Текст книги "Дерзновенная любовь"

Когда поднимается вопрос о нашей неспособности любить, его нужно воспринимать как голос друга, а не как упрек врага, потому что наша несостоятельность может быть замечательным поводом для того, чтобы выйти на новый уровень понимания Божьей благодати. К сожалению, мы так привыкли видеть себя в отношении других людей абсолютно невиновными, а наши добродетели незапятнанными, что мы отворачиваемся и не можем взглянуть в лицо правде – признать собственную неспособность любить. Большинству из нас кажется невероятным тот факт, что облегчение можно найти, взглянув прямо в лицо своей неудаче. Видя то, что происходит у нас в сердце, мы будем вынуждены спасаться бегством от предположения о нашей самодостаточности и обращаться к надежде на взаимоотношения, в основе которых лежит инициатива Бога, а не наши собственные действия. Однако такого рода зависимость требует сокрушенного сердца, отказавшегося от горделивых превозношений. Многие люди просто не готовы к тому, чтобы отказаться от своих амбиций.

В падшем человеческом сердце существует нечто, что препятствует желанию учиться любить; точно так же и вне человека есть могущественная сила, которая трудится над тем, чтобы разрушить любую попытку любить. Каждый день я слышу истории о христианах-родителях, супругах, пасторах, начальниках (и так до бесконечности), которые поражают меня. Я слышу рассказы о трагедиях сексуального надругательства, чудовищного небрежения, эмоциональной жестокости и менее трагичных случаях пренебрежения любовью, они, постепенно накапливаясь, становятся тысячей булавочных уколов, от которых человек медленно умирает, теряя кровь каплю за каплей. Самоуспокоенность и самодовольство, идя рука об руку, ослепляют даже христиан и не дают им увидеть значимость любви и неизбежную битву, через которую нужно пройти, чтобы научиться любить. Если мы хотим научиться любить мы должны начать с признания, что любовь не присуща нам изначально и что согласиться со своей неспособностью любить нелегко.

Как же Бог помещает в человеческую личность «механизм» любви и разрушает силу зла, ненавидящую любовь? Ответ заключается в осознании Его терпеливого и кроткого прощения. Суть христианства – в непоколебимой Божьей верности и в Его желании искупить Свой народ от наказания за грех.

Всепрощающая любовь: суть христианства

Подумайте о вовлеченности Бога в нашу жизнь и Его долготерпеливом прощении. Неемия в нескольких стихах описал повторяющуюся историю о том, как отвергались благие дары Бога, а Он снова завоевывал Свой народ Его добротой и всепрощающей любовью:

И хлеб с неба Ты давал им в голоде их, и воду из камня источал им в жажде их, и сказал им, чтоб они пошли и овладели землею, которую Ты, подняв руку Твою, клялся дать им.

Но они и отцы наши упрямствовали, и шею свою держали упруго, и не слушали заповедей Твоих; Не захотели повиноваться и не вспомнили чудных дел Твоих, которые Ты делал с ними, и держали шею свою упруго, и, по упорству своему, поставили над собою вождя, чтобы возвратиться в рабство свое. Но Ты Бог, любящий прощать, благий и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый, и Ты не оставил их. И хотя они сделали себе литого тельца, и сказали: вот бог твой, который вывел тебя из Египта, и хотя делали великие оскорбления, но Ты, по великому милосердию Твоему, не оставлял их в пустыне; столп облачный не отходил от них днем, чтобы вести их по пути, и столп огненный – ночью, чтобы светить им на пути, по которому им идти.

И Ты дал им Духа Твоего благого, чтобы наставлять их, и манну Твою не отнимал от уст их, и воду давал им для утоления жажды их. Сорок лет Ты питал их в пустыне; они ни в чем не терпели недостатка; одежды их не ветшали, и ноги их не пухли (Неем. 9:15–21).

Позвольте мне еще раз рассмотреть основные элементы этого отрывка.

Ответ Бога на голод и жажду: обеспечение хлебом, водой и овладение землей.

Ответ людей на Его доброту: упрямство, жестковыйность, непокорность, следование другим богам и возвращение в рабство.

Ответ Бога на ненавистный бунт: прощение, милость, сострадание, отсутствие гнева, изобилие любви. Он не покинул и не оставил Свой народ.

Со времен грехопадения Адама и Евы сценарий повторяется снова и снова. Бог благословляет; человек пользуется благословением и становится отступником; затем Бог дисциплинирует, прощает, восстанавливает и призывает к служению. Постоянное повторение сценария трагично, но чудесен его конец. Бог побеждает; точно также как и те, кто отмечен Его всепрощающей любовью.

Однако Его долготерпение и прощение оплачено дорогой ценой. Цена – жертва Его возлюбленного Сына в оплату за грех. Его прощение также включает высокую цену за принятие Его благодати. Цена – снова жертва, но совершенно другого порядка, чем смерть Его Сына за Своих братьев и сестер.

Какова же цена за принятие Божьей благодати? НИЧЕГО – и высокомерным людям такую цену принять еще труднее. Нечто внутри меня (то, что считает себя благородным) испытывает потребность в религии, требующей оплаты. Возможно, иногда мне нравятся бесплатные подарки, но мне приходится поступаться моей гордостью и самомнением, когда я отдаю свою жизнь, а взамен не требуется ничего. Благодать бесплатна, и это вызывает беспокойство. Это настолько тревожит, что многие, получившие ее, тяжко трудятся, чтобы найти хоть какой-нибудь способ сохранить свою надменность в благочестивой набожности. Часто искреннее, но самонадеянное желание заслужить спасение используется для того, чтобы уберечь свою ложную гордость и заставить Бога действовать в своих интересах.

Кажется, что любовь постоянно сокрушается грехом. Любая попытка делать добро, похоже, барахтается на мелководье эгоизма. Вот типичный пример, иллюстрирующий обычную трагедию благих, но все равно эгоистичных усилий любить.

Моя жена Ребекка и наша старшая дочь Анна втянулись в неприятное обсуждение, касающееся домашней работы Анны. Я решил вмешаться, чтобы выручить Ребекку и помочь ей выйти из затруднительного положения. Я видел, что она устала от этого обмена взаимными упреками, поэтому я вскочил на своего белого коня и, как рыцарь в сияющих доспехах, вступил в битву. Через несколько минут я превратил неприятное, но мягкое обсуждение в игру по крупному, в эмоциональное побоище, которое только усилило гнев и чувство отверженности у Анны.

Когда Анна отказалась серьезно отнестись к моим тревогам и заботам (ничто не может больше рассердить родителя, чем ощущение, что им пренебрегают), мое раздражение значительно возросло. Чем больше я сердился, тем больше замыкалась в себе Анна. Я кричал все громче, а гнев моей жены перешел на новый уровень. Вскоре моя дочь была в ярости, а моя жена смотрела на нас обоих с отвращением. Я еще больше рассердился из-за реакции Ребекки и был вне себя от пренебрежительного отношения Анны. После очередной демонстрации детского норова я пулей вылетел из комнаты. Акт первый закончен. Предстоял акт второй.

Вскоре я понял, насколько глупо я себя вел. Я решил извиниться. Я подошел к комнате Анны, и моя жена спросила: «Ты собираешься продолжать в том же духе?» Она была не права, делая мне колкие замечания, но, конечно же, у нее были для этого основания. Вместо того чтобы принять ее сердитый упрек, я огрызнулся на нее за пару секунд до того, как войти в комнату Анны. Анна слышала недоброжелательный разговор между мной и Ребеккой. Когда я вошел в ее комнату, она спросила: «Ты и мама ссоритесь из-за меня? Вы собираетесь разводиться?» Я был обличен, пристыжен и опечален своим грехом. Я так старался помочь жене и дочери. Подъем занавеса перед началом третьего акта.

Внутри меня происходила настоящая борьба по поводу того, вмешиваться ли мне вообще в семейные конфликты. Если я приношу такой вред, намереваясь сделать добро, зачем вообще стараться любить? Я чувствовал себя неудачником, человеком, который испортил все своими благими намерениями. Проблема, однако была гораздо хуже, чем просто мои благие намерения. Я был убежден, что моя семья будет потрясена моим мудрым и властным вмешательством. Я был уверен, что моя дочь, глубоко тронутая, займется домашней работой с еще большим рвением, чем можно было бы ожидать от меня, когда я убираюсь у себя в гараже. Я был искренен в своих намерениях, но поступил неправильно. Чувство вины и смущения, которые я испытывал по поводу этого поражения, странным образом смешивалось с яростью.

Я лукавил перед самим собой: я был раздражен своим поражением, а не тем, что я обидел членов моей семьи или повернулся спиной к Богу. Кажется, я не мог почувствовать ничего большего, чем неохотное признание своей неправоты, смешанное с чувством вины, неприятного стыда, вспышек ярости, смущения и углубляющегося отчаяния. Я мог либо проигнорировать свое внутреннее смятение, либо возопить к Богу о прощении. Необходимо было сделать выбор между отречением и любовью. Хотел ли я смиренно оставаться вместе со своей семьей до тех пор, пока не придет восстановление? Для того чтобы любовь одержала победу, кто-то или что-то должно было вмешаться, чтобы разрубить путы вины, стыда, ярости, смущения и отчаяния в моем сердце.

Оставаясь со своим грехом, я чувствовал себя зараженным, находящимся в опасности. Я был изолирован от семьи, от самого себя и, конечно же, от Бога. Для того чтобы любовь победила, необходимо полное прощение. После того, как любовь погибла на скалах эгоизма, неудачливый возлюбленный должен быть возвращен на дорогу любви. Для того чтобы жизнь и любовь были восстановлены на самом глубинном уровне желание прощения должно прийти от Того, Кто был оскорблен и обижен больше других. Каждый раз, когда мы грешим, именно Бог является Тем, Кого мы своим отказом любить оскорбляем и обижаем больше всех. Именно Его прощение – самый важный шаг при повороте на дорогу любви после того, как любовь была раздавлена грудой ненависти.

Это верно в обоих случаях: если неудача в любви постигла вас, когда вы даете (как со мной), и когда вы берете. Есть множество людей, предлагающих щедрые дары любви, но получив отпор, они, в свою очередь, отказываются иметь дело со своей собственной обидой, гневом и нежеланием любить вновь с открытым сердцем. Многие мои клиенты, пришедшие ко мне на консультацию, давали клятву (иногда сознательно, но чаще неосознанно) никогда больше не дарить своей любви никому после того, как их искренний и открытый дар был грубо отвергнут или им бездумно пренебрегли.

Одна женщина рассказала мне, что как-то в детстве она купила своей матери в подарок недорогие стеклянные сережки. Она потратила много часов, подписывая открытку и заворачивая подарок. Перед обедом она вручила свой замечательный подарок матери. Ее мать – обычно полностью сконцентрированная на самой себе женщина и к дочери относившаяся рассеянно-покровительственно – сказала, что откроет его попозже. После обеда девочка спросила мать, открыла ли та подарок. Ее мать ответила: «Дорогая, боюсь, что я выбросила этот маленький пакетик вместе с мусором после обеда. Надеюсь, ты не расстроишься». Поскольку ее мать, как правило, игнорировала радости и печали своей дочери, то моя клиентка в свою очередь еще в юном возрасте отказалась отдавать свое сердце любому, кто мог разочаровать ее или пренебречь ею. Пустота образовалась не только во взаимоотношениях мать – дочь, но и в отношениях с другими людьми моей клиентки недоставало силы чувств, открытости и соучастия.

Любовь часто гибнет на острых и холодных камнях разочарования. Любовь не может длиться долго или исполнять свое предназначение в человеческих взаимоотношениях без фундамента прощения – прощения от Бога за нашу неспособность любить чистым, свободным от эгоизма сердцем; прощения, когда предмет нашей любви презрительно отвергает наш дар или пользуется нашей душой, не любя нас. Если в ткань нашей любви к другим людям не вплетены нити прощения, любовь будет страдать и в конце концов заразится черствостью, цинизмом и ненавистью.

В реальности грех, любовь и прощение связаны между собой в сложный узел. Бог постоянно, раз за разом, покрывает наш грех кровью Своего сына и прощает нам наши грехи. Бог не может любить нас, если не простит нам наши грехи, и не может простить нас, не любя нас. Любовь и прощение в человеческих взаимоотношениях всегда связаны между собой. Я не могу даже надеяться любить кого-то, если я не готов прощать его. Я не могу надеяться простить его – искренне, по-настоящему простить его – если мне неизвестна непостижимая радость принятия прощения.

Однажды вечером Иисус обсуждал тему тесной взаимосвязи любви и прощения с фарисеем по имени Симон, когда они ужинали вместе. Течение ужина было нарушено неприятным действием бывшей проститутки, которая распростерлась у ног Иисуса, поливая их слезами и миром.

Позвольте мне обрисовать ситуацию. Как бы вам понравилось, если бы к вам в дом на ужин пришел Билли Грэм? Это произвело бы впечатление на ваших знакомых христиан, да даже и на неверующих друзей? Представьте, что как раз тогда, когда вы предлагаете ему изысканные закуски, соседская девчонка-подросток, известная своим безобразным, безответственным аморальным поведением и оскорбительной манерой одеваться, медленно входит в ваш дом, падает к его ногам и начинает благодарить его за служение. Вы, должно быть, смутитесь, смешаетесь, почувствуете себя совершенно оскорбленным из-за того, что незваный гость портит вашу вечеринку. А затем представьте, что доктор Грэм обращает на девчонку свое внимание.

Именно в этих обстоятельствах Симон почувствовал высокомерное презрение к Господу. Неужели он не знает, что за женщина касается Его ног? В чем Его проблема? Возможно, он не так уж мудр, как представлялось.

Этим мыслям Иисус адресует Свою притчу-вопрос: кто будет более благодарен, тот, кого освободили от маленького долга, или тот, кому простили большой долг? Симон пойман в ловушку своими мыслями и очевидностью ответа на этот вопрос. Лука записал ответ Симона: «Думаю, тот, которому более простил» (Лк. 7:43). Он ответил правильно. Иисус, заканчивая разговор с Симоном, подводит итог этой истории: «Прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит» (ст. 47).

Любовь зависит от прощения. Из этой идеи можно вывести формулу. Пределы способности человека любить будут прямо зависеть от того, до какой степени человек ошеломлен чудом прощения ему этого огромного долга. Другими словами можно сказать так: чувство благодарности за прощение является основанием для любви, свободной от эгоизма.

Возникает вопрос, почему так необходима благодать в этой бесплатной сделке – все, что требуется в ответ, – это ошеломленное молчание и переполняющая благодарность. Ошеломленное прощением и благодарное сердце свободно для того, чтобы любить, потому что оно было взято в плен восхитительным парадоксом, который заключается в том, что мы не заслуживаем любви, но любимы; неспособны любить, но можем попробовать и не подвергнуться осуждению. И все наши попытки любить чудесно и успешно осуществляются великим Возлюбленным, который руководит всеми нашими неуклюжими усилиями и превращает камушки разных чувств в драгоценности вечных целей.

Если все это верно, то почему так многие люди терпят поражение в любви, не умея любить? Часть ответа заключается в следующем: немногие знакомы с тишиной или благодарностью к Богу за то, что Он совершил на Кресте. Вместо этого большинство из нас до некоторой степени раздражены на Бога за то, что Он не сделал большего, чтобы разрешить наши проблемы с долгом по закладной или с долгом, который мы получили от жестоко обращавшегося с нами родителя. Если быть честным, то очень немногие христиане переполнены силой Евангелия для спасения наших душ от ада, потому что неприятные результаты жизни в падшем мире слишком уж похожи на ад, в который Бог отказывается входить.

Если любовь настолько тесно связана с прощением (в обоих случаях: и во взаимоотношениях Бога и человека, и в отношениях между двумя людьми), то нам совершенно необходимо понять, почему прощение значит для нас так мало. Если мы хотим научиться любить, сначала мы должны прямо взглянуть на нашу ненависть по отношению к Богу и другим людям.

Глава 2
Как освободиться от ненависти, спрятанной у нас в шкафу: почему наша любовь несовершенна?

У меня есть хорошая знакомая, с которой мне всегда было легко и приятно общаться, но однажды я посмеялся над ее иногда хромающей логикой и над тем, что она не чувствует времени. В шутку я назвал ее чудачкой не от мира сего, и тут она взорвалась, словно я нажал на кнопку, и из глубины ее души раздался взрыв, подобный землетрясению. Я сразу же умолк, пораженный тем, насколько бурно она отреагировала. Затем я попытался обсудить случившееся, но ответом мне было ледяное молчание, время от времени прерываемое саркастическими замечаниями. Похоже, я «наступил на больную мозоль» и в ответ получил гнев, обиду и отстраненность. Я вдруг столкнулся лицом к лицу с настоящей ненавистью.

Хотя моя знакомая относится ко мне неплохо, в момент «атаки» она явно желала мне зла. Ее полные сарказма замечания, словно стрелы, целились мне прямо в сердце; своим каменным молчанием, словно дубинкой, она пыталась выбить из меня всякое доброе чувство к ней. Я понял, что она была обижена, и не просто обижена, в ней загорелась жажда мести. Мне стало ясно, что она испытывает сильное чувство стыда и пытается притупить его сверхдозой гнева.

Правильно ли будет сказать, что в этот момент (по какой бы то ни было причине – справедливой или нет) она чувствовала ненависть ко мне? Ведь мы друзья, мы испытываем теплое чувство друг к другу, но когда она метала в меня свои «колючки», ненависть затмила ее любовь.

Возможно ли одновременно любить и ненавидеть одного и того же человека? Что еще важнее, возможно ли ненавидеть кого-то так глубоко, что ненависть совершенно затмевает любовь до такой степени, что в функциональном смысле любовь становится фикцией, хотя на самом деле в глубине души сохранилась частичка любви к этому человеку? Если такое возможно в наших человеческих отношениях, то не может ли случиться, что даже любовь к Богу иногда вытесняется из сердца человека, рожденного свыше, эгоистическими побуждениями, страхом перед другими людьми, гневом, бунтарством и ненавистью? Я считаю, что это не только возможно, но именно в этом заключается причина, по которой многие из нас не могут по-настоящему любить.

Мы должны задаться нелегким вопросом: почему мы не умеем любить по-настоящему? Может быть, лучше выразить это так: почему для нас иногда так мало значит прощение? Почему мы столь склонны забывать о прощении или выражать свое прощение настолько тривиальным и механическим образом, что наше прощение не трогает того, кого мы прощаем, и не привносит глубоких изменений в наше существо?

Позвольте мне подытожить основную мысль этой главы: наше неосознанное (а потому не ставшее объектом серьезной работы над ним) стремление жить независимо от Бога, которое является формой скрытой ненависти к Богу, блокирует в нас желание и готовность любить других. Мы не сможем испытать совершенную любовь до тех пор, пока мы не освободимся от греха, не будем прославлены, не станем совершенны, подобно Иисусу Христу. Следовательно, причина, по которой мы не можем любить по-настоящему, в том, что наша борьба с грехом еще продолжается.

Когда наше сердце отворачивается от Бога, любовь словно «сходит с рельсов». Расположение человеческого сердца бывает двояким: либо оно расположено к любви, благодарности и поклонению Господу, либо, напротив, – к ненависти, самооправданию греху и поклонению собственному «я». Проблема в том, что ненависть к Богу редко бывает яркой или четко выраженной. Чаще всего наш гнев по отношению к Богу подавляется, отрицается и определяется в иных понятиях.

Абсолютно необходимо «вынуть из шкафа» наше отношение к Богу и посмотреть на него в свете Его долготерпеливой доброты.

Но я не испытываю к Богу ненависти!

Многие чувствительные христиане резко отвергают саму мысль, что у верующего может сформироваться ненависть к Богу в той или иной форме. Мысль, что сердце искупленного человека пожелает или вообще сможет прогневаться на Бога, принесшего Своего Сына в жертву ради нас, чтобы обеспечить нам прощение наших грехов и личные взаимоотношения с Троицей, неприемлема для многих людей. Позвольте мне коротко обсудить те вопросы, которые может задать такой чувствительный верующий, выдвигая их в качестве возражений.

Как человек вообще может ненавидеть Бога? Сначала давайте посмотрим на сердце неверующего. Неверующий ненавидит Бога (Рим. 8:7), независимо от того надменно или смиренно сердце неверующего, искренни или полны обмана его отношения с другими людьми. Писание говорит, что до того как мы примирились с Богом смертью Его Сына, все мы были Его врагами (Рим. 5:10). Но мы были врагами Креста, так как верили, что сможем найти жизнь вне отношений с Богом, найти ее нашей собственной мудростью и силой. Описывая неверующего Павел сказал, что он «несмыслен, непокорен, заблудший, раб похотей и различных удовольствий. Мы жили в злобе и зависти, будучи ненавидимы и ненавидя друг друга» (Тит. 3:3). Жизнь в ненависти (ненависти к Богу и другим людям) для ослепленного, ожесточенного, порабощенного сердца – это неизбежная реальность.

Но я не могу ненавидеть Бога, потому что я верующий!

Многие люди скажут: христианину невозможно и немыслимо ненавидеть Бога, потому что древнее прошло и теперь все новое. Ветхий человек мертв, и мы освобождены, чтобы любить по-новому, любить Духом. Я, безусловно, согласен с этим. В глубинной части моего нового существа во Христе я люблю Бога и Его закон. Однако в моих членах все еще бушует битва против греха, и это жестокая битва.

Какова природа этой битвы? Павел говорит, что это битва между его «внутренним человеком» и «членами его тела» (Рим. 7:22,23). Павел проводит четкое различие между своим внутренним человеком, который находит удовольствие в законе Бога, и своими членами, которые противостоят истине и делают его пленником закона греха.

Я не считаю, что Павел предлагает здесь специальное, технически точное различие, которое можно отнести к каким-то конкретным элементам нашего физического или нематериального существа. Он не имеет ввиду, что наш разум безгрешен, а наши руки порочны; он не пытается доказать, что наш дух теперь чист, но наша душа все еще под властью греха. В моем понимании это разграничение скорее метафорическое, и в нем он подразумевает, что наше существо есть таинственная смесь жизни и смерти, добра и зла, любви и ненависти (независимо от того, как в действительности работает этот механизм или откуда происходит это явление). У меня смешанная природа, но я могу полагаться на чудеснейший факт – на то, что глубочайшая, прочнейшая часть моего существа, его центр, то, что сохранится в вечности, – эта часть от Бога, обладает доброй природой, исполнена любви. Другая часть может казаться сильнее, может в любой данный момент располагать более сильным контролирующим воздействием, но на самом деле эта часть будет поглощена в мгновение ока, и я преображусь в совершенное, ничем не оскверненное, незапятнанное человеческое естество.

Павел понимал, что сражение, происходящее в нашей внутренней жизни, – это битва между двумя сильными влечениями – желанием творить добро и желанием делать зло. Это битва не между двумя различными природами, сражающимися в беспомощном теле, а глубинное стремление творить добро во «внутреннем человеке» и наклонность ко греху в «членах тела моего», которые постоянно борются за то, чтобы вновь взять контроль над разумом. Эта война происходит в одном сердце.

Мне думается, это можно сравнить со сражением за тропические острова в Тихом океане во время Второй мировой войны. Как только войска высадились на острове и овладели берегом, можно считать, что остров уже захвачен, потому что у врага больше нет возможности осуществлять снабжение своих войск или присылать подкрепления. Однако цена, которую еще придется заплатить за то, чтобы очистить остров ото всех вражеских войск, очень высока. Война выиграна, но бесчисленные трагические сражения еще предстоит вести. То же самое верно по отношению к сердцу христианина. Победа несомненна, но это сердце должно быть восстановлено в своем полном образе во Христе, дюйм за дюймом (каждый из которых драгоценен) и сражение за сражением (каждое из которых – серьезное испытание).

Но разве верующий не является новым творением? «Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор.5:17). Этот отрывок часто приводят, подразумевая при этом, что при рождении свыше христианину дается полностью новое душевное расположение, – безгрешное, чистое и совершенное. По-видимому, допущение заключается в том, что «я» (то есть мое настоящее «я») безгрешно, а когда я грешу, то это на самом деле не я, а грех, который занимает внешнее положение по отношению к совершенно новому чистому творению внутри меня. Допущение заключается в том, что «я» в качестве нового творения совершенно.

Однако этот отрывок о новом творении можно лучше понять, если воспринимать его как описание наших новых взаимоотношений с Царством Божьим. Некогда мы были чужими (и более того, врагами) Царству Света, но во Христе мы становимся частью нового творения, нового Царства. Сделавшись гражданами новой страны/творения/ Царства, мы обретаем невероятно счастливую возможность стать посланниками примирения. Этот отрывок содержит не заявление, касающееся нашего внутреннего состава (конституции); нет, это изображение новой данной нам возможности встать в радикально иные отношения с Богом и с теми, кто еще находится в Царстве тьмы.

Это можно сравнить с прививанием к новой лозе. Верующий привит к лозе, и со временем он принесет плод. Вначале, однако, он еще просто придаток, а не полностью выросшая, зрелая плодоносная ветвь. Если он пребывает на лозе (а лоза в нем), то со временем благодаря тщательному обрезанию он в конце концов принесет плод. Это подразумевает процесс, развивающийся постепенно – от дня привития к лозе до того дня, когда привитая ветвь укоренилась в лозе, затем до дня, когда она приносит плод заботливому Садовнику, который привил ее к лозе. Характер ветви, ее наклонности и ее способность приносить плод не проявляются сразу же после привития.

Точно также обстоит дело и с верующим, который является новым творением. Новый паспорт и новое гражданство, которые этот новый иммигрант получает в результате «пересадки» в новое Царство, отнюдь не обеспечивают ему немедленно свободное владение языком новой страны, хорошее знакомство с ее обычаями и нравами. Гражданство действительно дает ему новый статус, и в большинстве случаев новые возможности и более глубокое чувство благодарности. Тоже самое касается и новообращенного христианина. Однако эта метафора применима не полностью, потому что новое гражданство не подразумевает внутренних перемен в человеке. Когда человек рождается свыше, Дух Святой сотворяет свою обитель во внутреннем мире этого нового верующего, и в результате у него появляется новая наклонность – искать Бога и помогать другим людям. Собственно говоря, эта новая наклонность есть развивающийся процесс – работа Духа Святого вместе с возрожденным человеческим Духом. Однако невозможно представить себе, чтобы все впечатления и проблемы прошлого сразу же исчезают, когда человек обращается в христианство. Следовательно, необходимо предположить, что некоторые, собственно говоря, очень многие из впечатлений и воззрений прошлого придется «сносить» и перестраивать в свете этики нового творения.

Являюсь ли я новым творением? Разумеется, ведь я усыновлен Царем. Стал ли я совершенно другим человеком (внутренне и внешне) благодаря своему новому положению в Царстве Света? Разумеется, ведь я привит Духом к лозе. И в тоже время это и не так, потому что прежде, чем я стану радикально изменившейся, чудесно плодоносящей ветвью, мне необходимо пройти через процесс развития, требующий значительного времени и очищения.

Почему же тогда я не чувствую, что ненавижу Бога?

Большинство христиан испытывают к Богу разнообразные чувства – с одной стороны это благодарность, трепет, страх, восхищение и покой; с другой стороны – замешательство, раздражение, чувство одиночества и холодность. В значительной степени эти чувства связаны с тем, кому мы стремимся служить: Ему или самим себе?

Когда меня переполняет восторгом сознание того, кем в действительности является Бог и что Он совершил, то я исполнен таких чувств, которые созвучны любым тесным, интимным взаимоотношениям. Я испытываю чувство близости, тесной связи, поглощенной заинтересованности, пылкую страсть и бурное оживление. И напротив, когда мое сердце занято тем, как обеспечить себя в этой жизни (или поймать такси, или дозваться официантки, чтобы она принесла мне счет, или как хоть на время освободиться от вечной борьбы с колючками и репейниками в моем саду), и я стараюсь добиться этого собственными силами и собственной мудростью, то я служу не Богу, а другому господину. Результатом неизбежно становятся чувства, связанные с разрывом взаимоотношений – отчужденность, одиночество, обида, чувство вины или склонность к порицанию и, наконец, гнев.

Писание заходит еще дальше, описывая наши отношения с Богом как однозначно подразумевающие либо любовь, либо ненависть – и ничего между этими крайностями. Иисус говорит нам: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть» (Мф. 6:24).

В тоже время следует отметить, что наши эмоции легко могут быть искажены или определены в иных понятиях, для нас более приемлемых. Ненависть может «принять форму» замешательства, обиды, равнодушия, раздражения, гнева или презрения. Например, я говорил с одним мужчиной, который испытывал смущение и замешательство, в то время как другие люди ощущали его враждебность к ним. Когда я заметил, что под замешательством может скрываться его гнев, он презрительно возразил: «А разве не может быть, что я в тоже время и смущен?» Он сказал это так, будто потрясал у меня перед носом сжатыми кулаками, и пока я спокойно смотрел в его пылающие гневом глаза, все нарастающее напряжение почти достигло «крещендо».

Наконец, он покачал головой и сказал: «Не знаю, не знаю, что именно я чувствую, я настолько сбит с толку всем тем, что мне говорят другие». Его гнев переплавился в неуверенность. Теперь он испытывал чувство, не вызывающее такого отчуждения, как злоба, и не требующее такой душевной силы, которая необходима, чтобы разобраться с конкретной ситуацией. Замешательство позволило ему освободиться от конфликта и скрыть накал своего гнева.