, где, еле держась на ногах от усталости, ворочал валуны, чтобы построить дорогу в долину Кулу. Вместе с сотней других рабочих он жил рядом с дорогой в шалаше из веток и камней на берегу реки Биас. Его соседями были переселенцы из Индии, бродяги без роду и племени и его несчастные земляки из Тибета.

Над их лагерем возвышались отвесные скалы, и до него стали доходить слухи о ламе, живущем в пещере на вершине. Поговаривали, что этот лама – безумец и пьяница. Зурманг целыми днями лупил по камням тяжеленной кувалдой, и к вечеру у него не оставалось сил, чтобы карабкаться по скалам и лично знакомиться с ламой. Кроме того, он был из Кама и считал, что ни один местный лама в подметки не годится камским, поэтому не особо вникал в досужие сплетни. Но этот пещерный лама постоянно всплывал в разговорах, и Зурманг наконец спросил:

– Да кто он такой, этот лама?

Когда Зурманг узнал, что лама родом из Кама, у него пробудился интерес. И он полез вверх, в пещеру Тулшука Лингпы, прихватив с собой печа.

Поскольку Кунсанг присутствовал там, когда этот камский лама в одежде дорожного рабочего, с печа под мышкой появился у них в пещере, у нас есть возможность узнать из первых уст о том, как разворачивались дальнейшие события.

– Он был весь грязный, – рассказывал Кунсанг. – Его одежду покрывала каменная пыль. Но стоило ему открыть рот, и отец сразу же отметил его ярко выраженный камский акцент. Их разговор начался с обмена общими фразами. Отец спрашивал его, откуда он, в каком монастыре учился и тому подобное.

Когда обмен любезностями закончился, лама перевел тему на беюл Демошонг. Я очень удивился, потому что до этого про беюл слышал только от отца, твердившего, что откроет проход туда. Но на этот раз отец молчал, словно ничего не знал про Потаенную Долину, а говорил только этот лама. Я сразу понял, что присутствую при чем-то необычном, как и всегда, когда отец был поблизости. Я был очень благодарен ему за то, что он позволял мне, своему единственному сыну, участвовать в таком количестве интересных событий. Он был безумцем – спору нет! Но в результате всегда оказывалось, что все в жизни имеет обратную сторону, и безумие обретало смысл.

Затем отец, как бы невзначай, упомянул, что ему являлась кхандро Еше Цогьял. Вы бы видели, как округлились глаза этого ламы. Теперь он совсем по-иному смотрел на отца. Мне казалось, что он не может решить, высказать ли свою радость или же отнестись к отцу с недоверием. С собой он принес печа, где были записаны пять признаков, по которым можно определить ламу, который откроет беюл Демошонг. Предсказание говорило, что ламу обнаружат в западных Гималаях, где мы и находились, но сам будет родом из Кама. Остальные четыре признака были такими: он должен был обладать высоким ростом, носить длинные косы, иметь взгляд тигра и быть мьонпа, что значит «безумец» или «сумасшедший».

Этот лама внимательно рассматривал отца, и было заметно, что он мысленно вычеркивает пункты из списка один за другим. Когда он добрался до последнего, то несколько мгновений колебался, но затем вспомнил, как зовут моего отца и что беседа происходит в пещере, где он живет со своей семьей.

Зурманг Гелонг решил наконец перейти к главному и спросил у отца, слышал ли он когда-нибудь о Дордже Дечене Лингпе.

– Конечно, – ответил отец. – Я знал его еще ребенком. Это он даровал мне титул и имя, которое я ношу.

Дрожащими руками Зурманг Гелонг развернул платок, в котором было спрятано печа. Затем рассказал о собрании тертонов и прочел вслух несколько строк из описания беюла, имевшегося в печа.

Отец вынул из тайника в стене пещеры печа, написанное им самим после встречи с кхандро Еше Цогьял. Он развернул его и прочел те же самые строки, которые в видении слово в слово продиктовала ему Еше Цогьял.

Зурманг Гелонг прижал печа ко лбу, из его глаз брызнули слезы.

– Когда ты отправишься в беюл, – сказал он, – ты должен взять меня с собой. Я так долго молился об этом. Это – моя заветная мечта!

Все больше и больше людей приходили к Тулшуку Лингпе послушать рассказы про беюл.

Кунсанг вспоминал, что его отец часто говорил: «Однажды я отправлюсь в Шангри-Ла. Со мной может пойти каждый, но только если у него в сердце нет никаких сомнений. Если вы колеблетесь – оставайтесь дома!»

Кунсанг рассказывал, что особенно Тулшук Лингпа любил произносить эту речь, когда какой-нибудь джинда угощал его хорошей выпивкой. Как вы можете догадаться, репутация у Тулшука Лингпы сформировалась соответствующая. Кто-то просто считал его сумасшедшим. Но другие приставали с вопросами: «Когда же мы отправимся в путь, учитель? Когда же, когда?» В первую очередь это были жители Симолинга. Они верили каждому слову человека, спасшего их от смерти и прогнавшего демоницу-людоедку. Но даже его ближайшие ученики постоянно давили на него. Но на протяжении долгих лет он вынужден был просить их подождать.

– Время еще не пришло, – говорил. – Мы должны совершить еще больше пудж, нам нужно очиститься и подготовить себя. В нас не должно остаться ни капли сомнения. Только тогда мы будем готовы.

– Когда отец говорил о беюле, – рассказывал Кунсанг, – то использовал язык древних писаний, который непонятен обычным тибетцам. Так что они приходили ко мне, чтобы я перевел им сказанное отцом.

Кунсанг рассмеялся:

– Тогда я был еще подростком. Они собирались вокруг меня с горящими глазами и, поскольку я был единственным сыном Тулшука Лингпы, закидывали меня вопросами о том, что мы будем есть в Потаенной Долине, откуда будем доставать одежду и какая там погода. Я объяснял им, что на пути туда нам придется забраться высоко в горы, но, когда мы уже окажемся там, погода в одних частях долины будет достаточно теплой, а в других – прохладной.

Они говорили: «Неизвестно, сколько проживет твой отец после того, как мы придем в Шангри-Ла, но, когда он умрет, ты займешь его место. Ты обязательно найдешь терма в Потаенной Долине!» Они не понимали, что в Потаенной Долине не умирают, а я не спешил их разубедить.

Они спрашивали меня, как мы попадем в Потаенную Долину, а я отвечал им, что простые люди не смогут отличить беюл. Мы придем к огромному водопаду, прыгнем в него и выйдем с обратной стороны. Хотя некоторые считали, что Тулшук Лингпа первым заберется в беюл, а потом скинет остальным веревку. Позже ближайшие ученики отца Намдрол и Мипам объяснили мне, что я неправильно отвечал тем людям. Никаких водопадов не будет.

– Путь в беюл, – сказали они, – очень сложен: сплошные сугробы и лед.

Это правда. Отец говорил, что дорога, по которой он поведет нас, будет суровой. Про водопад я рассказывал, потому что слышал про другой беюл, который назывался Пемако, расположенный в нескольких сотнях миль к востоку от Сиккима, где берущая начало в Гималаях река Цангпо прерывается каскадом скрытых от глаз водопадов и становится Брахмапутрой.

– А что происходит, когда человек попадает в беюл? – спросил я Кунсанга.

Он поднял вверх большие пальцы:

– Счастье!

Люди часто говорили мне, что у Тулшука Лингпы был ключ от беюла, и далеко не всегда было понятно, в прямом или переносном смысле они используют это слово. Тот ключ вырос в воображении людей до размеров огромного лома, который, по их представлению, Тулшук Лингпа должен был воткнуть в трещину на теле нашего мира и открыть разлом, ведущий в другой.