Текст книги "Черный горизонт. Красный туман"

Глава 16

Это не был обычный лес. Каетан чувствовал, как его тело пропитывается враждебной магией, как эгиды судорожно напрягаются, как протуберанцы чародейской энергии ударяют в слишком агрессивные средоточия фагов. Само пространство тут сопротивлялось, и хотя он пробивался сквозь него, словно пуля сквозь тело, все равно чувствовал растущую усталость.

Балроги прекрасно все спланировали. Обнаружили дракона в глубине своей территории, но граница с Польшей находилась настолько близко, что какая-то заблудившаяся птица-разведчик или шпионский ветер легко могли сюда добраться. Потому они не провоцировали, долгие годы удерживали это место в притворно естественном порядке, насытили пространство фагами малого сгущения, даже дали поблажку покоренным людям, чтобы темные эмоции ни о чем не просигнализировали датчикам космических зондов. Терпеливо и систематически исследовали дракона, чем бы он ни был. А может, даже и эксплуатировали.

Но теперь, когда это тайное место было раскрыто, у них не осталось иной цели, как только ликвидировать свидетеля и тщательно замести следы. А потому градиент фагов изменился, деревья вокруг каменели, из земли выныривали плюющиеся ядом и огнем змеи, а моры спонтанно материализовались вокруг черных амулетов, которые годами зарывались в землю.

Каетан уничтожал их мечом и пулями, его коты загрызали противников. Боевые чары – экзорцизмы – вырезали свободное пространство в тушах враждебного монстра, в которого из-за черной магии постепенно превращался окружающий лес. Но он терял силы. Но страшные воспоминания, подбрасываемые лепрой, ослабляли его волю. Но он опорожнял обоймы, расходовал сильные реликвии, которые у него оставались. Уже высыпал прах от тела благословенного Эркеля Фаркаса, мученика из Энезе. Выстрелил три пули из оправленных в серебро камешков, фрагментов руин Собора Святого Петра. Бросил за спину иглу из костей Казимира Молодого, наследника польского трона, сына короля, погибшего в щецинской битве.

Он слабел. Снова зашипели мушкеты йегеров, ленты чернильного, мясистого дыма перечеркивали деревья и вспахивали землю, пока что отражаясь от щитов Каетана. Но одна пробилась, мелькнула мимо лица мужчины так близко, что он почувствовал удар – его сознание залили одновременно смрад горящей плоти и вопль сгорающей заживо женщины. Миазматы йегеров должны были прежде всего ослабить волю, чтобы он перестал выстраивать защитные эгиды, чтобы выбить его из ритма боевых мантр, чтобы он испугался. Потом его могли бы убить обычный клинок или пуля.

Он слабел. Но продолжал бежать, заслоняемый по бокам пантерой и львом, с тигром за спиной, со стадом нанокадабровых ласточек над головой. Пространство впереди себя он рубил мечом, Клыком с лезвием из живого металла, растущего в Плане Гаротты. Рубил кусты, что теперь превращались в многощупальцевые актинии, корни, что с шипением били по ногам, плазматические трупы выползающих из земли мертвых животных.

Дальше, дальше, дальше… От села и от центра черной магии, так чтобы выиграть время и приготовиться к ритуалу Перехода. Только так он и мог сбежать. Но сперва должен был закончить миссию. Выполнить Пробой, указать Варшаве соединение с Горой Дракона. А для этого ему нужны были время и спокойствие.

Внезапный скачок нанокадабрового давления чуть не вышиб из Каетана воздух, мужчина качнулся, потерял ритм, чуть не упал. В один момент снова напрягся, принялся упорядочивать эгиды в ожидании нового удара, которого… не наступило. Наоборот, защитный панцирь, до того момента сдерживающий напор враждебной магии, вдруг расслабился, разошелся, сделался крепче. Внешние оболочки слали сигналы, что густота фагов резко ослабела, словно бы все они моментально исчезли, оттолкнутые дыханием эфирного ветра.

Каетан сделал еще несколько шагов, запустил защитные скрипты, выслал щупательные чары на дальнюю разведку. Он не чувствовал йегеров.

Они могли поставить ловушку, рассчитывая, что он, дезориентированный, ослабит эгиды. Взгляд его упал на черную каменную глыбу, стоящую между деревьями. Он подошел ближе, все еще настороже. Увидел параллелепипед, вырезанный из темного камня, высотой в полтора метра, рядом с ним – несколько меньших камней, тоже обработанных рукой человека. Почувствовал запах старой крови, покрывавшей несколько из них и приклеившиеся к поверхности клочки волос. Но тут никто не умирал. Страдал – да. Боялся – конечно же. Но не погибал.

Каетан подошел ближе. Земля вокруг монумента была покрыта камешками: округлыми и плоскими, словно морская галька. Самые маленькие имели диаметр с ноготь, самые большие – с кулак. Посреди естественно-белых, черных и красных галек он увидел и более яркие краски: желтую, оранжевую, голубую. Несколько раскрашенных камней лежали и на центральном постаменте, только сейчас Каетан заметил, что на его поверхности вырезаны линии, неглубокие бороздки, четкость которых усиливала распыленная там белая краска. Они создавали странную семистороннюю шахматную доску, на первый взгляд хаотически несимметричную. Поля имели разные размеры, а стороны – длину. На некоторых полях лежали маленькие раскрашенные камешки.

Каетан снова осмотрелся и, не чувствуя никакой угрозы, принялся снимать защитные слои и сзывать энписов. На некоторое время он был в безопасности. Добрался до территории Дракона.

Он еще раз глянул на доску и расклад цветных камешков. Ему вдруг показалось, что он начинает видеть в их раскладе логику, что позиции отдельных элементов – синхронизация цветов и размера – создают узор, но что это несовершенный узор, что его можно подправить. Он поднял один из камешков, ладонь зависла в воздухе.

– Стой! Не делай этого! – Крик раздался очень близко. Каетан снова потянулся за мечом, но сдержался, когда увидел фигуру, поднимающуюся из кустов.

На первый взгляд было не понять, насколько стар этот мужчина. У него была согбенная фигура, двигался он с трудом, отчетливо прихрамывая, у него дрожали руки, длинные волосы и борода заслоняли лицо. Он родился в мире, где сорокалетние считались стариками, а замученные йегерами дети часто выглядели не лучше своих родителей. Мало чем могла помочь и его одежда – серая, многократно латанная куртка, сорочка до колен и гетры, закрывающие лодыжки. Ноги его были босыми, нескольких пальцев не хватало. Но к этой бедняцкой одежде не подходило длинное ожерелье из разноцветных бусин, обернутое вокруг шеи и спускающееся на живот. Между камешками поблескивало серебро. Левая рука мужчины держалась за ожерелье, словно за перевязь, а пальцы перебирали камешки, как бусины четок. Правую руку он держал расставленной над головой – и на ней тоже не хватало мизинца и безымянного пальца.

Каетан не чувствовал враждебной силы, ему показалось, что бедолага, скорее, заинтересован и вдохновлен видом пришельца.

– Привет, – сказал он. – Я не хотел ничего испортить. Прости, если я нарушил спокойствие этого места.

Мужчина не подал виду, что понял хотя бы слово; подходил все ближе, наконец ожидающе остановился. А когда Каетан отступил на несколько шагов, предоставляя ему доступ к каменной игральной доске, в два прыжка оказался у нее и одним взглядом охватил положение камешков, замерев в неподвижности. Только пальцы все так же теребили ожерелье.

Каетан почувствовал прикосновение фагов. Черные, на минутку остановившись на границе владений Дракона, все же не оставили погони. Нужно было спешить.

– Кто ты? – спросил Каетан, стараясь использовать как можно более простые фразы и четко выговаривая слова. – Ты служишь йегерам?

Мужчина дернул головой, разведя волосы и открыв лицо – изборожденное временем и жизненными тяготами лицо старого человека, может, даже и шестидесятилетнего. У него не было левого глаза – ту часть головы занимал кожаный нарост, напоминание от множества ран. Висок западал, глазницу заполнял мясистый, давно затянувшийся шрам. Только теперь Каетан понял, что цвет волос старика точно такой же, как у ошметков на ближайших камнях.

– Не-е-ет… Я не-е-е… не Черный. Не-е-ет… – прохрипел мужчина, открывая беззубый рот. От него исходила смесь чувств – он боялся йегеров и ненавидел их, но ощущал к ним и что-то похожее на удовлетворение, чувство победы. Старик даже улыбнулся.

«Он вырвался из-под власти Черных, – понял вдруг Каетан. – Он живет под их давлением, окруженный их владениями, но на территории Дракона он от них независим: по крайней мере частично».

Эта мысль утешила Каетана: выходит, человек перед ним, хотя и старый, голодный и искалеченный, чувствовал хотя бы немного свободы, как реальной, так и внутренней, свободы разума. Но, похоже, чтобы достичь такого состояния, ему пришлось обезуметь. Только сумасшедший в стране йегеров может победить их.

– Ты служишь Дракону? Ты мастермайнд?

– Да-а… Да-а… – Снова улыбка. – Я играю, я считаю, я решаю. Ты пришел за уроком? Я учу. Хочешь?..

И вдруг замолчал, пал на колени, голос его изменился, шепот перешел в крик, голова ударила в землю.

– Не могу! – заорал. – Я слаб! Я глуп! Он не выбрал меня! Я не могу! Не знаю решения!

Он весь скорчился, сжался, принялся говорить сам с собой:

– Думай, думай! Реши! Нет, дурак, дурак, это не подходит. Нет, не подходит! Думай! Положи! Тут положи. – Голос его перешел в стон, тело охватила эпилептическая дрожь. Старик упал на бок, перевернулся на спину, трясся с раскинутыми руками, с согнутыми в коленях ногами, с взлохмаченными волосами. – Я не могу-у-у!

Каетан подскочил к нему, прижал к земле, прошептал гипнотические чары, попытался зондировать разум, но наткнулся на сильный барьер, на завесу из форм и цветов, что складывались в бесконечные плоскости, пульсирующие в собственном ритме, когда отдельные фрагменты изменяли цвет. Времени на более серьезные действия не было, он сумел только успокоить старика, вырвать его тело из эпилепсии, заставить говорить.

– Куда я должен идти? Хочу пройти к Дракону. Хочу его увидеть.

– Ты не можешь.

– Отчего?

– Ты не сдал. Не сложил. Не сосчитал… Как я, как я… – Каетан почувствовал, что старик снова уходит, сжал ментальную хватку, но так, чтобы не навредить человеку.

– Я могу. У меня есть разрешение, – солгал он. – Но куда мне идти? Каковы знаки?

– Хорошо, скажу, да. Иди. Сгинь. Иди. Сгинь. Возьми красный камень, он скажет.

– Какой красный камень?

– Мой глаз.

– Что?..

Пленник резко дернулся и, сложив пальцы правой руки словно коготь, изо всех сил ударил в затянутую шрамом часть лица. Кожа лопнула, потекла кровь. Что-то блеснуло в ране, а через миг оттуда высунулся маленький прозрачный шарик. Осветился изнутри пурпуром омывавшей его крови, отбросил на лицо старика пульсирующий «зайчик».

– Он возьмет и твои глаза, – сказал мастермайнд со странным спокойствием, а Каетан почувствовал чуждую магию.

Он знал их немало. Чары эльфов, перенесенные на Землю и конвертированные под местные основы. Иллюзии людей, добытые из столетий забытья и тщательно возобновляемые в новом мире, где до этого момента доминировала наука. Он узнал силу Ключа из мира карлика Хах-хона, сражался мечом из Гаротты, встречал другие расы и артефакты из многих Планов. Чувствовал и понимал проклятия балрогов – учился им, сражался с ними, имел опыт пребывания в черных аурах, от которых потом приходилось очищать организм.

Но такой он еще не встречал. Она едва задела его, заклятая в маленьком предмете, а он уже распробовал ее точность, четкость. Словно увидел небольшой фрагмент огромного, сложного оборудования, выстроенного для проведения сложных вычислений, деталь не больше одного рычажка или шестеренки. Но и она давала возможность увидеть силу и знание конструкторов.

Дракона.

Он слишком погрузился в эти размышления, слишком ослабил защиту и отрезал себя от внешних раздражителей. Черная пантера, что самостоятельно материализовалась рядом с ним, означала, что йегеры решились войти на чужую территорию.

– Спрячься! Уходи отсюда! – крикнул он старику, осторожно оглаживая его лицо, чтобы исцелить рану. – Убегай!

Но пустившись бегом, знал, что мастермайнд не покинет своего места, что едва лишь восстановит контроль над исказившимся разумом, снова склонится над игровой доской, чтобы в тысячный раз безрезультатно выполнить ход в игре, решить головоломку, которая даст ему право войти в мир Дракона. И именно такая картинка мелькнула перед глазами Каетана – йегеры приближаются к игровой доске, а старик встает у них на дороге, как Архимед – перед римской солдатней.

«Не трогайте моих кругов, – сказал тот. – Я решаю задачу».

«Не трогайте моей игры, – попросит мастермайнд. – Я решаю задачу».

Двое слуг логики и правил, разделенные столетиями. Конец их будет одним и тем же.

Гладий римлянина, короткий меч из стали, выкованный рабом – может, в Испании, может, в Галлии.

Йегерский палаш, вырезанный из японского обсидиана и укрепленный магией, изготовленный в одном из городов Геенны.

Конец один и тот же, но старик не будет награжден могилой, никто не прикажет похоронить его под сферой, вписанной в цилиндр. Его тело йегеры бросят своим зверям или сожрут сами. И это он, Каетан, будет причиной смерти мастермайнда, а потому он помолился, чтоб тяжесть греха не ослабила его боевых способностей. Не сейчас, не здесь.

Шарик в ладони стал двигаться, вырываться, но не настолько сильно, чтоб разжимать сомкнутые на нем пальцы. Скорее казалось, что показывает направление.

Так ли выглядела дорога адептов, ребятишек, привозимых йегерами в село? Их посылали вверх, к логову Дракона, а тут их встречали мастермайнды: полустражники, полумонахи. Тестировали кандидатов на службу и либо отсылали их назад, либо давали в руки шарик-проводник.

Лес был густым, гуще, чем должен быть, странно спутанный и темный, но между сухостоем и стволами вела четкая тропка, которую, похоже, недавно использовали: паутины на ней было немного.

В лесу таилось нечто странное, даже не опасное, а обращающее на себя внимание. Чем дальше Каетан продвигался на территорию Дракона, тем сильнее становилось это чувство. Наконец он остановился, сосредоточился. Присел, поднял листок, некоторое время внимательно его осматривал. Подошел к стволу ближайшей сосны, взглянул вверх – так, что увидел синеву неба между ветвями.

Нет, он не мог найти решение. Лес казался нормальным, Каетан чувствовал его пульс и ритм, пульсацию воды в стволах, крики птиц, шорох животных, что продирались сквозь чащу. И все же что-то тут было не так, что-то неуловимое, неестественное.

Он двинулся дальше. Сразу почувствовал дыхание черной силы, мощное, отчетливое, идущее из чащи справа. Он сдержал формирование энписов, но выпустил разведчиков. Метрах, может, в двухстах сбоку нашел гарь – большой пустой участок, выжженный в теле леса, землю, убитую до голой скалы мощными силами, словно бы ее испарили в один миг со всем, что там было. Да и саму скалу пересекали глубокие трещины, словно тут рылись стальные кабаны. Над этой дырой и внутри ее клубился жемчужный туман, эфирная аура, что порой сгущалась в свертки и полосы, органические формы, не напоминающие ни одно известное существо, то и дело распадающиеся в лоснящиеся ленты.

Похоже, это случилось давно, может, даже пару десятков лет назад, но до сегодняшнего дня тут остался след эманаций йегеров и… – Каетан вздрогнул, когда информация впиталась в его разум, – убитых балрогов!

Тут, похоже, произошла жуткая битва, которая поглотила самих Убийц Народов, владык страха. Мощь, которая выжгла тела балрогов до их астрала, можно было сравнить только с сильнейшей магией эльфов, использованной во время Затмения. Случилось ли это в те времена, когда отец Йохана родился в вонючем сарае?

Каетан направил новых шпионов, но те не сумели доставить другой информации или картин, только следы эфирных каноп, в которых были запечатаны мертвые элементы балрогов, чтобы те не сумели возродиться в телах своих побратимов. Место битвы все еще окружала реликтовая аура такой силы, что чароматы слепли и моментально ресетились. Чтобы вести дальнейшие исследования, было нужно время, инструменты и силы, которыми он не располагал. Потому Каетан окружил место несколькими экзорцизмами – на тот случай, если на кладбище остались враждебные силы, и побежал дальше.

Дракон убил йегеров и балрогов. Он, похоже, обладал большой силой, если Черные не предприняли вторую попытку нападения, а только заблокировали окрестности и начали многолетние исследования. Необычное поведение для расы, которая не знала другой стратегии, чем жестокое покорение.

Прозрачный шарик вырывался все сильнее. Узкая тропинка перед Каетаном вдруг расширилась, деревья расступились, а он внезапно остановился. Снова поднял листок, осмотрелся, подошел к паутине, растянутой между ветками можжевельника, присмотрелся к ним, отступил на шаг. Теперь он понял, отчего лес казался ему настолько странным.

Глава 17

Люди вокруг Роберта двигались быстро, как актеры фильма, пущенного с повышенной скоростью. Их голоса, сдвинутые к высоким тонам, звучали бы смешно, если бы то и дело не повторялись такие слова, как «король», «армия», «нападение», «жертвы». Человеческий организм не может долго удерживаться в потоке ускоренного времени, да и мало кто хотел бы работать в таких условиях. Но в особенных ситуациях – а эта наверняка к таким относилась – к этому прибегали. Темпоральные чары требовали мощной аппаратуры, эльфийских специалистов из Ордена Стазиса и почти не ограниченных запасов энергии. Их генерировали только в нескольких местах в стране – в Варшаве и в двух-трех тайных крепостях на Западных Кресах. Вроде бы ими располагали также и союзники – великие князья Руси и Запорожья в Киеве, президент Угрофинско-Балтийского Союза в Таллине, королева Шотландцев и Свободных Англичан в Эдинбурге и президент Соединенных Штатов в Балтиморе.

В этом помещении, похоже, часто работали с ускорением, и оно было к такому приспособлено. Стены, пол и мебель обложили мягкой обивкой, предметы были выполнены из легких материалов, все искрилось кадабровыми разрядами. Работники носили тонкие перчатки, мягкие комнатные тапочки, специальные фазовые очки, а на головах – мягкие шлемы с динамиками; шлемы немного напоминали боксерские.

Человек под ускорением не перестает подчиняться законам физики, правилам действия и противодействия, инерции, суммированию векторов сил. Обычный мир – замедленный по отношению к такому человеку – становится источником многих неожиданностей и угроз. Легкое прикосновение к стене становится опасным ударом. Сдвигаются частота звука и реакция на световые волны. Всякий предмет увеличивает массу покоя. Для того, чтобы общаться с людьми, остающимися в нормальном времени, как, впрочем, и с остальными ускоренными, необходимы каналы коммуникации, прорезанные в эфире с помощью магии эльфов.

Роберт слышал о человеке, ускоренном в 4,35 раза, который выдержал так почти минуту. Он подозревал, что в военных лабораториях получали и лучшие результаты. На практике же, на поле боя, отдельные подразделения удавалось удерживать при ускорении около 1,3 несколько – максимум десяток – минут.

Грендор Майхшак, однако, оставался в обычном темпохроне. Он подошел к Роберту, кивнул, протянул руку. Его сопровождал человек – невысокий, толстенький очкарик с неаккуратной порослью на щеках, но аккуратной прической – челка спадала ему на лоб, а ровный пробор разделял неестественно лоснящиеся волосы. Человек был одет в тесноватый костюм, рубаха сходилась под шеей так, что казалось, он вот-вот удушится; может, поэтому он не надел галстук. Штаны, несомненно, были из другого комплекта, чем пиджак. В бутоньерке виднелся кончик магоритмической линейки.

– Доктор Стефан Стефанский, – представился он, не протягивая руки. – У папы было чувство юмора.

– Мои поздравления, – улыбнулся Роберт, – просто завидно.

– Нечему завидовать, – ответил мужчина безмятежно. – Попытайтесь пожить с человеком, который каждую фразу пытается заканчивать остроумным оборотом, вот только у него мало что получается.

– Много женщин обречены на такую судьбу, – заметил Роберт.

– Потому-то и случается столько убийств в состоянии аффекта. – Голос Стефанского даже не задрожал. – Их должны объявлять невиновными.

– Убийц? – удивился вдруг Грендор Майхшак. – Это против законов и логики.

– Естественно, вы правы, майор. – Роберт еще заметил, как доктор Стефанский подмигивает ему, весьма собой довольный. Роберт не любил, когда люди подсмеивались над эльфами, что, впрочем, не было таким уж сложным делом. Эльфы часто понимали метафоры дословно и не улавливали иронию. Обычно это возникало из недостатков их польского, но и потому, что они оставались слишком простодушны. В них была столь естественная порядочность, что порой ее можно было принять за наивность, отчего над ними частенько дружески подшучивали. Эльфы не рассказывали шуток, которые могли кого-то ранить, не сплетничали о коллегах, не высмеивали чужие слабости. Возражения и мнения высказывали предельно вежливо и осторожно, пытаясь не обидеть собеседника. Ну, разве что обидчики переступали границы их терпения – тогда им случалось ругаться мерзко до красоты – на нескольких языках одновременно. А когда и этого не хватало, то вызывали противника на поединок. До первой крови. И, скорее, без трупов, хотя по гарнизонам и в желтой прессе ходили самые разные слухи…

– Я рад вас видеть, полковник. Там, кажется, что-то происходит. Ваш сын добрался туда, куда мы просили. Далеко. На прошлом сеансе было тяжело, – сказал эльф, улыбаясь с извинением. – А сегодня будет еще хуже.

– Я снова должен передать Каетану сообщение?

– Да, но сегодня он сильнее заслонен магией. Вошел слишком глубоко за Горизонты.

– Прежде всего, ты должен получить сообщение от него. – Доктор Стефанский перешел на «ты», он не был военным, не соблюдал дистанцию. Если уж гражданского допустили в такое место, то он наверняка был выдающимся специалистом.

– А это возможно? Сквозь Завесы, без стационарной передающей аппаратуры с той стороны. – Роберт, скорее, спрашивал, чем утверждал. Взглянул на Майхшака.

– Мы сумеем. Риск большой, и нам понадобится вся энергия. Его заслоняют Завесы, Горизонты и его собственная защита от пеленга Черных. Но он должен выслать нам сигнал, должен показать, где он находится. Если канал откроется хотя бы раз, наши спутники удержат соединение. Но ему нужно прорваться сквозь Завесы.

– Что происходит? Куда добрался Каетан? Что там происходит?!

Доктор Стефанский взглянул на эльфа, словно ожидая согласия, что может говорить.

– Полковник Гралевский – доверенный человек его милости Гетмана. Он принимает участие в этой операции с самого начала. Он имеет право знать! – Грендор Майхшак не колебался ни секунды.

– Ну ладно, тогда слушай меня внимательно, полковник. Мы не знаем точно, где твой сын, и совершенно не в курсе, что именно там находится. Но мы полагаем, что это место Пробоя. Знаешь же, что такое Пробой?

– Естественно, – кивнул Роберт. – Я был в двух таких местах.

– Какие Планы? – В голосе доктора Стефанского впервые зазвучала нотка интереса и уважения.

– Ключа и Меча.

– Ого-го, так это ты? – Доктор Стефанский присвистнул, пригладил ладонью идеальную прическу. Костюм его был застегнут, потому, когда он поднимал руку, материал на его теле натянулся, грозясь порваться – или, по крайней мере, выстрелить пуговицами. Роберт машинально прищурился.

– У нас есть время на разговоры? – спросил эльфа.

– Примерно четверть часа, прежде чем начнется настройка. Ты должен понимать, что происходит, это может помочь.

* * *

Паутина была растянута на можжевельнике, а плоскость ее располагалась почти параллельно дороге. Солнце, вставая над лесом, светило между ветками, лучи танцевали на толстых липких нитях. На миг показалось, что паучья конструкция светится оранжевым. Она словно хотела привлечь взгляд человека, заставить его остановиться, давала указание.

Паутина – чудо природной инженерии, чью форму определяет математика пропорций, что усиливает крепость и максимизирует поверхность при минимизации расхода энергии и материала. Биологическая эволюция оптимизирует механику своих творений. И все же паутина обычных пауков, несмотря на удивительную геометрическую точность, не идеально симметрична. Некоторые ячейки больше других, нити слипаются, движения веток растягивают прикрепленные к ним волокна. Природа накладывает на механику стигматы своего хаоса.

Эта сеть была идеальной. Центральные нити, создающие конструкцию, сходились под абсолютно ровными углами, создавая основу для спирального волокна, положенного с идеальным совершенством. Ячейки, уменьшаясь к центру сети, были одинаковыми в своих пропорциях трапециями.

Каетан поднял взгляд. Ветки двух деревьев, к которым паук прицепил свою конструкцию, вырастали на одинаковой высоте, были прямыми, словно воткнутые в стволы копья. Отходящие от них меньшие ветки расходились симметрично, так, словно главный сук был осью системы.

То, чего Каетан не мог понять, когда глядел на чащобу, стало очевидным, когда он присмотрелся к двум деревьям. Они были неестественно правильными, симметричными, повторяющимися. Естественно, тут и там ветка могла сломаться или прогнить, из-за неровной почвы ствол рос несколько криво, а соседство других деревьев выгибало сучья. Но лес казался искусственным, будто деревья рисовала компьютерная программа, используя несколько базовых образцов.

Он сошел с тропинки, углубился в лес. Уже через несколько шагов наткнулся на вылезшие из-подо мха красные мухоморы. Пять грибов создавали вершины почти идеального пятиугольника. Пятна на шляпках складывались в симметричные узоры. Он отступил, теперь был уверен: то, что он заметил в паутине и в стволах деревьев, не иллюзия и видимость.

Этот лес был заколдованным. Много лет им управляла магия, которая влияла на рост растений, на реакцию животных, наверняка и на человеческие разумы. Словно геометрия стала садовником, ровняющим живые существа по математическим формулам. Как люди подстригают парковые кусты и туи, так и тут чужая магия навязывала дикому лесу правила вегетации и роста.

Он сгреб горсть шишек, миг-другой взвешивал их в руке, а потом подбросил высоко над головой. Они упали рядом, прыгая и перекатываясь по земле. Нет, не легли в линии, не создали никаких фигур и все же явно сгруппировались в несколько кучек: в первой было две шишки, в другой – четыре, еще в одной – шесть, остальные лежали отдельно. Он собрал эту дюжину, повторил опыт – на этот раз получил четыре кучки по три шишки.

Сила, похоже, влияла и на вероятностность этого места, согласно правилам, которые он не понимал, но которые наверняка тут работали.

Все, что он испытал в последнее время, вполне соответствовало этому. Селяне, что занимаются математикой. Старик, всю свою жизнь посвятивший решению логической головоломки. Геометрический лес с фрактальными ветками.

– Три тысячи двести одиннадцать на две тысячи триста шестьдесят четыре, – произнес он вслух, а потом начал считать. Каетан любил считать в уме и обычно был в этом неплох. В студенческие времена ему случалось принимать участие в счетных поединках – что разыгрывались, нужно признать, исключительно на финальных частях вечеринок. Но и тогда он перемножал в уме самое большее трехзначные цифры. – Тридцать два на двадцать три, – бормотал он сейчас, машинально взмахивая рукой, словно записывая промежуточные результаты в невидимой таблице. Потом ему показалось, что он решил, что уже видит результат, но не сумел, плохо переставил нули, перемноженные уже тысячи слились с сотнями, цифры улетели из головы. – Проклятие! – выругался он, хотя и был доволен, что эксперимент дал определенные ответы. Лес не усиливал природных математических способностей.

Тогда чем была действующая тут сила? Что именно местные называли Драконом? Какое явление, порожденное магией, что катилась по этим землям во времена Великой Войны, так их изменило? Но, может, сюда вливалась магия из другого Плана?

Он снова почувствовал подергивание шара, поднял его к глазам – прозрачная до этого момента глубина сделалась матовой, словно туда ввели несколько капель молока. Белые сгустки, пульсируя в медленном ритме, кружили внутри кристалла. И снова Каетану показалось, что скорость их движения и частота флуктуаций как-то синхронизированы. Вот только как?

Да, это было захватывающе. Он попытался сконцентрироваться на одной из капель, что двигалась медленнее всего, с трудом контролировал ее движение, потому что та то и дело пропадала за остальными, а выпуклость шарика дополнительно искажала картинку. Вдруг одна из капель начала менять цвет, сделалась канареечно-желтой, он без проблем мог отличить ее от остальных. Она то разбухала, то сжималась в цикле, совпадающем с периодом оборота, да, теперь он отчетливо видел это, ухватывал зависимости – три цикла за оборот, да, теперь он должен заняться следующей каплей…

Каетан вдруг понял, что, не осознавая этого, зашагал снова, что он снова идет лесной тропинкой, всматриваясь в шарик, что шепот чар-разведчиков, которые слали ему на ухо рапорта, ослабел. Он сумел заметить, что из стиснутых на шарике пальцев отлила вся кровь, так, что те побелели и одеревенели. И что эта замороженность теперь стекает вдоль предплечья, почти до локтя.

Он дернул рукой, выкрикивая защитные мантры, отбросил шарик.

Одеревенение внезапно прошло, все ощущения включились, как по щелчку – он снова слышал шум леса и одновременно почувствовал смрад йегеров. Еще далекий, за границей владений Дракона, но многочисленный; и их становилось все больше.

– Зачаровываешь, сволочь… – прошептал он, подходя к шарику. Тот неподвижно лежал в траве, снова прозрачный, как слеза гиганта. Артефакт пытался его загипнотизировать, перехватить контроль. Возможно, именно это и ожидало учеников, которые принимали такой шарик от мастермайндов? Они начали анализировать движения капли, фиксировать кинетическую синхронизацию, а потом чуждая сила завладевала их телами. Зачем? Разве они не по собственной воле желали подвергнуться воздействию тавматургии, которую называли Драконом, которой они молились и которую жаждали?

Он присел около шарика, вынул из кобуры на поясе тонкий льняной платок, покрытый мифрильной вышивкой, невесомой, словно бабье лето. Сила, заключенная в мощных знаках, покрыла мурашками его кожу. Он разложил платок на коленях, активировал, проходя кончиками пальцев по краю материала. Освободил защитные чары, одновременно шепча слова извинения и благодарности королю.

Семь магических предметов были найдены на теле королевича Казимежа, сына владыки. Они пережили то, что потом назвали Коллапсом – наибольший разряд магии на Земле со времен прибытия эльфов – и что привело к гибели Армии Щецин и затопило Скандинавию. Вещи эти хранили в варшавском Арсенале, а эфирные помпы откачивали из них силу, необходимую для построения защитного щита столицы.