Текст книги "Принципы экономики. Классическое руководство"

Неспособность поставлять товары из-за государственных ограничений следует четко отличать от неспособности их производить. Продовольствия может не хватать даже в стране с чрезвычайно плодородной почвой, как это было в посткоммунистической России до перехода к экономике свободного рынка:

Долина реки Плавы, мягко извивающейся между пасторальных холмов в 240 километрах от Москвы, – воплощение сбывшейся мечты фермера. Это ворота на территорию под названием Черноземье[28]28
  Центрально-Чернозёмный экономический район (Черноземье) – один из 12 экономических районов Российской Федерации, в который входят регионы южной части Центральной России. Черноземье – от слова «чернозёмы», указывает на то, что основную местность составляют тучные чернозёмы, плодородная земля. Район занимает центральное положение в чернозёмной полосе Русской равнины. Прим. ред.


[Закрыть], которая может похвастаться одними из самых плодородных почв в Европе. Всего в трех часах езды от голодного мегаполиса… Черноземье обладает природными богатствами, способными прокормить целую нацию, однако едва может прокормить себя.

Трудно себе даже представить в условиях свободной рыночной экономики голодный город, зависящий от импорта иностранного продовольствия, когда неподалеку есть необычайно плодородные земли. Однако на этой территории люди были так же бедны, как горожане голодны. Сборщики урожая зарабатывали около 10 долларов в неделю, но даже эту небольшую сумму из-за отсутствия денег выплачивали натурой – мешками картофеля или огурцов. Мэр одного из городов в этом регионе сказал:

Мы должны быть богатыми. У нас чудесные почвы. У нас есть научные ноу-хау. У нас есть квалифицированные специалисты. Но что это в итоге дает?

Ну как вам сказать?! В итоге это дает как минимум повод для понимания экономики как средства для эффективного распределения недостаточных ресурсов, имеющих альтернативное применение. Все, чего не хватало России, – это рынка, чтобы соединить голодный город и продукты плодородной почвы, и правительства, которое позволило бы этому рынку свободно функционировать. Однако в некоторых регионах российские чиновники запретили перевозить продовольствие через местные границы, чтобы обеспечить низкие цены на продукты в пределах своей юрисдикции, а себе – политическую поддержку. Опять же, следует подчеркнуть, что это вовсе не глупо с точки зрения чиновников, пытающихся добиться популярности у потребителей путем поддержания низких цен на продукты питания. Их политическая карьера была защищена, несмотря на катастрофичность такой политики в целом для страны.

Системная причинность свободного рынка безлична в том смысле, что ее результаты не предопределены каким-то конкретным человеком; в конечном счете «рынок» – это способ, согласовывающий личные желания отдельных людей. Слишком часто подчеркивается контраст между безличным рынком и якобы сострадательной политикой различных государственных программ. Однако обе системы сталкиваются с одинаковой нехваткой ресурсов, и обе делают выбор в ее рамках. Разница в том, что в одной системе каждый человек делает выбор за себя, а в другой – несколько человек делают выбор за миллионы людей.

Механизмы рынка безличны, но выбор человека такой же личный, как и любой иной. У журналистов сейчас модно ссылаться на «прихоть рынка» – словно в этом есть что-то отличное от желаний людей, – как некогда было модно защищать «производство для использования, а не для прибыли», будто прибыль можно получить, производя вещи, которые люди не смогут или не захотят использовать. Настоящий контраст заключается в выборе, сделанном людьми за себя, и выборе, который сделали за них другие, решившие, что они вправе определять, что этим людям нужно «на самом деле».

Дефицит и конкуренция

В условиях дефицита желания всех людей не могут быть удовлетворены полностью независимо от того, какую экономическую систему или государственную политику мы выбираем, и от того, беден человек (или общество) или богат, мудр или глуп, благороден или подл. Конкуренция между людьми за ограниченные ресурсы неизбежна. Дефицит означает, что у нас нет возможности выбирать, будет ли в нашей экономике конкуренция. Она будет, и это единственно возможный вид экономики, а выбирать мы можем только то, какие методы можно использовать для конкуренции.

Экономические институты

Большинство людей не осознают, что конкурируют при совершении покупок, думая, что сами решают, сколько разных вещей и по какой цене приобретать. Однако дефицит приводит к тому, что они конкурируют с другими людьми, даже полагая, что принимают решения о покупках исключительно исходя из наличия у них денег.

Одно из побочных преимуществ конкуренции и разделения ресурсов посредством цен – отсутствие у людей чувства соперничества, поэтому они не испытывают враждебности, которую подобное соперничество может породить. Например, для строительства протестантской и католической церквей понадобятся одни и те же строительные материалы и одинаковые трудозатраты. Если протестантская община собирает деньги на свою церковь, она, вероятно, озаботится тем, какую сумму удастся собрать и сколько нужно для того проекта, который им хотелось бы реализовать. Однако стоимость строительства может заставить их отказаться от каких-то задумок, чтобы уложиться в бюджет. Но вряд ли протестанты обвинят в этом католиков, хотя именно конкуренция с католиками за те же самые строительные материалы и делает цены выше.

Напротив, если бы строительством церквей и передачей их различным религиозным группам занималось государство, протестанты и католики, несомненно, конкурировали бы за подобную щедрость, и у них не было бы никаких финансовых стимулов жертвовать своими строительными планами. Вместо этого появляется стимул максимально убедительно обосновать необходимость удовлетворить все их желания, политически мобилизовать своих сторонников, настаивать на получении желаемого и возмущаться любым предложением умерить свои аппетиты. Неизбежный дефицит материалов и рабочей силы по-прежнему будет ограничивать возможности строительства, но теперь этот лимит навязывается политически, а все считают ситуацию соперничеством.

Конечно, Конституция Соединенных Штатов не позволяет американскому правительству строить церкви для религиозных групп – несомненно, чтобы предотвратить именно такое политическое соперничество, злобу, а иногда и кровопролитие, к которому подобное приводило в других странах и в другие времена. Однако тот же экономический принцип применим и к группам, сформированным на основе не религии, а этнической принадлежности, географического региона или возраста. Все они фактически конкурируют за одни и те же ресурсы просто потому, что этих ресурсов недостаточно для всех. Тем не менее косвенная конкуренция (когда вы сообразуете собственные требования с размерами своего кошелька) очень отличается от прямой (когда вы наблюдаете, что ваши желания получить государственные льготы непосредственно пресекаются соперничающими притязаниями какой-то другой группы). Автоматическое нормирование, производимое ценами, не только, как правило, снижает социальные и политические трения, но и обеспечивает большую экономическую эффективность, поскольку каждый человек знает собственные предпочтения лучше, чем любая третья сторона, а потому может идти на постепенные компромиссы, которые приносят больше личного удовлетворения в рамках имеющихся ресурсов.

Нормирование с помощью цен также ограничивает размер притязаний каждого человека на продукцию других людей до той величины, которую создает для других его собственная производительность, то есть до его дохода. Регулирование цен, субсидии и прочие меры, заменяющие распределение с помощью цен, ослабляют стимулы к такому нормированию. Вот почему при бесплатном или льготном медицинском обслуживании люди даже с незначительными недомоганиями обращаются к врачам, а фермеры, получающие в рамках ирригационных проектов субсидируемую государством воду, тратят ее на выращивание водоемких культур, которые никогда не стали бы выращивать, если бы им приходилось платить за воду полную стоимость.

Общество в целом всегда платит в полном объеме вне зависимости от того, какие деньги взимаются или не взимаются с отдельных людей. Искусственное удешевление товаров за счет регулирования цен позволяет одним больше потакать своим желаниям, в то время как другим достается меньше. Например, когда в условиях контроля цен появляется много квартир, в которых проживает всего один человек, это свидетельствует о том, что другие испытывают проблемы с поиском жилья, хотя готовы платить его текущую стоимость. Более того, поскольку нормирование все равно должно существовать – с помощью цен либо без них, заменой становится какая-то форма неценового нормирования.

Распространенная форма неценового нормирования – простое ожидание, когда то, что вам хочется, станет доступным. Это может выражаться в виде длинных очередей в магазинах, как при советской экономике, или включения в список ожидания на хирургическую операцию, если пациенты живут в странах с бесплатной или субсидируемой медицинской помощью.

Удача и коррупция – это еще одни заменители ценового нормирования. Тот, кто случайно окажется в магазине, когда поступит партия какого-то дефицитного продукта, получит возможность купить его первым, в то время как люди, посетившие магазин позже, могут обнаружить, что товар уже закончился. В других случаях удачу или официальную систему нормирования для получения предпочтительного доступа заменяет фаворитизм с какой-то универсальной политикой, проводимой государственными организациями. Как бы то ни было, нормирование, осуществляемое в рыночной политике с помощью цен, не может быть устранено правительством путем избавления от цен или их снижения.

Постепенное замещение

Необходимо не только понимать роль замещений, но и учитывать, что эффективное распределение ресурсов требует, чтобы эти замены были постепенными, а не тотальными. Например, можно верить, что здравоохранение важнее развлечений, однако, как бы разумно это ни звучало в целом, никто не станет утверждать, что двадцатилетний запас лейкопластырей в шкафчике важнее, чем отказ от музыки. Экономика, регулируемая ценами, облегчает постепенное замещение, однако политические решения склонны к категорическим приоритетам, то есть они объявляют одну вещь принципиально важнее другой и внедряют соответствующие законы и политики.

Когда какой-нибудь политический деятель говорит, что нам нужно «установить национальные приоритеты» в том или ином вопросе, это означает: делать А однозначно важнее, чем Б. Такое утверждение противоположно идее постепенного замещения, при котором ценность любой вещи зависит от того, сколько ее у нас уже есть в данный момент, и, соответственно, от того переменного количества А, от которого мы готовы отказаться, чтобы получить больше Б.

Такая изменчивость в относительной ценности вещей бывает настолько огромной, что превращает полезное во вредное и наоборот. Например, люди не могут жить без соли, жира и холестерина, но большинство американцев потребляют эти вещества в таком количестве, что они сокращают продолжительность их жизни. И наоборот, несмотря на множество проблем, вызываемых алкоголем, – от автомобильных аварий со смертельным исходом до смертей от цирроза печени, – исследования показывают, что употребление небольших доз алкоголя полезно для здоровья и даже продлевает жизнь[29]29
  Согласно журналу Archives of Internal Medicine (от 25 сентября 2000 года), у мужчин, которые не пили алкоголь вообще или употребляли одну порцию в неделю, после увеличения дозы до шести порций в неделю наблюдалось снижение количества сердечно-сосудистых заболеваний. Однако у мужчин, употреблявших семь и более порций в неделю, отмечался рост сердечно-сосудистых заболеваний. (Понятие порции в разных странах трактуется по-разному, однако в США под порцией (drink) обычно подразумевается примерно 14 г чистого алкоголя, то есть банка пива 350 мл (крепостью 5 %), бокал вина 150 мл (крепостью 12 %) или 45 мл крепких напитков (40 %). Прим. пер.) Медицинский журнал The Lancet в номере от 26 января 2002 года сообщал: «Потребление алкоголя от легкого до умеренного связано с уменьшением риска деменции у людей в возрасте 55 лет и старше».


[Закрыть]. Именно поэтому нельзя категорически утверждать, что алкоголь плох или хорош.

Когда есть две вещи определенной ценности, ни одна не может быть абсолютно ценнее другой. Бриллиант стоит гораздо дороже цента, но достаточное количество центов может стоить больше любого алмаза. Вот почему постепенные компромиссы, как правило, приводят к лучшим результатам, чем абсолютные приоритеты.

По всему миру раздаются жалобы на правительственную бюрократию, однако ее появление вполне объяснимо, учитывая те стимулы, с которыми сталкиваются люди, разрабатывающие государственные бланки, нормативы и правила для бесчисленных видов деятельности, нуждающихся в официальном одобрении. Нет ничего проще, чем придумывать дополнительные требования, которые могут быть полезны в то или иное время, и нет ничего труднее, чем не забыть задать важнейший вопрос: а сколько это стоит? Люди, которые тратят собственные деньги, сталкиваются с таким вопросом на каждом шагу, а вот те, кто расходует деньги налогоплательщиков или просто добавляет бесчисленные затраты бизнесу, домовладельцам и всем остальным, не имеют реальных стимулов даже выяснить, насколько велики эти дополнительные расходы, не говоря уже о том, чтобы отказаться от лишних требований, когда дополнительные расходы грозят превзойти предполагаемые выгоды для тех, на кого государство их возлагает. В результате бюрократия растет.

Любую попытку избавиться от части этой канцелярщины должностные лица, скорее всего, встретят в штыки, объясняя вам, насколько полезны такие требования в определенных обстоятельствах. Но вряд ли они хотя бы зададутся вопросом, а не превысят ли дополнительные затраты предполагаемую дополнительную выгоду. У них нет стимулов смотреть на ситуацию под таким углом. Не склонны это делать и СМИ. Например, в статье в New York Times утверждалось, что «бесполезных» нормативов (словно это подходящий критерий) достаточно мало, если таковые вообще есть. Однако ни люди, ни предприятия не хотят и не могут платить за все, что не считается бесполезным, если им приходится тратить собственные деньги.

Несомненно, для многих правительственных постановлений существуют причины или хотя бы рациональные обоснования, однако реальный вопрос заключается в том, не превысят ли издержки выгоды. Рассмотрим в качестве примера Италию.

Представьте, что вы амбициозный итальянский предприниматель, планирующий открыть новый бизнес. Вы знаете, что вам придется оплачивать не менее двух третей затрат на социальное обеспечение сотрудников. Вы также знаете, что столкнетесь с проблемами, как только наймете 16-го работника, поскольку это введет в действие положения законодательства, делающие увольнение любого сотрудника либо невозможным, либо весьма дорогостоящим.

Но это еще не все. После найма 11-го сотрудника вы обязаны ежегодно подавать в национальные органы документ с оценкой возможных рисков для здоровья и безопасности ваших работников, к которым, в частности, относится стресс, связанный с работой или вызванный возрастными, гендерными или расовыми различиями. Вы также должны указать все меры предосторожности и индивидуальные меры по предотвращению рисков, процедуры их выполнения, имена лиц, отвечающих за безопасность, а также врача, чье присутствие необходимо для такой оценки.

…К тому моменту, когда ваша компания наймет своего 51-го работника, 7 % фонда заработной платы должно каким-то образом выделяться на людей с ограниченными возможностями… А когда численность ваших сотрудников достигнет 101 человека, вам придется каждые два года подавать отчет о гендерной динамике в компании, куда входят данные о мужчинах и женщинах во всех производственных подразделениях, их функциях и должности в компании, сведения о компенсациях и льготах, а также даты и причины приема на работу, продвижения по службе и перевода на другие должности плюс оценка влияния на доходы.

На момент появления этого описания итальянского трудового законодательства в Wall Street Journal уровень безработицы в Италии составлял 10 %, а экономика страны сокращалась, а не росла.

Субсидии и налоги

В идеале цены позволяют альтернативным пользователям конкурировать на рынке за ограниченные ресурсы. Однако эта конкуренция искажается, когда некоторые (но не все) продукты и ресурсы облагаются специальными налогами или когда одни продукты и ресурсы субсидируются государством, а другие нет.

Цены для потребителей на такие обложенные налогом или субсидируемые продукты или услуги не отражают реальных затрат на их производство, а потому не приводят к тем компромиссам, к которым можно было бы прийти в противном случае. Между тем всегда есть политическое искушение субсидировать «хорошие» вещи и обложить налогом «плохие». Однако ни хорошие, ни плохие вещи таковыми однозначно не являются, и, чтобы выяснить, насколько они хороши и плохи, нужно предоставить людям свободный выбор, не искаженный политическим влиянием на цены. Люди, требующие специальных налогов или субсидий для конкретных вещей, похоже, не понимают, что на самом деле они просят, чтобы цены неверно отражали относительный дефицит вещей и относительную ценность, которую их пользователи им придают.

Например, одна из причин регулярных водных кризисов в Калифорнии – значительные дотации на потребление воды фермерами. Скажем, в Империал-Вэлли в Калифорнии они платят 15 долларов за то же количество воды, которое в Лос-Анджелесе стоит 400 долларов. В результате сельское хозяйство, на долю которого приходится менее 2 % продукции штата, потребляет 43 % его воды. Калифорнийские фермеры выращивают чрезвычайно влаголюбивые культуры, такие как рис и хлопок, в очень сухом климате, чего бы никогда не делали, если бы им пришлось оплачивать реальную стоимость используемой воды. Возможно, кого-то вдохновляет мысль, что засушливые земли Калифорнии способны производить огромные объемы фруктов и овощей с помощью субсидируемой воды, но те же самые фрукты и овощи можно вырастить гораздо дешевле в каком-нибудь другом месте благодаря бесплатному природному обилию осадков.

Чтобы выяснить, окупаются ли все эти затраты на калифорнийскую продукцию, нужно сделать так, чтобы они легли на плечи калифорнийских фермеров, конкурирующих с фермерами из других штатов, где осадков больше. Правительственным чиновникам незачем определять волевым порядком (и однозначно), хорошо это или плохо – выращивать влаголюбивые культуры в штате за счет дотаций на воду из национальных ирригационных проектов. Такие вопросы могут решаться постепенно теми, кто непосредственно сталкивается с альтернативами, через ценовую конкуренцию на свободном рынке.

К сожалению, Калифорния в этом отношении не уникальна. На самом деле это даже не сугубо американская проблема. По данным журнала The Economist, на другом конце земного шара правительство Индии предоставляет фермерам «почти бесплатные электроэнергию и воду», поощряя сажать слишком много «водопожирающего риса», в результате чего уровень грунтовых вод в Пенджабе «быстро снижается». Искусственное удешевление чего-либо обычно означает, что оно будет растрачено впустую – что бы то ни было и где бы ни находилось.

С точки зрения распределения ресурсов правительство должно либо не облагать налогами товары, услуги и ресурсы, либо облагать их все одинаково, чтобы минимизировать искажения выбора, который делают потребители и производители. По аналогичным причинам нельзя субсидировать отдельные ресурсы, товары и услуги, даже если определенные люди получают субсидии по гуманитарным соображениям как жертвы природных катастроф, врожденных пороков или других несчастий, произошедших по независящим от них причинам. Выдав бедным деньги, вы достигнете той же гуманитарной цели без искажения в распределении ресурсов, возникающего при субсидировании или различном налогообложении продуктов.

Несмотря на то что неизменность цен на товары или услуги за счет налогов или субсидий способствует развитию экономики, с политической точки зрения политики получают голоса, оказывая особые услуги определенным кругам или взимая специальные налоги с того, кто (или что) в данный момент непопулярен. Свободный рынок лучше всего работает, когда все находятся в равных условиях, однако политики получают больше голосов, меняя правила игры в пользу определенных групп. Часто такой процесс оправдывают рациональной необходимостью помогать менее удачливым, на деле же власть выделяет субсидии всякого рода группам, которые ни в малейшей степени нельзя назвать несчастными. Например, газета Wall Street Journal писала:

Приличная часть федеральных налогов и сборов, выплачиваемых авиапассажирами, достается маленьким аэропортам, которыми пользуются в основном частные пилоты и путешествующие по всему миру руководители корпораций.

Смысл стоимости

Иногда рациональное обоснование для исключения определенных вещей из процесса сопоставления издержек и выгод выражается в таком вопросе: «Как вы можете установить цену искусства?» – или образования, здоровья, музыки и тому подобного. В основе этого вопроса лежит фундаментальное заблуждение: якобы цены просто «навешиваются» на вещи. Поскольку искусство, образование, здоровье, музыка и тысячи других вещей требуют времени, усилий и сырья, затраты на них неизбежны. Если какой-то закон запретит выражать эту стоимость[30]30
  В английском языке затраты и стоимость выражаются одним словом costs. Прим. пер.


[Закрыть] через цену на рынке, то сами затраты все равно никуда не исчезнут. В конечном счете для общества в целом стоимость – это другие вещи, которые можно было бы произвести с помощью тех же ресурсов. Денежные потоки и изменение цен – признаки этого факта, и их подавление сам факт не изменит.

Одна из причин популярности регулирования цен – путаница в понимании того, что такое цена и стоимость. Например, политики, которые заявляют, что «снизят стоимость медицинского обслуживания», почти всегда имеют в виду снижение цен. Реальная стоимость медицинского обслуживания – годы обучения врачей, ресурсы для строительства и оснащения больниц, сотни миллионов долларов, потраченные на многолетнюю разработку нового лекарства, – вряд ли уменьшится хоть немного. Политики едва ли станут даже обращаться к этим вопросам, поскольку под снижением стоимости медицинского обслуживания понимают снижение цены на лекарства и уменьшение платы, взимаемой врачами или больницами.

Как только вы уясните разницу между ценой и стоимостью, несложно будет понять и негативные последствия контроля цен, ведь их потолок означает отказ оплачивать полную стоимость затрат. Поставщики продуктов питания, жилья, медицинских препаратов и бесчисленного количества других товаров и услуг вряд ли продолжат их поставлять в тех же количествах и того же качества, если не смогут покрывать расходы, которые требуются для поддержания таких объемов и качества. Это не всегда проявляется сразу, поэтому контроль цен так и популярен, однако его последствия продолжительны и со временем нередко ухудшают положение дел.

Естественно, после введения регулирования арендной платы жилье не исчезает сразу же, но со временем оно ветшает, а достаточного количества нового жилья для замены не появляется. Существующие лекарства тоже необязательно исчезнут при контроле цен, но специалисты вряд ли станут разрабатывать теми же темпами новые препараты для лечения рака, СПИДа, болезни Альцгеймера и других многочисленных заболеваний, если у них будет меньше денег на покрытие расходов и рисков, связанных с созданием новых лекарств. Но чтобы все это в должной мере проявилось, требуется время, а память большинства людей слишком коротка, чтобы связать неприятные для них последствия с популярными мерами, которые они же и поддерживали несколько лет назад.

Сколь бы очевидным все это ни казалось, существует нескончаемый поток политических «схем», направленных на то, чтобы цены не выражали реальность – с помощью их прямого регулирования, обеспечения «доступности» того или иного товара благодаря субсидиям или прямого бесплатного предоставления государством различных продуктов и услуг в качестве «права». Бывают и более непродуманные экономические меры, основанные на том, что цены – это просто какие-то досадные помехи, которые надо обойти. Все эти программы объединяет то, что они исключают определенные вещи из процесса взвешивания издержек и выгод[31]31
  Например, один автор из New York Times пишет: «Нам нужны высококачественные универсальные субсидируемые детсады». (Alissa Quart. Crushed by the Cost of Child Care // New York Times. August 18, 2013. Sunday Review Section. P. 4.) Иными словами, некоторые люди принимают решение иметь детей и одновременно продолжать карьеру, а соответствующие издержки должны нести налогоплательщики, которые не имеют ничего общего с этими решениями; причем никто не основывает эти решения на сопоставлении издержек и выгод – за исключением, возможно, сторонних наблюдателей, лично не заинтересованных в результате и не страдающих от последствий в случае своей неправоты.


[Закрыть], необходимого для максимизации выгод от недостаточных средств, имеющих альтернативное применение.

Наиболее значимая экономическая роль цен состоит в передаче информации о лежащей в их основе реальности – и одновременно в предоставлении стимулов для того, чтобы на нее реагировать. Цены в некотором смысле могут свести конечные результаты сложной реальности к какому-то простому числу. Например, фотограф, собирающийся купить объектив, столкнется с выбором между двумя оптическими приборами, дающими изображения одинакового качества и с одинаковым увеличением, однако один из них пропускает вдвое больше света, чем второй. Один делает снимки при более тусклом свете, зато больший размер линз, обеспечивающий большее количество света, создает определенные оптические проблемы.

Хотя фотограф может и не подозревать об этих проблемах, для их решения потребуются более сложные линзы из более дорогого стекла. Что фотографу известно – так это то, что чем больше диаметр объектива, тем выше цена. Единственное доступное ему решение состоит в ответе на вопрос: адекватны ли возможности объектива такой повышенной цене? Фотограф-пейзажист, снимающий природу в солнечные дни, может решить, что более дорогой объектив не стоит таких денег, в то время как у человека, фотографирующего в музеях, где не разрешают снимать со вспышкой, нет иного выбора, кроме как заплатить за объектив большего диаметра.

Поскольку знания – один из самых дефицитных ресурсов, цены играют важную роль в экономии объема знаний, необходимых для принятия решения любым человеком или организацией. Фотографу необязательно знать законы оптики, чтобы найти эффективный компромисс при выборе объектива, тогда как конструктору объективов, знающему оптику, ни к чему знание музейных правил или изучение рынка фотографий, снятых в музеях или иных местах с ограниченной освещенностью.

В какой-то другой экономической системе, которая при распределении ресурсов полагается не на цены, а на некое должностное лицо или плановую комиссию, для эффективного распределения потребуется большое количество знаний о различных сложных факторах, стоящих даже за простым решением о производстве и использовании объектива. В конце концов, стекло применяется не только в объективах фотоаппаратов, но и в микроскопах, телескопах, окнах, зеркалах и множестве других вещей. Чтобы знать, сколько стекла необходимо выделить на производство каждого из этих продуктов, нужно больше знаний в сложных областях, чем можно ожидать от одного человека или даже группы людей разумной численности.

Хотя в начале XX века люди были преисполнены ожиданий, что экономика, координируемая ценами, сменится экономикой центрального планирования, рост и падение плановой экономики продолжались несколько десятилетий. К концу XX века даже социалистические и коммунистические государства по всему миру в основном вернулись к использованию цен для регулирования своей экономики. Каким бы привлекательным ни казалось центральное планирование до того, как оно было опробовано, опыт убедил даже его сторонников все больше и больше опираться на рынки, координируемые ценами. Международное исследование свободных рынков, проведенное в 2012 году, показало, что самый свободный рынок в мире находится в Гонконге – стране с коммунистическим правительством.