Текст книги "Леди-убийцы. Их ужасающие преступления и шокирующие приговоры"

Искривленное мышление

Покорившая Кила Нэнни родилась в 1906 году и получила имя Нэнси Хейзел. У ее семьи была ферма в округе Калхун, штат Алабама, а родители были очень строгими. Девочке приходилось с раннего возраста работать в поле и категорически запрещалось общаться с мальчиками. Сегодня ходят слухи, что отец жестоко с ней обращался и Нэнни в отместку вела крайне беспорядочную половую жизнь. Мы не знаем этого наверняка, но известно: отец был с ней строг и ей нравились мальчики. Очень нравились. По сути, вся жизнь Нэнни – это бунт против сурового воспитания, в котором не было места парням.

Однако еще задолго до того, как Нэнни заинтересовалась мальчиками, она получила серьезную травму. Семилетняя девочка ехала в поезде, когда состав вдруг резко затормозил. Она влетела в металлическую перекладину на спинке сиденья перед собой и сильно раскроила голову. Последствия травмы остались с ней до конца жизни: кошмарные головные боли и ощущение, будто у нее «искривилось мышление».

Семья Хейзелов жила бедно, и, когда Нэнни стукнуло пятнадцать, эта очаровашка со щербинкой и розовыми щечками бросила школу, чтобы все время посвятить работе на ферме. В том же году она вышла замуж. Ее ситуация была далека от истории Ромео и Джульетты. Жениха, Чарли Брэггса, выбрал строгий отец. Но сам Брэггс сперва был в восторге от невесты. Нэнни представилась ему «набожной женщиной», а он счел ее «симпатичной девушкой с хорошей фигурой и отличным чувством юмора».

Вот только Нэнни было трудно сидеть на месте. «Она была очень вспыльчивой, – рассказывал Брэггс. – У нее вся семья такая. Она могла разозлиться как по поводу, так и без. Дулась, а потом уходила на несколько дней или недель, нередко с другими мужчинами». Так Брэггс понял: «христианка из нее такая, будто она ни разу даже слышала библейских проповедей».

У пары родилось пятеро детей, но трое умерли в юном возрасте, и у Брэггса на этот счет были совершенно чудовищные предположения. Он заметил, что у двоих младенцев прямо перед смертью проявились симптомы серьезных проблем с желудком, они «очень быстро почернели». От этих подозрений остался неприятный осадок. Но что он мог сделать? Материнство, стезя женщин, было для него совершенной загадкой.

Во время их брака случилось еще кое-что: отец Нэнни бросил жену. Девушка презирала его за это и не позволяла видеться с внуками. Возможно, она полагала, что отец не справился с ролью мужа. Однако после расставания родителей Нэнни стала еще больше обожать мать. «Ради матери я бы на коленях поползла куда угодно», – говорила она многими годами позже. Эта любовь в итоге вызовет серьезные сомнения, однако Нэнни в этом отношении всегда была категорична: она любила мать и никогда бы не причинила вреда человеку, к которому питает столь светлые чувства.

Саму Нэнни материнство не устраивало, равно как и замужество. Во всяком случае, далекий от совершенства брак с Брэггсом. Спустя восемь лет постоянных ссор и подозрений ему надоело гоняться за супругой по Алабаме, и мужчина подал на развод. Он чувствовал, что Нэнни либо не в состоянии, либо просто не хочет заботиться о двух оставшихся в живых дочерях, и потому взял на себя заботу о старшей, а вторую отправил жить к деду – отцу Нэнни.

Много лет спустя Нэнни рассказала репортеру, что, несмотря на ее действия, она не испытывала ненависти к мужчинам, ведь среди них попадаются и хорошие.

Ей определенно нравилось общество мужчин. Она всегда проявляла к ним интерес: писала им письма, флиртовала, выходила за них замуж. И те, кого встречала на своем пути, были хорошими. По крайней мере со слов друзей, соседей и родственников.

Нэнни же рассказывала свою историю: в ее версии событий она всегда была невинной принцессой, которая вновь и вновь испытывала разочарование от длинной череды не удовлетворявших ее требованиям ухажеров.

Одинокие сердца

В ночь на пятницу, 26 ноября 1954 года, полицейские Талсы, штат Оклахома, с удивлением обнаружили в участке пухленькую, жизнерадостную женщину – типичную бабушку, – которую арестовали по подозрению в убийстве пятого мужа. Эта женщина, Нэнни Досс, оказалась юморной кокеткой, и полицию совершенно озадачил ее веселый нрав. «Она много болтает, – говорил детектив Гарри Стеге, – но не по делу». Нэнни со смехом отмахивалась от вопросов о мышьяке, результатах вскрытий и своих неудачных браках. Она выкурила сигарету. Глаза у нее сверкали.

Лишь спустя двадцать четыре часа допросов Нэнни призналась, что, ладно, да, она отправила мужа Сэма Досса, подсыпав ему в кофе крысиный яд. Около полуночи она подписала официальное признание в убийстве.

Тем временем в полицейский участок поступали сообщения о других мертвых мужьях, мертвом внуке и прочие подозрения, которые люди давно вынашивали в отношении «улыбчивой и болтливой вдовы». Допросы продолжались все выходные, и после Нэнси со смешком объявила полицейским, что наконец-то готова облегчить совесть. Она заявила, что Сэм Досс был не единственной жертвой. У нее было пять мужей, и четверых она убила.

После развода с Чарли Брэггсом Нэнни вышла замуж за мужчину постарше. Он был из Джексонвиля, штат Алабама, и его звали Фрэнк Харрельсон. У него остались дети от предыдущего брака. По словам Нэнни, Харрельсон был мерзким, жестоким пьяницей. Пятнадцать лет она терпела его загулы по выходным, пока однажды он не пришел домой пьяный в стельку и не прорычал: «Если ты сейчас не ляжешь со мной в постель, на следующей неделе меня здесь не будет».

«Я решила его проучить, – сказала Нэнни. – И проучила». У Харрельсона была привычка пить дешевый паленый виски из старой банки из-под солений, которую он прятал в ящике с мукой. Нэнни нашла банку и добавила щедрую порцию жидкого мышьяка. Когда Харрельсон в очередной раз решил тайком отведать пойла, он умер.

Следующим супругом стал Харли Лэннинг из Лексингтона, Северная Каролина. Он тоже пил и вдобавок ко всему был заядлым любителем заигрывать с девушками. Нэнни не могла вынести популярности, которой Лэннинг пользовался среди дам, и совсем слетела с катушек, когда муж устроил безумную вечеринку, пока супруги не было в городе. По ее словам, сборище было настолько диким, что приехала полиция и вытаскивала тусовщиков прямо «из постели». В 1952 году ослепленная яростью Нэнни подсыпала мужу в еду яд. Он не дожил до следующих выходных.

Оставив за спиной трех мужей, Нэнни решила сменить тактику. Поиски Того Единственного пока что заканчивались провалом, поскольку она каждый раз натыкалась на ловеласов, пьяниц или мужчин вроде Брэггса, которые не готовы принять тот факт, что девушке иногда нужно сбежать из дома на пару недель. Она взяла дело в свои руки и оформила подписку на поиск мужа «по почте». За пять долларов она стала полноправным членом «клуба одиноких сердец» под названием «Бриллиантовый круг», обосновавшегося неподалеку от Сент-Луиса. Каждый месяц в течение года чудесные кураторы «Бриллиантового круга» должны были высылать ей список «одиноких мужчин», и Нэнни могла связаться с любым.

Так завязалась переписка с Ричардом Мортоном, мужчиной из Канзаса, который был красив особой, мрачной красотой. Их отношения развивались стремительно. 21 января 1953 года оператор «Бриллиантового круга» получил письмо от Мортона, которое гласило: «Будьте добры, вычеркните из списка наши имена (Р. Л. Мортон старший, Эмпория, штат Канзас, и миссис Нэнни Лэннинг, Джексонвиль, штат Алабама), поскольку мы встретились и очень счастливы в браке. Это милая, чудесная женщина. Если бы не вы, наша встреча бы не состоялась».

Но прошло совсем немного времени, и идиллии пришел конец. По ночам Мортон работал в бильярдной, а днем надевал лучший костюм и отправлялся по каким-то загадочным делам. Нэнни эта ситуация беспокоила. С чего бы ему ходить в город при всем параде, когда дома ждет «милая и чудесная» жена? Более того, однажды она уехала в Северную Каролину и каким-то образом услышала, что во время ее отсутствия Мортон купил набор колец. Она предположила, что они могли означать только одно: у него есть другая женщина.

«Я совсем потеряла голову и взорвалась, когда узнала, что он крутит шашни с кем-то еще», – рассказывала она. Нэнни решила: раз уж Мортон может совершать покупки втайне от нее, и она ничем не хуже. Так что из Северной Каролины она вернулась с флаконом яда. Позднее полиция предположила, что Мортон купил кольца в подарок самой Нэнни, а потом заложил их, чтобы поехать за ней в Северную Каролину: возможно, он понимал, что она злится. Если все было именно так, со стороны Мортона это был тот самый грандиозный романтический жест, о котором она всегда мечтала. Просто Нэнни была не в курсе и подмешала яд в кофе, уверенная в измене супруга.

Если четыре первых брака Нэнни были омрачены пороками – алкоголем, насилием и похотью, – последний оказался столь прозаичным, что женщина могла попросту сойти с ума со скуки.

Сэм Досс был довольно жалок: скупой дорожный рабочий и по совместительству священник баптистской церкви доброй воли, он жил в Талсе, штат Оклахома. Он не разрешал ей купить телевизор, хотя она очень хотела. И не разрешал танцевать.

«Он действовал мне на нервы», – сказала Нэнни, когда ее попросили объяснить, почему она дважды пыталась убить Досса. Сперва заготовила огромную кастрюлю вяленого чернослива и залила его ядом. (В 1950-х годах вяленый чернослив пользовался бешеной популярностью. Президент Эйзенхауэр утверждал, что его любимое лакомство – это десерт из взбитых яичных белков, мякоти чернослива и желатина, получивший название «Чернослив в сливках».) Оказалось, единственное, в чем Досс не скупился, был его отменный аппетит. «Он ужасно любил чернослив, – рассказывала Нэнни. – Я сделала целую коробку, и он съел все подчистую».

Отведав угощение жены, Досс угодил в больницу на двадцать три дня, однако не умер, так что уже на следующий день после выписки Нэнни приготовила свой фирменный напиток: горячий кофе с ложечкой крысиного яда. Он сработал как надо.

К счастью для остальных американских холостяков, чернослив и кофе оказались ее последними ядовитыми шедеврами кулинарии. Лечащий врач семьи отказался подписывать свидетельство о смерти Досса без проведения вскрытия для установления причины смерти. Как ни странно, Нэнни идея понравилась, и она согласилась, что нужно обязательно выяснить, из-за чего умер супруг, ведь «это могло привести к смерти еще кого-нибудь». Органы мужа отправили в лабораторию в Оклахома-Сити, где патологоанатом обнаружил компрометирующие улики: мышьяка в организме Досса хватило бы, чтобы убить восемнадцать баптистских священников.

На снимке, сделанном после окончания долгого допроса, Нэнни Досс выходит из здания суда в сопровождении начальника отдела по расследованию убийств. Она широко улыбается и, судя по всему, чувствует себя как рыба в воде.

Околдовала и отравила

Хотя кокетливое поведение Нэнни отчасти подтверждало ее историю (об участнице клуба одиноких сердец, которой не везло в любви), полиция не была уверена, что женщина рассказала всю правду. С ее именем было связано слишком много других загадочных смертей, в том числе гибель матери, отца, двух сестер, двух детей и внука одного из мужей. Правда, когда от Нэнни попытались добиться признания в убийстве родственников, поведение женщины резко изменилось. «Можете все могилы в стране перекопать, – отрезала она, – но на меня больше ничего не найдете».

Хотя Нэнни и делала вид, будто ее ужасно оскорбляли подобные инсинуации, улики говорили против нее. Перед смертью сестер и любимой мамы она была рядом. А уже на следующий день после похорон матери выскочила замуж за Ричарда Мортона, что не очень-то соответствует образу дочери, переживающей утрату. А брат Фрэнка Харрельсона (мужа номер два) позвонил в полицию и рассказал леденящую душу историю десятилетней давности: они с Харрельсоном проходили мимо кладбища, и Харрельсон указал на могилку внука. Он пробормотал, что мальчик был отравлен, а потом просто сказал: «Я стану следующим».

Все это никак не соответствовало образу, который тщательно поддерживала Нэнни: беззаботная и добродушная бабуля, заигрывающая с полицией, улыбающаяся журналистам и отпускающая шуточки по поводу всей этой глупой ситуации.

Да, может, она и убила пару мужей, однако все это подавалось с толикой юмора в духе фильма «Мышьяк и старые кружева»[14]14
  «Мышьяк и старые кружева» (англ. Arsenic and Old Lace) – классическая американская черная комедия режиссера Фрэнка Капры, снятая по одноименной пьесе Джозефа Кесселринга (1939). Сценарий вдохновлен реальными событиями начала XX века, когда Эми Арчер-Гиллиган отравляла постояльцев своего дома престарелых в Коннектикуте.


[Закрыть] (который, кстати, вышел, когда Нэнни было тридцать восемь лет).

Мужья были изменщиками, лжецами, абьюзерами и ханжами. В свете этого факта совершенные ею убийства были вполне, скажем, оправданными. Как раз такой шаг, которого можно ожидать от разумной домохозяйки.

Вот только знакомые категорически отрицали, что Мортон или Лэннинг когда-либо ей изменяли. По правде говоря, сальную историю об устроенной Лэннингом оргии опроверг не кто иной, как Чарли Брэггс, первый муж Нэнни. По странному стечению обстоятельств одна из оставшихся в живых дочерей Нэнни и Брэггса вышла замуж за племянника Лэннинга. А вечеринка, прерванная полицией, оказалась невинными семейными посиделками. «На самом деле полиции стало известно, что в доме, который стоит особняком за городом, оказались какие-то незнакомцы. Полицейские отправились посмотреть, кто это, – рассказал Чарли Брэггс. – Нэнни после написала нам кошмарное письмо, но на свете не было более спокойного и невозмутимого человека, чем Харли Лэннинг».

Брат Сэма Досса тоже начал выискивать нестыковки в истории Нэнни. Он с самого начала относился к ней с подозрением: «Ни одна женщина не уедет за полторы тысячи километров от дома, чтобы выйти замуж за простого работягу лишь потому, что ей захотелось». Он наблюдал, как Нэнни мучила пуританина Сэма Досса своим открытым курением и скандальными нарядами. А еще он был не согласен с популярным мнением, будто Нэнни – «простая, чистосердечная, открытая и веселая женщина». Он знал совсем другую Нэнни. «Она была умна, – говорил он. – И проницательна, очень проницательна. А еще я припоминаю, как она могла сказать одно, а в другой раз – прямо противоположное».

Несмотря на недоброжелателей, Нэнни наслаждалась новообретенной популярностью. Она играла на публику, пресса вознаградила ее за это броскими заголовками: «Тихая и милая бабуля рассказала об отравлении четверых из пяти супругов», «Бабушка из Талсы околдовала и отравила своих мужей», «Убийца Нэнни Досс нравилась мужчинам».

Перед началом интервью на телевидении оператор предложил ей снять очки и улыбнуться, сострив: «Если будете хорошо выглядеть, найдете еще одного мужа». Нэнни ответила: «Убийственная правда!» – и расхохоталась от собственного каламбура. Она стала главной звездой Оклахомы за 1954 год и хорошо это понимала.

Разумеется, Нэнни была не первой и не последней серийной убийцей, получившей широкую известность, и даже активно ею пользовалась. Однако популярность наступила в довольно интересное для Америки время. Вспомните, какие клише навеки связаны с 1950-ми годами: домохозяйки целыми днями орудовали пылесосами с мартини в руках и экзистенциальным ужасом в глазах, а в каждом доме обязательно был телевизор. Популярность Нэнни идеально вписалась в этот социальный ландшафт. Нэнни была извращенной пародией на домохозяйку. Женщина, которая, казалось бы, одержима браком и, если можно так выразиться, кулинарией. С другой стороны, она использовала женское обаяние, ловя в сети и убивая мужчин вместо того, чтобы удерживать их при себе. Она носила очки с оправой «кошачий глаз» и красила губы. Волосы всегда были завиты, а на фотографиях шею неизменно украшала двойная нить жемчуга. Она появлялась на телевидении, давала интервью и флиртовала с операторами, тем самым создавая между публикой и убийцей тесную связь. Связь, которая была бы немыслима в случае с предыдущими женщинами-убийцами. Связь, которая позволяла репутации распространяться все дальше и дальше.

Возможно, та версия женственности, которую Нэнни представила миру, казалась ее сверстницам более привлекательной в своей мрачности (и уж точно куда более доступной), чем те вариации, которые они видели вокруг. В конце концов, когда остальные домохозяйки Америки переключали канал, где освещалось дело Нэнни, перед их глазами оказывались богини вроде Мэрилин Монро. Эти женщины блистали в своих обтягивающих белых платьях и выходили замуж за звезд бейсбола. Они были настолько совершенны, что с ними невозможно было себя ассоциировать.

«Дорогой, как мы по тебе скучаем»

Назначенные судом адвокаты отказались защищать Нэнни. Они настаивали, что та психически нездорова, и поэтому заявили о ее невиновности априори. Сама же Нэнни продолжала флиртовать со всеми, кто обладал хоть какой-нибудь властью. По пути в здание суда она сообщила прокурору, что в тюремной камере ей холодно. Чтобы это доказать, она положила ему на затылок замерзшую ладонь. Когда полиция разбудила ее во время вечернего сна, чтобы продолжить допрос, она рассмеялась: «Не знаю, ребята, зачем вы меня разбудили в такой час для разговора. Мы и так уже неделю беседуем». В конечном счете адвокаты были вынуждены попросить Нэнни прекратить болтовню с полицией. Они опасались, что женщина проболтается про всех своих мертвых родственников.

Тела выкапывали по всей стране. Мышьяк обнаружили у каждого мертвого мужа Нэнни, и против нее выдвинули соответствующие обвинения в убийстве.

Эти находки не стали неожиданностью, поскольку Нэнни уже призналась в этих конкретных убийствах, однако было и шокирующее открытие. Несмотря на все заверения в обратном, вскрытие обнаружило мышьяк и в теле ее матери.

Почему Нэнни так не хотела признаваться в этом? Она испытывала чуть ли не эйфорию от убийства разочаровавших ее мужей. Будто считала, что имела право лишить их жизни. Учитывая, с каким энтузиазмом она согласилась на вскрытие Сэма Досса, создается впечатление, словно женщина хотела, чтобы об убийствах стало известно. И все же утверждала, что не могла причинить вред матери. История строилась на идее, что она убивала только тех, кто заслуживал смерти, а убийства ни в чем не повинных родственников в этот нарратив не вписывались. «Ради мамы я была готова упасть на колени и поползти куда угодно», – настаивала она, и газеты слово в слово печатали ее заявление.

Хотя Нэнни создала образ безобидной, страдающей от любви женщины (образ, основанный как на сексистских, так и на возрастных предубеждениях в отношении того, кого можно считать опасным), у нее была пугающая темная сторона. Может показаться, что это очевидно, ведь она убила… сколько? Одиннадцать человек, включая ребенка? Но, как ни странно (или, наоборот, предсказуемо), Нэнни не вызывала ужаса. Для американской публики она всегда была добродушной бабулей, «изюминкой».

Многие серийные убийцы (тут на ум приходит Тед Банди) производят фурор не только из-за преступлений, но и из-за способности производить впечатление нормальных, миролюбивых и даже очаровательных людей. (Вот слова самого Банди: «Я был нормальным человеком. У меня были хорошие друзья. Я вел нормальную жизнь, за исключением одного маленького, но очень мощного и разрушительного сегмента, который держал в тайне и никому не показывал».) Когда они не заняты совершением чудовищных преступлений, они ходят среди нас и кажутся обычными, ни в чем не повинными людьми, а в случае с Нэнни – милыми пухлыми бабулями.

Разве не это самое жуткое в серийных убийцах: факт, что Банди вполне мог оказаться вашим ближайшим соседом, а Нэнни – позвать на чашечку кофе?

Сегодня Тед Банди, который помимо всего прочего был насильником и некрофилом, кажется объективно «страшнее», чем хохотушка Нэнни, пичкавшая чернослив ядом. Однако серийные убийцы пугают нас не потому, что они мужчины. Они пугают, потому что разрушают сложившийся порядок. Или даже демонстрируют: все то, что казалось нам нормальным (типичный американский мальчуган, бабуля-хохотуля, домохозяйка с пылесосом), на самом деле было жестокой ложью. В 1950-е годы Нэнни Досс куда больше походила на среднестатистическую домохозяйку, чем та же Мэрилин Монро. Она олицетворяла собой порядок вещей: материнство, замужество, мытье пола на кухне. И все же она несла смерть.

К 5 декабря прессе стало известно, что у «кроткой бабули» еще одно жуткое хобби: она любила сочинять надгробные эпитафии. На могиле внука по браку было написано: «Дорогой, как мы по тебе скучаем». А надгробие Лэннинга просто гласило: «Мы еще встретимся».