Текст книги "Дерзновенная любовь"

Глава 4
Война сердец: как мы раним друг друга?

Действительно ли путь любви настолько труден, что он требует смертельного поединка со Вседержителем Вселенной? Действительно ли жизнь настолько полна горьких ран, бед и тревог, что прощение должно стать ключевой реальностью в любых взаимоотношениях? Или же прощение – это инструмент, к которому необходимо прибегать лишь в чрезвычайной ситуации, когда человеческие отношения терпят катастрофу?

Ответ на эти вопросы тесно связан с тем фактом, что мы больше не живем в Эдеме. Мы живем вне райского сада, и вокруг нас бушует страшная война против наших душ – в этой войне взаимных обид и оскорблений нашим истинным противником является тот рыкающий лев, который постоянно ищет, как нанести нам вред и как пожрать нашу жизнь. В каком-то смысле любые человеческие отношения, включая как самые личные, так и самые поверхностные, используются силами зла для того, чтобы разубедить нас в том, что Бог благ и царствует праведно.

Реальность нашей жизни, если рассматривать ее при резком дневном свете, не открывает нам сразу же Его благости. Его совершенный характер не так уж легко увидеть среди обломков поврежденного грехом мира. К вопросу о Его благости следует подходить в свете того трепета и изумления, которые рождаются у человека, когда ему открывается прощение через искупительную жертву Креста. Его благость ярко сияет в свете Его искупительной любви.

Если мы ищем Божьей благости прежде всего в поворотах фортуны (машина затормозила в нескольких сантиметрах от вашего ребенка, в трудный момент неизвестный друг прислал по почте чек, диагноз «злокачественная опухоль» оказался ложным), наше мнение о том, как расположено к нам Его сердце, будет каждый раз меняться при появлении новых фактов. Тогда мы станем либо судить Бога («Как может Бог быть добрым, если Он позволил моему сыну умереть?!»), либо торговаться с Ним («Боже, я буду знать, что Ты добрый, если Ты вернешь мне моего мужа!»). Бог едва ли показывает Свою благость тем, кто смотрит на Него через очки скептически настроенного исследователя или требовательного партнера по деловым переговорам. Лукавый использует боль и замешательство падшего мира, чтобы набросить тень сомнения на благость Божью. Пока радость оттого, что мы прощены, заглушается мрачными тонами сомнения и гнева, Божья благость будет окутана тьмой этого мира. Именно прощение является светом, который пронизывает тьму и освобождает помраченное, посрамленное сердце для того, чтобы оно затрепетало от любви.

Одна из причин, по которой нам так легко упустить из виду, насколько жизненно важным является прощение, – это наша склонность отрицать, что мы ведем войну. Лукавый хочет, чтобы мы сомневались в Боге. Более того, он желает, чтобы мы пренебрегли необходимостью бороться с Богом или с миром, в котором мы живем. Мы поймем всю важность прощения как центральной категории в наших взаимоотношениях с другими людьми именно в той степени, в которой мы видим, что все эти отношения вовлечены в войну, заставляющую нас ощутить вкус рая или ада. Если мы понимаем, в какой битве участвуем, понимаем природу ранений, которые получаем, то видим, что прощение является основой понимания благости Божьей и единственной надеждой на восстановление отношений с другими. Отправная посылка этой главы заключается в том, что прощение становится все более необходимым по мере того, как нарастает ущерб, который наносит нам жизнь в падшем мире.

Какова же природа войны, распространяющейся на все наши отношения? Говоря проще, эта война есть сражение с грехом. Во всех наших отношениях присутствует напряжение, вызванное бременем греха. Любые отношения, если их тщательно исследовать, имеют достаточно оснований развалиться под постоянным грузом наносимого друг другу взаимного ущерба.

Обычно такой ущерб наносится случайно, это не сознательно причиняемая обида. Например, однажды я позвонил жене из дорогого итальянского ресторана в пятизвездочном отеле. Я был утомлен перелетом и напряженным расписанием лекций и уже несколько дней ожидал передышки от трудов и возможности спокойно и вкусно поесть. С таким же нетерпением я ожидал и телефонного разговора. Я не разговаривал с женой уже два дня, чувствовал себя одиноким, голодным и испытывал радостное возбуждение от возможности на минутку вкусить райского блаженства, то есть поговорить с женой и съесть изысканный обед, состоящий из телятины и шоколадного торта.

Мы с удовольствием болтали несколько минут, делясь новостями и взаимной нежностью. Когда я увидел, что моя компания уже расселась по местам, я извинился перед ней и сказал, где я нахожусь и почему должен идти. Одна отреагировала кратко и резко: «Только не переедай опять. Ты знаешь, что Джим похудел больше, чем на двадцать килограммов, сидя на диете?» Я чуть не застонал от ее «заботы», у меня в одно мгновение закипела кровь и удесятерился аппетит.

Война ли это? Или же это просто нормальное напряжение в человеческих отношениях, случайное проявление бесчувственности, которое можно сравнить с безобидными тучками, проскользнувшими по небу в приятный теплый день? Но в тот момент это казалось реальной битвой, столкновением с настоящими силами зла. Я не думаю, что моя жена настроена против меня или в глубине своего сердца желает ранить меня, но в тот момент я был действительно уязвлен ее словами. Эта битва началась с реплики моей жены, которая, может быть, была верной и вовремя высказанной, а может быть, и нет. Однако это сражение представляется частью войны, которая бушует на более глубоком уровне и захватывает более обширную область, чем ее слова.

Какую же войну мы ведем и какие ранения нам наносят в этом сражении? Большинство христиан согласятся, что жизнь – это борьба. Эта метафора всем хорошо знакома, но существует множество разных мнений о природе того, что подразумевается под этой борьбой.

Что такое война?

Шум войны всегда рядом с нами. Тяжелый грохот артиллерии и разрывающий уши визг реактивных самолетов над головой ежедневно врывается в жизнь тех, кто имеет уши, чтобы слышать. Кровь солдат каждый день льется в той войне – матери всех войн – между добром и злом, в поединке между Богом и князем тьмы.

Я только что выглянул из окна и увидел, как шестнадцатилетний соседский парень Дейвид медленно и осторожно выруливает на машине к своему дому. Он машет рукой моей младшей дочери и сыну, которые играют во дворе. Сценка идиллическая. Милый молодой человек общается с моими детьми. Где же тут война? Может быть, она и ведется, но не в моей округе. Возможно, она идет в центральной части города или в каком-нибудь гетто в странах третьего мира, но не в наших тихих пригородах и, конечно же, не в большинстве семей.

К несчастью, метафорическое выражение «война» стало похоже на телевизионное клише, утратившее свою остроту, потому что большинство людей абсолютно не сталкиваются с кровавой мясорубкой настоящей войны. Христиане обычно сводят Божью войну против зла к тому, что касается нравственных проблем – добрачный или внебрачный секс, порнография, аборты и так называемый светский гуманизм. Другие христиане, рассматривающие эту войну в свете социальной несправедливости, ведут битвы с бедностью, классовыми конфликтами, расовыми предрассудками и половой дискриминацией.

Я абсолютно согласен с обеими точками зрения; стоит лишь отметить, что люди, включившиеся в одну из этих войн, редко придают значение другой. Но обратите внимания, что в обоих случаях битва не рассматривается как нечто, исходящее из нашего сердца, не рассматривается в контексте человеческих взаимоотношений. Оба подхода как бы выводят войну во внешний мир, видят ее в терминах какого-нибудь «-изма» (например, капитализма или светского гуманизма), который становится то ли философским мировоззрением, определяющим образ жизни, то ли группой безликих и безымянных врагов, мешающих нашей жизни (сторонники абортов, активисты движения за свободу выбора или какие-то фанатики). И опять же не следует воспринимать мои слова так, будто бы я недооцениваю важность противодействия философским доктринам, отвергающим Благую весть, или социальным, политическим, экономическим, религиозным группам, делающим то же самое. Однако если это единственная настоящая битва, то война не только далека от жизни многих людей, но она также значит немного и в жизни христиан, которые все-таки призваны облекаться во всеоружие Божье.

Война в сверхъестественной сфере

Идет война, в которой, похоже, многие христиане не только не принимают участия, но и более того, не знают ее природы. Это война против сил князя тьмы. Многие люди, читая предшествующее предложение, кивнут в снисходительной манере знатока: да, настоящая война ведется против сил зла. Павел пишет об этом: «Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной».

Многие верят, что настоящая войн ведется исключительно во сверхъестественной сфере; поэтому, когда человек страдает от депрессии, от какой-то болезни или разрушительных социальных невзгод, единственно правильное решение – сосредоточиться на сражении с бесами, стремясь добиться духовного освобождения. Существует очень много служений духовного освобождения. Они предлагают христианам возможность освободиться почти от любого проявления греха, любой проблемы или любого духовного конфликта, связав проявления деятельности бесов, устранив их присутствие и разрушив их вредоносные планы. Однако в результате этого сражение переносится в такую сферу, которая чужда повседневной, обычной, нормальной жизненной борьбе большинства людей.

Если война, о которой идет речь, воспринимается как война с «-измом» или с безликой группой, то обычный человек не принимает участия в битве. Если сражение заключается в том, чтобы добиться духовного освобождения или принять его, то большинству людей либо нет надобности в таком спасении от непосредственных нападок сатанинских сил, либо они не имеют «дара», чтобы лично, напрямую бороться с силами зла. И опять же было бы ошибочно воспринимать мои слова так, как будто я категорически отвергаю любой подход к жизненным проблемам с точки зрения духовного освобождения. Меня, однако, беспокоит следующее: по-видимому, мало кто понимает, что битва бушует внутри них, даже когда они наслаждаются жизнью и приятным человеческим общением; похоже, мало кто осознает, какие раны наносятся людям в ходе их повседневных занятий.

Да, настоящая война носит сверхъестественный характер и ведется силами зла, противящимися Богу и Его народу. Главнокомандующий злыми силами – князь тьмы, в его рядах сражаются легионы мятежных ангелов, ненавидящих Бога. Но эта война не бушует «где-то там» – в небесных сферах, далеких от повседневной жизни. Силы тьмы действуют во имя уничтожения добра, используя все идеологии, социальные структуры, учреждения и события. Говоря проще, лукавый действует через то, из чего состоят все социальные структуры, то есть через людей. Он использует динамику человеческих взаимоотношений, стремясь добиться своих разрушительных целей.

Философские теории осуществляются на практике, общественные структуры обретают форму через взаимоотношения одного человека с другим. Именно взаимоотношения оказываются тем полем битвы, на котором разворачиваются извечные военные действия. Эти сражения могут иметь немедленные, чудовищные последствия, как, например, аборт у девушки, которой иначе было бы стыдно показаться на глаза разгневанному отцу, или это могут более долгосрочные последствия, когда человек «перемывает кости» кому-то из своих коллег (и они только кажутся незначительными). В обоих случаях, принимая нравственное, этическое решение, решение социального характера, человек всегда оказывается вовлеченным в борьбы сверхъестественного порядка.

Это сражение в конечном счете направлено не против плоти и крови, оно ведется плотью и кровью против бесовских начальств и властей, которые проявляют себя в проблемах обычных человеческих взаимоотношений. Грохот этого сражения всегда с нами; последствий этой войны избежать невозможно. Нужно держать глаза открытыми, чтобы видеть войну, в которую мы вовлечены, и раны, которые нуждаются в целительном бальзаме прощения.

Природа войны

Война, которая ведется против нас, – война дьявольская, а следовательно, ведется она средствами хитроумными, действующими постепенно, заурядными и незаметными. Силы зла редко являются в такой очевидной форме, как одержимость бесами или трагический ураган бед и несчастий, навалившийся на Иова. Война против нас обычно маскируется монотонной чередой банальных происшествий, едва ощутимыми обидами повседневной жизни, поэтому люди пренебрегают призывом к оружию, считая его нелепым авантюризмом или параноидальными иллюзиями негативистского подхода к жизни. Это сражение обычно является скрытым и состоит из многих, внешне незначительных, хотя иногда и серьезных ранений. Позвольте мне привести пример.

В перерыве между занятиями одного семинара (перерыв этот продолжался минут пятнадцать-двадцать) некий коллега, профессиональный психолог, взялся читать мне настоящую лекцию по теории консультирования, которую я изучал в аспирантуре. Я спросил его, чего он хочет добиться своей лекцией, и он ответил: «Ваша подготовка страдает явной неполнотой, потому что за два часа вашей лекции вы ни разу не коснулись важного значения когнитивно-бихевиориальных изменений». Я поблагодарил его за наставление и заговорил с другим человеком. Это была пожилая женщина приятной и почтенной наружности; она взяла меня за руку и сказала: «Молодой человек, вы производили бы гораздо более сильное впечатление как оратор, если бы застегнули пуговицу на воротнике рубашки». В ее приятном голосе переливалось снисходительно-высокомерное отношение. Она похлопала меня по руке и сказала: «Бог, да будет с вами». Когда она отошла, один юноша попросил меня уделить ему минуту внимания. Он сообщил мне, что я веду себя слишком самоуверенно, и выразил настоятельное мнение, что для моих слушателей было бы лучше, если бы я не брал плату за участие в семинаре, а смиренно принимал бы «приношения любви».

Тут я извинился, добрел до мужского туалета и закрылся в пустой кабинке, имея только одно желание – сбежать от христиан. Всего за несколько минут мне пришлось испытать разочарование, обиду, гнев и чувство всеобщего отрицания. Вполне возможно, что эти замечания были сделаны искренне и с добрыми намерениями, но я чувствовал себя так, будто меня сбила машина. Я подумал: «Разве у меня на спине нарисован бычий глаз, а под ним надпись „Пни меня “»? И все это произошло среди святых – среди братьев и сестер, у которых один Отец, одна надежда и одно обетование.

Необходимо знать, что в войне против лукавого немалая часть ущерба, выпадающего на нашу долю, наносится руками собратьев-христиан – нас поражает «огонь своих». Более того, я бы даже сказал, что служители редко подвергаются нападкам со стороны неверующих. Типичная действующая сила в этой войне – это люди, которые, называясь христианами, направляют свои ракеты против воюющих на их же стороне. Лукавый действует максимально успешно, когда использует «огонь своих» для того, чтобы наносить нам раны. Ведь сатана совсем не разборчив; ему доставляет удовольствие использовать любого человека и любую ситуацию, добиваясь своих разрушительных целей. Необходимо понять кое-что, касающееся его образа действий. Чем лучше мы поймем природу обид, наносимых как огнем «своих», так и вражеским огнем, тем больше осознаем необходимость прощения. У сатаны есть бесчисленные планы сражений, и он надеется, что они сработают и позволят ему разрушить сердце народа Божьего.

По-видимому, лукавый наносит нам наибольший ущерб своими нападками (открытыми или хитроумными) на достоинство и красоту нашей души. Его основной метод действия – использование таких форм зла, в которых заключено либо стремление уничтожить противника, либо стремление его эксплуатировать, либо и то, и другое. Иисус имел в виду эти две сильные страсти, когда сказал: «Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду…Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5:21,22,27,28). Господь описал здесь два основных вида вреда и ущерба, наносимого в этой всемирной войне, – с одной стороны, убийство и гнев, с другой – прелюбодеяние и всепоглощающую похоть.

Убийство и гнев

Итак, во-первых, нам наносят ущерб те, кто нападает на нас со своим гневом. Не так уж много людей сталкиваются с реальной угрозой побоев (хотя их число и растет), но всем нам доводится переживать атаки на наши чувства, которые повергают в замешательство, раздражение и даже гневную ярость и с которыми мы сталкивается ежедневно в бесчисленных контактах с другими людьми. Часто эти происшествия кажутся банальными. В неопрятной закусочной обычно бывает грубая официантка, и это не удивляет и не огорчает нас. А часто обида бывает почти неуловимой, например, когда наш друг закатывает глаза, считая только что высказанную нами идею глупостью. Факт заключается в том, что мы ежедневно сталкиваемся с гневом, и если он не оказывается чересчур неожиданным или явно неприкрытым, то мы склонны сбросить это переживание со счетов по статье «так устроен мир». В какой-то степени мы все пренебрегаем бесчисленными повседневными обидами.

Не так давно на одном семинаре я попросил людей, разговаривавших в вестибюле церкви, говорить потише, потому что они мешали слушать выступавшего оратора. Один из них, уставившись на меня, с холодным презрением отпарировал: «Просить вы можете о чем угодно, но это наша церковь, а не ваша». Я изобразил улыбку и ушел, проклиная свое нелепое призвание соваться в дела других христиан. Через несколько минут я, казалось, забыл это происшествие и вернулся к своим обязанностям, но когда, ложась спать в тот вечер, я закрыл глаза и начал забываться сном, меня внезапно разбудили представшие передо мной холодные глаза, горящие ненавистью. Я почувствовал себя так, будто меня преследовал призрак. Я приложил все усилия к тому, чтобы описать это происшествие как банальное, стал подразнивать сам себя за то, что я такой чересчур чувствительный чудак, но все это не помогало ослабить силу гнева, пылающего в нацеленном на меня взгляде. Я не могу сказать наверняка, почему его голос, слова и взгляд так сильно подействовали на меня. Очевидно лишь то, что все мои усилия свести к минимуму значение этого переживания не сработали. Попытки «девальвировать» обиду редко (если вообще) позволяют нам освободиться от последствий гнева других.

Конечно же, утверждать, что любые проявления гнева других людей наносят нам очевидный ущерб, было бы чересчур драматично. Тем не менее бомбардировка гневом со стороны окружения, в котором проявления этого чувства обычны, порой оказывают ошеломляющий эффект. Иногда даже короткое слово, окрашенное раздражением, презрением, высокомерием или гневом, может глубоко запасть нам в душу и вызвать настоящую серию цепных реакций. Вот почему нам необходимо понимать, какую роль гнев играет в том, что Иисус назвал «убийством».

Стремление иметь больше

В каждом человека присутствует сильное, побуждающее к действию желание иметь больше. Вначале это желание выражается в поверхностных категориях: больше денег, больше машин, больше домов, просто больше удовольствия. Со временем наше стремление к материальному благополучию уступает место менее поверхностным желаниям; мы хотим иметь больше времени для семьи, более крепкое здоровье, более гармоничные взаимоотношения с людьми. В конце концов на поверхность могут выйти и еще более глубокие желания: стремление к тому, чтобы мир стал справедливее, чтобы пришел конец голоду и страданиям. Но в основе всего лежит жажда человечества обрести «абсолютно большее» – совершенные взаимоотношения с Тем, Чье сияющее присутствие прогоняет любую тьму, грех, болезни, скорбь; с Тем, Кто привлекает нас к Себе, чтобы вечно пребывать с Ним.

Проблема, однако, заключается в том, что наши стремления к материальным удовольствиям почти всегда в той или иной степени наталкиваются на препятствия; наше желание иметь крепкое здоровье и более глубокие взаимоотношения никогда невозможно осуществить полностью; а мир во всем мире – иллюзия, не большая, чем золотой клад в конце радуги. Наше стремление обрести больше обычно заходит в тупик. Мир не склоняется перед нашими желаниями, которые бушуют или стонут внутри нас. Наши желания, начиная от стремления выбрать из всех очередей в кассу ту, которая движется быстрее, до заветной надежды, что наши дети будут праведно жить перед Господом, редко бывают удовлетворены настолько, чтобы в душе не остался осадок незаконченности. Когда же изредка все складывается хорошо и радость счастливого момента ласкает нашу измученную душу, достаточно лишь вспомнить, что райское видение пройдет и наш трудный путь вниз по склону горы приведет нас к очередной жестокой сцене падения.

Наше сердце, кажется, неистово восстает против этой боли. Типичная наша реакция на разрывающую сердце скорбь разочарования – это убийственная ярость. Апостол Иаков выразил наши наклонности следующими словами: «Желаете – и не имеете; убиваете и завидуете» (Иак. 4:2).

Какое резкое слово – «убиваете»! Боюсь, большинство из нас не считает, что наши действия подобны убийству. Похоже, обычно мы полагаем, что наши злые слова, холодный взгляд или сознательный отказ любить другого человека не представляют собой ничего особенного – мы просто проявляем меньше доброты, чем следовало бы. По сравнению с убийствами, изнасилованиями и нанесением увечий наше неумение всегда поддерживать хорошие отношения с людьми кажется нам столь же незначительным, как монета в четверть доллара по сравнению со всей суммой национального долга.

Желание отомстить

Апостол Иаков выбрал такое слово, которое отражает сильное желание в глубине нашей души, даже если мы ведем себя в рамках вежливости и наносимая нам обида, кажется, не имеет серьезных последствий. Убийство – это желание отомстить сейчас же. Это страстное стремление стать подобным Богу и покарать тех, кто встал на нашем пути и мешает нам достичь удовлетворения.

Один человек сказал мне, что выбрал карьеру юриста для того, чтобы иметь возможность вести крестовый поход против всех притворщиков и мошенников. Его отец был высокомерным, надутым бизнесменом, использовавшим свое высокое положение для того, чтобы унижать тех, с кем он общался, – коллег, соседей, членов семьи. Его сыну очень хотелось, чтобы отец расплатился за все это. В нем клокотала бешеная слепая буря мести, и в его случае практика юриста предоставляла возможность совершать убийства, хорошо оплачиваемые и санкционированные обществом. Он не мог привлечь к суду своего отца. Более того, он даже не смел рискнуть сказать ему в лицо слова возражения. Но он мог заставить других жестоких людей расплачиваться.

Тоже самое в какой-то степени верно и по отношению ко всем нам. Мы хотим заставить кого-то расплатиться. Стремление немедленно отомстить обычно не является сознательным, постоянно присутствующим желанием, однако, когда мы терпим существенную потерю, оскорбление или несправедливость, в нас часто поднимается такой гнев, который намного превосходит значение самого происшествия. В большинстве случаев убийственная ярость далеко выходит за рамки самого события, захватывая воспоминания об обидах и потерях прошлого, которые не были возмещены.

Если так обстоит дело с нами, то же самое верно для наших родителей, супругов, соседей, коллег, членов нашей церкви. Все человеческие отношения сталкиваются с проблемой присутствия гнева, часто скрытого, с которым не разобраться должным образом. Я не хочу сказать, что все наши взаимоотношения притворны и готовы рухнуть. У меня превосходные отношения с женой, детьми, родителями, коллегами по служению и друзьями. Я считаю, что на мою долю выпало огромное благословение. Меня глубоко любят и уважают несколько человек, которые тем самым дают мне возможность почувствовать вкус того главного блюда, которое однажды станет моим на райском пиру. Однако бесспорно, что даже в лучших человеческих отношениях постоянной реальностью остается разочарование и, следовательно, потенциальный источник гнева.

Пока человек не прославлен, в нем всегда остается убийственный гнев, который безмолвно, но мощно вторгается в его ежедневное общение с людьми, в самые лучшие человеческие взаимоотношения. Например, мы знаем, как интуитивно, так и по опыту, что наши родители иногда гневались на нас. Мы знаем, что мы были для них источником замешательства, боли и разочарования. Тот факт, что мы были (а время от времени все еще являемся) объектом их гнева, не должен удивлять никого, кто признает, что грех – постоянная и разрушительная реальность в жизни каждого человека.

Снова вслушайтесь в слова Господа Иисуса: «Не убивай, кто же убьет, подлежит суду. А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего… подлежит суду» (Мф. 5:21,22). Если мы не хотим пренебрегать его словами или превращать их в банальность, мы вынуждены признать тот факт, что даже самые лучшие родители иногда реагируют на поведение своих детей гневом, который Иисус назвал убийственным.

Я понимаю, что многие сочтут эти слова преувеличением. Многие родители, а быть может, даже большинство, – хорошие родители. Я сам считаю себя хорошим отцом, но у меня нет сомнения в том, что однажды мои дети смогут рассказать о моих взрывах гнева, жестоких словах, ледяном взгляде, суровых расспросах, несправедливо подвергающих сомнению их добрые качества, и многих других симптомах убийственного гнева. Реальность нашего существования требует от нас признать: какими бы заботливыми, проницательными и ревностно относящимися к своим обязанностям ни были родители, никто из них не может полностью скрывать свой гнев и не позволить ему излиться в душу ребенка. Результатом становится расщепление у ребенка до некоторой степени целостности собственного «я». Гнев убивает. Он врезается в душу подобно острию ножа и оставляет рану с рваными краями. Эта рана может оказаться и легким порезом, и серьезным увечьем, которое почти уничтожает жизненную силу сердца.

Эмоциональные и физические травмы

Если даже любящие родители, которые, хотя они и грешники, все же знают, как дарить добро своим детям, тем не менее наносят им существенный ущерб, насколько же в большей степени это относится к родителям, которые не стараются освободиться от своего убийственного гнева или, по крайней мере, скрыть его? Трагическая реальность заключается в том, что многие родители дурно обращаются со своими детьми. Убийственный гнев часто проявляется в нанесении детям эмоциональных и физических травм. Эмоциональные травмы – это род «убийства», совершаемого в словесной форме или на невербальном уровне. И более того, оно разрывает на части чистое детское сердце. Нанесение эмоциональных и физических травм можно сравнить с убийством, за которым следует пир каннибалов, – пожирается душевная красота и достоинство ребенка.

Нанесение эмоциональных травм проявляется либо в форме полного отказа уделять время занятиям с ребенком, либо, что в той же степени разрушительно, в стремлении постоянно стыдить ребенка. Родители, которые забрасывают своих детей, наносят им эмоциональные травмы; отец или мать, которые предают доверие ребенка, отказываясь защищать его от вреда и ущерба, эмоционально отвергают его. С другой стороны, нанесение эмоциональных травм может проявляться в агрессивной модели, основанной на постоянном желании вызвать у ребенка чувство стыда. Ребенок, над которым издеваются из-за физического недостатка или слабых способностей к учебе, ребенок, которого унижают, обзывая презрительными словами и кличками, переживает эмоциональное надругательство.

Ребенок может вырасти в такой атмосфере, где эмоциональное надругательство является обычным языком семьи. Старший по возрасту ребенок может регулярно и безнаказанно унижать младшего. В этом случае младшему ребенку приходится переносить издевательства старшего и пассивное пренебрежение со стороны родителей. В тот случае, когда эмоциональное надругательства оказывается нормой, любые другие формы общения могут показаться ребенку странными и даже опасными. Результатом становится извращение психики, подобное эффекту камня, от которого расходятся круги, когда его бросают в воду. Ребенок привыкает переносить одиночество и обиду и может найти себе другую жертву – младшего или более слабого ребенка. Тогда этот гнев и ярость переливаются в жизнь кого-то еще, а тот в свою очередь тоже будет над кем-то издеваться. Это происходит особенно часто в тех случаях, когда убийственный гнев проявляется в физическом насилии.

Физическое надругательство подразумевает любое телесное наказание, которое отвечает одному из следующих признаков: 1) оно жестоко и выходит за пределы обычного (например, удары по лицу; прижигание кожи сигаретой; шлепки, продолжающиеся до тех пор, пока ребенок не заплачет); 2) оно наносится по капризу родителей вне ситуационного контекста (то есть детей наказывают, следуя своим причудам, ничего не объясняя и не предоставляя им возможности исправиться); 3) наказание пронизано чувством презрения или ярости (эмоциональное надругательство почти всегда участвует в физическом). Физические травмы порождают чудовищный страх и ярость. Часто жестокая смесь из страха и гнева скрывается под толстой коркой льда. Холодное, отчужденное поведение взрослого, который ребенком перенес физическое надругательство, часто скрывает неистовую и пугающую ярость, которая сдерживается отсутствием эмоций.

Многие взрослые, подвергшиеся физическим надругательствам, способны рассказывать об ужасном насилии, совершенном с ними, в холодно-отстраненной манере, так, как будто говорят о том, что синоптики, назавтра, к сожалению, обещали дождь. Результатом часто становится глубокая пропасть, возникающая в их отношениях с другими людьми. Ледяное отчуждение словно составлено из молекул ненависти, таких холодных, что до них не дотронуться. В этом случае опять же одна разновидность ненависти порождает другую – цикл жестокого насилия способен порождать другой цикл – холодно-вежливую жестокость. Средства «убийства» могут меняться, но движущая сила остается прежней.