Текст книги "Сокровище"

Глава 39
Потерянное и найденное

– Хадсон! – вопит она. – Хадсон, Хадсон, Хадсон!

Ее энтузиазм вызывает у него улыбку – хотя мне казалось, что сейчас это невозможно. Он бросается к ней и падает на колени, чтобы она смогла обнять его.

Она с воодушевлением обхватывает руками его шею и визжит так, будто ей только что преподнесли лучший подарок за всю ее жизнь.

– Мама и папа говорили, что мы никогда тебя больше не увидим, но я знала, знала, что ты вернешься!

– Что ж, ты была права, – отвечает он, и его британский акцент кажется заметнее, чем обычно. Это верный знак того, что он очень взволнован.

– Я знала, что я права. Пойдем, пойдем, надо сообщить маме! – Она хватает его за руки и пытается заставить его встать.

– Безусловно, – соглашается он. – Но я сначала представлю тебя моим друзьям

– Конечно! – визжит она, захлопав в ладоши. Затем она смотрит на меня и говорит: – Меня зовут Тиола! Я так рада познакомиться с тобой!

Я открываю рот, чтобы сказать, что это я, Грейс. И тут у меня обрывается все внутри. Мы с Хадсоном гадали, перезапустилась ли наша временная линия, когда мы покинули Норомар. Стрела времени, пронзившая меня, вроде бы поразила и его. Но Тиола помнит Хадсона, а меня нет… значит, только моя временная линия изменилась.

Если учесть, что я утратила воспоминания о Мире Теней, а Хадсон – нет, сейчас кажется глупым, что мы не подумали об этом. Это логично. И все же мне хочется сесть на землю и зареветь. Почему-то мне казалось, что раз воспоминания вернулись ко мне, значит, моя временная линия не изменилась. Но оказалось, что это не так. Как же это скверно.

Я наконец вспомнила все, что произошло в Норомаре, – и всех замечательных, чудесных людей, с которыми я познакомилась здесь. Но никто из них меня не вспомнит.

Как не помнит меня эта девочка, с которой я вместе гуляла, пекла печенье и которой на ночь читала сказки.

Кауимхи, Луми, Тиниати – так странно сознавать, что все они дороги мне, что я беспокоюсь о них, думаю о них, а они даже не знают, кто я такая. Даже Арнст и Мароли, которые приютили нас в своем доме и так нам помогли, не узнают меня, как не узнала Тиола.

– Я Грейс, – говорю я ей, пожимая ее фиолетовую ручку со всем уважением, которого заслуживает эта встреча.

– Я очень рада с тобой познакомиться, – отвечает она нараспев. – У тебя красивые волосы.

– Спасибо. Твои волосы тоже очень красивые.

– Да, они красивые. – Она улыбается и качает головой. – Так мне говорит мама.

– Твоя мама права, – говорит Хезер, наклонившись, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с глазами Тиолы. – Меня зовут Хезер.

– Ты обыкновенный человек! – У Тиолы округляются глаза, она хлопает в ладоши. – Я всегда хотела познакомиться с обыкновенным человеком!

Эти слова так похожи на то, что она когда-то сказала мне, что у меня щемит сердце. Похоже, Хезер очарована ей, и они болтают несколько секунд, после чего Тиола начинает знакомиться с Флинтом.

Она не торопясь знакомится со всеми по очереди, и, когда доходит до конца – и пожимает руку Джексону, – ее рюкзак громко воркует.

Громко и знакомо.

– Тиола. – Хадсон произносит ее имя тоном человека, которому страшно надеяться. – Кто у тебя в рюкзаке?

– Ты знаешь, кто у меня в рюкзаке, глупый! – отвечает она и снимает рюкзак с плеч. – Я знала, что ты вернешься, и держала ее рядом, берегла ее для тебя. Думаю, она не знает, кто ты – меня она не помнила, – но я рассказала ей о тебе.

Мое сердце колотится так, что я боюсь, оно разорвется прежде, чем она откроет этот рюкзак. Чтобы перестраховаться – а вдруг мы ошибаемся, – я придвигаюсь к Хадсону и сжимаю его руку. И молюсь, как уже давно не молилась.

– Давай, малышка, выходи, – ласково говорит Тиола, опустившись на колени и расстегнув пряжку рюкзака. – Хадсон наконец вернулся и хочет увидеть тебя.

Опять слышится воркование, на этот раз громче. Тиола сует в рюкзак руку и достает из него умбру, совсем маленькую, размером не больше грейпфрута.

У меня падает сердце. Это все-таки не Дымка – эта умбра слишком мала, чтобы быть той, которая не отходила от Хадсона все время, пока мы жили в Адари.

Но тут Тиола поворачивается и радостно восклицает:

– Познакомься с Дымкой-малышкой.

Она полна такого воодушевления, что практически выкрикивает имя умбры, протягивая ее Хадсону.

Сперва никто из них не шевелится. Они просто смотрят друг на друга, широко раскрыв глаза. Затем Дымка испускает громкий крик и бросается Хадсону на грудь. И, растянувшись так тонко, как она только может, взбирается по нему, пока ее маленькая мордочка не оказывается прямо напротив его лица, так что она смотрит ему в глаза.

Затем она что-то чирикает, чирикает, чирикает ему – я не понимаю, что значит ее чириканье, но очень похоже, что она ругается. Что касается Хадсона, то он не произносит ни слова. Не издает ни звука. Он просто смотрит на нее, как будто увидел призрак, а затем оседает на землю.

Когда колени у него подгибаются, я протягиваю к нему руки, пытаясь подхватить его прежде, чем он упадет, но уже поздно. Я оказываюсь на земле рядом с ним и Дымкой.

Я глажу маленькую умбру, но Дымка шипит на меня и отстраняется, чтобы касаться только Хадсона и ни под каким видом не касаться меня. По-видимому, несмотря на отсутствие воспоминаний, некоторые вещи не меняются никогда.

– Ты здесь, – произносит Хадсон, и в его голосе звучат изумление и радость. – Ты правда здесь.

Похоже, Дымка на своем собственном языке говорит ему то же самое. Она соскальзывает с его груди, и Хадсон подхватывает ее и гладит неясно очерченную щечку.

По словам Тиолы, Дымка не помнит его, и, быть может, так оно и есть. Но если я что-то и уяснила за последние месяцы, то это то, что сердце и душа человека помнят те вещи, которые сознание не смогло удержать. Если бы это было не так, я бы никогда не поняла, какую надпись надо выгравировать на застежке браслета, который я подарила Хадсону.

И сейчас, когда Дымка воркует, глядя в синие глаза Хадсона, очевидно, что какая-то часть ее существа очень даже помнит его.

Слава богу.

Однако в конце концов волнение этого воссоединения оказывается для Дымки-малышки непосильным, она сворачивается калачиком на сгибе руки Хадсона и крепко засыпает.

Когда она начинает довольно похрапывать, я опускаюсь рядом с ними на корточки и шепчу:

– Я же говорила тебе, что она будет здесь.

Он закатывает эти свои прекрасные синие глаза, но вместо саркастического замечания, которого я ожидала, говорит:

– Мне надо чаще слушать тебя.

– Извини, что? Что я только что услышала от тебя? – спрашиваю я, оглянувшись на наших друзей, которые занялись собственными делами, как только новизна этого зрелища – вида Хадсона, зачарованного детенышем-умброй, – прошла.

– Не верь ему, – говорит мне Джексон. – Он явно не в себе.

– Кто знал, что Хадсону придется отправиться в Мир Теней, чтобы найти существо, которое сможет так долго его терпеть? – хихикает Флинт.

– Извини, а я тогда кто? – спрашиваю я.

– Ты не в счет. Ты с ним сопряжена – что произошло каким-то мошенническим путем, – а я говорю обо всех остальных на нашей планете.

Хадсон показывает ему средний палец, но делает это так, чтобы этого не увидела Тиола и чтобы не побеспокоить Дымку. Затем он смотрит на Тиолу и говорит:

– Спасибо за то, что ты так хорошо заботилась о ней до моего возвращения.

Тиола улыбается и машет руками.

– Друзья всегда поступают так. Они помогают друг другу, когда это необходимо.

– Ты права, – соглашаюсь с ней я, сердито глядя на Флинта поверх ее головы. – Друзья действительно поступают именно так.

Он сжимает ладонь в жесте «бла-бла-бла», но я замечаю, что именно он протягивает Хадсону руку чтобы помочь ему встать с земли. И то, что Хадсон берет ее, говорит об их крепнущей дружбе куда больше, чем слова, которыми они подкалывают друг друга.

– Куда ты укладываешь ее, когда она засыпает? – спрашивает Хадсон Тиолу, когда мы поднимаемся по крыльцу в дом.

– Обычно в рюкзак. Но в моей комнате есть для нее еще и колыбелька. Я повязала на нее блестящие ленты, поскольку ты написал мне, что она любит их.

– Это… – Хадсон замолкает и прочищает горло. – Это отличная мысль.

– Знаю, – отвечает она. – Мама говорит, что я очень умная.

– Мама много чего говорит, – раздается веселый голос, когда дверь отворяется. – На этот раз ты привела к нам целую компанию, Тиола.

– Да, мама. И знаешь что? Я привела Хадсона!

– Хадсона? – Веселость на лице Мароли уступает место потрясению, когда она выходит на крыльцо. – О, Хадсон! – Она крепко обнимает его. – Мы так беспокоились о тебе!

Побеспокоенная Дымка тихо взвизгивает, но затем, когда Мароли отстраняется, затихает.

– Я вижу, ты нашел свою любимую маленькую умбру, – говорит Мароли, с нежностью глядя на Дымку.

– Да, нашел. Тиола сказала мне, что заботилась о ней, берегла ее для меня. – Он улыбается, и я никогда еще не видела у него такой широкой улыбки.

– Верно. Она твердила, что ты вернешься, но мы не знали, верить ей или нет.

– Тебе следует больше доверять мне, мама. – Тиола произносит это мило, но ее голос тверд. – Я же пенумбра. Я нахожу и храню то, что потерялось. Я разбираюсь в таких вещах.

– Что верно, то верно. – Мароли придерживает дверь и делает нам знак войти. – Но Хадсон больше не потерян.

Похоже, Тиола думает об этом, когда поворачивается и смотрит на Хадсона глазами, которые кажутся на века старше ее лет. Затем ни с того ни с сего говорит:

– Я не совсем в этом уверена.

– Ну, это не тебе решать, – отзывается Мароли, подталкивая ее к двери. – Иди, умойся перед обедом. – И поворачивается к нам. – Вы, конечно же, останетесь у нас. Вы наверняка голодные, а у нас куча еды. К тому же тебе, Хадсон, надо рассказать нам обо всем, что случилось в твоей жизни за то время, что мы не видели тебя.

Мне немного обидно, что она обращается только к нему. Что она совершенно забыла меня. Но я понимаю, что моя обида нелепа, и заставляю себя отбросить ее и представляюсь Мароли, как будто никогда не была с ней знакома.

Все наши друзья тоже знакомятся с ней, и это занимает немного больше времени, чем их знакомство с Тиолой, – в основном потому, что Мароли задает каждому из нас больше вопросов, чем ее дочь. Однако когда мы входим в столовую, представления уже почти закончены.

Последним, уже войдя в столовую, представляется Флинт, он начинает объяснять, что он дракон, но замолкает на полуслове. Я поворачиваюсь, пытаясь понять, что так поразило его, но прежде, чем это доходит до меня, он издает сдавленный звук и спрашивает:

– Извини, это что, святилище Хадсона Веги?

Глава 40
Поклонение Хадсону

– Святилище? – повторяет Джексон, и голос его звучит визгливо. – Где?

Флинт показывает на другой конец комнаты с выражением изумления и ужаса на лице. Я уже увидела, что он имеет в виду. И хотя «святилище» – это, возможно, сказано слишком сильно, то, что я вижу, определенно выглядит странно. Я подхожу ближе, чтобы рассмотреть все получше.

– На этом настояла Тиола. – Мароли снисходительно улыбается. – Хадсон в наших краях вроде как герой, и она сочла, что будет правильно увековечить память о его времени с нами.

– Вроде как герой? – выдавливает из себя Флинт. – Если вы устроили такое в честь Хадсона, то что же вы устраиваете в честь настоящего героя?

– Очевидно, что я и есть настоящий герой, – невозмутимо замечает Хадсон. – Что-то я не видел, чтобы кто-нибудь создавал святилища в честь тебя.

Но он слишком занят, баюкая Дымку, чтобы подойти и рассмотреть эту если-не-совсем-святилище-то-однозначно-серьезную-экспозицию, устроенную – и это меня очень веселит – в том самом месте, где когда-то стояло любимое кресло Хадсона.

Я хочу рассказать об этом Джексону и Флинту, но затем понимаю, что Мароли бы удивилась, что мне известно, где оно находилось.

Но я совершенно очарована. Давно пора и другим осознать, какой Хадсон замечательный. И, судя по виду небольшого фиолетового стола, который Мароли поставила здесь в честь Хадсона, кто-то определенно это осознает.

В центре стола стоит огромная фотография улыбающегося Хадсона, сидящего на крыльце. Вокруг этой фотографии стоят другие, поменьше – вот он с Арнстом и Мароли в саду, вот он пьет чай с Тиолой, вот он играет с Дымкой. Есть даже фотография, на которой он один стоит у озера, и я немного щурюсь, потому что я уверена, что прежде на этом фото рядом с ним находилась я.

Вся эта история с вымарыванием из линии времени какая-то стремная. Что же это за всеохватывающая магия, если она не только заставила людей забыть, что я существую, но и стереть меня с фотографий и кто знает с чего еще?

Хотя, думаю, дело здесь в эффекте бабочки – ты изменяешь что-то одно, а в результате меняется все. Линия времени стала другой, и если я никогда не существовала, то все эти вещи произошли без меня, а значит, ничего и не надо было стирать.

Вот только я существовала – и существую до сих пор, – и то, что я сейчас стою в этой комнате с этими людьми, но они не помнят меня, ужасно, невероятно странно.

Но все же не так странно, как изображающая Хадсона мраморная статуэтка рядом с фотографией, на которой он запечатлен у озера. Или чайная чашка, из которой он пил, стоящая около его фото с Тиолой. Или лоскуток ткани, оторванный – я в этом уверена – от какого-то предмета его одежды, хотя я не могу вспомнить, от какого именно.

А вот Джексон, похоже, помнит. Впрочем, он куда больший фанат итальянских дизайнеров, чем я.

– Ни хрена себе, – бормочет он, нагнувшись, чтобы разглядеть лоскут получше. – Это «Армани»?

Я смеюсь. Боже, так и есть. Это лоскут от брюк, которые были на Хадсоне, когда мы бежали из его берлоги. Он оставил их здесь, когда мы направились в горы, потому что нас преследовала Королева Теней, и потом он еще не одну неделю ныл по поводу плохого качества брюк, которые ему приходилось носить вместо своей пары.

Но ни он, ни я не могли и подумать, что кусок этих брюк будет выставлен на всеобщее обозрение.

Внезапно парадная дверь отворяется, и Мароли кричит:

– О, Арнст, угадай, кто к нам пришел!

Когда она торопливо идет к двери, Флинт поворачивается к Хадсону и ко мне.

– Мне плевать, насколько безумен весь наш чертов мир – я знаю только, что ненормально выставлять штаны человека в каком-то дурацком святилище, состряпанном в его честь! – Надо признать, что это похоже на какую-то хрень, посвященную серийному убийце.

– Справедливости ради стоит заметить, что это всего лишь кусок брючины. А не целая пара брюк, – говорю я.

– А чем это лучше? – шипит Джексон. – И кто вообще эти люди?

– Наши друзья, – отвечает Хадсон тоном, не терпящим возражений. – Наши очень добрые и готовые помочь друзья, у которых я проведу эту ночь, проведу в комфорте, перед тем как пересечь половину этого чертова Мира Теней в поисках мамаши Лореляй. А вы можете убираться к черту.

– Я не имел этого в виду, чувак. Я просто хочу сказать… – Джексон оглядывается по сторонам, как будто не может поверить, что психуют только он, Флинт и Мэйси. – Неужели тебя не беспокоит, что они попытаются изготовить пару брюк из твоей кожи или что-нибудь еще в этом роде?

Этот образ настолько дик, что напряжение в комнате спадает, и мы все хохочем. Не только потому, что мысль о милейших Тиоле и Мароли, сдирающих с Хадсона кожу, совершенно абсурдна, но и потому, что Хадсон так силен, что понадобилась бы целая армия рэйфов, чтобы одолеть его. Пусть в Мире Теней у него и нет его магических способностей, но он как-никак вампир. Супружеская пара фермеров и их дочь не имеют против него ни единого шанса, не говоря уже о том, что они ничего не могли бы сделать против нас всех.

Мы все еще смеемся, когда в комнату входит Арнст.

– Хадсон! Ты вернулся к нам!

Моя пара быстро кладет Дымку мне на колени, и Арнст заключает его в медвежьи объятия и на несколько дюймов отрывает от пола.

– Я так рад видеть тебя!

– Я тоже рад видеть вас всех, – отвечает Хадсон. – Извини, что нагрянул к вам как снег на голову.

– Об этом не беспокойся. – Арнст небрежно машет рукой. – Два раза – это уже традиция. Так что теперь мы всегда будем ждать тебя, пусть и не зная, когда ты заглянешь к нам опять.

Он поворачивается и улыбается нам.

– И я вижу, что на этот раз ты привел с собой друзей. Полагаю, к тому времени, как мы закончим ужин, будет уже поздно, так что скажу сейчас – я надеюсь, что все вы планируете у нас заночевать.

– С удовольствием, – говорю я ему. – Если вы примете нас.

– Конечно, мы вас примем. Друзья Хадсона – это наши друзья. – За моей спиной Флинт издает чуть слышный звук, похожий на рвотный позыв – который, к счастью, стихает, как только я наступаю ему на ногу.

– К сожалению, в доме не хватит места для вас всех, – продолжает Арнст. – Но у нас есть барак, который мы используем, когда нанимаем сезонных работников во время сбора урожая.

– Нас это устроит, – с улыбкой отвечает Хадсон.

– Да, – соглашаюсь я. – Мы благодарны, что у вас вообще есть для нас хоть какое-то место.

– Не мели чепухи, Хадсон. Ты не будешь ночевать в бараке. – Идя на кухню, Мароли треплет его по плечу. – Ты будешь спать в комнате для гостей, как в прошлый раз.

– Кто бы сомневался, – бормочет Флинт.

– Комната для гостей – это отлично. Там такая удобная кровать. – Говоря это, Хадсон смотрит на Флинта со злорадной улыбкой, и я с трудом сдерживаю смех.

– Мы с Мароли приготовим ужин через несколько минут. В конце этого коридора есть ванная. Вы можете по очереди сходить в туалет и привести себя в порядок, пока мы тут будем накрывать на стол.

Я готовлюсь вернуть Дымку Хадсону – потому что мне очень хочется сходить в туалет, – но она просыпается до того, как я передаю ее ему. Я замираю, когда ее большие фиолетовые глаза моргают раз, затем другой. Я напрягаюсь, ожидая, что сейчас она психанет, но, когда она даже не вскрикивает, начинаю думать, что она, видимо, не против, чтобы я держала ее и дальше. Я решаю попытаться убаюкать ее, чтобы она снова заснула.

Это оказывается ужасной ошибкой.

Когда глаза Дымки моргают в третий раз и она видит прямо над собой мое лицо, начинается настоящее светопреставление. Она испускает вопль, оглушающий меня. А затем слетает с катушек – шипя и царапаясь, она вырывается из моих объятий.

Я совершаю еще одну ошибку – пытаюсь поймать ее, – ведь мне однозначно не хочется уронить кого-то настолько маленького, даже если это рассерженный детеныш умбры, – но это только злит ее еще больше. Она поворачивается и, ощерившись, вонзает свои маленькие зубки в мою руку.

– Дымка, нет! – рычит Хадсон и, просунув палец между ее ртом и моей кожей, отрывает ее от моей руки. – Мы не кусаемся.

Она поворачивается к нему, зарычав, но тут до нее доходит, кто держит ее, и рычание тотчас превращается в воркование. Она прижимается к нему, взбирается по его груди и нежно обвивается вокруг шеи.

– Ты в порядке? – спрашивает Хадсон, взяв меня за руку.

– Да, все хорошо, – говорю я, потому что так и есть. Крошечные детские зубки Дымки даже не проткнули мою кожу, хотя я уверена, что она старалась. Однако я задета. Я знаю, что прежняя Дымка не любила меня, но я полагала, что с этой новой Дымкой у меня будет какой-то шанс.

Но, похоже, ненависть ко мне заложена в самой ее ДНК. Вот заноза.

– Ты уверена? – спрашивает он, подняв мою руку, чтобы рассмотреть ее лучше.

– Да, вполне. – Я высвобождаю руку. – У меня даже не останется синяка.

– Однако… – Он замолкает, когда Дымка нежно шлепает ладошками по его щекам, что-то чирикая ему.

– Мы не кусаемся, Дымка, – повторяет он и, нагнувшись, ставит ее на пол. – И тем более не кусаем Грейс.

Как только он выпускает ее из рук, Дымка испускает еще один пронзительный вопль. Но на сей раз она к тому же опрокидывается на пол и начинает истерично рыдать.

Хадсон смотрит на меня, и на его лице написан ужас.

– Что же мне делать? – спрашивает он.

– Почему ты спрашиваешь меня? – отвечаю я вопросом на вопрос.

– Ясен пень, надо посадить ее обратно в рюкзак, – говорит Иден, подав голос впервые после того, как она представилась Мароли. – Ее следует наказать, чтобы она подумала о том, что натворила.

Когда мы все удивленно поворачиваемся к ней, она пожимает плечами.

– Почему на ваших лицах написан такой шок? У меня есть маленькие двоюродные братья и сестры.

Мы все снова разражаемся смехом – в том числе и Хадсон, – что только заставляет Дымку истерить еще больше.

– Хорошо. Тиола, можно мне взять рюкзак, в котором ты держишь Дымку? – кричит Хадсон, чтобы перекрыть вопли умбры.

– Я займусь этим сама, – отвечает Тиола и, подняв с пола бьющуюся в истерическом припадке Дымку, со знанием дела засовывает ее в рюкзак и застегивает его на пряжку. Ясно, что это не первая истерика маленькой умбры. – Я уже привыкла к ее сценам

– К ее сценам? – повторяет Хадсон, подняв брови.

– О да. Она закатывает их часто. – Тиола вздыхает. – Но к счастью, они длятся недолго.

– Ничего, – говорю я Хадсону. – Она снова с тобой, и это главное.

В наступившем после этих слов благословенном молчании мы все уставляемся друг на друга. Затем Флинт хлопает Хадсона по спине и важно изрекает:

– Бойся своих желаний, они имеют свойство сбываться.

– Да уж, – отвечает Хадсон, с неподдельным ужасом глядя на Тиолу. – Точнее и не скажешь.