Электронная библиотека » Трейси Вульф » » онлайн чтение - страница 10

Текст книги "Испытание"


  • Текст добавлен: 31 октября 2023, 17:12


Автор книги: Трейси Вульф


Жанр: Любовное фэнтези, Фэнтези


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 29. В полете с драконами

Несмотря на то, как начался этот полет, дальше он идет совсем не так, как бывает обычно. Нет никаких кувырков, никаких мертвых петель, никаких соревнований между Иден и Флинтом или между Джексоном и мной. Есть только спокойное созерцание, когда мы пролетаем над Европой, перелетаем через Ла-Манш и в конце концов оказываемся над Кельтским морем.

Мы приближаемся к далекому острову, и я ощущаю приближение Двора горгулий так же отчетливо, как биение собственного сердца. Между нами словно натянута нить, которую кто-то медленно сматывает, притягивая меня все ближе с каждым оборотом.

– Мы уже почти на месте, – кричу я остальным и начинаю снижаться.

Я планирую над Кельтским морем, глядя, как восход окрашивает воду в чудесный оранжевый цвет, когда солнце поднимается над горизонтом. Это напоминает мне о моих утренних пробежках по пляжам Сан-Диего. И я впервые думаю о том, что, быть может, мои родители сбежали в Калифорнию именно потому, что она тоже находится на побережье. Пусть это не Атлантический океан, а Тихий, но океан есть океан. Калифорния – приморский штат, а вода – неотъемлемая часть моей магической силы.

Я смотрю на друзей и вижу, что они начинают уставать. Флинт немного отстает от остальных, его крылья широко раскинуты, и он старается как можно меньше махать ими, планируя на воздушных течениях. Иден все еще машет крыльями, но взмахи становятся все медленнее. Даже Хадсон немного сутулится и, похоже, продолжает полет только усилием воли.

Далеко впереди видны утесы Корка. Несмотря на усталость, кровь в моих жилах начинает бурлить, и инстинкт заставляет меня лететь все быстрее, пока на горизонте наконец не показывается он.

Я вижу затейливую кованую ограду, окружающую Двор горгулий – тот каменный замок, который высится за ней.

Меня охватывает трепет, и я начинаю гадать, как они встретят меня и моих друзей. Будет ли Честейн следовать моим указаниям или же решит остаться верным Алистеру даже после того, как король горгулий совершенно однозначно передал эстафету мне? Примут ли меня остальные горгульи или станут игнорировать? И что я буду делать, если они решат не слушать меня? Как мне это исправить? И, что еще важнее, можно ли вообще это исправить?

В моей голове возникает множество вопросов, и они становятся все более трудными и пугающими по мере приближения к Двору горгулий. Но когда я оказываюсь прямо над ним, меня ждет сюрприз.

Я медленно приземляюсь, гадая, не ошиблась ли. Не было ли в той путеводной звезде, которая привела меня сюда, какого-то изъяна? Не привиделись ли мне те часы, которые я провела здесь вместе с Алистером?

Место, где я стою, нисколько не похоже на то, где я побывала вчера. Затейливая ограда выглядит такой же, но все остальное будто исчезло.

Внешний двор, по которому я прошла? Его нет.

Замок, где тренировались горгульи? От него не осталось ничего – только груды камней и обвивающие их вьюнки.

Сами горгульи? Они исчезли, будто их никогда тут не было.

Двор горгулий – мой Двор горгулий? Сон, который превратился в кошмар.

Глава 30. Ну как вам эти руины?

Как только Иден приземляется, Хадсон оказывается рядом со мной.

Поначалу он ничего не говорит, как и я сама. Вместо этого мы просто стоим, уставясь на руины. Двора, где я видела горгулий, больше нет. Как и огромных стен и широких круглых башен, высящихся до самых небес. Не осталось ничего, кроме множества обломков и несбывшихся надежд. Последние разбились о землю прямо у моих ног.

– Должен признаться, что эта эстетика не вызывает энтузиазма. – В словах звучит сарказм, но тон Хадсона мягок, как и его взгляд, когда он тихонько толкает меня плечом.

– Что, на твой вкус, это слишком напоминает конец света? – спрашиваю я, прислонясь к нему.

Он закатывает глаза.

– Скорее, это слишком напоминает мне, что стены – это старомодно.

– А мне по душе хорошая стена, – говорю я ему и улыбаюсь, хотя всего две минуты назад мне казалось, что я уже никогда не смогу улыбнуться.

– А я-то думал, что речь должна идти о четырех стенах. – Он прижимает мою спину к своей груди, крепко обнимает меня и кладет свой подбородок на мою макушку.

– Тебе всегда нравилось перегибать палку.

Ощущать его рядом здорово, очень здорово, даже несмотря на все эти разрушения. И потому я приваливаюсь к нему и пару секунд дышу. Просто дышу.

– Ты в порядке? – спрашивает он через несколько секунд.

– Только не тогда, когда ты спрашиваешь меня об этом таким тоном.

– Каким?

– Таким, будто ты ожидаешь, что я вот-вот сломаюсь. Или будто я уже сломлена. – Я отстраняюсь. – Двор горгулий не привиделся мне. Он был здесь. Прямо здесь.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – заверяет меня Хадсон, и видно, что он мне действительно верит.

Я поворачиваюсь к развалинам, больше похожим на груды обломков, гадая, не мог ли это сделать Сайрус. Мог ли он опередить меня и разрушить замок просто для того, чтобы нам не удалось обрести пристанище? Но тогда что же произошло с теми горгульями, которых я видела здесь вчера? Может, они погребены под этими камнями и ждут, когда я их разыщу?

Эта мысль побуждает меня к действию – и я захожу за полуразрушенную проржавевшую ограду туда, где находился великолепный внешний двор, выходивший на океан. Но тут в дело включается логика – а также моя наблюдательность, которая, похоже, здорово притупилась.

Этот замок был разрушен не вчера, а много десятилетий или даже столетий назад. Все здесь заросло сорняками и вьюнками, а ограда полностью проржавела. Там и сям в руинах валяются кости животных, которые приходили сюда на разведку и закончили свои дни, не сумев выбраться из россыпей обломков.

Нет, это сделал не Сайрус. Во всяком случае, не сейчас и не в прошлом веке. А что случилось здесь до того, остается только гадать.

– Я не понимаю, – шепчу я, когда нас окружают наши друзья. – Это был не сон, я в этом уверена.

Я провожу большим пальцем по изумруду в моем кольце. Он так же тверд и так же реален, как раньше.

– Я ничего не выдумывала. Я видела этот замок так ясно. – Я иду на левую часть двора и подхожу к груде больших камней, увитых плющом. – Здесь была башня – одна из четырех. В ней были витражные окна, а наверху – квадратные зубцы, и она стояла здесь. Прямо здесь.

– Никто не сомневается в тебе, Грейс, – говорит Мэйси.

– Я сама в себе сомневаюсь. Как тут не сомневаться?

– Я не хочу никого обидеть, но я тоже сомневаюсь, – вступает в разговор Дауд и пожимает плечами. – Я хочу сказать, что, по-моему, это немного похоже на… – Он изображает косяк.

Это худшее из того, что он мог сказать: ведь я и без того начинаю сомневаться в себе. Судя по их виду, мои друзья готовы устроить ему выволочку за его бестактность. Но в его словах есть и плюс, потому что они вызывают у меня смех – несмотря ни на что.

– Я не понимаю, что со мной происходит, – говорю я Дауду и остальным. – Когда Алистер перенес меня сюда, все казалось таким реальным.

– Скорее всего, это и было реальным, – замечает Джексон с мягкой улыбкой. – Есть тьма чудес на небе и в аду, Гораций, не снившихся философам твоим.

– Ты хочешь сказать – «на небе и земле», не так ли?[3]3
  «Есть тьма чудес на небе и земле, Гораций, не снившихся философам твоим» – слова Гамлета: Уильям Шекспир, «Гамлет», действие 1, сцена 5. Пер. Е. Сомина. (Прим. ред.)


[Закрыть]
– говорю я и тоже улыбаюсь ему, потому что как же иначе? Ведь это были едва ли не первые слова, которые он мне сказал – это было и предостережение, и обещание, хотя тогда я этого не понимала.

– После последних нескольких дней? – Он приподнимает бровь. – Нет, я однозначно хочу сказать «на небе и в аду». Потому что уверен – ни Шекспиру, ни Гамлету не доводилось переживать всего того, что за последние недели пережили мы.

– Тут ты прав. – Я состраиваю гримасу, чувствуя, как меня охватывает облегчение – наперекор всему.

В последнее время произошло множество ужасных событий, но я счастлива от того, что Джексон жив и с ним все хорошо. Глядя на него, никто бы и подумать не мог, что он умер меньше сорока восьми часов назад.

Он выглядит хорошо, по-настоящему хорошо. К тому же сейчас – впервые за долгое время – с ним снова стало приятно общаться. Неловкость между нами почти исчезла, и ее место заняло что-то другое – что-то похожее на смесь уважения, признательности и любви. Нечто большее, чем дружба, но меньшее, чем романтическая любовь.

Нечто, очень похожее на отношения между братом и сестрой.

Он прав – случилось много ужасного, но раз Джексон и я в итоге пришли к тому, к чему должны были прийти с самого начала, то думаю, все не так уж и скверно. А если учесть, что мы с Хадсоном наконец во всем разобрались – во всяком случае я так думаю, – то я не могу не испытывать осторожного оптимизма и надеяться, что все будет хорошо. Даже если все остальное в нашей жизни – и в нашем мире – лежит в руинах.

– Так что же нам делать дальше? – спрашивает Иден. Она сидит на большой груде камней, и видно, что она так устала, что у нее слипаются глаза.

– Думаю, нам надо отыскать отель, – предлагаю я. – Что-нибудь в глуши, где ни Сайрусу, ни его приспешникам не придет в голову нас искать. Нам надо выспаться, и тогда, возможно, у нас появится шанс на победу. Или мы хотя бы сможем убедить себя, что он у нас есть.

– Уже, – говорит Хадсон, быстро касаясь большими пальцами экрана своего телефона. – Я нашел в приложении дом неподалеку от этого места. И снял еще несколько коттеджей на ближайший месяц на тот случай, если нам придется залечь на дно надолго. Прошлой ночью у них не было постояльцев, так что владелец за небольшую плату разрешил нам заселиться сегодня с утра.

– В приложении? – ошеломленно спрашиваю я. – Ты имеешь в виду что-то вроде Airbnb?

– Да, что-то в этом духе. – Он улыбается.

– Мне казалось, что в таких случаях надо бронировать заранее и что для аренды нам должно быть не меньше двадцати пяти.

– Грейс, мне двести лет, и я чертовски богат. – Он произносит это шутливо и, достав из кармана темные очки, надевает их в ту самую секунду, когда лучи восходящего солнца касаются края двора. – Иногда это бывает полезно.

Наверное, это самые характерные слова, которые он когда-либо произносил, если не считать того раза, когда он сравнил Джексона с дирижаблем Goodyear Blimp, и я не могу не рассмеяться.

– Ты несносен. Но ведь ты это знаешь?

Он самодовольно ухмыляется.

– Я отправил адрес этого места всем вам – то есть всем, кроме Дауда. Извини, я не знаю твоего номера. Я встречу вас там, а сейчас мне надо отлучиться.

– Подожди, почему? – Я хватаю его за предплечье, и его ухмылка становится еще шире.

И тут до меня доходит почему, доходит еще до того, как я замечаю, что его взгляд упирается в ямку на моем горле. Он пил мою кровь в тюрьме меньше сорока восьми часов назад. Я не могу вспомнить, на какое время вампир, пивший человеческую кровь, становится гиперчувствительным к солнцу, но очевидно, что это продолжается дольше, чем два дня.

– Иди! – говорю я и, отпустив его руку, толкаю его к ограде.

– Именно это я и пытаюсь сделать, – отвечает он, устремив на меня такой взгляд, что во мне вопреки усталости вспыхивает жажда, которая не имеет отношения к воде.

– Я тоже удалюсь, – говорит Джексон и переносится прочь. Это здорово меня удивляет.

Особенно, когда я поворачиваюсь, чтобы сказать что-то Флинту, и обнаруживаю, что он смотрит в сторону, избегая моего взгляда. Между тем члены Ордена переносятся вслед за Джексоном. Я открываю рот, чтобы заговорить с Флинтом – мне просто хочется посмотреть, как он отреагирует, – но тут Иден поднимает свой телефон.

– Я нашла это место на карте. Вы готовы отправиться в путь?

– Лично я был готов еще десять минут назад, – с улыбкой отвечает Дауд, и воздух вокруг него начинает искриться.

Несколько секунд – и мы взмываем в небо. Я так и не успеваю спросить Флинта, в чем дело. Я не забыла выражения его лица, когда Джексон перенесся. На нем читались напряжение, гнев и страх.

Я могу ошибаться, но что-то подсказывает мне, что следующие несколько дней окажутся интереснее, чем я могла вообразить.

Глава 31. Мой маленький маяк

Оказывается, Хадсон снял для нас не просто дом, а целый комплекс построек – причем в их число попал действующий маяк.

– Маяк!

Хадсон ухмыляется.

– Да.

– Ты снял для нас маяк!

– И два дома рядом с ним, – замечает он, опираясь на стену плечами и одной ногой, обутой в лофер Dior Explorer.

Он выглядит классно – по-настоящему классно, – но я ему этого не скажу, отчасти потому, что его самомнение и так уже достаточно раздуто, а отчасти потому, что:

– Ты снял для нас маяк.

– Да. – Он вскидывает одну слишком уж красивую бровь. – Ты так и будешь это повторять?

– Возможно. И, вероятно, буду при этом смотреть на тебя влюбленными глазами.

– Понятно. – Проходит несколько секунд прежде, чем он спрашивает: – Это почему?

– Потому что ты снял для нас маяк! – Я раскидываю руки и кружусь, позволив себе ненадолго забыть о том, почему нам вообще нужно было снимать жилье. – Это же самая офигительная вещь на свете!

– Я рад, что тебе нравится.

– Это же маяк. На берегу океана. Только для нас двоих. Как это может не нравиться?

Он не отвечает, но, повернувшись и посмотрев на него, я понимаю, что в этом нет необходимости. Все и так написано у него на лице, и это заставляет меня кружиться еще быстрей.

Я спотыкаюсь, потому что от кружения у меня начала кружиться голова. И тут Хадсон, конечно же, хватает меня за руку и притягивает к себе.

– Ты что, хочешь соблазнить меня, воспользовавшись тем, что у меня кружится голова? – Я игриво шлепаю его по груди.

– Вообще-то я собирался просто поддержать тебя, поскольку у тебя закружилась голова, но, если ты настаиваешь…

В мгновение ока он обнимает меня и переносится по длиннющей винтовой лестнице, пока мы не оказываемся в спальне, где он толкает меня на очень удобную кровать.

Это одновременно и волнительно, и забавно, и я смеюсь, упав на пружинящий матрас. Я протягиваю руки к моей паре, ожидая, что сейчас он ляжет рядом со мной. Но вместо этого он кладет мой рюкзак в изножье кровати, садится и убирает растрепанные кудри, упавшие мне на глаза.

– Ты так прекрасна, – шепчет он, и его пальцы касаются моей щеки.

– Ты прекрасен, – вторю ему я, повернув голову, чтобы поцеловать его ладонь.

– Ну да, – с серьезным видом соглашается он, склонив голову набок. – Так оно и есть. Но одно не исключает другого.

– О боже. – Я хватаю подушку и шлепаю его ею. – Ты невыносим, ты это знаешь?

– По-моему, ты это уже говорила, и не раз, – отвечает он и неожиданно выхватывает у меня подушку. Я готовлюсь к тому, что он в ответ тоже шлепнет меня ею, но он бросает ее на пол и наконец ложится на кровать рядом со мной.

– Ты хочешь есть? – спрашивает он.

– Да, хочу, но недостаточно сильно, чтобы встать с кровати и заказать еду. – Я протягиваю руку к своему рюкзаку. – По-моему, там еще осталась пара «Поп-Тартс».

Он закатывает глаза.

– Нельзя жить на одних «Поп-Тартс», Грейс.

– Может, и так, но я готова попробовать. – Я разворачиваю мятую серебряную обертку, отламываю кусок вишневого печенья и кладу его в рот.

Хадсон качает головой, но смотрит на меня со снисходительностью.

– А как насчет тебя? – спрашиваю я, откусив еще несколько кусочков. – Ты сам голоден?

Я произнесла эти слова, не имея в виду ничего такого, но, едва слетев с моих уст, они обретают совершенно иной смысл. Глаза Хадсона вспыхивают, внутри у меня все трепещет, и в комнате вдруг повисает напряжение, от которого мое сердце начинает биться быстро-быстро.

– А ты как думаешь? – спрашивает он после нескольких долгих напряженных секунд.

– Я думаю, что ты умираешь от голода, – говорю я ему и призывно откидываю голову. – Как и я сама.

– Тогда съешь еще одно вишневое печенье. – Но в глазах моей пары горит огонь, когда он окидывает меня взглядом, останавливаясь на моих губах… и на моем горле.

Я провожу пальцами по чувствительной коже у основания шеи.

– Я говорю о голоде иного рода.

Хадсон издает глубокий грудной звук, в котором звучат и наслаждение, и боль, а за ним следует долгий судорожный вдох, от которого руки у меня начинают дрожать, а сердце выпрыгивает из груди еще до того, как он припадает губами к моей шее.

– Грейс. – Он произносит мое имя тихо, почти шепотом, и в его устах оно звучит почти как молитва, пока он нежно осыпает поцелуями мою ключицу и ямку под горлом. Его губы теплые и мягкие, и ощущать их так приятно – ощущать его всего так приятно, – что я кладу руку на лоскутное одеяло, чтобы удостовериться, что я никуда не уплываю. Но Хадсон кладет руки на мои бедра и еще крепче прижимает меня к себе.

Мои пальцы судорожно вцепляются в шелк его темно-русых волос, пока он покрывает поцелуями мою шею. Меня охватывает наслаждение, и я не могу удержаться от стона. От звука ответного стона Хадсона – глубокого, исступленного, опасного – напряжение внутри меня нарастает. Мои пальцы еще крепче стискивают его волосы; тело выгибается, прижатое к его телу, и я выдыхаю его имя.

Я отчаянно хочу, чтобы он перестал играть. Отчаянно хочу, чтобы он сделал то, чего жаждет мое тело, о чем умоляет каждая его клетка. И Хадсон это знает – еще бы ему не знать. Его сдавленный смешок доказывает, что он медлит нарочно, нарочно мучает меня. Возможно, мне следует разозлиться на то, что он продолжает сдерживать себя, что он разжигает желание, бурлящее во мне, пока оно не превращается во что-то нехорошее, неистовое, порочное. Нечто такое, чего я почти не узнаю.

И, возможно, я бы в самом деле разозлилась, если бы это был кто-то другой. Но это Хадсон. Это моя пара. И его дрожь доказывает, что он так же растерян, как и я, так же ошеломлен тем, как это ново и драгоценно, и не хочет торопить момент. И этого мне довольно, более, чем довольно. По крайней мере до тех пор, пока он не запечатлевает долгий поцелуй на нежной коже за моим ухом. Все мое тело распаляется, его охватывает страсть. Моя скованность улетучивается, как и моя гордость.

– Пожалуйста, – молю я, выгнув шею и запрокинув голову. – Хадсон, пожалуйста.

– Пожалуйста, что? – рычит он, и голос его звучит так хрипло, что я едва узнаю его.

Я хочу ответить ему – пытаюсь ответить ему, – но мой голос теряется в урагане страсти.

И, когда он наконец припадает губами к любимому месту на моем теле – там, где бьется пульс на горле, – все мое существо отчаянно требует его.

Он целует меня один раз, два – и вот так просто моя кровь будто превращается в бензин, а кончик его клыка, который скользит по моей коже, есть не что иное, как спичка, воспламеняющая меня даже до того, как он стонет и наконец – наконец – впивается в меня.

Его руки стискивают мои бедра, и на один короткий миг я ощущаю острую боль, когда его клыки пронзают мою кожу и проникают в вену. Но эта боль быстро проходит, и остаются только наслаждение и жар. Жар, который обдает мою кожу, переполняет мою кровь, обжигает нервные окончания. Жар, который затопляет, захлестывает меня, который заставляет меня гореть.

Меня сотрясает дрожь, бьют электрические разряды, и я загораюсь, как северное сияние, пляшущее на ночном небе Аляски. Хадсон вонзает свои клыки все глубже – и я думаю, что в легендах о вампирах все неправильно. В них говорится, что укусов вампиров следует бояться, но в укусе Хадсона нет ничего пугающего, если не считать тех ощущений, которые он будит во мне. Если не считать того, как отчаянно он заставляет меня хотеть его – настолько, что все остальное перестает существовать.

И вот уже Сайруса нет.

Нет войны.

Нет смерти.

Нет ничего, кроме Хадсона и электрического тока между нами.

Он глухо стонет, его пальцы впиваются в мои бедра, а я выгибаюсь и дрожу, прижимаясь к нему. И прошу его взять еще больше. Пока мы не доходим до точки, где уже нет меня и нет его. Есть только мы, тонущие друг в друге. Раскалившиеся от наслаждения.

Я дрожу, прижимаясь к Хадсону, позволяя ему взять меня всю – до того момента, пока он с рычанием не отстраняется. Я хнычу, пытаюсь его удержать, но из этого ничего не выходит. Он поднимает голову, бранясь, и отодвигается от меня на несколько дюймов. Это совсем немного, но я остро чувствую это и пытаюсь опять притянуть его к себе. Опять притянуть его к моему горлу, к моей вене. Но Хадсон сопротивляется, его ярко-синие глаза смотрят на меня с тревогой, от которой пламя, пылающее во мне, гаснет, словно от ушата с ледяной водой.

– Я в порядке, – заверяю я его, предвидя следующий вопрос. – Ты выпил совсем немного крови.

– Нет, я выпил слишком много, – не соглашается он, говоря с выраженным британским акцентом, который порой раздражает, но чаще возбуждает меня. – Ты дрожишь.

Я закатываю глаза и теперь уже сама покрываю поцелуями его мускулистое горло.

– Я уверена, что моя дрожь вызвана не потерей крови.

– В самом деле? Тогда чем?

– Поцелуй меня, и я покажу тебе, – шепчу я, уткнувшись в него.

– Покажи мне, и я поцелую тебя, – парирует он.

– Я надеялась, что ты это скажешь. – Я царапаю зубами его подбородок, и теперь уже он прижимается ко мне.

– Я люблю тебя, – шепчет он, уткнувшись лицом в мои волосы, и эти слова потрясают меня, словно электрический разряд, хотя и приятный.

Быть может, когда-нибудь они станут для меня привычными. Уютными. Похожими на теплое одеяло, греющее сердце и душу. Но сейчас они как фейерверк, они взрываются в глубине моего сознания и потрясают меня до кончиков ногтей.

– Я люблю тебя еще больше, – шепчу я, целуя его горло, а затем его ключицу, одновременно расстегивая пуговицы рубашки. Ему следовало бы принять душ, и мне тоже, но сейчас жар и запах его тела возбуждают меня.

Из-за того, что он так близко, я не могу ждать. Я дергаю и его одежду, и свою, отчаянно желая, чтобы прижаться к его обнаженному телу. Мне необходимо обнимать его, касаться его, знать, что что бы ни произошло, у меня всегда будет это.

Что рядом со мной всегда будет Хадсон.

Но прежде, чем я успеваю найти способ сказать ему это, он отстраняется от меня – его грудь ходит ходуном, глаза горят, на нижней губе блестит крошечная капелька крови. Его волосы, обычно идеально уложенные, растрепались, и он выглядит таким сексуальным. Я хочу сейчас одного – опять запустить в них руки, притянуть его к себе и позволить страсти на время унести нас прочь от всего этого ужаса.

Но он держит мои руки в своих, и по тому, как он закрывает глаза и делает долгий судорожный вдох, видно – он хочет мне что-то сказать.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

Он качает головой.

– Просто я люблю тебя, только и всего.

– Я тоже тебя люблю.

– И мне жаль…

– Тебе жаль, что ты любишь меня? – спрашиваю я и чувствую, как жар внутри меня уступает место внезапному холоду.

– Нет! – Его глаза, его прекрасные небесно-синие глаза широко раскрываются. – Я никогда не смог бы об этом пожалеть. Я буду любить тебя всю жизнь.

– Ты хочешь сказать, вечно? – Я смеюсь. – Я за.

– Вообще-то я хотел поговорить с тобой именно об этом.

– О вечности? – прикалываюсь я, стараясь не обращать внимания на звучащий внутри меня сигнал тревоги. Потому что это Хадсон, и он никогда не сделает ничего, что причинило бы мне вред.

Он сглатывает, и на его челюсти начинают перекатываться желваки.

– Мне нужно, чтобы ты сделала для меня кое-что.

– Все что угодно.

Он закрывает глаза и опускает голову, так что волосы падают ему на лицо. Я убираю их, чтобы видеть его глаза, когда он откроет их вновь, и фокусируюсь на его мягких прядях вместо того, чтобы беспокоиться о том, что он собирается мне сказать. Потому что не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять – что бы это ни было, мне это не понравится.

Он поднимает мою руку, целует мою ладонь и крепко сжимает ее. Затем открывает глаза, и я вижу в них решимость, которой прежде там не было. У меня сжимается сердце, и тут он кладет другую мою руку, ту, на которой находится тату с Короной, на свою грудь.

– Я хочу, чтобы ты пустила ее в ход.

– О чем ты? – недоумеваю я.

– Я хочу, чтобы ты использовала Корону и лишила меня моей силы.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации