Текст книги "Чародей"

– Без тебя такая тоска, Таита, – подытожил он. – Мне кажется, я умру со скуки. Заставь Наджу снова разрешить нам видеться. Чары какие-нибудь на него наведи.

– Есть над чем подумать, но сейчас у нас нет времени, – ловко уклонился Таита. – Едва узнав, что мы сбежали из храма, Наджа пошлет на поиски целое воинство. А я еще не успел сообщить тебе свои новости.

Наскоро и в общих чертах маг поведал Неферу о том, что случилось с ним со дня последней их встречи. Рассказал о родстве между Наджей и Троком, о том, как посетил место гибели фараона Тамоса и о сделанной там находке.

Нефер слушал не перебивая, но когда Таита заговорил о смерти отца, глаза мальчика наполнились слезами. Он отвел взгляд, закашлялся и утер слезы тыльной стороной ладони.

– Теперь ты понимаешь, насколько опасно твое положение, – продолжил Таита. – Я уверен, что Наджа сильно замешан в смерти фараона, и чем ближе мы подбираемся к доказательствам этого, тем серьезнее опасность.

– Однажды я отомщу за отца, – поклялся Нефер, и голос его прозвучал твердо и холодно.

– И я помогу тебе в этом, – пообещал Таита. – Но пока наша задача – оберечь тебя от ненависти Наджи.

– Что ты задумал, Таита? Удастся ли нам сбежать из Египта, как мы собирались прежде?

– Нет, – старик покачал головой. – Разумеется, я рассматривал такую возможность, но регент надежно запер нас здесь. Стоит нам направиться к границе, и он пошлет по нашим следам тысячу колесниц.

– Так как нам быть? Тебе ведь тоже грозит опасность.

– Нет. Я убедил Наджу, что без моей помощи у него ничего не выйдет.

Он рассказал, как провел в храме Осириса ложный ритуал и сумел уверить регента в своей готовности поделиться с ним тайной вечной жизни.

Уловка мага повеселила Нефера.

– Ты что-то придумал? – снова спросил он.

– Нам необходимо выждать, пока не представится случай бежать или избавить мир от вредного присутствия Наджи. Пока же я буду оберегать тебя всеми доступными мне средствами.

– Какими же?

– Наджа отправил меня к Апепи – устраивать эти переговоры о мире.

– Да, мне известно, что ты ездил в Аварис. Мне сообщили об этом в ответ на требование повидаться с тобой.

– Не в Аварис, а в ставку Апепи под Бубастисом. Когда царь согласился встретиться с Наджей, я уговорил его скрепить мир между двумя странами браком между тобой и дочерью Апепи. Оказавшись под защитой правителя гиксосов, ты можешь не опасаться ножа регента. Он не осмелится ввергнуть Египет в междоусобицу, нарушив договор.

– Апепи хочет выдать за меня свою дочь? – Нефер удивленно уставился на воспитателя. – Ту самую, в красном одеянии, которую я видел сегодня утром на церемонии?

– Ту самую, – подтвердил Таита. – Ее зовут Минтака.

– Я знаю, – торопливо заверил юноша. – Ее назвали в честь маленькой звезды в созвездии Охотника.

– Да, это она, – кивнул маг. – Минтака, страшненькая такая, с большим носом и смешливым ртом.

– И вовсе не страшненькая! – В возмущении Нефер вскочил, едва не опрокинув челнок и не отправив обоих седоков барахтаться в иле на дне лагуны. – Она самая красивая… – Заметив выражение на лице Таиты, он слегка успокоился. – Я хотел сказать, что внешность у нее довольно приятная. – И молодой фараон грустно усмехнулся. – Вечно ты меня подлавливаешь. Но тебе придется признать, что она красивая.

– Если тебе нравятся большие носы и смешливые рты, то да.

Нефер поднял валявшуюся на дне лодки дохлую рыбешку и запустил ею в Таиту. Тот пригнулся.

– Когда мне можно будет поговорить с ней? – спросил Нефер, делая вид, будто этот вопрос не имеет для него серьезного значения. – Она ведь понимает по-египетски?

– Не хуже тебя, – заверил его старик.

– Так когда же я с ней встречусь? Устрой мне свидание.

Таита предвидел это требование.

– Ты можешь пригласить царевну и ее свиту на охоту в здешних болотах, после чего можно устроить маленькое пиршество.

– Сегодня же вечером отправлю Асмора с приглашением, – решил Нефер.

Но Таита покачал головой:

– Асмор первым делом пойдет к регенту, а Наджа сразу почует опасность. Едва он смекнет, что к чему, сразу сделает все возможное, чтобы помешать вам встретиться.

– Но как же тогда быть? – Юноша выглядел взволнованным.

– Я сам к ней пойду, – пообещал Таита.

В этот миг с разных направлений в заросшем папирусом болоте послышались далекие крики и плеск весел.

– Асмор хватился тебя и послал своих ищеек привести царя обратно. Сам видишь, что избавиться от него будет нелегко. А теперь слушай внимательно, у нас очень мало времени.

Они торопливо посовещались, договорившись о способе обмена сообщениями. Все это время крики и плеск становились громче, приближаясь. Через несколько минут в лагуну, разорвав завесу из папируса, влетело небольшое военное судно с вооруженными людьми и двадцатью гребцами.

– Фараон здесь! – раздался голос с палубы. – Держи на лодку!

На заливном лугу, граничащем с папирусным болотом у реки, гиксосы устроили площадку для тренировок. Когда Таита покинул храм, два подразделения стражи Апепи упражнялись здесь во владении оружием под палящими лучами утреннего солнца, падающими с безоблачного неба. Две сотни воинов в полной выкладке бегали взапуски через болото, утопая в иле по пояс, а тем временем отряды колесниц совершали на равнине сложные перестроения: из колонны по четыре в колонну по одному, затем веером разворачивались в линию. Пыль клубами поднималась из-под колес, солнце играло на остриях копий, ветер трепал яркие цветные флажки.

Таита остановился у мишеней и понаблюдал за тем, как пятьдесят лучников стреляют по ним с сотни локтей, выпуская по пять стрел одну за другой. Потом стрелки перебежали к соломенным чучелам, изображавшим человека, вытащили стрелы и снова выпустили их по цели, расположенной уже на расстоянии двух сотен локтей. Плеть наставника безжалостно опускалась на спину того, кто медленно переходил от рубежа к рубежу или промахивался. Бронзовые шипы на кожаных ремнях оставляли кровавые пятна в тех местах, где они впивались в кожу через льняные рубахи.

Таиту никто не остановил. Пока он проходил мимо, копейщики, с воинственными выкриками отрабатывавшие в парах простейшие уколы и блоки, прервали упражнение и притихли, провожая его почтительными взорами. Его окружала грозная слава. Только когда чародей удалился, тренировка возобновилась.

В дальнем конце поля, по короткой зеленой траве близ болота, маневрировала на скорости между мишеней и столбов одинокая колесница. Это была колесница для разведки, со спицевыми колесами и сплетенным из бамбука корпусом, очень быстрая и достаточно легкая, чтобы двое мужчин могли поднять ее и перенести через препятствие.

Запряжены в нее были две великолепные гнедые кобылы из личных конюшен царя Апепи. Куски дерна взлетели из-под копыт, когда они обогнули метку в конце площадки и галопом помчались обратно, увлекая за собой подпрыгивающую и раскачивающуюся легкую колесницу.

Правил ею Трок. Он стоял, слегка наклонившись вперед и обмотав вожжи вокруг запястий. Борода его развевалась по ветру, длинные усы и цветные ленты закинуло за плечо; дикими криками он подгонял упряжку. Таите пришлось признать его мастерство: даже на такой скорости гиксос прекрасно управлял парой кобыл, направляя их бег строго по прямой линии между столбами, чтобы стоявшему на платформе лучнику удобнее было поражать проносящиеся мимо цели.

Опершись на посох, Таита наблюдал, как колесница на полном ходу приближается к нему. Гибкая фигурка и грациозность лучника не оставляли сомнений, кто это. На Минтаке была складчатая малиновая юбка выше колена. Ремешки сандалий оплетали стройные икры. На левом запястье был кожаный наруч, а грудь укрывала кожаная кираса, скроенная по форме ее маленьких округлых грудей. Доспех призван был защищать чувствительные соски от щелчков тетивы, когда лучница отправляла очередную стрелу в мишень, мимо которой пролетала колесница.

Узнав Таиту, Минтака прокричала приветствие и замахала над головой луком. Черные ее волосы были покрыты тонкой работы плетеной сеточкой и подпрыгивали у нее на плечах при каждом скачке колесницы. Краски на лице не было, но от ветра и упражнений на щеках у нее появился румянец, а в глазах блеск. Таита не брался представить себе Хезерет скачущей в колеснице в роли стрелка, но уклад гиксосов позволял женщине такое занятие.

– Да улыбнется тебе Хатхор, маг! – со смехом воскликнула девушка, когда Трок развернул колесницу и остановил ее боком перед Таитой.

Старик знал, что Минтака избрала себе в покровительницы эту изящную богиню, предпочтя ее грубым гиксосским божествам.

– Да навеки возлюбит тебя Гор, царевна Минтака, – благословил Таита в ответ, в знак особого расположения признавая за девушкой царский титул, в котором отказывал ее отцу.

Спрыгнув с колесницы в вихрящуюся пыль, девушка подбежала к египтянину и обняла, обвив руками за шею. Твердый край кирасы уперся ему в ребра. Почувствовав, как он вздрогнул, она сделала шаг назад.

– Я только что прострелила пять голов, – похвасталась Минтака.

– Твое воинское искусство уступает только твоей красоте, – улыбнулся маг.

– Ты мне не веришь, – вскинулась она. – Ты думаешь, что раз я девчонка, так не могу с луком управляться? – Не дожидаясь его возражений, гиксоска подбежала к колеснице и запрыгнула на платформу. – Гони, вельможа Трок! Еще круг, и на полной скорости.

Трок щелкнул вожжами и развернул колесницу так резко, что стоявшие в ней даже не сдвинулись с места.

– Хей! Хей! – крикнул он, когда повозка выровнялась, и лошади помчались во весь опор.

Каждая мишень размещалась на верхушке низкого шеста, на уровне глаз лучника. По виду они напоминали человеческую голову и были вырезаны из деревянной колоды. Ошибиться, кого изображают мишени, было невозможно: каждой голове было придано сходство с египтянином, в шлеме и со значком полка, а грубо намалеванные лица были гротескными, как у людоедов.

«Не приходится гадать, как относится к нам художник», – хмыкнул про себя Таита.

Минтака вытащила из прикрепленной к борту корзины стрелу, наложила на тетиву, натянула лук. Взяла прицел, при этом ярко-желтое оперение коснулось ее поджатых губ, как в поцелуе. Трок подвел колесницу к первой мишени, стараясь создать девушке хорошие условия для выстрела, но грунт был неровный. Хотя гиксоска и согнула ноги в коленях, чтобы сгладить толчки, ее качало в такт движениям повозки.

Поравнявшись с целью, Минтака спустила тетиву, и Таита поймал себя на мысли, что задержал дыхание от волнения. Но беспокойство оказалось напрасным, потому как с луком царевна управлялась умело. Стрела вонзилась в левый глаз истукана и задрожала, сверкая на солнце желтым оперением.

– Бак-кер! – воскликнул маг, захлопав в ладоши, а девушка на несущейся дальше колеснице радостно засмеялась.

Она выстрелила еще дважды. Одна стрела глубоко вошла в лоб, другая попала в рот мишени. Такой меткостью мог бы с полным правом гордиться опытный колесничий, не говоря уж о молоденькой девчонке.

У дальнего столба Трок развернул колесницу, и она понеслась назад. Гривы лошадей развевались, уши прижались к голове. Минтака снова выпустила стрелу и всадила ее прямо в кончик намалеванного на деревяшке громадного носа.

– Клянусь Гором! – в удивлении воскликнул Таита. – Она стреляет, как джинн!

Последняя мишень быстро приближалась; Минтака грациозно покачивалась, щеки у нее раскраснелись, из-под приоткрытых в сосредоточенности губ блестели белые зубы. Девушка спустила тетиву, стрела ушла немного выше и правее, разминувшись с целью буквально на ширину ладони.

– Трок, безмозглый ты осел! – вскричала царевна. – Ты въехал прямиком в ту яму, как раз когда я выстрелила!

Она спрыгнула с колесницы, не дождавшись ее остановки, и снова обрушилась на Трока:

– Ты сделал это нарочно, чтобы опозорить меня на глазах у мага!

– Ваше высочество, я сокрушен собственным моим неумением.

Перед лицом ее гнева могучий Трок оробел, как нашкодивший мальчишка. Похоже, он и впрямь пылает к ней любовью, отметил Таита.

– Тебе нет прощения. Я не позволю тебе снова быть при мне возницей. Никогда.

Прежде она не выказывала на глазах у Таиты свой крутой нрав, и вкупе с проявленной меткостью это подняло ее в глазах мага еще выше. «Такая жена осчастливит любого мужчину, даже фараона из династии Тамоса», – решил он, но старательно не показал радости, не то Минтака могла перенаправить свой гнев на него.

Тревожился он напрасно: едва царевна повернулась к нему, на лице ее снова расцвела улыбка.

– Четыре из пяти – достаточный успех для воина на Красной дороге, ваше высочество, – заверил ее маг. – Да и в промахе действительно виновата коварная яма.

– Ты наверняка умираешь от жажды, Таита. Уж я-то точно, – сказала она и, безыскусно взяв его под руку, повела туда, где на берегу реки ее служанки расстелили скатерть и поставили блюда со сладостями и кувшины с шербетом.

– Мне так о многом надо расспросить тебя, – продолжила девушка, устроившись на овчине рядом с ним. – Мы не виделись с твоего отъезда из Бубастиса.

– Как поживает твой брат Кьян? – Он опередил ее, предвидя, о чем будет ее вопрос.

– Снова стал самим собой, – со смехом ответила царевна. – А задается еще больше, чем прежде. Отец велел, чтобы он присоединился к нам, как только полностью поправится. Ему хочется, чтобы, когда будет заключаться мирный договор, вся семья была рядом.

Разговор о всякой всячине продолжался еще некоторое время, но Минтака поддерживала его рассеянно. Маг ждал, когда она перейдет к теме, на самом деле интересующей ее. И удивился, когда вместо этого девушка обратилась вдруг к Троку, который стоял невдалеке с видом побитого пса.

– Ты можешь идти, – холодно сказала она ему.

– Ты поедешь со мной завтра поутру, царевна? – проговорил Трок почти умоляюще.

– Завтра у меня, вероятно, найдутся другие дела.

– Тогда послезавтра? – Даже усы у военачальника как-то жалобно обвисли.

– Принеси мне мои лук и колчан, пока ты еще здесь, – приказала ему Минтака, не удостоив ответом.

Трок, покорный, как слуга, принес ей оружие и положил рядом.

– Прощай, вельможа.

Девушка снова повернулась к Таите. Трок помялся еще пару минут, потом затопал к колеснице.

– Как давно Трок влюблен в тебя? – прошептал Таита, глядя ему вслед.

Минтака изумленно уставилась на него, потом весело рассмеялась:

– Трок влюблен в меня? Но это же смешно. Он такой же древний, как пирамиды в Гизе, – ему уже лет тридцать, наверное! К тому же у него есть три жены и одной Хатхор ведомо сколько наложниц!

Таита вытащил стрелу из ее богато отделанного колчана и стал разглядывать. Оперение было синим и желтым. Маг прикоснулся пальцем к вырезанному на древке знаку.

– Три звезды из Пояса Охотника. Минтака – самая яркая.

– Синий и желтый – мои любимые цвета, – пояснила девушка. – Все стрелы для меня изготавливает Гриппа. Это самый знаменитый стрелодел в Аварисе. Каждая стрела у него совершенно прямая и сбалансирована для ровного полета. А украшения и клейма у него – настоящее произведение искусства. Посмотри, как он вырезал и раскрасил мою звезду.

Таита повернул стрелу между пальцами и, не скупясь, высказал свое восхищение, затем вложил ее снова в колчан.

– А какое клеймо на стрелах у Трока? – как бы невзначай осведомился он.

Царевна досадливо отмахнулась:

– Не знаю. Дикий кабан, наверное, или вол. Я сыта по горло этим Троком и на сегодня, и на много дней вперед. – Она налила шербет в чашу Таиты. – Я знаю, что ты любишь мед.

Девушка явно собралась поменять тему разговора, и Таита терпеливо ждал, какую именно она выберет.

– Мне хотелось бы обсудить с тобой один щекотливый вопрос, – застенчиво призналась Минтака.

Она сорвала в траве цветок и стала крутить его, как если бы хотела плести венок. На собеседника царевна не смотрела, но ее щеки, приобретшие было обычный цвет, снова сделались пунцовыми.

– Фараону Неферу-Сети четырнадцать лет и пять месяцев от роду, он почти на год старше тебя. Он рожден под знаком Горного Козла, который прекрасно сочетается с твоей Кошкой.

Таита ответил на еще не заданный вопрос, и Минтака изумленно воззрилась на него.

– Откуда тебе известно, что именно я хотела спросить? – воскликнула она, а потом всплеснула руками. – Ну конечно, ты все знал. Ты ведь маг.

– Раз речь зашла от фараоне, то я прибыл с посланием от его величества, – ввернул Таита.

Девушка тут же вся обратилась в слух:

– С посланием? Неужели он хотя бы знает о моем существовании?

– О, это ему очень хорошо известно. – Старик отпил глоток шербета. – Не помешает добавить сюда еще меда.

Он подлил меда в чашу и перемешал напиток.

– Не дразни меня, Чародей, – отрезала царевна. – Немедленно передай мне сообщение.

– Фараон приглашает тебя со свитой на утиную охоту на болотах завтра на рассвете, а затем состоится завтрак на острове Маленькой Голубки.

Заря горела, как клинок, только что извлеченный из раскаленного горна. Заросли папируса темной полосой обрамляли горизонт. Не ощущалось ни малейшего дуновения ветра, способного пошевелить тростник, и не единый звук не нарушал тишины.

Две охотничьи лодки были причалены по противоположным сторонам маленькой лагуны, вплотную к стене тростника, обрамлявшей пространство чистой воды. Их разделяло меньше пятидесяти локтей. Царские ловчие наклоняли высокие стебли папируса так, чтобы образовался укрывающий охотников полог.

Поверхность лагуны была гладкой и безмятежной, небо отражалось в ней, как в зеркале из отполированной бронзы. Света как раз хватало, чтобы Нефер различал грациозный силуэт Минтаки в лодке напротив. Положив на колени лук, девушка сидела неподвижно, будто статуя богини Хатхор. Любая другая из известных ему девчонок, начиная с его сестер Хезерет и Мерикары, скакала бы, как птичка на перекладине, и щебетала бы без умолку.

Он перебирал в памяти все мелочи их короткой встречи этим утром. Было темно, ни один луч рассвета не заставлял побледнеть дивный свод звезд, раскинувшийся над землей; звезды казались такими яркими и близкими, что, казалось, протяни руку – и можно будет сорвать любую, как спелую фигу с дерева. Минтака пришла по тропинке от храма. Факельщики освещали ей путь, а служанки следовали позади. Царевна накинула на голову вязаный капюшон, чтобы защититься от речной прохлады, и, вопреки стараниям звезд, лицо ее оставалось в тени.

– Да живет фараон тысячу лет.

Это были первые слова, которые он от нее услышал. Ее голос показался ему слаще музыки лютни. Словно невидимые пальцы погладили его по затылку. Юноше потребовалось несколько секунд, чтобы обрести дар речи.

– Да возлюбит тебя Хатхор на веки вечные.

Он посоветовался с Таитой на предмет подходящего приветствия, после чего заучил его так, что от зубов отлетало. Заметив, как под капюшоном блеснули в улыбке ее зубы, Нефер решился добавить кое-что, помимо предложенного Таитой. Это произошло по наитию.

– Смотри! – сказал он, указывая на небо. – Вот там твоя звезда.

Царевна подняла голову и поглядела на созвездие Охотника. Звездный луч упал на ее лицо, и Нефер впервые за время встречи на тропе смог разглядеть его. У него перехватило дух.

Ее черты были строгими, но ему показалось, что он никогда в жизни не видел ничего очаровательнее.

– Боги поместили ее там нарочно для тебя, – само собой сорвалось с языка.

Лицо ее озарилось удовольствием и стало еще более прекрасным.

– Фараон настолько же любезен, насколько милостив. – Минтака отвесила легкий насмешливый поклон.

Потом царевна шагнула в стоящую наготове лодку. И не оглянулась ни разу, пока царские ловчие гребли через болото.

Нефер же постоянно повторял ее слова, твердя их как заклинание: «Фараон настолько же любезен, насколько милостив».

Где-то на болоте закричала цапля. Словно по команде, воздух наполнился шумом крыльев. Нефер совсем забыл, чего ради они приплыли сюда, такова была сила овладевшего им чувства, а ведь охоту он любил превыше всего прочего. Оторвав взор от гибкой фигурки в лодке напротив, фараон потянулся за метательными палками.

Он предпочел их луку, потому как был уверен, что девушке не хватит ни ловкости, ни силы управиться с этим тяжелым оружием, и тем самым он получит существенное преимущество. Искусно брошенная, вращающаяся палка описывает более широкую дугу, чем стрела. Сокрушительная благодаря тяжести, она скорее собьет птицу, нежели стрела с тупым наконечником, которая может увязнуть в плотном оперении водной дичи. Нефер очень рассчитывал впечатлить Минтаку своим мастерством охотника.

Первый утиный косяк летел на небольшой высоте со стороны восхода. Птицы были блестяще-черные с белым, на кончике клюва у каждой имелся различимый нарост. Вожак стаи описал дугу, уводя своих за дистанцию выстрела. Соблазнительно закрякали подсадные утки. То были захваченные в плен и прирученные птицы, которых ловчие поместили на открытой воде лагуны. Удрать им не давала веревочка, привязанная одним концом к лапке, а другим к тяжелому камню, опущенному на илистое дно.

Дикие утки описали широкий круг, потом начали снижаться, направляясь к участку открытой воды с подсадными. Со сложенными крыльями птицы быстро теряли высоту, приближаясь к лодке Нефера. Точно рассчитав момент, фараон встал, поднял палку и приготовился к броску. Он выждал, когда вожак поравняется с суденышком, и метнул палку. Та, вращаясь, устремилась к цели. Селезень заметил угрозу и принял в сторону, пытаясь уклониться. На миг создалось впечатление, что ему это удастся, но потом раздался глухой стук, взлетело облачко перьев, и утка с перебитым крылом камнем рухнула вниз. С тяжелым всплеском селезень врезался в воду, но почти тут же оправился и нырнул.

– Быстрее! – вскричал Нефер. – За ним!

Четверо нагих мальчиков-рабов плавали рядом с лодкой, из воды торчали только их головы. Онемевшими пальцами цепляясь за планшир, они стучали зубами от холода.

Двое поплыли за упавшей птицей, но Нефер понимал, что это пустые старания. Не имея других повреждений, кроме перебитого крыла, утка переныряет и переплавает любого охотника.

Потерянная добыча, с горечью подумал юноша. Прежде чем он успел бросить вторую палку, утки под углом пересекли лагуну, направляясь к лодке Минтаки. Держались они низко, не как чирки, которые при опасности свечкой взмывают вверх. Зато летели они быстро, их похожие на весла крылья с шумом рассекали воздух.

Нефер почти пожалел охотницу в лодке напротив. При такой высоте и скорости даже самый опытный лучник едва ли сумеет поразить цель. Две стрелы одна за другой устремились навстречу стае. Дважды над лагуной разнесся шлепок вонзающегося в плоть острия. Затем две утки полетели вниз, сложив крылья и свесив голову, явно убитые наповал. Их тушки шлепнулись в воду и, бездвижные, закачались на поверхности. Сборщики легко достали их и поплыли назад к лодке Минтаки, удерживая добычу в зубах.

– Два счастливых выстрела, – выразил Нефер свое мнение.

– Две несчастные утки, – отозвался Таита с носовой банки.

К этому времени все небо наполнилось птицами: едва первые лучи зари коснулись болота, как они темными облаками поднялись в воздух – так густо, что издалека казалось, будто заросли тростника загорелись и изрыгают клубы черного дыма.

Нефер распорядился, чтобы двадцать легких галер и столько же лодок бороздили все водное пространство на расстоянии трех миль от храма Хатхор и поднимали с гнезд всю водоплавающую дичь. Крылатое множество не иссякало. Тут присутствовали не только десятки разновидностей уток и гусей, но также ибисы и цапли, серые и белые, колпицы и аисты-разини. На нескольких уровнях, от самой небесной выси почти до качающихся стеблей папируса, кружили колесом или рассекали косяками воздух темные когорты. Птицы крякали, кричали, каркали и жалобно стенали.

По временам в эту какофонию вплетались взрывы серебристого девичьего смеха и радостный визг – это рабыни Минтаки поощряли госпожу на новые подвиги.

Легкий лук царевны как нельзя лучше подходил для такой охоты. Его тетиву нетрудно было натягивать и спускать, не тратя лишних сил. Гиксоска пользовалась не обычными тупыми стрелами, а оружием с отточенным металлическим острием, изготовленным специально для нее знаменитым мастером Гриппой. Тонкий как игла наконечник проходил через плотный слой перьев и вонзался в кость. Хотя они не обмолвились об этом ни единым словом, Минтака поняла: Нефер намерен устроить из охоты соревнование, и готова была доказать молодому фараону, что не уступит ему в желании победить.

Нефер был сильно задет как собственной неудачей, так и неожиданным искусством Минтаки в обращении с луком. Вместо того чтобы сосредоточиться на своих делах, он думал только о том, что происходит в другой лодке. Всякий раз, стоило ему взглянуть в ее направлении, как с неба, казалось, падала очередная птица. Это еще сильнее расстраивало его. Выйдя из себя, юноша метал палки то слишком поспешно, то с промедлением. В стремлении отыграться он начал запускать их только усилием руки, вместо того чтобы использовать для броска все тело. Правая рука быстро устала, поэтому он инстинктивно укоротил замах и согнул руку в локте, и в итоге почти вывихнул запястье.

Обычно он поражал цель в шести ударах из десяти, теперь же мазал больше чем в половине случаев. Расстройство его усиливалось. Многие из сбитых им птиц были только оглушены или покалечены и от посланных за ними рабов прятались под водой или в заросли папируса, ныряли под полог из корней и стеблей. Число добытых тушек росло на настиле днища мучительно медленно. И напротив, ликующие крики из другой лодки доносились почти непрерывно.

В отчаянии Нефер отказался от изогнутых палок и схватился за тяжелый боевой лук, но безнадежно опоздал. Упражнение с палками утомило его правую руку. Мальчик с трудом натягивал тетиву и выпускал стрелы слишком поздно по быстрым птицам и слишком рано по медленным. Таита наблюдал, как его воспитанник все глубже увязает в ловушке, которую сам же себе расставил. И решил, что небольшое унижение ему не повредит.

Магу хватило бы нескольких слов, чтобы исправить ошибку Нефера. Лет пятьдесят тому назад Таита сочинил наставления, касавшиеся не только управления колесницами и тактики, но и стрельбы из лука. Но сейчас он не так чтобы безоговорочно желал победы своему ученику и втайне улыбался, видя, как Нефер снова промахивается, а Минтака срезает двух птиц из той же самой стаи, пролетающей над ее головой.

И все-таки маг испытал сочувствие к своему царю, когда один из рабов Минтаки переплыл через лагуну и уцепился за борт Неферовой лодки.

– Ее высочество царевна Минтака выражает надежду, что могущественный фараон будет наслаждаться наполненными ароматом жасмина днями и звездными ночами с трелями соловья. Однако ее лодка начинает уже погружаться под весом добычи, а она заждалась завтрака, обещанного ей много часов назад.

«Опрометчивая выходка!» – подумал Таита, заметив, как Нефер взъярился от такой дерзости.

– Возблагодари обезьяньего или песьего бога, уж какому ты там молишься, что я человек незлобивый. В противном случае я лично отсек бы твою уродливую башку и послал твоей госпоже в ответ на эту шутку.

Таита решил, что ему пора вмешаться:

– Фараон извиняется за необдуманные слова, но он так сильно наслаждался охотой, что совсем позабыл о времени. Прошу, передай твоей госпоже, что мы немедленно отправляемся на завтрак.

Нефер сердито посмотрел на наставника, но возражать не стал и опустил лук. Два суденышка пошли на веслах к острову настолько близко друг к другу, что кучи добытых уток на донном настиле каждого не составляло труда сравнить. Ни один из охотников не произнес ни слова, но исход состязания был очевиден всем.

– Ваше величество! – окликнула Нефера Минтака. – Мне следует поблагодарить вас за воистину приятное утро. Даже не припомню, когда я испытывала такое удовольствие.

Голосок у нее был медовый, а улыбка ангельская.

– Вы слишком добры и снисходительны, – без улыбки ответил Нефер, надменно взмахнув рукой. – Мне показалось, что охота выдалась не слишком увлекательная.

Он наполовину отвернулся от нее и мрачно уставился на уходящую к горизонту линию воды и тростника. Минтака не придала этому подчеркнуто высказанному пренебрежению ни малейшего значения и повернулась к своим рабыням:

– Ну-ка, давайте споем фараону «Мартышку и осла».

Служанка подала ей лютню, царевна пробежала пальцами по струнам, затем затянула первую строфу из дурацкой детской песенки. Рабыни хором подхватили припев, подражая голосам животных и безудержно веселясь.

Губы Нефера подрагивали, готовые растянуться в усмешке, но он уже натянул маску ледяного безразличия и не мог позволить себе ее снять. Таита видел, что парень не прочь присоединиться к забаве, но вновь угодил в свою же собственную ловушку.

«Первая любовь – это такая незамутненная радость», – с доброй насмешкой подумал Таита. И, к удовольствию девушек в соседней лодке, выдал куплет собственного сочинения про то, что сказала ослу мартышка, – получилось еще смешнее, чем предыдущие. Девушки визжали от восторга и хлопали в ладоши.

Под веселое пение охотники причалили к острову. Берег был обрывистым, под ним блестел черный ил. Лодочники шагнули за борт, погрузившись до колена в чавкающую жижу, и крепко удерживали суденышко, пока рабы не перевели царевну и служанок через прогал на твердую почву.

Едва девушки благополучно перебрались на сушу, подошла царская лодка, и рабы изготовились свести на высокий берег Нефера. Но фараон надменно отстранил их. Претерпев за утро достаточно унижений, он не собирался приумножать их, полагаясь на поддержку пары полуголых мокрых рабов. Он без труда балансировал на срезе кормы, и все присутствующие восхищенно наблюдали за ним, потому как полюбоваться было чем. Минтака старалась не выдать своих чувств, но думала, что ей никогда не доводилось видеть ничего прекраснее, чем это гибкое и стройное тело юноши, только начавшее обретать черты мужественности. Даже надменное, угрюмое лицо завораживало ее.

«Он из породы, дающей героев и великих фараонов, – в приливе увлечения подумалось ей. – Жаль, что я рассердила его. Это был злой поступок, но еще до исхода дня я вновь его развеселю. Пусть Хатхор будет свидетельницей этой клятвы».

Прыжком леопарда, спускающегося с ветви акации, Нефер преодолел щель между лодкой и берегом и грациозно приземлился на расстоянии вытянутой руки от места, где стояла девушка. Помедлил, понимая, что все взоры направлены на него.

А потом грунт под его ногами обрушился. Кусок рыхлой глины, на котором стоял фараон, не выдержал его веса. На один мучительный миг мальчик застыл, размахивая руками в напрасной попытке сохранить равновесие, затем полетел спиной вперед в болотную жижу.