Текст книги "Чародей"

– Мне показалось, что я слышу на гребне голоса. Говорят по-гиксосски. Подождите здесь, ваше величество, я проверю дорогу впереди.

Фараон и пятеро разведчиков присели рядом с тропой, а Наджа крадучись пошел дальше. Обогнув большой валун, он исчез из виду. Минуты тянулись медленно, и Тамос начал нервничать. Быстро приближался рассвет. Царь гиксосов скоро снимется с лагеря и выскользнет из ловушки.

Тихий свист заставил его вскочить. Это было искусное подражание соловьиной трели.

Фараон извлек легендарный серебристо-голубой меч.

– Путь свободен, – прошептал он. – За мной.

Разведчики двинулись вперед. Вскоре царь добрался до перегораживающего тропу высокого валуна. Он обогнул его и резко остановился. Перед ним, шагах в двадцати, стоял Наджа. Они были одни, скала загораживала их от следующих позади воинов. Лук Наджи был натянут, стрела была нацелена в обнаженную грудь фараона. И не успела она слететь с тетивы, как осознание происходящего молнией озарило царя. Это была та самая грязная и подлая измена, угрозу которой уловил обладающий даром ясновидения Таита.

Свет был достаточно ярким, чтобы разглядеть каждую черточку на лице врага, которого он любил как друга. Тетива была прижата к губам Наджи, искривляя их в жутковатой ухмылке, а во взгляде медово-карих глаз, направленном на фараона, пылала такая ненависть, как будто вельможа охотился на леопарда. Оперение стрелы было из малиновых, желтых и зеленых перьев, а острие было на гиксосский лад сделано из острого как бритва кремня, способного проникать через бронзу шлема и лат.

– Да живи вечно! – беззвучно, одними губами, прошептал Наджа, словно насылал проклятие.

И спустил стрелу.

Тетива звякнула, послышался гул. Казалось, что стрела движется нарочито медленно, как какое-то ядовитое насекомое. Перья вращали древко, и, пролетев двадцать шагов, она совершила полный оборот. Смертельная опасность обострила зрение и другие чувства фараона, однако тело повиновалось с трудом, как в кошмарном сне. Слишком медленно, чтобы избежать опасности. Стрела ударила в грудь там, где в клетке из ребер билось царственное сердце. Звук был похож на тот, что издает булыжник, упавший с высоты в мягкий нильский ил, а древко наполовину вошло в тело. Фараона развернуло и отбросило на валун. Секунду он цеплялся за его шершавую поверхность скрюченными пальцами. Кремневый наконечник вышел наружу, его острие торчало из бугристых мышц справа от позвоночника.

Голубой меч выпал из ладони Тамоса, хриплый крик сорвался с его губ, но его приглушил поток яркой легочной крови, хлынувшей через горло. Ноги его подкосились, он стал опускаться на колени, оставляя на красном камне царапины от ногтей.

– Засада! Берегись! – завопил Наджа, подбегая к фараону.

Он обхватил его рукой за туловище пониже торчащей стрелы и, поддерживая умирающего царя, снова закричал:

– Охрана, ко мне!

Два дюжих воина почти мгновенно появились из-за камня, спеша на зов. Они с первого взгляда поняли, что случилось с фараоном, и отметили яркое оперение на стреле.

– Гиксосы! – воскликнул один, пока они принимали фараона у Наджи и утаскивали под прикрытие скалы.

– Отнесите царя в колесницу, а я тем временем задержу врага, – распорядился вельможа.

Развернувшись, он вынул из колчана еще одну стрелу и направил ее вверх по тропе к пустынному гребню. Потом издал боевой клич, на который сам себе и ответил по-гиксосски, изменив голос.

Наджа подобрал выпавший из руки Тамоса голубой меч, сбежал вниз и присоединился к небольшой группе воинов, уносивших тело царя к колесницам в русле.

– Это была западня, – торопливо сообщил он им. – На вершине холма кишат враги. Нам нужно поскорее доставить фараона в безопасное место.

Но по тому, как безвольно обвисла голова царя, вельможа догадался, что тому ничто уже не поможет. Душа его наполнилась торжеством. Синяя военная корона сползла с чела фараона и упала на землю. Пробегая мимо, Наджа подобрал ее, с трудом преодолев искушение немедленно водрузить себе на голову.

«Терпение, время еще не пришло, – мысленно укорил он сам себя. – Но Египет уже мой, со всеми его коронами, церемониями и властью. Я стану олицетворением этого Египта, частью его божественной природы».

Зажав тяжелую корону под мышкой, вельможа во весь голос заорал:

– Живее, враги у нас на плечах! Царь не должен попасть к ним в руки!

До отряда донеслись крики, и лекарь уже ждал у фараоновой колесницы. То был ученик Таиты, и хотя целебной магией он не владел, но обладал опытом, способным помочь даже при таких ужасных ранах, как та, что зияла в груди у царя. Но Наджа не собирался давать своей жертве шанс вернуться из подземного мира и коротким приказом отослал врача.

– Враг следует по пятам, нет времени на шарлатанство. Надо доставить царя в безопасное место, под прикрытие войска, пока нас не настигли.

Он бережно принял Тамоса из рук воинов и положил на пол собственной колесницы. Затем вырвал из груди раненого стрелу и поднял, чтобы все могли ее видеть.

– Это проклятое орудие сразило нашего фараона. Нашего бога и царя. Да поразит Сет ту гиксосскую свинью, которая выпустила эту стрелу, и да горит этот негодяй вечным пламенем тысячу лет.

Воины отозвались возгласом мрачного одобрения. Наджа аккуратно завернул стрелу в ткань и положил в корзинку на стенке колесницы. Ее предстояло предъявить совету в Фивах во время доклада о смерти фараона.

– Надежного человека сюда, чтобы поддерживать фараона, – приказал вельможа. – Только бережно.

Когда вызвался собственный копейщик царя, Наджа отстегнул висящие на поясе Тамоса ножны, вложил в них голубой меч и аккуратно спрятал в собственной корзине для оружия.

Копейщик запрыгнул в колесницу и стал заботливо поддерживать голову повелителя. Колесница описала круг, разворачиваясь, а затем поехала по сухому руслу; остальные повозки отряда старались не отстать. На губах фараона выступила свежая кровь. Хотя копейщик старался поддерживать его как мог, обмякшее тело царя жестоко трясло.

Глядя вперед, чтобы никто не мог рассмотреть выражения его лица, Наджа негромко смеялся. Хохот его заглушали шум колес и скрип осей, когда повозка подпрыгивала на каком-нибудь камешке, который вельможа и не старался объезжать. Покинув песчаное русло, отряд устремился к дюнам и соляным озерам.

Утро было в самом разгаре, и ослепительно-белое солнце проделало половину пути до зенита, когда Наджа наконец позволил колонне остановиться. Лекарь поспешил осмотреть царя. Не требовалось особой премудрости, чтобы установить очевидное: дух фараона давно уже покинул тело и начал путешествие в загробный мир.

– Фараон мертв, – негромко объявил врач, руки которого по запястья были покрыты царственной кровью.

Горестный вопль зародился в голове колонны и прокатился по всей ее длине. Дав воинам вволю излить печаль, Наджа призвал к себе военачальников.

– Государство обезглавлено, – сказал он им. – Египет в страшной опасности. Десяти самым быстрым колесницам следует как можно скорее отвезти тело фараона в Фивы. Их поведу я, потому как совет может возложить на меня обязанности регента при царевиче Нефере.

Он бросил в почву первые семена и по почтительным лицам полководцев понял, что всходы проклюнулись почти сразу же. Вельможа стал развивать успех, действуя с мрачной деловитостью, так подходившей этим горьким обстоятельствам.

– Пусть лекарь запеленает царственный труп на то время, пока я не доставлю тело в погребальный храм. И нужно немедленно разыскать царевича Нефера. Ему следует сообщить, что его отец погиб и он стал преемником. Это самое неотложное дело для всего государства и для меня как регента.

Наджа как само собой разумеющееся присвоил этот титул, и никто не возразил и даже не бросил на него косого взгляда. Вельможа развернул папирусный свиток с изображением местности от Фив вниз по течению до Мемфиса и разложил на передке колесницы.

– Вам следует разделиться на небольшие отряды и прочесать окрестности в поисках царевича, – сказал он, указывая на карту. – Как я понимаю, фараон отослал его в пустыню вместе с евнухом, чтобы юноша прошел обряды посвящения в мужчину, так что нам нужно вести поиски здесь, от Галлалы, где мы в последний раз их видели, удаляясь на юг и на восток.

Непререкаемым тоном Наджа очертил область поисков и приказал колесницам развернуться веером, чтобы обнаружить и доставить к нему Нефера.

Возглавляемый Наджей отряд вернулся в Галлалу. Следом за его колесницей ехала повозка с частично забальзамированным телом фараона. Лекарь положил труп на берегу озера Ваифра и по принятому порядку сделал разрез в левом боку. Через него он извлек печень и другие внутренние органы, промыл желудок и кишки в вязкой соленой воде озера. Затем органы пересыпали кристаллами соли – белый поясок выпаренной соли тянулся вдоль береговой кромки – и сложили в глиняные кувшины из-под вина. Полость царственного тела наполнили натром, затем обмотали пропитанными крепким соляным раствором бинтами. По прибытии в Фивы тело поместят в личном погребальном храме фараона и передадут жрецам и бальзамировщикам для семидесятидневного ритуала подготовки к погребению. Наджу раздражал каждый миг задержки – ему хотелось поспеть в столицу, пока весть о гибели фараона не опередила его. И все же, расположившись перед воротами разрушенного города, он не жалел драгоценного времени, давая начальникам отрядов наставления по поискам царевича.

– Проверьте все дороги на восток. Этот евнух – стреляный воробей и будет путать следы, но вы должны его найти. В оазисах Сатам и Лакара есть деревни. Расспросите тамошних жителей. Используйте кнут и каленое железо, чтобы добиться откровенности. Обыщите все укромные места в пустыне. Найдите мне царевича и евнуха. Не справитесь – пеняйте на себя.

Когда командиры пополнили запас воды и готовы были повести своих подчиненных в пустыню, вельможа дал им последний наказ. По его тону и по свирепому блеску желтых глаз воины поняли, что этот приказ – самый важный, ослушаться которого равносильно смерти.

– Когда найдете Нефера, доставьте его ко мне. Не передавайте его ни в чьи руки, кроме моих.

При отряде имелись разведчики-нубийцы, чернокожие рабы из южных земель, сведущие в искусстве выслеживания людей и животных. Они рысцой бежали перед развернувшимися веером колесницами, и еще несколько драгоценных минут вельможа глядел им вслед. Его торжество подтачивала тревога. Он знал, что старый евнух Таита – обладатель тайных знаний, наделенный странными и удивительными способностями. «Если кто-то и способен остановить меня, так это он, – думал Наджа. – Я бы предпочел лично выследить их обоих, и скопца, и щенка, а не поручать недотепам противостоять чарам старого мага. Но судьба призывает меня в Фивы, и медлить нельзя».

Он взошел на колесницу и взял вожжи.

– Вперед! – Наджа поднял сжатый кулак. – Вперед, в Фивы!

Колесничие гнали коней так, что, когда они спустились с восточных холмов в широкую речную долину, вздувающиеся бока лошадей покрывала белая пена, а выпученные глаза налились кровью.

Из стоявших под Абнубом войск Наджа отозвал целый отряд стражи Фат. Фараону он объяснил, что это будут запасные силы, которые войдут в коридор, когда они прорвут оборону гиксосов. Но при этом стража Фат была его личным отрядом, командиры которой были преданы ему. Следуя тайному приказу вельможи, они увели своих воинов далеко от Абнуба и ждали хозяина в оазисе Босс, всего в двух лигах от Фив.

Дозоры стражи заметили облако пыли от приближающихся колесниц и известили своих. Начальник отряда Асмор и его офицеры облачились в полный доспех, готовясь встретить вельможу. Весь полк стоял наготове у них за спиной.

– Вельможа Асмор! – окликнул Наджа с колесницы. – У меня ужасные новости для совета в Фивах. Фараон сражен гиксосской стрелой.

– Вельможа Наджа, я готов выполнять твои приказания.

– Египет как дитя без отца. – Наджа остановил колесницу перед строем украшенных перьями и облаченных в блестящие доспехи воинов и возвысил голос, чтобы его слышали даже в задних рядах. – Царевич Нефер еще мал и не может править. Египту отчаянно необходим регент, способный держать власть сильной рукой, иначе гиксосы воспользуются нашим настроением.

Он помолчал и многозначительно посмотрел на Асмора. Тот вскинул голову, давая понять, что ценит возложенное на него Наджей доверие. Ему пообещали награду, о которой ему не приходилось даже мечтать.

– Когда фараон погибает в бою, – продолжил Наджа, перейдя на крик, – у войска есть право провозгласить регента прямо на поле брани.

Он умолк и застыл, приложив одну руку, сжатую в кулак, к своей груди, а в другой держа копье.

Асмор шагнул и развернулся лицом к строю тяжеловооруженных стражей. Потом выразительным жестом снял с головы шлем. Белесый шрам пересекал его смуглое и суровое лицо, проходя через свернутый набок нос, а на выбритом черепе красовался парик из конского волоса. Военачальник воздел обнаженный меч к небу и возопил зычным голосом, привычным перекрывать шум битвы:

– Вельможа Наджа! Да здравствует регент Египта! Да здравствует вельможа Наджа!

Долгий миг висела напряженная тишина, затем полк взорвался ревом, похожим на рык охотящихся львов:

– Да здравствует вельможа Наджа, регент Египта!

Наджа воздел руку, и приветственные вопли смолкли. В наступившей тишине его слова разносились четко.

– Вы оказываете мне великую честь! Я принимаю обязанности, возложенные вами на меня.

– Бак-кер! – вскричали воины и принялись бить по щитам мечами и копьями.

Громовое эхо отразилось от окаймляющих долину обрывистых холмов.

В этом грохоте Наджа подозвал Асмора.

– Расставь дозоры на всех дорогах, – распорядился вельможа. – Никто не должен уйти отсюда до моего отъезда. Пусть ни единое слово не достигнет Фив прежде, чем туда попаду я.

Путь от Галлалы занял три дня. От напряженной скачки лошади валились с ног и даже Наджа устал. И тем не менее он позволил себе всего час отдыха, чтобы смыть дорожную пыль и придать себе приличный вид. Выскоблив подбородок, умаслив и расчесав волосы, он взошел на церемониальную колесницу, которую Асмор заблаговременно подал к входу в шатер. Листовое золото, которым был отделан передок, сияло на солнце.

Наджа облачился в белую льняную юбку, его мускулистую грудь украсил золотой нагрудник в самоцветах. На бедре у него висел легендарный голубой меч в богатых ножнах, взятый с мертвого тела фараона. Удивительно острый клинок был выкован из какого-то необычного металла, более тяжелого и твердого, чем любая бронза. В Египте таких больше не было. Некогда меч принадлежал Тану, вельможе Харрабу, и достался фараону после его смерти.

Однако самая важная деталь его снаряжения была самой неприметной. На правой его руке, на простом золотом обруче висела синяя соколиная печать. Как и меч, Наджа позаимствовал ее у мертвого Тамоса. Будучи провозглашен регентом Египта, он получил право носить этот могущественный символ царской власти.

Телохранители окружили вельможу кольцом, а весь полк стражи шел следом. Во главе пяти тысяч воинов новый правитель Египта начал поход на Фивы.

Асмор выступал в качестве его копьеносца. Он был слишком молод, чтобы командовать целым полком, но отличился в битве с гиксосами и стал близким товарищем Наджи. Кроме того, в его жилах тоже имелась гиксосская кровь. Совсем недавно он и мечтать не мог о том, чтобы получить под начало такие крупные силы, но теперь, за этой высотой, перед ним открылись вдруг возможности подняться до самых вершин власти, войти в круг высшей знати. Ради того чтобы его покровитель, вельможа Наджа, взошел на престол Египта, Асмор решился бы на любую подлость или злодейство.

– Что стоит перед нами теперь, старый товарищ? – Наджа как будто прочитал мысли Асмора, потому как задал тот самый вопрос, который его беспокоил.

– «Желтые цветы» убрали с твоего пути всех царевичей дома Тамоса, за исключением одного. – Асмор указал копьем через серо-свинцовые воды Нила, на далекие западные холмы. – Они покоятся в своих гробницах в Долине знати.

Три года назад эпидемия «желтых цветов» прокатилась по обоим царствам. Название зараза получила по причине жутких желтых язв, покрывавших лица и тела больных, перед тем как у них начинался смертоносный жар. Болезнь косила всех без разбора, выбирая жертв среди всех сословий и слоев общества, не щадя ни египтянина, ни гиксоса, ни женщин, ни детей, ни крестьянина, ни царевича. Пораженные ею падали, как стебли дурры под серпом.

Умерли восемь царевен и шесть царевичей дома Тамоса. Из всех детей фараона выжили только две дочери и сын Нефер-Мемнон. Выглядело все так, будто боги намеренно расчистили перед Наджей путь к престолу Египта.

Кое-кто говорил, что Нефер и его сестры тоже умерли бы, если бы старый маг Таита не пустил в ход свои чары. У троих детей остались на левом предплечье крошечные отметины в том месте, где Таита сделал надрез и влил им в кровь колдовское средство против «желтых цветов».

Наджа нахмурился. Даже в этот победоносный миг ему не давали покоя неведомые силы, находящиеся во власти мага. Никто не стал бы отрицать, что Таита овладел тайной бессмертия. Он прожил так долго, что никто не знал, сколько ему исполнилось: одни отмеряли ему сто лет, а другие все двести. И тем не менее евнух ходил, бегал и правил колесницей наравне с любым мужчиной в расцвете сил. Никто не мог победить его в споре или превзойти в учености. Боги явно благоволили к нему, наградив даром вечной жизни.

Стоит Надже взойти на престол, и ему останется завидовать только этому дару. Удастся ли вырвать секрет у Таиты Чародея? Для начала его надо поймать вместе с царевичем Нефером. Но вреда не причинять – такой пленник слишком ценен. Колесницы, отправленные вельможей в пустыню, должны добыть ему трон, который олицетворял царевич Нефер, и бессмертие, носителем которого был евнух Таита.

– Мы, преданная стража Фат, – единственные войска к югу от Абнуба, – нарушил ход его размышлений Асмор. – Остальные заняты против гиксосов на севере. Фивы защищает горстка мальчишек, калек и стариков. Ничто не встанет у вас на пути, регент.

Опасения, что вооруженный отряд не впустят в столицу, оказались беспочвенными. Едва часовые разглядели синее знамя, как главные ворота распахнулись и из них повалила толпа горожан. Они запаслись пальмовыми ветвями и гирляндами из водяных лилий – по городу прошел слух, что вельможа Наджа привез весть о великой победе над гиксосами Апепи.

Но приветственные крики и смех сменились скорбными стенаниями, когда люди заметили завернутый в пелены труп на второй повозке и услышали возгласы передовых возничих:

– Фараон умер! Убит гиксосами! Да живет он вечно!

Запрудив улицы, плачущая толпа последовала за колесницей с останками царя к погребальному храму. В суматохе никто не обратил внимания на то, что подчиненные Асмора сменили стражу у главных ворот и быстро расставили дозоры на всех углах и площадях.

Колесница с телом Тамоса увлекла за собой множество народа. Кривые и узкие улицы столицы, обычно многолюдные, почти опустели, и повозка Наджи без задержки добралась до речного дворца. Вельможа знал, что стоит скорбной вести разнестись, как все члены совета поспешат собраться в палате заседаний. Оставив колесницы у калитки в сад, Асмор и пять десятков его стражей окружили Наджу. Плотным строем отряд проследовал через внутренний двор, миновал садовые пруды, на берегах которых росли гиацинты, а в воде плескались рыбины, и чешуя их сверкала на безмятежной глади, будто драгоценные камни.

Прибытие вооруженного отряда всполошило совет. У дверей не стояла охрана, а присутствовали пока только четверо из его членов. Наджа помедлил на пороге, окинув советников быстрым взглядом. Менсет и Талла давно пережили пору своего некогда впечатляющего могущества. Синка всегда был слаб и нерешителен. Лишь с одним из находившихся в палате приходилось считаться.

Крат был старше любого из своих товарищей, но и древний вулкан способен на извержение. Одежда его была в беспорядке – его подняли с постели, не позволив толком проснуться. Молва утверждала, что старик до сих пор не дает спуску двум своим молодым женам и пяти наложницам. Наджа ей верил, потому как историям о военных и любовных подвигах Крата не было числа. Даже издали Наджа приметил влажные пятна на его белой льняной юбке и сладкий естественный аромат женских соков. Шрамы на руках и обнаженном торсе свидетельствовали о сотнях сражений и одержанных побед. Старик давно не носил многочисленные цепи Золота Доблести и Золота Похвалы, которыми его наградили, – такая масса драгоценного металла раздавила бы даже вола.

– Благородные советники! – поприветствовал членов совета Наджа. – Недобрые вести привез я вам.

Он решительно перешагнул порог; Менсет и Талла шарахнулись в сторону, глядя на него, как кролики на подползающую кобру.

– Фараон мертв, – продолжил вельможа. – Его сразила гиксосская стрела при осаде вражеского укрепления над Эль-Вадуном.

Члены совета смотрели на него, потеряв дар речи. Все, кроме Крата. Старый полководец первым оправился от удара. Скорбь его могла сравниться только с такой же силы гневом. Он с шумом поднялся и глянул на Наджу и его телохранителей, как вожак-буйвол смотрит на стаю подвернувшихся ему вдруг под ноги львят-подростков.

– Что за дерзкая изменническая прихоть заставила тебя нацепить на руку соколиную печать? Наджа, сын Тимлата, порожденный чревом гиксосской шлюхи! Да ты не достоин валяться в пыли у ног того, у кого ты украл этот талисман. Меч, что у тебя на поясе, ждет руки более благородной, нежели твоя вялая лапа.

Лысина Крата побагровела, морщинистое лицо исказила ярость. На миг Наджа растерялся. Откуда это древнее чудовище прознало, что его мать была гиксоской? Это ведь хранилось в глубокой тайне. Вельможе пришлось напомнить себе, что, за исключением Таиты, только Крат обладает силой и способностями вырвать двойную корону из его хватки.

Против воли он отступил на шаг:

– Я регент при царевиче Нефере. Я ношу синюю соколиную печать по праву.

– Нет! – громогласно возразил Крат. – Нет у тебя права! Только великие и знатные имеют право носить соколиную печать. У фараона Тамоса было такое право, у Тана, вельможи Харраба, было такое право, но не у тебя, безродный щенок.

– Меня провозгласили регентом мои полки на поле боя.

Крат решительным шагом направился к нему через палату.

– Ты не воин. Твои шакальи родичи гиксосы задали тебе трепку под Ластрой и Сивой. Ты не чиновник и не ученый. Тебе удалось немного возвыситься лишь благодаря ошибке фараона. Я сто раз предупреждал его на твой счет.

– Опомнись, старый дурень! – осадил его Наджа. – Я замещаю фараона. Если ударишь меня, оскорбишь корону и достоинство Египта.

– Я сорву с тебя печать и меч. – Крат не сбавил шага. – А потом доставлю себе удовольствие, отхлестав тебя по ягодицам.

За правым плечом Наджи возник Асмор.

– Наказание за оскорбление величества – смертная казнь, – прошептал он.

Вельможа сразу ухватился за свой шанс. Он вскинул подбородок и посмотрел старику в его по-прежнему ясные глаза.

– Ты древний мешок вонючего навоза! – с вызовом заявил Наджа. – Твои дни прошли, Крат, дряхлый идиот! Ты и пальцем не посмеешь тронуть регента Египта.

Как он и рассчитывал, такого оскорбления Крат снести не мог. Полководец взревел и с резвостью, удивительной для человека такого возраста и телосложения, почти бегом пробежал оставшиеся несколько шагов. Он обхватил Наджу, поднял его над полом и попытался сорвать с руки соколиную печать.

– Да ты негоден…

Не оборачиваясь, Наджа обратился к Асмору, стоявшему в шаге у него за спиной с обнаженным серповидным мечом в правой руке.

– Бей! – негромко приказал вельможа. – И вонзай поглубже!

Асмор отклонился в сторону, заходя Крату сбоку и метя чуть повыше юбки, в почки. Умелая рука нанесла удар сильно и точно. Бронзовое лезвие бесшумно вошло в плоть, легко, как иголка в кусок шелка, и погрузилось до самой рукояти. Затем Асмор повернул клинок, расширяя рану.

Тело Крата напряглось, глаза расширились. Хватка его ослабла, и Наджа сумел встать на ноги. Асмор выдернул клинок. Он выходил с трудом, плоть словно засасывала лезвие. Блестящую бронзу замарали темные пятна, струйка крови побежала по белой льняной юбке Крата, растекаясь по ткани. Асмор ударил еще раз, на этот раз взяв выше, снизу вверх под ребра. Крат нахмурился и тряхнул крупной, как у льва, головой, как будто его донимали какими-то детскими проказами. Старик повернулся и направился к выходу из палаты. Асмор бежал за ним, снова и снова поражая в спину. Крат продолжал идти.

– Господин, помоги мне прикончить пса! – отдуваясь, проговорил Асмор.

Наджа обнажил голубой меч и поспешил на помощь. Его клинок разил глубже, чем бронзовый, и вельможа рубил и колол. Шатаясь, Крат вышел во двор; кровь хлестала и сочилась из десятка ран.

– Убийство! – надрывались у него за спиной другие члены совета. – Пощадите благородного Крата!

– Предатель! – не уступая им, орал Асмор. – Он поднял руку на регента Египта!

Он снова нанес удар, метя в сердце, но Крат ухватился за стенку, окружавшую рыбный пруд, и попытался устоять на ногах. Однако руки его, скользкие от собственной крови, не могли уцепиться за полированный мрамор. Он перевалился через невысокую стенку и с громким всплеском ушел под воду.

Двое с мечами помедлили. Перегнувшись через ограду, они следили, как расплываются по воде кровавые пятна. Внезапно на поверхности показалась лысая голова, и Крат с шумом вдохнул.

– Клянусь всеми богами, умрет когда-нибудь этот древний ублюдок? – В голосе Асмора звучали удивление и растерянность.

Наджа перепрыгнул через стенку пруда и, стоя по пояс в воде, склонился над внушительным телом старика. Он поставил ногу Крату на шею и надавил, заставив его голову погрузиться. Полководец барахтался и пытался вырваться, вода порозовела от крови и помутнела от ила, поднятого со дна. Вельможа давил изо всех сил, удерживая старика под водой.

– Это как на бегемоте верхом кататься, – с беззвучным смешком сказал Наджа.

Асмор и его воины, столпившиеся по краям пруда, тоже разразились хохотом.

– Выпей-ка в последний раз, старый мошенник! – издевались они. – Ты отправишься к Сету чистенький и благоуханный, как младенчик. Даже бог не узнает тебя.

Старик трепыхался все слабее; наконец последние пузырьки воздуха сорвались с его губ, и он затих. Наджа добрел до края водоема и выбрался наружу. Тело Крата медленно всплыло на поверхность и закачалось лицом вниз.

– Выловите его! – приказал вельможа. – Не бальзамируйте труп, а разрубите на куски и похороните вместе с прочими разбойниками, насильниками и предателями в Долине шакалов. Могилу не отмечайте.

Таким образом Крат лишался возможности попасть в рай и был обречен вечно скитаться во тьме.

Мокрый по пояс, Наджа вернулся в зал совета. К этому времени прибыли и остальные его члены. Напуганные участью Крата, они сидели, сгорбившись, на скамьях, бледные и дрожащие, и с ужасом взирали на Наджу с окровавленным голубым мечом в руке.

– Измена всегда каралась смертью, благородные господа, – заявил вельможа. – Найдется ли среди вас тот, кто поставит под сомнение справедливость этой казни?

Он по очереди смотрел на них, и каждый опускал взгляд. Стража Фат стояла плечом к плечу у стены, а без Крата никто не отваживался принимать решения.

– Вельможа Менсет, – обратился Наджа к главе совета. – Ты ставишь под сомнение мой поступок в отношении предателя Крата?

На какой-то миг показалось, что Менсет намерен бросить Надже вызов, но потом старик вздохнул и посмотрел на лежащие на коленях ладони.

– Казнь была справедливой, – прошептал он. – Совет одобряет действия вельможи Наджи.

– Считает ли совет также правомочным его назначение регентом Египта? – спросил Наджа тихо, но голос его отчетливо разнесся по безмолвной палате.

Менсет поднял голову и обвел собратьев взглядом. Никто не посмотрел ему в глаза.

– Глава и другие советники признают нового регента Египта.

Затем Менсет наконец посмотрел прямо на Наджу, и его обычно жизнерадостная физиономия приняла такое мрачное и презрительное выражение, что уже до исхода месяца старика нашли мертвым в своей постели. Но пока Наджа просто кивнул.

– Я принимаю обязанности и тяжкую ответственность, которую вы возложили на меня. – Вельможа убрал меч в ножны и взошел на помост, где стоял трон. – Впервые обращая речь к совету как регент Египта, я хочу описать вам героическую гибель божественного фараона Тамоса.

После гнетущей паузы он в подробностях изложил сочиненную им повесть о неудачном походе и осаде высот Эль-Вадуна.

– Так умер один из храбрейших царей Египта, – завершил Наджа свой рассказ. – Когда я нес его вниз по склону, его последние слова были такие: «Позаботься о моем последнем сыне. Оберегай Нефера до тех пор, пока он не станет взрослым настолько, чтобы надеть двойную корону. Возьми под свое крыло двух моих дочерей и проследи, чтобы им никто не причинил вреда».

Охваченный приливом скорби, вельможа не сразу смог продолжить.

– Я не подведу бога, бывшего моим другом и фараоном, – твердо заявил Наджа. – Я уже отправил в пустыню колесницы, чтобы найти царевича Нефера и доставить его в Фивы. Как только он приедет, мы возведем его на трон, вручив ему плеть и скипетр.

По рядам советников прокатился одобрительный гул, и Наджа продолжил:

– А теперь пошлите за царевнами. Пусть немедленно явятся в палату.

Сестры робко переступили через порог; старшая, Хезерет, вела за руку младшую, Мерикару. Перед этим Мерикара играла с подружками, и оттого личико ее раскраснелось, а на гибком теле выступили капельки пота. До зрелости ей оставалось еще несколько лет, поэтому ноги у девчушки были длинные и нескладные, как у жеребенка, а грудь плоская, как у мальчика. Длинные черные волосы были заколоты на боку и ниспадали на левое плечо, а маленькая набедренная повязка белого льна оставляла неприкрытой нижнюю часть округлых ягодиц. Оказавшись перед собранием уважаемых мужей, Мерикара застенчиво улыбнулась и покрепче ухватила старшую сестру за руку.

Хезерет уже встретила первый красный лунный цикл и была облачена в льняную юбку и парик взрослой женщины. Даже пожилые мужчины с вожделением поглядывали на нее, потому как девушка в полной мере унаследовала легендарную красоту своей бабушки, царицы Лостры. Кожа у нее была белая как молоко, конечности округлые и соразмерные, а обнаженные груди напоминали два лунных диска. Лицо было серьезным, но в уголках губ спряталась загадочная, озорная улыбка, а в огромных темно-зеленых глазах сверкали дразнящие искорки.

– Подойдите, милые крошки, – обратился к ним Наджа.