Текст книги "Чародей"

Таита выразительно склонил голову, изъявляя покорность. Уже много недель он готовился к этому разговору и тянул сколько мог, защищая Нефера от посягательств регента. Наджа не причинит Неферу вреда, пока не получит на то позволение лабиринтов.

– Полнолуние – самое подходящее время для лабиринтов, – сказал старик. – Я уже сделал все приготовления.

Наджа опустился на стул:

– Ты будешь строить их здесь, в моей резиденции.

– Нет, господин регент, это не лучшая мысль. – Таита понимал, что, если он хочет взять верх над вельможей, нужно вывести его из равновесия. – Чем ближе мы будем находиться к богам, тем сильнее их влияние и тем точнее окажутся предсказания. Я договорился со жрецами Осириса в Бусирисе. Именно там в полночь полнолуния я построю лабиринты. Церемония будет проходить во внутреннем святилище храма. Там хранится колонна джед – спинной хребет бога, расчлененного его братом Сетом. Эта драгоценная реликвия увеличит силу наших изысканий.

Голос Таиты был полон мистической силы, внушавшей трепет.

– В святилище будем только ты и я. Никто другой из числа смертных не должен проникнуть в тайны, что боги откроют нам. Пусть воины Асмора перекроют все подходы к храму.

Бывший адептом Осириса Наджа сразу посерьезнел. Таита рассчитывал, что ритуал, проведенный в таком месте и в такое время, произведет на вельможу особенное впечатление.

– Хорошо, так и поступим, – согласился регент.

Путешествие в царской барке до Бусириса заняло два дня. Стража Асмора сопровождала ее на четырех военных судах. Высадились путники на желтом песке под стенами храма, жрецы встретили регента псалмами и подношениями из гуммиарабика и мирры: его пристрастие к благовониям успело стать известным по всей стране.

Гостям показали приготовленные для них покои. Пока Наджа мылся, умащался и угощался шербетом и фруктами, Таита посетил в обществе верховного жреца святилище и принес жертвы великому богу Осирису. Затем, вняв тонкому намеку Таиты, жрец ушел, предоставив гостю одному готовиться к событиям вечера. Надже никогда не доводилось присутствовать при построении лабиринтов – такая честь выпадала очень немногим. Таита намеревался устроить для него впечатляющее представление, но на самом деле не собирался сам проходить через изматывающий и опасный ритуал.

После захода солнца верховный жрец пригласил регента на торжественный обед. Вельможу угощали знаменитым вином с виноградников близ храма. Именно через Бусирис великий бог Осирис познакомил Египет с лозой. Когда регент и его свита сполна насладились ароматным напитком, жрецы представили серию театральных действ, воспроизводящих историю великого бога. В каждой из сценок Осирис представал в разном цвете: белым, как пелена мумии, черным, как властелин подземного царства, красным, как бог возмездия. Но всякий раз в руках он держал крюк и плеть, эти символы власти, а ноги его были связаны, как у трупа. В последнем акте лицо у него раскрасили зеленым, подчеркивая его роль покровителя растительности. Подобно дурре, обозначающей жизнь и стойкость, Осириса погребли в земле, этом прибежище смерти. Во мраке нижнего мира он дал росток, как и семена сорго, и снова возродился в победном цикле вечной жизни.

Пока шло представление, верховный жрец перечислял почетные имена бога: Око Ночи, Вечно Доброе Естество, Сын Геба и Веннефер, Совершенный в Величии.

Затем, окутанные дымом благовоний, под звуки гонга и барабана, жрецы принялись нараспев читать эпическую поэму о борьбе между добром и злом. В ней повествовалось, как Сет, завидуя добродетельному брату, запер его в сундуке и бросил в Нил, чтобы тот утонул. Когда мертвое тело прибило к берегу, Сет разрубил его на куски и спрятал части в разных местах. В Бусирисе он укрыл колонну джед, то есть позвоночник. Их сестра Исида стала разыскивать и нашла все куски тела, после чего соединила их. А затем совокупилась с Осирисом. Пока они сочетались, ее крылья снова вдохнули в убитого жизнь.

Задолго до полуночи регент Египта потребил целый кувшин густого и крепкого вина; возбужденный вином, он вошел в состояние повышенной восприимчивости, а устроенные жрецами представления подхлестнули его трепет перед богами. Когда серебряный луч луны проник через отверстие в крыше храма и медленно двинулся по каменным плитам нефа к запертым дверям святилища, верховный жрец подал знак своим приближенным. Все встали и вышли, оставив Таиту и Наджу наедине.

Когда пение удаляющихся жрецов стихло и наступила полная тишина, Таита взял регента за руку и повел по освещенному луной нефу к дверям святилища. Стоило им приблизиться, как массивные, обитые бронзой двери сами собой распахнулись. Наджу пронизал трепет, его рука задрожала в руке Таиты. Он повернул бы назад, но маг тянул дальше.

Святилище освещалось четырьмя жаровнями, по одной в каждом углу. В самой середине на каменных плитах пола стоял низкий стул. Таита подвел Наджу к нему и знаком велел сесть. Пока вельможа опускался на сиденье, двери захлопнулись, и Наджа с испугом посмотрел на них. Он собрался уже вскочить, но Таита помешал ему, положив на плечо руку.

– Что бы ты ни увидел и ни услышал, не шевелись. Не разговаривай. Если жизнь дорога тебе, ничего не предпринимай. Молчи.

Оставив его сидеть, маг величавой поступью направился к статуе бога. Он воздел руки, и откуда ни возьмись в них вдруг появился золотой кубок. Чародей высоко поднял его и обратился к Осирису с просьбой благословить содержимое сосуда. После чего поднес его Надже и велел пить. В густой, как мед, жидкости ощущался привкус дробленого миндаля, розовых лепестков и грибов. Таита хлопнул в ладоши, и чаша исчезла.

Таита простер пустые руки и сделал перед лицом Наджи таинственный знак – в мгновение ока в его составленных ковшиком ладонях появились лабиринты Амона-Ра. Наджа узнал эти кубики из слоновой кости – до него ранее доходили рассказы о ритуале. Маг предложил ему подержать их, а сам тем временем обратился к Амону-Ра, величайшему среди богов:

– Величие в огне и свете, яростный в божественном величии, прииди и внемли нашей мольбе!

Наджа заерзал на стульчике, чувствуя, как лабиринты нагреваются в его руках, и с облегчением вернул их Таите. Он весь покрылся потом, глядя, как старик несет кубики через святилище и возлагает к подножию гигантской статуи Осириса. Маг опустился на колени и склонился над ними. Некоторое время раздавалось лишь потрескивание пламени, и лишь тени от неровного пламени жаровен плясали на каменных стенах.

Затем вдруг пронзительный, наводящий ужас вопль огласил святилище. Звучал он так, будто злодей-брат снова вырезал внутренности из чрева бога. Наджа тихо застонал и укрыл голову накидкой.

Снова воцарилась тишина, но тут пламя в жаровнях взметнулось до самого потолка, а к его желтому цвету примешались оттенки ядовито-зеленого, фиолетового, багрового и голубого. Густые клубы дыма повалили из очагов и заполнили помещение. Наджа закашлялся. Ему казалось, что он задыхается, лишается чувств. Собственное дыхание гулко отдавалось у него в голове.

Таита медленно повернулся к нему, и вельможа вздрогнул в испуге. Маг преобразился. Лицо его светилось зеленым светом, как у воскресшего бога. Зеленая пена исходила из разверстого рта и падала на грудь, глаза без зрачков испускали в отблесках пламени жаровен серебристые лучи. Не переставляя ног, чародей заскользил к месту, где сидел Наджа, а из покрытых пеной губ долетали звуки, которые могла производить орда демонов и джиннов: жуткий хор криков, стонов, шипение и хрипы, отрыжка и безумный хохот.

Вельможа попытался было встать, но звуки и дым затуманили его рассудок, и тьма окутала его. Ноги его обмякли, он соскользнул со стула и повалился на плиты пола в глубоком обмороке.

Когда регент Египта очнулся, солнце стояло высоко, играя на речных волнах. Он обнаружил, что лежит на шелковом матрасе на корме царской барки, под желтым навесом.

Обведя окружающее мутным взором, Наджа заметил паруса сопровождающих судов, белые, как крылья цапли на фоне роскошной зелени берегов. Яркий солнечный свет резал глаза, и вельможа снова закрыл их. Его мучила жажда, в горле саднило так, будто он проглотил пригоршню острых камешков, а в голове гудело, как если бы все демоны из вчерашнего видения оказались заперты внутри нее. Наджа застонал, содрогнулся, и его обильно стошнило в подставленное рабом ведро.

Подошел Таита, поднял ему голову и дал выпить какой-то чудесный настой, от которого боль в голове унялась, а скопившиеся в нижней части раздувшегося живота газы вырвались наружу бурной чередой зловонных ветров.

– Таита, расскажи мне все, – прошептал вельможа, немного придя в себя. – Я ничего не помню. Что открыли лабиринты?

Прежде чем ответить, маг отослал подальше гребцов и рабов. Затем опустился перед матрасом на колени.

– Я не помню ничего, после того как… – проговорил Наджа, положив дрожащую руку ему на плечо.

Ужас предыдущей ночи нахлынул снова, и регент вздрогнул и замолчал.

– Мы почти достигли Себеннита, ваше величество, – промолвил Таита. – И возвратимся в Фивы еще до наступления темноты.

– Что случилось, Таита? – Вельможа потряс старика за плечо. – Что открыли лабиринты?

– Великие чудеса, ваше величество. – Голос Таиты дрожал от волнения.

– Чудеса? – Наджа оживился и попытался сесть. – Почему ты называешь меня величеством? Я ведь не фараон.

– Это часть того, что открылось.

– Расскажи мне! Расскажи мне все!

– Разве ты не помнишь, как крыша храма раскрылась, подобно бутону лотоса, и с неба к нам спустился огромный мост?

Наджа покачал головой, потом неуверенно кивнул:

– Да, припоминаю. Этот мост представлял собой золотую лестницу?

– Ну вот, ты вспомнил, – похвалил его Таита.

– Мы поднялись по золотой лестнице… – Вельможа посмотрел на собеседника, ожидая подтверждения.

Чародей кивнул:

– Мы вознеслись наверх на спинах двух крылатых львов.

– Да-да, львов я помню, но после них все как будто в тени и расплывается.

– Эти мистерии отупляют мозг и затуманивают глаза тем, кто к ним непривычен. Даже я, адепт седьмой, высшей ступени, и то был изумлен тем, что мы пережили, – с сочувствием промолвил Таита. – Но не отчаивайся, боги велели мне передать тебе их волю.

– Говори, добрый маг, и не скупись на подробности.

– Сидя на спинах крылатых львов, мы летели высоко над темным океаном и через белые вершины гор, а все государства земли и неба расстилались под нами.

– Продолжай! – Наджа нетерпеливо кивнул.

– Наконец мы прибыли в цитадель, где обитают боги. Фундамент ее достигает глубин нижнего мира, а колонны подпирают небо и все звезды. Амон-Ра возвышался над нами в пугающем своем великолепии, а прочие боги восседали на тронах из серебра и золота, огня, хрусталя и сапфира.

Вельможа заморгал, стараясь сосредоточиться:

– Верно. Когда ты мне рассказал, я вспомнил. Троны из сапфиров и алмазов. – Отчаянное желание верить пылало в нем. Наджа решил рискнуть. – А потом бог заговорил? Он обратился ко мне, не так ли?

– Да. Голосом таким громким, как если бы обрушилась гора, великий Осирис произнес следующее: «Возлюбленный Наджа, ты всегда был верен в своей приверженности мне. Твоя преданность будет вознаграждена».

– Что это означает? Он пояснил свои слова, Таита?

– Да, ваше величество. – Таита торжественно кивнул.

– Опять ты назвал меня этим титулом. Отвечай – почему?

– Как прикажете, ваше величество. Передам все дословно. Великий Осирис восстал в ужасной славе своей, снял вас со спины крылатого льва и поместил рядом с собой на троне из огня и золота. Затем коснулся вашего рта и сердца и назвал своим божественным братом.

– Божественным братом? Что имел он в виду?

Таита сдержал приступ досады. Наджу всегда отличали острый ум и сообразительность. Обычно ему не требовалось разжевывать каждую деталь. На нем еще сказывалось действие дурманящих грибов, подсыпанных накануне ночью, и наркотический дым жаровен. Может пройти несколько дней, прежде чем вельможа обретет привычную ясность мысли. «Придется мне применить для письма толстую кисть», – решил про себя маг и продолжил:

– Меня его слова тоже озадачили. Значение их оставалось туманным, пока великий бог не заговорил снова: «Я приглашаю тебя в круг небожителей, божественный брат».

Лицо Наджи просветлело, приобретя гордое и победное выражение.

– Разве он не обожествил меня, Таита? Наверняка ведь здесь не может скрываться никакой иной смысл.

– Даже если здесь оставались какие-то сомнения, то они сразу рассеялись, потому что Осирис взял двойную корону Верхнего и Нижнего Египта, поместил ее на вашу голову и произнес: «Возрадуйся, божественный брат! Возрадуйся, будущий фараон».

Наджа молчал, но пожирал Таиту горящими глазами. После долгой паузы чародей продолжил:

– Видя вас с короной на челе, я не мог усомниться в вашей божественности. Я пал перед вами на колени и поклонился вам и другим богам.

Вельможа не пытался скрыть свои чувства. Он впал в экстаз и был беззащитен так же, как во время оргазма. Таита не упустил момент:

– Затем Осирис заговорил снова: «Во всех сих удивительных событиях проводником тебе послужит маг Таита, ибо он адепт всех мистерий и знаток лабиринтов. Следуй в точности его наставлениям, и награда, которую я тебе обещал, станет твоей».

Он наблюдал за реакцией Наджи. «Не слишком ли сильно я надавил?» – спрашивал себя чародей. Но регент явно принял этот совет без колебаний.

– Что еще, Таита? Что еще сказал мне великий бог?

– Тебе ничего, мой господин. Он обратился напрямую ко мне. Сказанное им достигло сокровенных глубин моей души, потому как бог возложил на меня тяжкую ответственность. Вот в точности его слова, огнем выжженные на моем сердце: «Таита, повелитель лабиринтов! Отныне ты не будешь знать иной любви или долга. Ты станешь слугой моего царственного и божественного брата Наджи. Единственной твоей заботой станет помочь ему исполнить веление судьбы. Ты не закончишь трудов, пока не увидишь, как двойная корона Верхнего и Нижнего Египта увенчает его голову».

– «Не будешь знать иной любви или долга…» – промолвил Наджа.

Он, похоже, оправился от большей части последствий своего испытания. Силы стремительно возвращались к нему, а в желтых глазах появился привычный хитрый блеск.

– Так ты принял поручение, возложенное на тебя великим Осирисом, маг? Отвечай честно и без утайки: мой ли ты человек отныне или не внял словам великого отца?

– Как мог я не внять всемогущему богу? – сказал Таита просто.

Старик склонился и коснулся лбом досок палубы. Взяв обеими руками необутую правую стопу Наджи, он поместил ее себе на голову.

– Я принимаю поручение, возложенное на меня богами. Я ваш человек, ваше священное величество. Сердцем, умом и душой я принадлежу вам.

– А как же прочие обязательства? Что будет с клятвой верности, данной фараону Неферу-Сети при его рождении и совсем недавно, при его коронации?

– Ваше величество, великий бог Осирис освободил меня от всех данных прежде клятв. Ни одна из них не имеет для меня значения в сравнении с той, которую я дал вам.

Наджа поднял его и посмотрел прямо в глаза, ища в них признаки предательства или обмана. Таита спокойно встретил его взгляд. Он ощущал, как сомнения, надежды и подозрения роятся в голове регента, словно крысы в корзине, предназначенные на корм царским соколам. «Желание – отец поступка, – подумал евнух. – Он поверит, ибо отчаянно хочет, чтобы это было так».

Маг видел, как сомнение исчезло из желтых глаз, и вельможа обнял его.

– Я верю тебе, – сказал Наджа. – Когда я надену двойную корону, ты получишь награду превыше той, которой мог ожидать или представить.

В последующие дни Наджа не отпускал Таиту от себя, и старик воспользовался приобретенным весом, чтобы переменить некоторые из невысказанных намерений регента. По настоянию Наджи Таита снова обратился к гаданию по животным. Он зарезал овцу и изучил ее внутренности, выпустил на волю царского сокола и проследил за направлением его полета. Сделанные им выводы гласили, что боги не благоволят бракосочетанию Наджи с царевнами по меньшей мере до следующего подъема вод в Ниле, в противном случае половодья совершенно точно не будет. А это означало настоящую катастрофу, даже Наджа не посмел идти на такой риск. Жизнь всего Египта зависела от разлива великой реки. При помощи этого пророчества маг отсрочил опасность для Нефера и избавил обеих царевен от нежеланного и опасного брака.

Вельможа возражал и сердился, но после жуткой ночи в Бусирисе не посмел пренебречь предсказаниями Таиты. Еще более послушным сделали его дурные вести о ходе войны на севере. По приказу Наджи и вопреки совету Таиты египтяне предприняли отчаянную попытку отбить Абнуб. И потерпели неудачу, потеряв в кровопролитном сражении под стенами города три сотни колесниц и почти полк пехотинцев. Теперь Апепи готовился нанести сокрушительный удар по ослабленным и павшим духом египетским войскам и взять Фивы. Час для свадьбы был не самый удачный, это признавал даже регент, и жизнь Нефера еще на какое-то время оказалась в безопасности.

Непрерывный поток беженцев уже потянулся из Фив по дороге и по реке в южном направлении. Количество прибывающих с востока торговых караванов пугающе сократилось – купцы выжидали, чем закончится неизбежное нападение гиксосов. Обнаружилась нехватка всех товаров, а цены взлетели.

– Единственный способ избежать полного поражения – это заключить с Апепи перемирие, – посоветовал Таита регенту.

И уже хотел добавить, что перемирие ни в коем случае не равно подчинению, просто египтянам необходима передышка, чтобы собраться с силами, но Наджа не дал ему продолжить.

– Я придерживаюсь такого же мнения, маг, – охотно согласился вельможа. – Я часто пытался убедить моего дорогого друга, фараона Тамоса, в разумности этого шага. Но он не желал слушать.

– Нам нужно выиграть время, – открыл было рот Таита, но Наджа сделал ему знак молчать.

– Разумеется, ты прав.

Регент обрадовался, обретя неожиданного союзника. Он безуспешно пытался убедить отдельных членов совета согласиться на мир с гиксосами, но его никто не поддержал, даже Синка. Даже преданный Асмор не побоялся вызвать гнев правителя, заявив, что скорее упадет на собственный меч, чем сдастся Апепи. Весьма неприятно было обнаружить честь, давшую ростки на столь не подходящей для нее почве, и узнать, что власть регента над советом имеет свои пределы.

Мир был краеугольным камнем политики Наджи, плодом которой должны были стать объединение двух царств во главе с одним фараоном. Лишь фараон, соединивший в себе кровь египтян и гиксосов, способен был достичь этой цели, и регент ни капли не сомневался, что именно это боги обещали ему во время странствия по лабиринтам.

– Мне следовало понимать, Таита, что ты единственный, кто не позволит предрассудкам затуманить себе взор, – продолжил вельможа. – От остальных только и слышишь: «Мы не сдадимся!» и «Лучше смерть, чем позор». – Он тряхнул головой. – А мы с тобой видим, что если нельзя достичь чего-то силой оружия, то не мешает применить более тонкие средства. Прожив в долине Нила шестьдесят лет, гиксосы теперь скорее египтяне, чем азиаты. Их соблазнили наши боги, наша философия и наши женщины. Наша кровь смягчила и разбавила дикую смесь, текущую в их жилах, а наши изысканные манеры облагородили их грубые нравы.

Столь пылкая реакция регента на его робкое предложение ошеломила Таиту. В ней явно крылось что-то более важное, чем он предполагал.

– Воистину мудрая речь, – сказал маг в намерении выиграть время и выяснить истинные побуждения Наджи. – Но можем ли мы надеяться на перемирие, господин регент?

Наджа охотно пустился в пояснения:

– Я знаю, что среди гиксосов многие разделяют эти взгляды. Не составит труда привлечь их на нашу сторону. А затем мы принесем мир и единство в два царства.

Завеса начала спадать. Таите припомнился вдруг слух, который доходил до него однажды, но тогда он отверг его как вздорный.

– Кто же эти наши сторонники среди гиксосов? – спросил старик. – Занимают ли они высокие посты? Близки к Апепи?

– Это воистину знатные люди. Один заседает в военном совете Апепи. – Наджу явно подмывало пуститься в откровения, но усилием воли он сдержался.

Но Таите хватило и этого. Туманный слух о гиксосском родстве Наджи имел, как выясняется, истинную подоплеку, а раз так, то все в точности вставало на свои места. В очередной раз маг подивился смелости и размаху притязаний Наджи.

– Возможно ли встретиться с этими знатными персонами и поговорить с ними? – осторожно осведомился Таита.

– Да, – подтвердил вельможа. – Через несколько дней мы с ними увидимся.

Из этого простого замечания Таита сделал очень серьезные выводы. У регента Египта есть тайные союзники в рядах исконного врага. Интересно, что еще он скрывает? До каких еще пределов дотянулись его жадные руки? По спине у Таиты пробежал холодок, а серебристые волосы на затылке встали дыбом.

Вот он, возлюбленный друг, бывший рядом с фараоном, когда того убили. Вот единственный свидетель его гибели. Этот человек, движимый безграничным честолюбием и не останавливающийся ни перед чем ради достижения цели, признается, что имеет близких знакомых среди гиксосской знати. А именно гиксосская стрела сразила царя. Насколько глубоко уходят корни заговора?

Не дав своим мыслям отразиться на лице, маг задумчиво кивнул.

– Я уверен, что мы сможем достичь соглашения с гиксосами, – продолжил Наджа, – и предвижу создание совместного регентства в лице Апепи и моем во главе объединенного государственного совета. Нам потребуется твое влияние, чтобы убедить наших советников утвердить договор. Не исключено, что тебе еще раз придется обратиться к лабиринтам и придать огласке волю богов.

Наджа намекал, что Таите придется прибегнуть к ложному откровению. Не подозревает ли он, что именно это и случилось в Бусирисе? Таита сомневался, но искру следовало погасить в зародыше. Лицо его сделалось суровым.

– Во всем, что касается лабиринтов, то использование всуе слова или имени бога Амона-Ра или ложное истолкование его воли повлечет за собой ужасное возмездие.

Регент тут же пошел на попятный:

– Я вовсе не имел в виду подобного святотатства. Но ведь боги посредством лабиринтов уже одобрили мои действия.

– Для начала нам следует понять, осуществим ли этот договор, – буркнул Таита. – Апепи может счесть свое военное преимущество бесспорным и откажется принять нас. Отвергнув все наши мирные предложения, царь может предпочесть вести войну до победного конца.

– Не думаю, что такое случится. Я сообщу тебе имена наших союзников на той стороне. Общаться с ними следует втайне, Таита. Тебя хорошо знают и уважают даже среди гиксосов, а я дам тебе талисман в знак того, что ты прибыл от меня. Для подобного поручения лучшего посла, чем ты, не придумаешь. К тебе прислушаются.

Некоторое время Таита посидел в задумчивости. Он пытался понять, можно ли извлечь из ситуации какие-то дополнительные выгоды для Нефера и царевен, но пока не видел их. При любом раскладе Неферу по-прежнему грозит смертельная опасность.

Насколько Таита видел, существовал только один надежный способ обеспечить безопасность Нефера – это удалить его из Египта на то время, пока у власти остается Наджа. Есть ли сейчас такая возможность? Регент выдал ему охранную грамоту на проезд до границы. Не получится ли взять с собой мальчика? Поразмыслив, маг пришел к выводу, что нет. Наджа не отменил строжайшего запрета Таите видеться с юным фараоном. Ему никогда не позволяли остаться с ним наедине. Даже не разрешали занимать место поблизости от него во время заседаний совета. Единственный за три недели раз, когда чародей оказался рядом с воспитанником, – это когда у того сильно заболело горло. Таиту проводили в царскую опочивальню, чтобы лечить мальчика, но Наджа и Асмор присутствовали тут же, ловили каждое движение, каждое слово. По причине ангины говорить Нефер мог только шепотом, но почти не отрывал глаз от лица Таиты, а когда тому пришло время уходить, схватил его за руку. С тех пор минуло почти десять дней.

Таита узнал, что Наджа выбрал вместо него других учителей, а Асмор подобрал из Синей стражи наставников, чтобы обучать Нефера ездить верхом, управлять колесницей, биться на мечах и стрелять из лука. Никому из старых друзей не позволяли навещать его. Даже ближайшему его приятелю, Мерену, велели убраться из покоев фараона.

Чародей подумал, что, если попытка вывезти Нефера провалится, он не только подорвет доверие Наджи к себе, но и подвергнет мальчика страшной опасности. Нет, лучше использовать вылазку на гиксосскую территорию для того, чтобы усилить свои меры по защите юного царя.

– Мой долг, возложенный на меня богами, – помогать вам всеми доступными способами, – сказал Таита. – Я возьмусь за это поручение. Как мне проще всего перебраться через порядки гиксосов? Вы сказали, что я хорошо известен среди них и меня узнают.

Наджа ожидал этого вопроса.

– Тебе следует воспользоваться старой колесничной дорогой через дюны и по сухому руслу под Гебель-Вадуном. Мои друзья с той стороны наблюдают за ней.

Таита кивнул:

– Это та самая дорога, на которой встретил свою смерть фараон Тамос. Дальше Галлалы я никогда не путешествовал. Оттуда и далее мне потребуется проводник.

– Сопровождать тебя я пошлю своего собственного копейщика и отряд Синих, – пообещал регент. – Но путь долгий и трудный, тебе следует отправляться немедленно. На счету каждый день, каждый час.

Таита правил колесницей всю дорогу от разрушенного города Галлалы, сделав всего четыре остановки. Отряд преодолел это расстояние за время на полдня меньшее, чем ушло у Наджи и Тамоса, и при этом не так утомил лошадей.

Воины с девяти сопровождающих его колесниц благоговели перед славой мага. Они знали его как родоначальника колесничих, поскольку Таита первым из египтян построил колесницу и запряг в нее коней. Его знаменитая скачка от Фив до Элефантины с вестью о победе фараона Тамоса над гиксосами вошла в легенду. Теперь, следуя за его повозкой через дюны, воины поняли, что легенда возникла не на пустом месте. Выносливость старика удивляла, он ни на миг не расслаблялся. Держащие вожжи нежные, но сильные руки не знали усталости, и час за часом евнух выжимал из лошадей все, на что они способны. Все воины были впечатлены его искусством, и более всех тот, кто ехал с ним в одной повозке.

Гил служил у Наджи копьеносцем. Это был грубоватый, дочерна загорелый парень, худощавый, что ценно для колесничего, но при этом жилистый и жизнерадостный. И наверняка хороший боец – плохого не отобрали бы для колесницы полководца.

Учитывая, что дни стояли самые жаркие, а луна светила ярко, ехали по прохладе ночи. На заре остановились на отдых. Напоив коней, Гил подошел к Таите; маг сидел на валуне, с которого открывался вид на русло Гебель-Вадун. Копьеносец подал старику глиняный кувшин с водой. Таита припал к носику и сделал большой глоток горьковатой воды, которую они везли с собой из Галлалы, не выказав никакого пренебрежения. Он пил в первый раз за все время с их последнего привала в полночь.

«Старый заклинатель демонов крепок, как бедуин-конокрад», – подумал Гил с восхищением и присел на уважительном расстоянии, ожидая, не будет ли распоряжений.

– Далеко ли то место, где пал фараон? – спросил наконец маг.

Прикрыв ладонью глаза от восходящего солнца, Гил указал вдоль по руслу туда, где оно сливалось с равниной:

– Вот там, господин. Рядом с той далекой линией холмов.

В первый раз Таита задавал Гилу вопросы на заседании совета, когда разбирали дело о смерти фараона. Совет допросил всех, кто хоть что-то знал о происшедшем. Таите припомнилось, что свидетельство Гила было взвешенным и достоверным. Он не смутился перед высокопоставленными членами совета и излагал все как честный простой воин, каковым и являлся. Когда ему показали гиксосскую стрелу, Гил сразу опознал в ней ту, которой был сражен фараон Тамос. Древко ее было сломано – это сделал вельможа Наджа, чтобы облегчить боль от раны.

Теперь у них имелась возможность поговорить с глазу на глаз. За время после выезда из Фив они перекинулись парой слов, но до этого у них не было случая обстоятельно поговорить.

– Кто еще был с тобой в тот день? – спросил Таита.

– Только Сам, но, когда на нас напали, он находился при колесницах.

– Покажи точное место и проведи меня по полю боя, – велел старик.

Копейщик вздрогнул:

– Битвы не было, всего лишь стычка. Смотреть там особенно не на что, просто пустое место. Но если великий маг желает, то так тому и быть.

Колесницы снова двинулись в путь и стали вереницей по одной спускаться по крутому склону русла. Дождя тут не было уже лет сто, и даже ветер пустыни не стер следы, оставленные колесницами фараона: они врезались в песок, и их не составляло труда прочитать. Достигнув русла, Таита продолжал направлять колесницу по глубоким колеям.

Опасаясь засады гиксосов, египтяне внимательно наблюдали за обоими берегами. Но, хотя скалы и дрожали в жарком мареве, никаких признаков врага не наблюдалось.

– Вот дозорная башня. – Гил указал вперед.

Таита увидел неровный очерк, пьяно накренившийся на фоне незапятнанного голубого неба.

Отряд обогнул еще один поворот русла, и даже с расстояния двухсот шагов маг разглядел участок, исчерченный пересекающимися колеями: здесь колесницы фараона кружили и останавливались, а многие воины то сходили на сухой песок, то поднимались снова на повозки. Таита дал своему малому отряду знак сбавить ход и двигаться дальше шагом.

– Вот здесь фараон спешился и вместе с вельможей Наджей отправился разведывать лагерь Апепи. – Гил указал за передок.

Таита остановил колесницу и подал остальным знак сделать то же самое.

– Ждите меня здесь, – приказал он десятнику на следующей повозке. Потом повернулся к Гилу: – Идем со мной. Покажи мне место схватки.

Копейщик повел его по едва заметной тропе. Поначалу он шел медленно, щадя старика, но вскоре понял, что Таита как ходок ни в чем ему не уступает, и прибавил шаг. По мере продвижения вперед уклон становился заметнее, а поверхность делалась более неровной. Когда они добрались до нагромождения валунов в середине подъема, почти перегораживающего путь, даже Гил запыхался.

– Я поднялся до этого места, – объявил он.

– А где погиб фараон? – Таита обвел взором крутой, но открытый склон. – Где прятались воины гиксосов? Откуда была выпущена роковая стрела?

– Не могу сказать, господин. – Гил покачал головой. – Мне и прочим приказано было ждать здесь, а вельможа тем временем пошел дальше, за ту груду камней.

– А фараон? Отправился вперед вместе с Наджей?

– Нет, не сразу. Царь поначалу был с нами. Затем вельможа Наджа услышал какой-то звук, выдвинулся на разведку и пропал из виду.