Текст книги "Александр Солженицын. Портрет без ретуши"

«Архипелаг ГУЛаг» и «Бодался теленок с дубом» со всей очевидностью раскрывают цели и литературную манеру Александра Солженицына. По его твердому убеждению, в литературе и политике нашего времени должна остаться лишь одна светлая личность, а именно – сам Солженицын. Любой ценой!..

Глава X. В роли пророка

Литературный самодержец

«Был я раньше человек слабый и плохой. А теперь в меня вошел Бог, сделал меня своим пророком и укрепил меня. Он действует через меня».

Эти слова Александра Солженицына слышали не только чешские эмигранты во время бесед у доктора Голуба в Цюрихе, они прозвучали в той или иной форме и в западной печати, и по радио, и по телевидению.

Итак, появляется на свет божий новая модель: Пророк. Вернее, Солженицын в роли Пророка.

Однако почему господь бог снизошел к Солженицыну лишь в Швейцарии? – вправе спросить читатель. В этой удивительной демократической стране нет нужды в новом пророке, где превосходно чувствуют себя евангелические пасторы, католические священники и даже буддистские монахи из Тибета, где процветает «свобода» печати и совести и где студентам университета политическая полиция угрожает репрессиями или, как минимум, исключением из учебного заведения, если они проявляют хотя бы слабый интерес к официально издаваемому вестнику советского посольства, в котором говорится об экономическом развитии Советского Союза!..

Но «что ни сделает бог, все к лучшему» – гласит старая чешская пословица. И значит, богу виднее, значит, надо было явиться стукачу Ветрову, чтобы через его посредство исправить этот испорченный большевиками мир. Я не разбираюсь в православном богословии настолько, чтобы знать, существует ли в нем аналог из раннего христианского учения: «Чем больше вина, тем больше надежды на спасение души». Ибо только к самому великому, закоренелому грешнику бог может снизойти, чтобы полностью явить свое всемогущество.

В 1974 году Александр Солженицын выступил по швейцарскому телевидению. Интервью транслировалось и по телевидению ФРГ. Солженицын сказал, что он восхищен Швейцарией, ее совершенной демократией. И для убедительности привел такой пример: в прошлом столетии в Швейцарии жил как политический изгнанник великий русский мыслитель, публицист и писатель Герцен. По утверждению Солженицына, Герцен был другом тогдашнего президента Швейцарской федерации; и все-таки, добавил Солженицын, Герцену пришлось просить о предоставлении ему швейцарского гражданства в том населенном пункте, где он проживал, а его друг президент не мог оказать ему в этом никакого содействия. «Вот это демократия!» – воскликнул Солженицын.

Формула Герцен – Солженицын напрашивалась сама собой. Коль параллель между Солженицыным и Львом Толстым не получилась (подвела солженицынская литературная продукция), значит, нужно искать другие, более подходящие сравнения. Разве не жил Герцен тоже в Швейцарии? Разве не звали его супругу тоже Наталией, просто Наташей? Конечно, о многом придется умолчать. Например, о том, что Герцен являлся одним из провозвестников Великой Октябрьской революции и противником именно тех царей, которых Александр Исаевич Солженицын превозносит как «освободителей». Конечно же, придется умолчать и о том факте, что Герцен был атеистом, в то время как Солженицын – деист.

Важна модель: из Солженицына нужно сделать продолжателя лучших традиций в русской культуре. Не так, так эдак. Если Солженицын не сможет функционировать как писатель, пусть проявит себя как политик и публицист на вершине антисоветизма и антикоммунизма. Из всего того, что он сам говорит и пишет, становится все яснее, что он важен только как автор памфлетов, направленных против прогрессивных сил. И это тоже устраивает обе стороны. Не зря «сильные мира сего» отдают должное его таланту.

Однажды глава госдепартамента США Генри Киссинджер и другие американские политические деятели встретились с тогдашним президентом США Ричардом Никсоном.

Президент спросил:

– Не кажется ли вам, господа, что Солженицын правее нашего Барри Голдуотера?

– Вы ошибаетесь, господин президент, мистер Солженицын правее царей, – ответил Киссинджер.

Эту историю рассказывала затем вся западная пресса.

Солженицын представляется миру как «Человек Божий», как «Пророк».

«Не по словам, а по делам узнаете вы их» – примерно так говорится в Библии.

Ознакомимся же не только с его словами, но и с его делами.

Наш старый знакомый Михаил Петрович Якубович заметил в беседе со мной: «Многое и многих повидал я на своем веку, но Солженицын – явление неповторимое по своей грязной сути и противоречивости. С кем я ни поговорю из его прежних товарищей, они только плечами пожимают. Мне кажется, что его политические взгляды можно выразить словами очень старого политического поучения времен Николая I, когда один из сподвижников царя, граф Уваров, выразил русскую политику в трех словах: „Самодержавие, православие, народность“».

(Не будет излишним напомнить, что царь Николай I в 1825 году жестоко подавил восстание дворян-офицеров, которым история дала имя «декабристы», отдал приказ повесить выдающегося поэта Рылеева, позволил убить Александра Сергеевича Пушкина.)

Михаил Петрович продолжает:

«В Москве я беседовал со своими знакомыми, товарищами, известными писателями. И если мне память не изменяет, Евгений Александрович Гнедин, человек очень умный, исключительно тонкий и точно мыслящий, сказал: „Да, Солженицыну сейчас кажется, что было бы идеальным восстановить романовскую монархию. Но при одном условии, а именно: чтобы царствовали не Романовы, потому что они делали глупости, а Солженицын. И православие, православие ему нужно тоже, но не само по себе, как „вещь в себе“, но как декорация для самодержавия. Если бы он хоть чуточку был верующим христианином, как пытается сам себя убедить, он хотя бы немного уважал церковные каноны. А своими действиями он доказывает нечто противоположное. Одну из поклонниц своего литературного таланта он обратил в православную веру (речь идет о Наталии Светловой, второй жене Солженицына, еврейского происхождения. – Т. Р.). Она согласилась креститься, а он, в соответствии с христианским обычаем, стал ее крестным отцом. Через какое-то время он решил на ней жениться. По церковным канонам это запрещается: крестный отец не может вступить в брак со своей крестницей, так как с точки зрения церкви это кровосмешение. Но что законы церкви для Солженицына! Церковные правила запрещают? Кому? Солженицыну? Какие правила и что они могут ему запретить?..

– Я протестую!.. Я требую!.. Где свобода личности?..

И литературный самодержец Солженицын потребовал от православной церкви повенчать его со своей крестницей Наталией Светловой. Ну и повенчали. Литературный самодержец Солженицын пошел по пути самодержца – царя“».

«Мне очень трудно судить о церковных делах и об отношениях различных течений и оттенков внутри церкви. Из области религии мне известно очень мало. Но я сильно подозреваю, что Александр Исаевич разбирается в делах церкви меньше, чем я. И знаете почему? Ведь весь пафос христианства, как известно, устремлен к таким нравственным качествам, как любовь к ближнему, прощение, терпимость. Судить и карать дано только богу, а не какому-то человеку, который объявил себя святым. Вершина добродетели – прощение.

Это основы христианства, а они, как известно, не прельстили Солженицына. Поэтому, хотим мы того или нет, его обращение к богу наигранно и носит у Солженицына чисто прагматический характер», – заключил Л. К. в ответ на мой вопрос.

Может быть, это утверждение покажется абстрактным и предвзятым? Но мне хочется еще раз подчеркнуть, что при написании данной книги я пользовался фактами, и только фактами.

Число их, а также степень моего возмущения настолько велики, что порой мне это мешало в моем повествовании. А факты есть.

«В 1970 году Солженицын разошелся со своей первой женой (Наталией Алексеевной Решетовской. – Т. Р.). На пороге старости покинутая женщина, посвятившая десятки лет жизни своему идолу, приняла яд. Конечно, это должно было взволновать христианина Солженицына и в самом деле взволновало. Но любопытно, что о боге он даже и не вспомнил. В письме, которое она получила в больнице, он писал совсем в другом духе: „никогда не простит“ ей того, что она сделала, так как ее смерть могла бы испортить репутацию ее более счастливой соперницы. Мысль о боге ему вовсе не пришла в голову. Ему также не пришла в голову мысль, что ему не дано прощать или не прощать, а что он должен молить бога, чтобы тот простил ей этот грех».

Показания Л. К. исходят, в общем-то, из третьих рук. Есть ли еще доказательства того, что Решетовская, которая в течение всей жизни с Солженицыным была преданной Джульеттой (подобно шекспировской героине в драматической сцене на балконе), лишь по счастливой случайности и благодаря титаническим усилиям и отличной работе советских врачей не превратилась в Джульетту из сцены в гробнице?

Это доказательство – хотя лишь намеком – дала сама Наталия Алексеевна.

Когда Александр Исаевич признался ей в любовной связи с другой женщиной, Решетовская была ошеломлена. Она рассказывает об этом довольно сдержанно и скупо. «Многолетняя вера оказалась иллюзией», – заключает Н. А. Решетовская.

«– Я все понимаю. Мой этап в твоей жизни кончился. Но только позволь мне уйти совсем, уйти из жизни.

„Ты должна жить! – уговаривал меня Александр. – Если ты покончишь с собой, ты погубишь не только себя, ты погубишь и меня и мое творчество…“»

Прожженному эгоисту и подлому человеку не присущи чувства преданности, уважения, долга. Ему не дорога жизнь человека, который его любил и любит…

«Известны многочисленные жалобы Солженицына на то, как он тяжело жил в 1970–1974 годах, когда он был якобы лишен всех жизненных ресурсов. (Как ему в такой ситуации удалось купить новый автомобиль якобы для тещи – другой вопрос, но согласимся на минуту с рабочей гипотезой, что он был беден, как церковная мышь.) В те годы Солженицын неоднократно выступал перед иностранными корреспондентами и делал заявления для зарубежной печати, при этом опять же он ни разу не вспомнил о боге. О том, который должен был дать ему силы выдержать и это испытание.

А как согласуется с верой и провозглашением примата нравственности над ненавистной „идеологией“ политика „выгодной лжи“, которая стала привычкой на каждом шагу и при каждом удобном случае? Кстати, это не мой термин – это кредо автора „Бодался теленок с дубом“».

В общем, как известно, бог, православный бог потушенных свечей, анафем и занавешенных икон, который должен был укрепить своего пророка Солженицына, явился к Александру Исаевичу только в Швейцарии.

Поистине «неисповедимы пути господни»!

…В один прекрасный день в начале 60-х годов в Лондоне приземлился самолет, на котором прилетел «интеллектуал», именуемый Тарсис. Изгнанник из Советского Союза. Пропаганда объявила о нем как об известном поэте. Даже самом крупном (из живущих) русском поэте. Легенда скоро лопнула. Стихи Тарсиса западные читатели не читали, и даже русские эмигранты отвернулись от них.

Стихи и заявления его были настолько сумбурны, непонятны, что простой читатель через какое-то время даже на Западе задался вопросом: это кого нам из Советского Союза прислали? Рехнувшегося попа? Или «гения»? И общее мнение свелось к тому, что верна первая версия. И потом это подтвердилось.

Дебют не состоялся.

То же было и с бывшим советским писателем Анатолием Кузнецовым, который бежал на Запад не от «политического преследования», а просто от наказания, которое ему грозило за распространение порнографической продукции и за аморальный образ жизни. Вскоре он свое русское имя сменил на «заграничное» – Анатоль.

Вообще интересно, как на Западе изготовляют «известных представителей культуры» из социалистических стран, которых на родине никто не знал и не знает, а в эмиграции не читал и не читает. Яркий тому пример – чехословацкий эмигрант Ота Филип, которого выдавали за самого популярного чешского прозаика.

Западная литература и публицистика прямо кишат мистикой и сатанизмом (в смысле преклонения перед злым началом в жизни) – это понятно и типично для любого общества, стоящего на краю физического и морального упадка.

Но достаточно ли такого объяснения? Далеко нет. Идеологическая диверсия не может солидаризироваться с тем, что явно не годится к употреблению.

Если мы сравним Тарсиса, Панина, Солженицына и всех русских «пророков», которых выбросила за борт их динамично развивающаяся страна, то получим общую картину или схему. Их псевдопророческие высказывания – по существу, просто путаный мистицизм, это взгляды, корнями уходящие в далекое прошлое, во времена Ивана Грозного. И здесь-то наконец цель становится ясна.

Речь идет о том, чтобы самых заурядных лиц с неуравновешенной психикой выдавать зарубежной публике за знаменитых деятелей советской культуры. Пророческая болтовня, поверхностный мистицизм, теории «покаяния» и «жертвы» – вся эта диковинная трактовка православного бога должна внушить западному читателю представление о некоем «примитивизме русской души».

Один известный американский советолог писал: «Если мы встречаемся с русским, трудно сказать, кто стоит перед нами: сумасшедший или пророк». Впрочем, это мнение может высказать лишь тот, кто беседовал не с истинно советскими людьми, а с людьми типа Солженицына.

Но как согласуется стремление Солженицына выдавать себя за «Человека Божьего» с его грубыми нападками на документ, взывающий к миру между народами (Разве не записано в Библии: «Не убий…»?)

На самом ли деле Солженицын верует в бога? Александр Каган как-то сказал, что Солженицын еще в детстве носил под рубашкой крестик. Решетовская опровергла это утверждение, она сказала мне, что Солженицын был марксистом. К вере в бога он обратился во время пребывания в лагере, и особенно когда он почувствовал возможность близкой смерти после обнаружения у него раковой опухоли (это вполне возможно). Николай Виткевич, познакомившийся с Солженицыным десятью годами раньше Решетовской, говорит, что мать воспитала своего Саню в православной вере. Ее сестра, Ирина Щербак, была религиозна до фанатизма.

Православие для Солженицына, по мнению Л. К., имеет лишь прагматическое значение.

Мораль «Человека Божьего»

«Тихое житье» – так назвала период 60-х годов Наталия Алексеевна. Это удостоверяют и фотоснимки, которые она приводит в своей книге «В споре со временем». На одном из них: Наталия Алексеевна что-то шьет на машинке, над ней с самодовольным видом склонился Солженицын, на заднем плане виден рояль с раскрытыми нотами. Настоящая идиллия! Дни жизни Солженицына в Рязани наполнены душевным спокойствием и высокой творческой активностью.

А кроме того, есть Солотча, деревня в нескольких километрах от Рязани. Близко даже по нашим, европейским, меркам. Рубленые дома. Запах разъезженных песчаных дорог и соснового леса. Тишина над крышами, усеянными телевизионными антеннами. Люди здесь спокойные, словно свою степенность они черпают из манящей шири родного края.

В Солотче у Александра Исаевича дача, где его никто не смел беспокоить. В 1966–1968 годах он снимал дом у Аграфены Ивановны Фоломкиной. Наталия Алексеевна рассказывает, как однажды к своему обожаемому гению сюда приехал – без предварительного уведомления – Жорес Медведев (один из братьев, которых Солженицын назвал трусами и предателями). Жорес ехал из Обнинска. Чтобы только увидеть «маэстро», он отказывался от удобной поездки в Москву поездом и предпочитал добираться на попутных машинах, чтобы ехать мимо солженицынской дачи с обязательной остановкой у Александра Исаевича. Увы, его усердие не было оценено. Супругам Солженицыным визит Жореса был ни к чему, и они попросту выгнали его. Зная темперамент Александра Исаевича и Наталии Алексеевны, я могу себе представить, что бедняга Жорес бежал из Солотчи быстрее, чем Наполеон из Москвы.

В этом, в общем, нет ничего худого. Отшельник и пророк экономит свое время и зачастую не разбирается в средствах, охраняя свое затворничество.

Но для чего?.. «Ведь ни один человек в городе не должен ничего знать, даже подозревать об истинной жизни моего мужа, о его творчестве», – говорит Наталия Алексеевна.

В связи с этим бывшие соседи рассказали мне, что однажды они сидели вокруг стола, который собственноручно смастерил Александр Исаевич во дворе в период «тихого житья» в Рязани. Внезапно выскочил его владелец, вырвал стол из земли и с криком: «Он мой!» – понес к себе домой. Кто хоть немного знаком с русским образом жизни, знает, что подобные столы во дворах многоквартирных домов – своего рода общественная собственность. Здесь собираются потолковать старички и старушки. Отнять у них стол – все равно что закрыть парижанину его бистро, венцу – кафе, а мюнхенцу сжечь его пивную. (Разве не написано в Библии: «Возлюби ближнего своего…»?)

Аграфена Ивановна Фоломкина рассказывала о своем постояльце. О его скопидомстве… доходившем до того, что он даже воровал у нее картофель. Аграфена Ивановна рассказала и о том, что в те дни, когда Наталия Решетовская уезжала в Рязань, к нему постоянно приезжала Лена Ф. Упавший камушек вызвал лавину.

В период, о котором идет речь, Лена была ученицей Александра Исаевича Солженицына, учащейся средней школы. Она была его любовницей. (И под крышей «тихой» обители нередко разыгрывались скандалы.) По советским законам она считалась несовершеннолетней, и Солженицын должен был опасаться законного наказания не за политические убеждения, а за половую связь с несовершеннолетней девочкой. Эти отношения он, естественно, сохранял в тайне. В то время Солженицын в глазах некоторых людей был «великаном», а великим многое прощается. Поэтому незаконную интимную связь Александра Исаевича покрывали и родители несчастной Лены.

«Несчастной»? Ведь он ее щедро отблагодарил! Отправил в Москву. А вскоре у него появилась новая подруга. Ее фамилия Ч. Она и дочь восхищались Солженицыным, его произведениями, его талантом. Дочь печатала труды Солженицына на машинке, а также взяла на себя обязанности «секретаря» вместо Н. А. Решетовской. А мать? Мать помогла Лене Ф. поступить в один из вузов Москвы.

Александр Солженицын был поистине увлекающимся мужчиной. Пожалуй, список его любовниц со дня опубликования повести «Один день Ивана Денисовича» до его выдворения из СССР составит целый телефонный справочник. Но не будем обывателями. Кто никогда не изменял своей жене, пусть бросит камень в Солженицына.

Безусловно, некрасиво рыться в чужом бумажнике и заглядывать через замочную скважину в чужую спальню. Но когда мы имеем дело с человеком грязным и непорядочным, выдающим себя за «Человека Божьего» и «справедливого», вещи следует называть своими именами. А мы имеем дело с Александром Солженицыным: с одной стороны – с его заявлениями о «нравственности», «покаянии», «чистоте», жертвах, боге, а с другой – с обычной низостью…

Жила-была в Рязани Наталия Р. – ученица Наталии Алексеевны Решетовской, весьма привлекательная, живая и интеллигентная девушка, которая вскоре стала подругой своей преподавательницы и… любовницей ее мужа. В целях конспирации он дал ей прозвище Радужка. Она не знала, что кодовое обозначение имеет не она одна. Ч. получила клички Царевна и Люша. Любовница Мира удостоилась только одного слога Ми. Это та самая Мира, которая знает одну из сокровенных тайн Александра Исаевича. Солженицын, насколько мне известно, ей одной рассказывал, что дважды чуть было не стал «ортодоксальным» коммунистом: первый раз – когда получил Сталинскую стипендию в Ростовском университете, а второй – после того, как почувствовал «внимание со стороны Н. С. Хрущева».

Наталия Р., то есть Радужка, не знала, что она не единственная избранница. У нее были серьезные соперницы. Например, Зоя Б., молодой ассистент врача, лечившего Александра Исаевича. Однажды произошел случай, который предприимчивый Санечка запомнил на всю жизнь: муж Зои Б., мужчина с горячим темпераментом, узнав, что «в игре участвует другой», набросился на Солженицына и хотел убить его. Этот скандальный случай, по собственному же признанию Солженицына, немало напугал его. Но вскоре он утешился. Ему необходимо было отвлечься, рассеяться. И он находит еще одну девушку по имени Зоя… Так как Рязань небольшой и тихий городок, где все как под стеклянным колпаком (а Александр Исаевич активный мужчина), вскоре его похождения становятся притчей во языцех. Ему пришлось подыскать для любовных развлечений другое место. Москву. Ленинград. Но в Ленинграде кончаются забавы Гришки Распутина и наступает иной этап любовных развлечений и привязанностей.

Л. Самутин сказал мне:

«– Я был знаком с приятельницей Солженицына, от нее я и получил рукопись книги „Архипелаг ГУЛаг“ с просьбой спрятать ее. Я хранил ее у себя четыре года. Потом пришли представители органов КГБ и конфисковали рукопись. Офицеры КГБ точно знали, что она у меня не дома, а на даче.

– Вы были арестованы?

– Нет.

– Вас допрашивали?

– Нет. Со мной провели беседу, старались убедить меня, что я сделал ошибку».

Как связана эта история с любовными похождениями неутомимого Солженицына (Арамиса)? Тесно. С самого детства вокруг Солженицына были не друзья, а целое общество помощников. Их состав с годами менялся, но функции оставались прежними. На свою беду, в одну из таких групп попала В. Это случилось тогда, когда «…сестра (Симоняна. – Т. Р.) считала, что Солженицын находится под влиянием сил, которые эксплуатируют его в своих интересах, и что наша задача – вызволить его скорей, потому что если этого не сделаем мы, друзья его детства и юности, то кто это сделает?»

Солженицыну уже нельзя было помочь. Он хотел, чтобы его «эксплуатировали», сам напрашивался. Он знал, что на этом можно заработать. В. писала ему восторженные письма и повторяла, что «сердиться на того, кому молишься, нельзя, что она не в силах оторвать свой взор от портрета Солженицына…»

Но вскоре и она оказалась обманутой своим кумиром.

Здесь уже расплываются границы одноактной «commedia dell’arte», разыгрываемой Гришкой Распутиным – Солженицыным.

А сколько «всяких» и «невсяких» было! Женщина-профессор Л. из Ленинграда.

«…Неужто?..

– Она… влюбилась в тебя? Ты с нею близок?..

– Да.

Я почему-то улыбнулась. Ученая женщина-профессор влюбилась в моего мужа…

– Ты помогла мне создать один роман. Разреши, чтобы она помогла мне создать другой! – услышала я».

«Солженицын не только мучил меня. Он, – пишет Наталия Алексеевна, – еще и… наблюдал. Уж не как муж – как писатель попросил меня заносить в дневник все, что я чувствую».

Так как Солженицын боялся перемен (это могло отразиться на его творчестве), он шесть лет спустя признается Наталии Алексеевне (от которой ловко скрывал свои любовные похождения), что она (профессор) не годится ему в подруги жизни. И женщина-ученая оказалась в пиковом положении. Таков Солженицын. Таково его отношение к женщине.

Но не удался «фантастический план мужа возродить на русской земле полигамию по творческим соображениям».

В 1970 году городской суд Рязани расторг брак Наталии Алексеевны Решетовской и Александра Исаевича Солженицына. Решетовская произнесла перед судом речь, которая, по мнению профессора Симоняна, является интересным психологическим документом. Солженицын, как я уже говорил, использовал это обстоятельство, чтобы устроить шум в западной прессе и истолковать это так, что, мол, даже Верховный Суд СССР не принимает во внимание его прав.

Однако путь последующим любовным похождениям был открыт.

Но почему Солженицын разошелся с женой, которой в 1957 году писал, что «единственной твоей соперницей является мое творчество»?

Он оскорблял ее, называл «чеховской душечкой» и рассказывал ей, как еще в Кок-Тереке он сделал фотокопии толстовского послесловия к «Душечке» и давал их читать или посылал «многим своим предполагаемым невестам», но «лишь Н., проживающая в поселке Торфопродукт, прочтя, согласилась тотчас полностью». Рассказывая подобное жене, он меньше всего думал о том, что это бестактно и жестоко. У него была манера унижать ее. Когда Солженицын подружился с известным советским виолончелистом Мстиславом Ростроповичем, он запрещал ей в его присутствии играть на рояле. «Не срамись! Ты же не великий музыкант», – говорил тот, кому, по словам К. С. Симоняна, «слон на ухо наступил». Но однажды Ростропович, стоя за дверью их рязанской квартиры, услышал, как кто-то играет на рояле. «Кто это так прекрасно играет?» – спросил он. И Солженицын сразу возгордился искусством своей жены.

«Бинарные множества» Н. А. Решетовской, вплотную подводящие к кибернетике, огромный музыкальный талант и литературное дарование – для Александра Исаевича Солженицына это было слишком. Так уж повелось в мире: настоящий мужчина всегда гордится, если у него умная жена. Солженицына же втайне распирала злоба, когда хвалили его жену. В беседах с друзьями он любил подчеркивать, что жена не должна быть умнее мужа. Не следует забывать: его жизнью управлял комплекс неполноценности, который зачастую приводил к агрессивности. Поэтому он должен был унизить свою жену, сделать из нее «душечку», использовать ее преданность, отвлечь от науки и музыки, превратить ее в «личную секретаршу».

«В образованной женщине иногда больше от простой бабы, чем в мещанке», – написала Н. А. Решетовская. А перед этим самоанализом нельзя не склонить голову.

Сослужила службу – теперь уходи.

Ушла Наташа I – пришла Наташа II (Светлова). Как мы уже знаем, она была из еврейской семьи. Однако Солженицыну, который некогда в Ростове-на-Дону обозвал А. Кагана «жидом пархатым», ничуть это не помешало. Он уговорил Наташу II принять христианскую веру, крестил ее и был ее крестным отцом. И тотчас переехал к ней в Москву, ухитрившись даже из такого обычного дела, как прописка, устроить политический скандал. Он женился, допустив с точки зрения церковных законов кровосмешение, а вскоре разрешил и «проблему детей».

Так же как Наталия Светлова не была первой женщиной в жизни Александра Исаевича, так и лауреат Нобелевской премии в области литературы Солженицын не был ее первым мужчиной. Его предшественником был Андрей Тюрин. Он жил со своей женой до той поры, пока не узнал горькую правду: его подруга, учась в университете, вела себя, мягко выражаясь, достаточно вольно. Вот это тандем! Дай бог им счастья! Но «счастливые, – как говорил Теодор Фонтане, – не должны стремиться быть еще более счастливыми». Однако Александр Солженицын неугомонен.

В то время, когда Наталия Светлова носила под сердцем первого ребенка, Александр Исаевич, не пожелав с этим мириться, нашел уже себе новую возлюбленную. Ее звали Елизавета Ш. Она дочь священника, отца Виктора. Солженицын с ней познакомился, когда ходил к ним в дом и в церковь. И как это ни странно, ее брат Алексей был первым человеком, которому Л. Самутин сказал, что сотрудники КГБ конфисковали у него рукопись книги Солженицына «Архипелаг ГУЛаг». Вот какая взаимосвязь событий!

А Солженицын, прикидываясь набожным и честным, обиженным и несчастным, продолжает провозглашать высокопарные девизы и стремится ввести в заблуждение общественное мнение.

«Одно слово правды перетянет весь мир».

«На таком же вроде бы фантастическом нарушении закона сохранения вещества и энергии покоятся и моя собственная деятельность, и мой призыв к писателям всего мира», – заявил Александр Исаевич Солженицын в выступлении в связи с присуждением ему Нобелевской премии.

Однако нет смысла уличать его новыми свидетельствами. Он сам это делает превосходно:

«Наисвятейший Владыко! В рождественскую ночь я услышал Ваше послание. Защемило то место, где Вы сказали, наконец, о детях… чтобы наряду с любовью к Отчизне родители прививали бы своим детям любовь к Церкви. Мы обкрадываем наших детей, лишаем их неповторимого, чисто ангельского восприятия богослужения, которого в зрелом возрасте уже не наверстать, и даже не узнать, что потеряно…

Я услышал это – и мне явилось мое раннее детство, которое я провел на многочисленных богослужениях, и необычайно свежие и чистые первопечальные впечатления, которые потом не смогли стереть никакие жернова и никакие умственные теории».

А комсомольские стенгазеты?

А Сталинская стипендия?

Желание получить Ленинскую премию?

«Каждый, кто провозгласил насилие своим методом, с необходимостью должен возвести в свой принцип ложь», – написал А. И. Солженицын в своем выступлении по поводу получения Нобелевской премии. А попытка самоубийства Наталии Алексеевны Решетовской?

На эти вопросы Александр Исаевич Солженицын ответил своей жизнью.

Религия, православная вера – это только конъюнктурная ложь, от которой обе стороны получают выгоду: Солженицын – мировую популярность и деньги; идеологическая диверсия – политический капитал.

Модель «Пророк» распалась. Но остались факты, которые нельзя отрицать: мировая известность Александра Солженицына и его изгнание из СССР. Сказать кому-нибудь: «Оставь свою родину, тебе нечего здесь делать», – действительно серьезное вмешательство властей в жизнь индивидуума.