Текст книги "Черный горизонт. Красный туман"

– Где ты живешь?

– Мое село называется Хохорт. Оно лежит… – Он задумался, прикидывая. Потом покачал головой. – Я не уверен. Не знаю, где мы. Какой сейчас месяц?

– Июль. Пятнадцатое.

– Значит… да-а, значит, что я тянул повозку господ… повозку го… повозку… – Не произнести слово «господа» ему далось с трудом, – почти шесть недель. Проклятье, шесть недель! Мой дядя, Франц, умер после трех, а Гельмут упал через две недели. А я жив после шести. Живу! Да-а, я правда пробыл там долго! – Теперь в голосе Йохана даже прозвучала слабая нотка триумфа.

– Потому что я тебя спас! – Каетан решился прервать его размышления. Кажется, сделал это несколько резковато, потому что парень внезапно замолчал, с сипением втягивая воздух, и снова напрягся. – Ну-ну, я не хотел тебя испугать. Ты жив, потому что я тебе помог. Наверняка ты сильнее, чем многие другие, и ты наверняка смел. Я это вижу. Но теперь сосредоточься. Где твое село?

– Я не уверен, говорю же. Повозку кружит, она ездит вокруг границ Марки. Я помню только дорогу. Помню спины других людей, деревья и…

Вдруг с него сошла вся гордость, он сжался, обхватил голову, начал раскачиваться и стонать. Вел себя как оголодавший шимпанзе в слишком тесной цирковой клетке.

– Успокойся! – сказал Каетан несколько раздраженным тоном. – Успокойся! Я знаю, что это было страшно, но теперь ты в безопасности. Понимаешь? В безопасности!

Тишина, только всхлипывание, доносящееся из-под плотно сомкнутых рук. И голос, четкий и уверенный.

– В безопасности? Ты прибыл сюда, господин, с востока. Из страны света. Из земли эльфов. Из Польши. Может, там ты был в безопасности. Тут – нет. Тут никто не в безопасности. Тут люди умирают на порогах своих домов. Тут матери видят, как отрезают головы их сынам. Тут дочек похищают в замки, чтобы они стали пищей гос… йегеров.

– Я знаю об этом, Йохан. – Каетан спокойно проговаривал слова. – Знаю. Расскажу тебе о себе. Я оттуда, но и отсюда. Я жил в таком же селе, как и ты, на польской стороне. Мою мать убили йегеры. Моего отца убили йегеры. Мою сестру убила тварь из их мира. Я знаю. Я многие годы странствую по Кресам, долгие годы хожу землями балрогов. Потому я знаю. Знаю их смрад. Я слышал их визг. Я сражался с ними и убивал их. Я.

– Ты убивал йе… йегеров.

– Я, – повторил Каетан, но не был уверен, хочет ли он на самом деле сказать «да» по-немецки или «я» по-польски. – Ich, – добавил на всякий случай по-немецки.

– Мое село лежит у подножия горы. Это важное село. У нас есть игроки. У нас есть игра. У нас есть Дракон. Гора – это дом Дракона.

– Дом дракона?

– Да, да… даже йегеры туда не ходят. Даже они. Не приближаются к Дракону.

– И далеко твое село?

– Не знаю… не могу… Ну, может… два, может – три дня отсюда. Это большое село…

– Расскажешь мне об этом позже. – Каетан понял, что, возможно, спасая парня в нарушение всех процедур проникновения, он получил бесценный контакт. Если этот «дом дракона» – место, о котором говорит штаб… Он быстро посчитал. На языке селян «день дороги» означало примерно двадцать километров. А значит, цель похода достаточно близка, а к тому же у него теперь есть проводник и потенциальный источник информации. – Помнишь, сколько времени днем вы тянули эту повозку?

– Не могу сказать точно. Мы спали в упряжке, на дороге. Всегда рядом с таким каменным столбиком. Там же мы всегда находили миски с едой. Села, что лежат неподалеку от границы, обязаны доставлять еду упряжкам. Миски всегда стояли неподалеку от нас, но я никогда не видел людей, которые их приносили. Наверняка это делают ночью. Потом мы тянули целый день. Полагаю… но я не уверен, что заканчивали мы перед закатом.

– Ты не уверен?

– Когда идешь в упряжке, твои глаза смотрят иначе. Ты видишь стражей дороги. И гниющие сердца убитых деревьев, что умирают в окружающем лесу. Все серое. Испорченное. Даже небо. Ты не знаешь, когда по-настоящему начинается день. И ты думаешь… думаешь, что дней уже нет.

– У вас были какие-то остановки?

– Нет. Не помню. Знаю, что я мочился на марше, блевал, а мокрое говно стекало у меня по ногам. Я не чувствовал запаха леса, но эту вонь – помню.

– Я тоже. Помыл тебя, пока ты был без сознания, и прополоскал твою одежду.

– Ты меня раздевал, господин? – Йохан поднял взгляд, впервые взглянул прямо в лицо Каетана. Очень внимательно.

– Пришлось. Я осмотрел твои раны. И помыл тебя. Но ты все еще воняешь. Теперь можешь выкупаться сам, тут неподалеку есть река.

– Понимаю. Да, понимаю, господин.

– Нет, парень, ты не понимаешь. Я не осматривал твою большую птичку. Меня не интересует ни твоя птичка, как и никакая другая. Я люблю только женщин.

– Мы все любим женщин. Женщины – они как фрукты. Они сладкие. Они сочные. Они круглые.

– Ну-ну, Йохан, да ты поэт. Знаешь, кто такой поэт? Да? Ну хорошо. Только имей в виду, что если бы ты такое сказал в Варшаве, то мигом потерял бы остатки зубов.

– У вас плохие женщины? Они служат йе… йегерам? Наши женщины любят, когда я так им говорю. Знают, что у меня – большая птичка, – размечтался Йохан.

– Ну, некоторые – они им вроде и правда служат, – пробормотал Каетан, и в голове его промелькнуло несколько мыслей. Первая – что он давно уже не был с женщиной и что скоро окажется в таком отчаянье, что наверняка будет готов, как и Йохан, не слишком-то умытым и несколько беззубым крестьянкам начать рассказывать тексты об их округлости и сладости. Вторая – что село Йохана еще не полностью контролируется Черными, потому что там существуют пространства свободы, пусть даже и только сексуальной. И третья, что двое мужчин, пусть бы их и разделяли происхождение и знания, всегда договорятся, если в соответствующий момент начнут перешучиваться о девицах и сексе.

– И… и они живут среди вас? – Йохан широко открыл глаза от удивления.

– Я пошутил. Это была шутка. В Польше нет Черных и их слуг.

– Ага.

– Ты найдешь путь домой?

– Не знаю, попытаюсь.

– Ну хорошо. Если до твоего села три дня марша, значит, впереди у нас как минимум шестьдесят километров. Естественно, приблизительно…

– Что значит «приблизительно»?

– То, что мои расчеты опираются на очень неточные данные. «День дороги» – это понятие растяжимое. А значит, мои расчеты не дадут точного результата.

– Так зачем ты считаешь, господин?

– Хороший вопрос. По привычке. И чтобы получить это «приблизительно». Понимаешь?

– Не очень.

– Ты и не должен понимать.

– Тогда что мне делать?

– Ты должен подлечиться. Потом мы вместе сообразим, где находимся, найдем какое-нибудь место, которое тебе известно. Тогда сумеешь довести меня до своего села?

– Да. Я был охотником. Странствовал по Марке, даже, господин, даже сходил под Гору Дракона, перешел через межу. Ненамного, примерно как до того дерева. – Йохан указал пальцем на сосну на расстоянии примерно метров в двадцать.

– А за что тебя наказали? – спросил Каетан, хотя уже догадывался.

– Именно за это.

– А другие?

– Не поклонились достаточно низко. Плохо смотрели. Георг, который без рук, пытался заслонить свою жену от кнута. А солтысы били ее, потому что она опоздала на поле, может, на четверть часа. А опоздала она, потому что у нее ребенок заболел и пришлось дольше кормить его грудью. Приволокли ее с поля в село, собрали нас всех. Солтысы принялись ее хлестать, ну так Георг пал на колени и принялся молить господ о пощаде. Плакал. Кинулся в ноги йегеру и прикоснулся руками к его сапогам, моля о милости для жены. А сказано ведь: «Не касаться Господина». Вот ему руки и отрезали, а жену и всех детей поубивали и забрали в замок. Наверняка на пир.

Каетан не подал виду, что история его потрясла. Не столько содержание, он слышал слишком много подобных ей. Скорее – стиль, в котором Йохан ее рассказывал. Говорил спокойно, без чувства, просто перечислял факты, без комментариев. Ведь в его мире не случилось ничего сверхъестественного и слишком жестокого. Так, случай, каких много.

– Ты нам поможешь, господин? Спасешь нас? За нами придут эльфы?

– Отчего вы сами не убегаете на восток?

– Были такие, кто пытался. Как знать, может, кому и удалось. Но я о таких не слышал. Всех поймали. Всех. Могу сказать тебе, что они потом с такими делают, с их семьями и соседями. Хочешь, господин?

– Нет. Не сейчас. Позже. Когда-нибудь.

– Как пожелаешь, господин. – Теперь в голосе Йохана Каетан почувствовал что-то еще, словно сомнение, а может, и насмешку. «Может, ты большой господин и родился у нас. Может, ты и видел то, что бывает с нами каждый день. Но ты забыл об этом, уже привык к своей прекрасной жизни в этой Польше».

«Я преувеличиваю», – подумал Каетан. Этот парень не смог бы даже сформулировать таких идей. Я просто выстраиваю проекции.

– А как называется ваш замок?

– На нашем языке это просто Замок. Йегеры называют его Уылым. Не знаю, что оно означает.

– Это означает «Камень». Просто «Камень». – Каетан задумался. Никогда ранее он не слышал об этой базе Черных.

– А из камня эта крепость и выстроена. Туда привозят сокровища от Дракона. Это большой Замок. Ты его не видел?

– Не этот, но я бывал под стенами многих других замков йегеров. У меня они есть на карте, вот, видишь? – Каетан вынул из рюкзака карту, напечатанную на пластиковом листе.

Парень был явно удивлен.

– Господин, я не знал… Ты стоял под Замками? И тебя не поймали? Вот я дурень, глупый дурень. Ты ведь маг, господин, брат эльфов. Господин, я…

– Вот только география меняется, понимаешь, Йохан? Мир нестабилен. Замки, села и мосты плавают по нему, как куски дерева по поверхности озера, порой передвигаются в одну или в другую сторону. В зависимости от ветра, подводных течений, воли водяных созданий. Потому я знаю примерно, где стоят разные Замки; о некоторых знаю точно. Знаю множество дорог, но некоторые из них тоже наверняка успели уже измениться.

– Да, господин, я знаю, как оно бывает с йегерами. – Теперь он выговаривал это слово без паузы. – Они никогда не теряют дорогу, но люди тропинок могут и не найти. Старики говорят, что это Владыки мешают мир, чтобы мы не убегали. Но я не знаю, правда ли это.

– Неправда. Это из-за нападений и войны. Магия уничтожила фундамент Европы, нарушила основы нашего мира. Вроде как растопила лед, превратила его в шугу.

– Или в мед. – Йоган похвастался, что все понимает.

– Да, как мед. Вот только не такой сладкий. И именно потому, Йохан, даже если я иду в какое-то место, я должен определить положение важнейших объектов, проверить расстояния, понять, где стоят заставы, а где – ловушки. Понимаешь, Йохан? Ты расскажешь мне о Хохорте, драконе и об игре?

– Да, господин. И я охотно тебе помогу. Господин поляк?

– Да?

– А ты не планируешь какой-никакой еды? А то я и моя большая птичка очень голодны.

Глава 11

– О тебе говорили по радио, – сказала Лучия, когда они уже уселись за столик. Тень зонта падала на ее лицо, но, должно быть, в материале была дыра, потому что на лбу сестры сияло овальное солнечное пятно.

«Словно кто-то целился лазерным прицелом», – промелькнуло в голове Роберта.

– Обо мне? По радио? Я что, в лотерею выиграл?

– Нет, дорогой мой, говорили о твоих последних подвигах. Естественно, инкогнито. – Когда он глянул на часы, добавила: – Знаешь, Анеля часто опаздывает, но не переживай, она действительно милая.

– Дорогая сестрица, если бы мне мешало опоздание женщин, то мы бы годами не встречались. Ты мне обещала ее фото.

– Ха… – Она заколебалась, потому что к ним как раз подошел официант. – Четыре шарика мороженого, пожалуйста; сливочное, тоффи и два шоколадных. И капучино. Вот просто чувствую, – сказала Роберту, – что я сделала доброе дело и заслужила на сладости.

– Что для вас? – Официант наклонился к Роберту: рубашка его была расстегнута на одну пуговицу больше, чем стоило бы, мелькнула волосатая грудь.

– То же самое, только эспрессо и шарлотка вместо мороженого.

– И правда – то же самое, – проворчал официант подчеркнуто вежливо и отошел.

– И правда… – Лучия улыбнулась одними глазами.

– Я заметил, – сменил он тему, – что всегда, как только ты видишь молодого волосатого официанта, то заказываешь себе больше сладостей, чем обычно, сестрица.

– Да-да… – промурлыкала она, удобней устраиваясь в кресле. Теперь световая точка ложилась на ее длинную шею. Она прошлась ладонью по затылку, поправляя волосы.

– Ты сватаешь меня за коллег, – засмеялся он, – а сама, как вижу, должна бы…

– Ладно-ладно, – решительно прервала она его и, как обычно, сменила тему. – Смотри, тройняшки!

Он машинально оглянулся. Мама с троицей почти идентичных детишек не пойми какого пола – хотя это могло казаться потому, что одеты они были одинаково, – осторожно подходила к греющемуся на солнце павлину. Детишки аж переступали нетерпеливо, чтобы добраться до птицы и, как знать, может, даже вырвать пару перьев из его хвоста. Мать сделала ошибку, позволив им подойти слишком близко. В конце концов, не удержала маленьких охотников, и детишки ринулись к птице. Тот наконец очнулся от дремы, застрекотал, мать что-то крикнула, а павлин метнулся к ближайшим кустам. Один малыш опрокинулся, второй погнался за павлином, третий крутился в хватке матери.

– Обожаю Лазенки, – сказала Лучия. – Просто обожаю.

– Так что там с радио? – напомнил Роберт начало их разговора.

– Было сообщение о мессе за Родину, из Святого Августина. Знаешь, что туда приходит человек пятьсот каждую неделю?

– Не так много, думаю. Хотя это, кажется, самый популярный старокатолический костел в Варшаве.

– И это не одни старухи, там немало молодежи.

– Старухи неопасны. Молодежь – опасней. К счастью, ее не слишком много.

– Проповедь давали в сокращении, говорили о событиях в Кавенчине. Как некий слуга эльфов обесчестил святыню, стрелял в невиновных людей и развалил табернакль.

– Ну-у… насчет последнего – это они переборщили.

– И что проклинают тебя на веки вечные, аминь.

– У них нет на это силы. Они были экскоммуницированы.

– Но действуют легально.

– Потому что это облегчает контроль за ними. Думаю, что… – начал он, но понял, что она перестала его слушать и теперь водит глазами за его спиной. На лице Лучии снова появилась улыбка. Ну да, волосатый официант.

– Мороженое. Капучино для госпожи и то же самое, то есть эспрессо, для вас. – Сукин сын так и не застегнул пуговицу, да еще и смеялся над Робертом посреди бела дня – ведь не мог знать, что Лучия его сестра.

– Ну, чудесно, – буркнул он спустя минутку. – Что за мудак…

– Не выражайся, братишка. И не ревнуй меня к официанту, прошу тебя. Ты что-то начал мне рассказывать.

– Я хотел сказать, что… – И снова ему пришлось прерваться, поскольку толстый мужик с еще более толстой женой решили протолкнуться к столику рядом, естественно, за спиной Роберта. Он получил по голове рукавом пиджака, а по руке – острым уголком сумки, не услышав, естественно, никаких извинений. Потому он замолчал окончательно и принялся молча приканчивать шарлотку, лишь время от времени поднимая взгляд на улыбающуюся и, похоже, довольную жизнью сестру. Та передвинулась со стулом, а потому солнечный прицел теперь падал на ее правую грудь – насколько Роберт мог оценить родную сестру – вполне солидную и красивой формы.

Анеля опоздала на двадцать минут. Он и оглянуться не успел, а она уже обнимала Лучию. Он попытался вскочить, но сидящий за спиной толстяк заблокировал его стул, а потому Роберт снова шлепнулся на сиденье, ударившись бедром о поручень. Остатком сил взял себя в руки, чтобы не выругаться.

– Простите, я… – начал он, поднимая взгляд на стоящую над ним Анелю. Его ослепило солнце, но прежде чем он прищурился, успел заметить стройную фигурку и симпатичное, может, чуть полноватое лицо, окруженное светлыми волосами. Она вытянула к нему руку, он, несколько на ощупь, подал свою, а потому они разминулись.

– Он никогда не носит солнцезащитные очки. И вообще, он слишком упрямый. – Голос Лучии звучал спокойно, но в нем поигрывали насмешливые нотки.

– Люблю упрямых. – Анеля сама схватила его руку, чуть тряхнула. У нее была небольшая ладонь, мягкая, но не вялая, кожа была гладкой, ногти – коротко пострижены и старательно покрашены серебристым лаком. Она уселась. – Я и сама упрямая.

Да, лицо у нее было симпатичным. Может, и не красивым, но милым. Свободная сорочка, белая футболка, туго натянутая на груди. Лет примерно тридцать пять.

– Вы видели грудь того официанта? – спросила Анеля. – Ему стоит носить гольф, потому что и есть потом не захочется.

Да, Роберт мысленно улыбнулся. Это все же может оказаться милый денек.

Глава 12

– Вон, пан поляк, там. – Йохан начал покрикивать, указывая пальцем на отдаленную цель. – Там мое село.

Каетан остановился и поднял к глазам бинокль. Навел резкость. И правда, Йохан не ошибался. Вдали, далеко за желто-зелеными пятнами полей, на фоне треугольной тени горы жалось к склону человеческое поселение. Было оно довольно крупным – состояло из двадцати стоящих рядом домов и нескольких разбросанных среди полей на чуть большем расстоянии. В большинстве своем дома эти были типичными для послевоенных неосельских территорий. Деревянные, с уцелевшими фрагментами старого мира, крытые соломой, порой – украшенные какими-то экзотическими элементами. Во время своих странствий Каетан натыкался на самые странные конструкции – многоэтажные крепости из корпусов старых машин, бараки с крышами, покрытыми мусорными мешками, или шалаши, поставленные из старых билбордов.

В родном селе Йохана он тоже заметил дома, не слишком-то подходящие к остальным. Присмотревшись к ним внимательней, понял, что это просто последние этажи многоэтажек, чьи нижние уровни за годы погрузились в размякшую землю.

– У вас в селе есть дома из старых времен?

– Да, они лучше всех, самые теплые. Там живут наши мастермайнды.

– Какие такие мастермайнды?

– Игроки. Деды. Охранники Дракона.

– Ага, охранники дракона… – Это было нечто новое. – И как этот дракон выглядит?

– Не знаю.

– Ты его не видел?

– Я? – В голосе Йохана снова появился страх. – На кой ляд мне это?

– А кто его видел?

– А зачем бы кому смотреть на него, панполяк?

Каетану пришлось мысленно согласиться, что в ответе Йохана есть логика. И правда – зачем бы, в самом деле, кому-то смотреть на дракона?

– Тогда откуда ты об этом драконе знаешь?

– От Охранников Дракона.

– Так, может, хотя бы они его видели?

– Нет, они его охраняют.

– От чего?

– Чтобы никто его не увидел.

Каетан убрал бинокль от глаз. Взглянул на стоящего рядом парня.

«Может, просто пнуть его под зад?» – подумал мельком.

– Что делает дракон? – спросил он вместо этого.

– Ждет и играет. И стоит настороже. И… он… его… – Йохан остановился, и лицо его искривилось судорогой страха: он явно боролся с собой, чтобы закончить фразу.

– Он что-то делает? – попытался немного его подтолкнуть Каетан.

– Его… Его боятся йегеры! – почти крикнул тот, ломая внутреннее сопротивление. Йегеры чего-то боялись. Властелины его тела, его жизни, его разума ощущали страх! И он это сказал, переломив годы дрессировки и веру в мощь черных планов.

Очень интересно.

– Этого дракона прислали не йегеры?

– Не знаю. Не знаю. Спроси мастермайндов, панполяк. Они старые, они мудрые.

– Когда появился дракон?

– Не знаю. Когда я родился, он уже был. Игроки уже ходили в лес, чтобы сделать Ход. – Это последнее слово Йохан произнес медленнее, повысив голос. Это должно было немало значить. – Некоторые возвращались. Другие – нет.

– И что такое этот «ход»? – Каетан убедился, что из парня можно вытащить информацию, только когда задаешь предельно простые вопросы.

– Не знаю. Мастермайнды знают. Их спроси.

– Я не могу войти в твое село. Обо мне никто не должен знать.

– Пойдем, панполяк, пойдем. Ты спас мне жизнь. – Голос Йохана снова приобрел официальный тон, сосредоточенное лицо же свидетельствовало, что парень пытается использовать всю свою эрудицию и представление о высоком стиле. – Мой отец даст тебе еду. Моя мать даст тебе питье. Моя сестра даст тебе сексуальные отношения. Мы пойдем к игрокам. Может, они ответят на твои вопросы. Ты задаешь очень много вопросов.

– Йегеры почувствуют мое присутствие.

– У нас нет йегеров. Нету. Они только иногда навещают нас. Мы часто видим их издали, когда они объезжают поля и патрулируют границы земель Дракона. Мы приносим им жертвы и привозим урожай в Замок. Порой они нападают на нас, когда мы работаем в поле. Меня схватили, потому что я охотился далеко от дома. Но в село они не входят.

– А знаешь, почему так?

– Ой, панполяк, я же вам говорил. – На этот раз в голосе Йохана звучало нечто вроде ласковой и снисходительной ноты веселости из-за слабой памяти его спасителя. – Они не входят в село, потому что в горах есть Дракон.

– Знаешь, Йохан, мы все же остановимся тут на вечер. Ты должен еще раз, медленно и с расстановкой рассказать мне все, что знаешь об этом драконе, игроках и йегерах.

– Конечно, панполяк, скажу, отчего же не рассказать.

И рассказал. Не все в истории было для Каетана ясным, а наряду с объяснениями появились новые загадки, но, в конце концов, он получил более-менее целостную картину того, что происходит в маленьком, столь важном для балрогов и эльфов селе Хохорт. На его месте раньше стоял небольшой немецкий городок, но во время Затмения земли вокруг были уничтожены захватчиками. Тогда-то на бывшей равнине и выросла гора. Никто не знает, когда появился Дракон, но было это давно, еще до рождения отца Йохана, то есть не менее тридцати пяти лет назад. А значит – подвел итог Каетан – уже после Затмения, когда в войнах формировались новые границы Европы. Сначала о существовании Дракона знали немногие, люди шли в лес и исчезали, но в таком ничего странного не было ни тогда, ни теперь. Люди всегда исчезали. Их похищали йегеры, лесные твари, магические поля. Порой после находили разорванные тела, порой – только клочья одежды, но обычно от исчезнувших не остается и следа. И очень скоро даже имена их вымывало из человеческой памяти. Существующие на грани биологического выживания обитатели колонизированных балрогами территорий живут недолго, быстро плодят новых детей, не думают о будущем и прошлом. Для них имеет значение только «здесь» и «сейчас» – ну, может, иной раз еще и «завтра». Они не планируют на долгий срок, потому что все их планы разбиваются о реальность, а события десятилетней давности становятся легендами.

И потому – люди исчезали. Но несколько вернулись из леса через много, много дней. Были больными, говорили невнятно, в руках сжимали цветные камешки. «Одержимые», – подвел Йохан итог этой части рассказа. Приказывали играть. Приказывали считать.

Никто не понимал, о чем они говорят, быстро донесли обо всем йегерам. Одержимые могли представлять угрозу для сообщества, их нужно было забрать. И тогда в село съехалось много, очень много йегеров. «Тысячи», – сказал Йохан, но Каетан не думал, что эти данные точны. Тысячи – значило много, очень много.

Но это был не конец. Когда перепуганным людям казалось, что ничего более жуткого с ними произойти не может, появились существа, которые были сильнее йегеров. Их господа, боги этого мира – балроги. Никто из людей их не видел, всех жителей согнали в один сарай, где они, напуганные, ожидали решения своей судьбы. Там, в этом сарае, во время долгих недель голодного существования на куче соломы родился отец Йогана. Бабка умерла при родах. Скорее всего, ее съели.

Сквозь дырявые стены можно было наблюдать за тем, что происходит снаружи. Двое парней – их имена рассказ не сохранил – пытались так поступить. Сразу же ослепли, а потом умерли в страшных мучениях. Того, что случилось с их телами, Йохан не знал, но у него были некоторые подозрения… Как и у Каетана.

Легенда гласит, что Черные решили смилостивиться над людьми и даровали им жизнь. Приказали возвращаться в село, построить больше домов, чтобы принимать чужаков, и выполнять поручения одержимых, которые, к удивлению оставшихся селян, тоже выжили. Были названы – не пойми кем и когда – мастермайндами. Йегеры почти ушли из села. Контролировали его, порой похищали людей и устраивали показательные экзекуции – то есть заявляли о своей власти, как и всюду в доминионе балрогов. Но не устраивали погромов. И привозили детей.

Порой по одному, порой – небольшими группками, пару десятков ежегодно. Им было четыре, пять лет: голодным, избитым, с магическими клеймами, выжженными у них на коже кипящим льдом. Смертельно испуганными. Живыми. Их отдавали под опеку мастермайндов. Все село работало на удержание и прокорм этой группы, доставляло им одежду, топливо, даже воду из реки. Они же должны были только играть.

Никто не знал, как выглядит игра. Порой кто-то из учеников выносил на улицу несколько разноцветных камешков. Если кто-то это замечал, то сразу же сообщал учителям. За отсутствие реакции можно было заплатить – как, впрочем, и за каждую провинность относительно йегерских законов – жизнью. Естественно, всего невозможно было удержать в тайне, а потому Йохан знал, что при игре следовало раскладывать разноцветные камешки на планшете, а потом передвигать их вдоль линий, чтобы выстраивать специальные расклады. Больших подробностей он знать не желал. Они ему не были нужны. Если бы кто-то пытался посвятить его в тайны игры, он сразу же донес бы об этом главным в селе или же и самим мастермайндам. «А может, и нет, – раздумывал Йохан вслух, – потому что если бы я им сказал, то они бы и меня могли убить…» Каетан не спрашивал, за что – потому что знал. Йегеры карали не только тех, кто нарушал их кодексы. Часто убивали даже и тех, кто только знал, что кто-то хочет нарушить йегерские законы. Потому что осознание возможности бунта могло опасно укорениться в разуме вчерашнего раба, перерасти в восстание.

Многие из учеников умирают: от голода и побоев, не выдерживая ритуалов. Те, кто выживают, идут к Дракону. В лес, в горы, туда, где его царство, куда не заходят Черные.

– Йегеры боятся дракона? – спросил Каетан. Йохан аж затрясся.

– Нет, отчего бы, панполяк, йегеры ведь ничего не боятся, они самые отважные и самые жестокие господа мира, они просто сторожат Дракона от людей и стерегут людей от Дракона.

Итак, ученики уходят. Один в месяц, порой двое. Обычно не возвращаются. Хорошо. Это знак, что они сделали мудрый ход, что в партии, которую играл Дракон, они выполнили свое задание.

Некоторые возвращаются. Обезумевшие от отчаяния, с помутненным рассудком, с измененным цветом глаз, изуродованным разумом и руками. Их дни напролет точит жар, многие умирают. Кое-кто выживает и становится новым мастермайндом, учителем детей.

Йегеры что-то вывозят из-под горы. Транспортируют это сперва в Замок, а потом дальше на запад.

– И что же?

– А ради какой боли мне об этом знать, панполяк?! Не стоит этого знать.

– Ну ладно, а что случается с теми, кто не возвращается?

– Нет, панполяк! Понятия не имею. На кою боль мне это? И знать не хочу, ни я, ни моя птичка.

* * *

Каетан довольно долго наблюдал за селом издали, но потом отступил глубже в лес. Так близко от села, чтобы дойти до него за час. И достаточно далеко, чтоб тут не появились его жители. Йохан довел Каетана до старого, полуразваленного шалаша, окруженного чащей высоких папоротников. Как утверждал, это было старое укрытие собирателей грибов и трав, которым давно уже не пользовались. Тут Каетан мог в безопасности отдохнуть после странствия и дать передохнуть Титусу. Воду он черпал из узкого и довольно мутного ручейка, что вился между деревьями. Йохан предложил сходить ночью в село и принести запасы еды. Говорил, что приведет сестру, красивую и просто мечтающую о встрече с «паномполяком», но Каетан решительно отказался; так убедительно, что и сам не мог надивиться своему актерскому таланту. Потому что именно в этом отказе он отнюдь не был убежден сам.

Ему было нужно несколько часов покоя не только для отдыха. Он должен был все упорядочить у себя в голове и решить, что делать дальше. Он достиг цели, добрался до местности, куда высылала его Варшава. В принципе, он мог вернуться и сделать доклад. С другой стороны, он знал, что обратный путь займет у него две или три недели, что следующая, лучше подготовленная группа доберется сюда не ранее чем еще через месяц, если без проблем найдет дорогу. Нет, он должен узнать побольше, проверить легенду Йохана, увидеть, что такое этот Дракон и почему йегеры вот уже долгие годы кормят его маленькими детьми.

И чего они боятся? Ведь то, во что не мог поверить испуганный селянин, Каетану казалось правдивым. Йегеры дали аборигенам села чуть больше свободы, потому что боялись Дракона. Или заключили с ним договор тогда, десятилетия назад, когда испуганные люди неделями жили на глинобитном полу сарая, когда пили воду, полученную из собственной мочи, и ели тела своих покойников. Да, снаружи тогда должны были происходить интересные вещи. Если уж сами балроги вышли из своих гнезд и прибыли сюда, чтобы изучать, сражаться или, быть может, вести переговоры. Что могло удержать Черных, Властелинов половины Европы? Кто? И как?

Но прежде всего ему нужно было время, чтобы расставить оборудование. Он добрался до цели вылазки, а потому должен был разместить сигналы для спутников, специфическую передающую антенну, благодаря которой его доклады сумеют пробиться сквозь Завесы и укажут положение того, что Йохан называл Драконом.

– Панполяк… – Йохан прервал размышления Каетана. – А я могу пойти? Солнце зашло.

– Может, все же тебе подождать рассвета, ночью йегеры сильнее.

– Но днем больше людских глаз могут заприметить меня, и тогда йегеры наверняка обо мне узнают. А сейчас моя птичка мне подсказывает, что их тут нету и я дойду домой незамеченным. Тем более что дом отца стоит немного с краю, около глины.

– И что твой отец из этой глины лепит?

– Разное, ну, посуду, тарелки. Но лучше всего делает магические бутылки для воды.

– Как это – магические?

– Потому что вода в них всегда холодная, даже в жару.

– А ты умеешь такие лепить, Йохан?

– Умею, панполяк, а как же! – В словах парня прозвучала гордость. – Но мне село другое задание предназначило, я охотником стал. А гончаром будет Петер, такой хромой немного.

В мире йегеров дети никогда не наследовали профессии родителей, в поселениях Марки обычно они даже не получали их имущество. Чем глубже на территорию балрогов, тем более суровыми были правила ненаследования. Довольно часто молодых людей просто переселяли. Но бывало и так, что балроги переносили на людей свой обычай потлача[19]19
  По́тлач (на языке нутка – дар) – обычай ряда индейских народов северозападного побережья Северной Америки, демонстративное раздаривание и уничтожение человеком материальных ценностей в присутствии специально приглашенных гостей, сопровождаемое обильным пиром.


[Закрыть], при котором человек разделял свое тело и разум среди прочих членов того же племени. Человеческие дети должны были убивать родителей и тогда получали их имущество. Таким образом избавлялись от стариков, которые были менее полезны, и при этом разбивали социальные структуры.