Текст книги "Леди-убийцы. Их ужасающие преступления и шокирующие приговоры"

Худшая

Вернемся к вопросу о том, имитировала ли Лиззи безумие. Спустя столетие отчет комиссии по невменяемости по-прежнему звучит довольно правдоподобно: Лиззи была умна и хитра, временами даже вела себя осознанно, но при этом не могла сопротивляться собственным всплескам насилия. (И давайте начистоту. Даже если она и была на сто процентов в своем уме, десятилетиями притворяться сумасшедшей – это тоже своего рода безумие.)

Вполне вероятно, Лиззи притворялась частично. Кажется, она знала, как должно выглядеть «безумие» в глазах публики, и демонстрировала его. Об этом свидетельствуют истерические вопли из тюремной камеры и спокойное поведение, когда она думала, что никто не смотрит.

Все это не отменяет вердикта комиссии по невменяемости и не делает ее вменяемой, однако объясняет, почему публика и пресса так болезненно на нее реагировали. Ее скрытая проницательность не осталась незамеченной, и людям было трудно полностью принять, будто она совсем не понимала, что делает, когда брала ножницы для убийства Нелли Уикс, заманивала в дом Маргарет и Сару Маккуиллан или дубасила Пола Холлидея по голове, пока у него из глазницы не выпал глаз. Может, женщина и была «дикой что ястреб», она все-таки была способна продумать убийство заранее. Оттого и оставалась для общественности столь пугающей загадкой.

Кто-то пытался объяснить ее преступления гораздо более сексистской и, откровенно говоря, нелепой риторикой. Возможно, причина в том, что «безумие» – довольно расплывчатое, пугающее и, в конце концов, не самое удовлетворительное оправдание для убийства.

Одни предполагали, что «дикое психическое состояние» каждый раз вызывала новая беременность Лиззи – все дети рождались мертвыми. Другие были убеждены, что у нее тайный любовник, который помог ей затащить тела убитых женщин в сарай, потому что у самой Лиззи якобы не хватило бы сил. Третьи утверждали, что в юности Лиззи была «смазливой участницей группки бродячих цыган» и каким-то образом семя свободы расцвело в ее сердце нечеловеческой жестокостью.

Были даже сторонники теории, будто на самом деле Лиззи – это Джек-Потрошитель, приехавший в Америку за новыми жертвами.

Когда ее наконец спросили, не Потрошитель ли она, Лиззи огрызнулась: «Я что, по-вашему, слон? Там действовал мужчина».

Пожалуй, самые туманные объяснения преступлений (помимо обычной «порочности») рождались в газетных заголовках, которые комментировали каждый ее шаг. В печати о ней говорили языком превосходной степени: «Мультиубийца», «Архиубийца», «Худшая женщина на земле». Она стала символом невообразимо страшного, величайшего женского зла, какое только доводилось видеть Нью-Йорку на рубеже веков. Ее прозвище звучало почти ликующе, в нем слышались отголоски цирка уродцев: «Приходите взглянуть на худшую женщину на земле. Сразу после двухголовой леди! Всего пятьдесят центов с человека!»

Век спустя Эйлин Уорнос станет обладательницей очередного броского титула первой женщины – серийной убийцы. Как и в случае с Лиззи, он стал наглядным доказательством маниакальной истерии СМИ и «коллективной амнезии», вследствие которой женщин-убийц так тщательно исследуют при жизни и совершенно забывают впоследствии. Уорнос не была первой, а Лиззи, скорее всего, не была худшей. Но подобные формулировки цепляют взгляд. Привлекают внимание.

Лиззи вызывала больше отвращения как в суде, так и в медиа, чем другие женщины-убийцы, на счету которых гораздо больше жертв. Возможно, это связано с тем, что ее представляли погрязшей в насилии, несущей смерть по своей природе. Лиззи убивала… Скажем прямо, как мужчина.

Большинство женщин – серийных убийц предпочитают физическому насилию яды, а еще обычно убивают близких.

Но не Лиззи Холлидей. Та орудовала ножом, стреляла, избивала и выслеживала незнакомцев. (Неудивительно, что ее сравнивали с Джеком-Потрошителем.) Даже внешность подтверждала идею, что она не совсем женщина. В Лиззи не было ничего, что могло бы очаровать публику. В ее истории не было подкупающих подробностей, которыми цепляют другие, более симпатичные убийцы. Лиззи казалась всем грязной и грубой: дикая как ястреб, одинокая как кошка, она позволяла менструальной крови стекать прямо на ковер, а мухам – ползать у нее по лицу. Мало того что она не была женщиной. Она даже не была человеком.

И хотя Лиззи убила «всего» пять человек (насколько нам известно), тот факт, что она продолжила убивать даже после получения приговора, только укрепил репутацию безнадежной убийцы, которая всегда будет плохой – худшей. Даже институты юриспруденции и медицины не смогли подавить в ней непрерывную тягу к насилию. Они пытались ее сдержать, но все-таки не смогли ни остановить, ни спасти, поскольку Лиззи нужно было бежать от самой себя, а это оказалось ей не под силу.

28 июня 1918 года жалкая, безумная и проницательная Лиззи Холлидей умерла от болезни Брайта (хронического заболевания почек). Ей было пятьдесят восемь лет, и почти половину жизни она провела в психиатрической лечебнице. За ее телом никто не пришел, ее похоронили на больничном кладбище, где на надгробиях выведены только номера. Несколько десятилетий спустя лечебницу закрыли. Теперь Лиззи, которую газеты годами одаривали цветистыми титулами, лежит под безымянным надгробием, заросшим травой и цветами.

Дьявол в ангельском обличье

Элизабет Риджуэй

Элизабет Риджуэй выросла в благочестивой христианской семье, но на каком-то этапе пошла по пути дьявола. К концу жизни она приписывала свои злодеяния некоему «близкому духу» – так сказать, демону-искусителю, что ночами ложился с ней в постель и нашептывал на ухо дурное. Церковь Элизабет ничуть не интересовала. Она предпочитала сидеть дома и помешивать свой ведьминский котел. Эта женщина легко обижалась и без труда лгала, параллельно сетуя на невозможность любви. Хотя она жила в XVII веке и фигурирует всего в двух сохранившихся с той эпохи источниках, она кажется удивительно понятной, близкой по духу и все в этом роде.

Элизабет родилась в крошечном британском городке Ибсток во второй половине XVII века. Ее отец, носивший фамилию Хасбендс, трудился фермером. Хотя Ибсток был тихим, сонным местом, он не был защищен от страшного насилия, которое возникало словно из ниоткуда. Ральф Джослин, викарий из деревушки к югу от Ибстока, как-то остался в городе на ночь. Его потрясла новость, что, пока спал, прямо возле его жилья убили человека. «У меня достаточно причин вечно славить Господа за его милосердие», – написал он в дневнике, шокированный случившимся.

Насилие, Бог и мужчины. Вот из чего складывалась жизнь Элизабет.

Флирт в Англии XVII века

Элизабет жила с родителями примерно до 29 лет. Она так долго не выходила замуж, что заслужила в городе репутацию «набожной старой девы и сторонницы пресвитерианства. Однако это лишь видимость. Элизабет рассказала пастырю, что ей «безразличны церковь и проповеди». Она обладала скверным характером и нулевой терпимостью к тем, кто хоть в чем-то с ней не соглашался. Когда они с матерью поссорились (то ли «что-то не поделили по хозяйству», то ли мать прочитала [Элизабет] «очередную лекцию»), девушка тут же отправила мать на тот свет, подсыпав ей яда.

После смерти матери Элизабет помогала отцу вести хозяйство. Тот даже не догадывался об истинной причине внезапной кончины дорогой супруги. Однако, проведя дома еще год, Элизабет решила, что пришла пора двигаться дальше. Девушка жаждала поощрения, а отец, вероятно, ее раздражал, поскольку, как и покойная мать, постоянно говорил, что делать. Поэтому она уехала с родительской фермы и нашла работу в городе, став служанкой в обеспеченной семье.

Хозяин дома постоянно отсутствовал, а Элизабет могла спокойно развлекаться со всеми мужчинами, милыми ее юному, разнузданному сердцу. Что и делала. Она особенно любила заигрывать с ними, заводя разговоры о любви и браке. Непрозрачно намекала, будто думает, что в лице собеседника нашла того самого, и давала гору обещаний, сдерживать которые в планы не входило. Хотя среди множества поклонников пара любимчиков все же оказалась. Ей был симпатичен Джон Кинг, но еще больше нравился Томас Риджуэй. Кинг прислуживал в другом доме в Ибстоке и находился на том же социальном уровне. А вот Риджуэй был портным аж с двумя подмастерьями, и его имя имело в городе определенный вес.

Пока Элизабет заигрывала с ухажерами, в ее сердце расцветала серьезная обида на одного из слуг, вместе с которым приходилось работать.

Началось все с какого-то незначительного разногласия. Может, они просто не поделили дела по дому. Вот только вместо того, чтобы прямо сказать мужчине о своих чувствах, Элизабет копила ярость, пока чаша терпения не переполнилась. Для нее это было обычным делом; окружающие всегда отмечали ее «упрямство и строптивость». В конце концов, она и мать убила из-за какой-то мелочи. Одним утром неугодный слуга был совершенно здоровым молодым человеком, но потом Элизабет подмешала ему в суп белой ртути. Тот стал жаловаться на плохое самочувствие, а уже через несколько часов умер в мучениях.

К концу лета Элизабет поняла, что слишком далеко зашла с заигрываниями. Джон Кинг и Томас Риджуэй ожидали, что она выйдет за них замуж. В отношениях с ними Элизабет была «настолько раскованной», что их ожидания казались вполне понятны, учитывая общественные нравы того времени.

Выпутаться из любовного треугольника, не разбив ни единого сердца и не шокировав матерей уважаемых семейств, было проблематично.

Разве что кто-нибудь вдруг умрет.

К этому моменту Элизабет поняла, что отдаст предпочтение более богатому и влиятельному Риджуэю. Однако девушка не могла допустить, чтобы Кинг узнал об этом до того, как она будет готова от него избавиться. Тот мог впасть в ярость и, возможно, подпортить ей репутацию. Поэтому продолжала умасливать Кинга ласковыми разговорами и поцелуями, пока не появилась возможность «напоить его зельем, отправившим его в мир иной.

Бедняга Джон Кинг рассчитывал, что возьмет Элизабет в жены. Но возлюбленная оказалась убийцей. Его ждала нелегкая смерть. Она оказалась не просто внезапной, но и очень эксцентричной и глубоко запоминающейся: кровь «почернела», внутренности горели, а желудок кто-то словно грыз изнутри. Элизабет испытала большое облегчение, когда тот наконец оказался в гробу.

После смерти Джона Кинга Элизабет целую зиму провела за тихой работой. Она понимала: у людей закрадутся подозрения, если она тут же сбежит с другим ухажером. Однако 1 февраля 1683 года, в пятницу, Элизабет наконец вышла замуж за Томаса Риджуэя. Отец категорически запретил ей идти под алтарь с этим человеком, но Элизабет было все равно.

Эшби-де-ла-Зуш

Первые три недели брака прошли в сладком тумане «на первый взгляд взаимной любви». По крайней мере, так могло показаться со стороны. Молодоженов видели во время прогулки по рынку в Эшби-де-ла-Зуш. Они выбирали товары для дома и были окутаны сиянием семейного счастья. Вот только если бы кто потрудился проследить за их передвижениями на рынке, то увидел бы, как Элизабет ускользнула от мужа, чтобы тайком купить у старой вдовы загадочный белый порошок на два пенни. Но кому тогда было дело до таких мелочей? Местная кокетка обрела мужа, жених счастлив, и казалось, в доме Риджуэев все шло своим чередом.

Только Элизабет была недовольна. Она год намекала Риджуэю на замужество, а теперь вдруг обнаружила, что ей вовсе этого не хотелось. Глубоко в душе она «разочаровалась в своих ожиданиях от брака: ведь не могла любить мужа, как должно». Конечно, несчастливый брак – далеко не пустяк, однако Элизабет убивала людей и за меньшее. Может, Риджуэй громко чавкал. Или перечил ей (этого Элизабет не выносила). Или теперь, когда на фоне не оказалось блистающего умом Джона Кинга, супруг показался настоящим занудой.

В довершение ко всему Томас был не таким уж богатым и престижным портным, как она думала. Вскоре после свадьбы его сестра потребовала, чтобы он вернул ей долг в двадцать фунтов, а это полностью разорило бы Риджуэя и его новоиспеченную жену. Так что вместо комфортной и сытой жизни Элизабет неожиданно столкнулась с перспективой бедности и унижения.

Она была так расстроена, что даже подумывала самой отравиться, лишь бы сбежать от отношений. Даже поделиться было не с кем. Она только вышла замуж за человека, которого окучивала несколько месяцев. Теперь, если вдруг выразить недовольство, ее сочтут неблагодарной, безответственной и даже сумасшедшей.

Так или иначе, Элизабет определенно стремилась найти решение. Прошло совсем немного времени, и она отбросила мысли о самоубийстве, «превратив отчаяние в жажду мести». Существовал простой способ положить конец обреченному союзу, и она уже знала, что делать. Молодая жена дождалась, когда безмятежным воскресным утром, всего через три недели и два дня после свадьбы, Риджуэй уйдет в церковь без нее.

Пока муж был занят молитвами, Элизабет сварила похлебку и растворила в ней немного белого порошка, купленного в Эшби-де-ла-Зуш.

Когда супруг вернулся, Элизабет с улыбкой подала ему обед.

Риджуэй съел почти всю порцию, хотя и пожаловался юным подмастерьям, что бульон оказался немного неоднородным. Через полчаса его начало рвать. Он много часов метался в постели, испытывая «страшную боль», а после полуночи умер в мучениях.

Его смерть не вызвала никаких подозрений. Элизабет овдовела – и обрела свободу.

Его тело кровоточит

Несколько дней спустя все испортили юные ученики Риджуэя. Они тоже заметили на дне миски странные песчинки. Мальчики заподозрили, что портного отравили. Вдова, в свою очередь, поняла, что мальчишки догадались. Она попыталась заткнуть им рты, накормив приправленной мышьяком овсянкой, но те отказались есть. Тогда Элизабет сменила тактику: пообещала щедро вознаградить, если они будут держать рты на замке. Однако план не сработал. Один из перепуганных мальчиков побежал к родственникам Томаса Риджуэя и сказал, что Элизабет, судя по всему, убила новоиспеченного мужа.

Слухи об отравлении вскоре достигли мирового судьи, «джентльмена великой рассудительности и благоразумия» по имени сэр Бимонт Дикси. Он приказал коронеру провести расследование. Тот отважно выкопал Риджуэя, который уже восемь дней как был мертв, и вскрыл гниющий труп. Стало очевидно: Риджуэя отравили, и Элизабет увезли в тюрьму в Лестере.

В те времена в некоторых судах все еще практиковали «криентацию» – средневековый метод доказательства вины. Обвиняемый в убийстве должен был прикоснуться к трупу жертвы. Согласно этой теории, если обвиняемый и впрямь виновен, труп начинал кровоточить.

Есть неподтвержденные данные, будто отец Томаса Риджуэя заставил Элизабет прикоснуться к разлагающемуся трупу ее мужа, что (невероятно, но факт!) «совсем ей не понравилось». В одном источнике утверждается, будто, когда Элизабет все-таки дотронулась до него, «из носа и изо рта трупа полилась кровь, будто его только что закололи».

14 марта, в пятницу, Элизабет в присутствии двенадцати присяжных отказалась признавать вину, но те быстро пришли к мнению, что она отравила мужа.

Женщину приговорили к смертной казни через сожжение.

Столь суровое наказание вызвало негативную реакцию, поскольку некоторые «неженки» утверждали: показаний 16-летнего подмастерья недостаточно, чтобы выдвинуть обвинение. Судья же был непоколебим. Вместо объявления повторного судебного разбирательства он попросил священника по имени Джон Ньютон помочь осужденной спасти душу беседами о Боге в последние дни ее жизни.

Так вот, этот самый Джон Ньютон (не путать с известным проповедником и аболиционистом, носившим то же имя, но жившим в XVIII веке) был мягким и самокритичным мужчиной с наилучшими намерениями. Он оказался в ужасе от совершенного Элизабет преступления, но взялся за дело с определенным изяществом. Он искренне хотел дать ей совет, в котором Элизабет столь отчаянно нуждалась, помочь осознать тяжесть преступлений и облегчить переход из этого мира в иной.

К сожалению, Элизабет все еще были «совершенно безразличны» духовные люди, так что она ничуть не заинтересовалась тем, чтобы облегчить работу Джону Ньютону.

В этом вся Элизабет: равнодушная к вопросам жизни и смерти, безразличная даже к судьбе собственной души.

Вероломное создание

Ньютон в течение полутора недель каждый день навещал Элизабет в тюрьме, намереваясь добиться полного признания. Он был потрясен, обнаружив, что с этой женщиной, которая со слезами на глазах божилась в суде, будто не убила в своей жизни ни души, работать довольно трудно. Она получала явное удовольствие, осыпая священника ложными признаниями, выдумывая хитросплетенные истории, чтобы еще больше его запутать, и смеясь прямо ему в лицо.

Первая ложь, которую она скормила Ньютону, касалась смерти Джона Кинга. Элизабет утверждала, что ее муж, Томас Риджуэй, убил Кинга без ее ведома. По ее словам, она понятия не имела, почему супругу выгодна смерть Кинга. Однако незадолго до смерти Риджуэй якобы в ужасе воскликнул, что «карающая длань Господа настигла его за зло, причиненное тому человеку». Что иронично, Элизабет, потупив взгляд, даже настойчиво уверяла, будто винит себя в смерти Кинга. Она сказала, что ей часто является его призрак!

У нее было несколько братьев и сестер. Побеседовав с ними, Ньютон быстро убедился: она лжет. Родным Элизабет поведала иную историю о бывшем любовнике. Она также заявляла, что Кинга убил Риджуэй, но в этой версии якобы знала об убийстве и даже готова была простить мужа.

Как говорила Элизабет, поскольку Томас Риджуэй и Джон Кинг претендовали на ее руку и сердце, они ненавидели друг друга по понятным причинам. Даже после того, как Риджуэй женился на Элизабет, он все равно твердил о мести незадачливому сопернику. (Судя по всему, родные не особенно внимательно следили за ее жизнью, поскольку такой расклад был попросту невозможен. К тому моменту, когда Элизабет вышла замуж за Риджуэя, Кинг уже был мертв.) «Какое-то время [я] пыталась его отговорить, – поведала женщина братьям и сестрам, которые, в свою очередь, передали ее слова Ньютону. – Но в конце концов дала ему разрешение. Сказала, что он может с ним делать все, что хочет».

Когда Ньютон попытался указать Элизабет на откровенную ложь, она напустила на себя набожный вид и заявила, что «не смеет осуждать» мужа за его возможные поступки, и отказалась признавать вину в смерти Кинга.

К этому моменту Элизабет здорово раздражала Ньютона, и он, вероятно, был зол на себя за то, что поверил ее сказкам. Он пошел домой и долго размышлял о «скрытном, бестолковом, ни в чем не уверенном и, более того, вероломном создании, с которым пришлось иметь дело».

Через неделю после вынесения приговора появился еще один свидетель. Этот человек, ее сосед, видел, как она покупала на рынке Эшби-де-ла-Зуш яд.

Когда появились изобличающие доказательства, Элизабет наконец признала, что в самом деле покупала яд, но не сказала, для чего его использовала.

В камеру снова пришел Ньютон, надеясь получить информацию из первых рук, однако женщина только напустила тумана, чем привела проповедника в бешенство. Она отказалась как признавать, так и опровергать покупку яда и даже отрицала тот факт, что ранее призналась в покупке. Разозленный пастор ушел. Он не собирался больше приходить, пока она не «образумится» и сама за ним не пошлет.

Ньютон был священником, наверняка ему было чем заняться, но он никак не мог избавиться от мысли об Элизабет. Он не мог ее понять. Джон знал: на самом деле эта женщина далеко не глупа, «потому что в остальном казалась вполне проницательной и сообразительной».

Возможно, размышлял он, молчание связано с ее нежеланием запятнать репутацию. Она не хотела, чтобы «из-за признания позорное клеймо убийцы закрепилось за ней еще сильнее». Хотя, вероятнее всего, Элизабет надеялась на отсрочку исполнения приговора. Она знала: еще остались «неженки», считавшие суд несправедливым. Возможно, Элизабет думала, что, держа рот на замке, может рассчитывать на прощение в последнюю минуту.

При этом она не могла перестать играться с Джоном Ньютоном. По крайней мере трижды женщина делала вид, что готова дать полное признание. Каждый раз Ньютон прибегал в камеру, и каждый раз его надеждам не суждено было оправдаться. Как ни парадоксально, если она и впрямь надеялась избежать смерти, Ньютон мог бы стать полезным союзником. Она могла наплести слезливую историю, убедить в своей невиновности и попросить поговорить с судьей. А вместо этого лишь мучила его.

Один раз Элизабет сказала, что готова раскрыть всю правду и ничего кроме правды, а в итоге сочинила самую безумную историю: есть некий мужчина из городка под названием Хинкли. Он был помешан на женщине, и его одержимость ничуть не угасла, когда Элизабет вышла замуж за Риджуэя.

Мужчина из Хинкли стал ее преследовать и решил, будто единственный способ заполучить Элизабет – убить ее мужа.

Одним воскресным днем, пока Риджуэй был в церкви, негодяй пробрался в дом Элизабет и подсыпал яд в миску с похлебкой. Это произошло у Элизабет на глазах, но она не стала мешать. А потом без всяческих колебаний накормила Риджуэя отравленным супом.

Элизабет сообщила, что поклялась не раскрывать имя неизвестного из Хинкли. Однако, если Ньютон внимательно присмотрится к зрителям казни, он обязательно его увидит, «ибо лицо его выдаст вину». Ньютон, сама наивность, поверил этой дикой истории и был потрясен, что Элизабет поклялась не раскрывать личность убийцы собственного мужа. «Я открыл ей глаза на порочность подобной клятвы, – писал он, – и объяснил, что она никоим образом не обязывает ее к этому дьявольскому укрывательству». Однако Элизабет все равно отказалась назвать имя, и Ньютон в очередной раз ушел ни с чем.

Элизабет явно нравилось манипулировать людьми. Драматическая история с Джоном Кингом и Томасом Риджуэем служит прекрасным примером. Она искусно ориентировалась в лабиринте общественных норм своего времени. Двое мужчин так сильно увязли в ее сетях, что а) оба были уверены, будто Элизабет станет их женой, и б) оба в итоге погибли.

В ее манипуляциях присутствовала определенная жизнерадостность, взять усмешки над Ньютоном, воздушные поцелуи (или что там было модно в XVII веке) Риджуэю и Кингу.

Кажется, это несколько противоречит ее суицидальным мыслям и угрюмому характеру. Но, судя по всему, Элизабет упивалась властью над окружающими. Возможно, только от этого она получала настоящее удовольствие. Дергая за ниточки марионеток, Элизабет ощущала полную свободу.

Должно быть, именно это чувство помогало победить «мрачность и строптивость» и, конечно, «отчаяние», в которое она неизменно проваливалась.

Несколькими столетиями позже исследователи станут делить женщин-психопатов на две основные категории.

К одной отнесут тех, кому не хватает ярких ощущений, кто испытывает скуку, не обладает эмпатией и любит обманывать.

Данное описание чрезвычайно подходит Элизабет. Она часто испытывала уныние, отчаяние и даже клаустрофобию и в таком состоянии убивала людей, посягавших на ее жизнь. Мать указывала, что делать, критиковала характер. Слуга, с которым она работала, спорил, посягал на ее трудовые привычки. Джон Кинг сильно мешал скверной привычкой верить каждому ее слову. А больше всего головной боли оказалось от Томаса Риджуэя. Этот мужчина внезапно появился в ее доме, лежал в ее постели, указывал, что делать, и ждал, что по возвращении из церкви его будет ждать горячий суп.

Если бы Элизабет жила в другую эпоху, она могла бы направить скуку и жажду острых ощущений в карьерный рост.

Однако в крошечном городке, где она сперва заработала репутацию «набожной старой девы», а затем – неисправимой кокетки, спастись от уныния было не так-то просто. Хотя одно средство Элизабет нашла. Просто не самое привлекательное.

Затем наступило воскресенье, и Элизабет вместе с другими преступниками отвезли в церковь. Проповедь читал Ньютон. Он тешил себя надеждой, что наставления о послушании подействуют и Элизабет наконец честно во всем признается. Увы, женщина по-прежнему не желала говорить правду, хотя на следующий день ее должны были казнить. В ту ночь она отказалась видеть Ньютона. Вместо этого поболтала с отцом и со смехом рассказала, что история про мужчину из Хинкли – выдумка, от начала и до конца! Должно быть, тот был в ужасе от рассказов бессердечной дочери. У него могли зародиться вопросы. А не убила ли она собственную мать? И как она может так насмехаться над смертью?

Только утром в день казни – в понедельник, 24 марта 1684 года, – Элизабет во всем созналась. Возможно, до нее наконец дошло, что «ее ждет смерть, а отрицание ничем не поможет».

Ньютон был доволен, что хитрая подопечная наконец образумилась. Когда он пришел в камеру, та рыдала и «размышляла о приближении Смерти и Суда». Элизабет призналась, что убила мужа из-за неспособности любить его и из-за потрясения, которое у нее вызвали его долги. Она рассказала о суицидальных наклонностях: три года назад, примерно в то время, когда скончалась мать, она купила яд с намерением покончить с собой. Позже планировала отравиться мышьяком, купленным на рынке в Эшби-де-ла-Зуш, но в итоге подсыпала его мужу.

В лондонской брошюре «о самых жестоких и бесчеловечных убийствах», совершенных Элизабет Риджуэй, приводится куда более пикантная версия последнего признания.

Согласно авторам, Элизабет призналась другому исповеднику, что последние восемь лет «возлегала с близким духом». Сперва этот демон искушал ее саму выпить яд, а впоследствии – отравить «всех, кто причинил ей зло». Элизабет призналась, что у нее в прическе всегда спрятан пузырек с ядом и она пополняла запасы каждый раз, когда бывала на рынке. Еще призналась в убийстве матери, слуги и Джона Кинга, а также подтвердила, что хотела отравить учеников мужа.

Несмотря на красивую деталь с ядом в волосах и намеки на связь с дьяволом, общественность не особенно обрадовалась признанию. Люди полагали, что «в своей исповеди Элизабет рассказала далеко не все и упомянула только тех, в чьих смертях ее и так обвиняли». Многие подозревали, что за восемь лет тесной связи с духом-искусителем она оставила куда больше жертв.

Элизабет сама идея исповеди не особенно волновала, так что, если даже у нее на душе и лежал тяжкий груз иных преступлений, мы уже никогда об этом не узнаем.