Текст книги "Джекаби. Все мистические расследования"

– Дуглас? – предположила я.

Рыжеватый клюв нырка качнулся. Расправив одно крыло, птица постаралась восстановить равновесие, вцепившись в мою ногу коготками.

– Ну, – снова хихикнула Дженни, – давай же, прояви вежливость. Эбигейл, знакомься с Дугласом.

Я осторожно пожала правой рукой протянутое крыло. После этого Дуглас сложил его, пригладил перья, схватил оставшуюся половинку багета и слетел у меня с колен. По изящной дуге он перелетел на островок посередине озера, сел в стоящее среди кустов сливовое кресло и отхватил огромный кусок хлеба.

– Джекаби почувствовал, что виноват перед Дугласом, – объяснила Дженни, когда селезень улетел. – Само собой, он был человеком. Джекаби отправил его в одиночку проверить зацепку, которая могла ни к чему и не привести, но Дуглас попал в самое пекло. Когда Джекаби осознал свою ошибку и поспешил на помощь, было уже слишком поздно. Он успел лишь предупредить Дугласа, прежде чем того накрыло мощной волной магии.

– Только не говори, – сказала я, – что он велел ему…

– Нырнуть, – закончил за меня Джекаби, и мы с Дженни, обернувшись, увидели, как он ступает с дорожки на зеленый холм. – Точно так. По иронии судьбы именно моя попытка помочь Дугласу стала последним штрихом его проклятия. Я поклялся, что ничто не отвлечет меня от поиска способа обратить его метаморфозу.

Детектив остановился возле скамейки, похоже, с горечью вспоминая тот день.

– Господи, – пробормотала я. – Но значит… новые убийства каким-то образом связаны с делом, в котором пострадал Дуглас?

– Что? Нет. Эти инциденты не имеют ничего общего.

– Тогда что заставило вас забыть о своей клятве?

– Я о ней и не забывал! Я выполнил обещание, – ответил он. – Решение нашлось после изматывающих вечерних исследований и поездки в деревню за необходимыми ингредиентами.

– Тогда почему Дуглас – по-прежнему утка?

– Черт возьми, спросите его!

– Но… он ведь утка.

– И очень упрямая.

– Ничего не вышло, – сказала Дженни.

– Само собой, ничего не вышло, – огрызнулся Джекаби. – Чтобы превратиться обратно, нужно желание! Он сам должен этого захотеть.

– Но… с чего ему хотеть быть уткой? – спросила я.

– Никто не хочет отказываться от себя, – ответила Дженни. – Может, у Дугласа и остались все человеческие воспоминания, но теперь он утка.

– Не то чтобы он сам решил ею стать, – буркнул Джекаби.

– Он не по своей воле лишился жизни – ее у него забрали, – сказала Дженни. – Но теперь ему решать, готов ли он лишиться новой жизни и потерять себя.

– Но он останется собой! Он будет Дугласом. Ему просто нужно захотеть снова стать человеком.

– Нет, – терпеливо пояснила Дженни. – Он будет другим Дугласом. Того Дугласа, которому необходимо принять это решение, уже не станет.

– Глупости какие. Это просто птичье упрямство.

– Не стоит спорить с упрямым духом, детектив, – многозначительно сказала Дженни. – Я ведь тоже упряма.

Вздохнув, Джекаби закатил глаза.

– Ладно, ладно, – согласился он, – но не думайте, что после смерти вы получили перевес в любом споре.

– Я так и не думаю. Просто правда на моей стороне. Никто не хочет отказываться от себя, в какой бы форме мы ни существовали, уж я-то кое-что об этом знаю. – Дженни встала со скамейки и медленно пошла вниз по траве. – Теперь я, пожалуй, оставлю вас вдвоем. Эбигейл, не забудь спросить о комнате!

В следующую секунду ее серебристые волосы скрылись под полом.

– Что вы хотели спросить о комнате? – поинтересовался Джекаби.

Я встала на ноги.

– Ничего. Вам что-нибудь удалось обнаружить?

– Я обнаружил слишком много. – Он вытащил маленький смятый конверт и протянул его мне. – И мы получили наши телеграммы.

– Прекрасно. Вы напали на след?

– О, да, – кивнул Джекаби. – Напал, мисс Рук. Похоже, все гораздо серьезнее и страшнее, чем мы полагали.

Глава шестнадцатая

В конверте лежали телеграммы из трех городов. Знакомые из правоохранительных органов, имен которых Джекаби называть не спешил, быстро прислали ответы из Браннасбурга, Гэдстона и Глэнвиля. По просьбе детектива работники телеграфа положили все послания в один конверт и отправили к нему домой. Джекаби сказал, что в ближайшее время ожидает еще две-три телеграммы, но ему оказалось достаточно и одной, чтобы узнать содержимое остальных. Формулировки были разными, но суть одна. В телеграммах содержалось очень простое сообщение: убийство.

Я просмотрела послания, пока мы спускались по винтовой лестнице. «ПОДТВЕРЖДАЮ ИНЦИДЕНТЫ В БРАННАСБУРГЕ ТЧК, – значилось в первой. – ДЕТАЛИ СОВПАДАЮТ С ОПИСАНИЕМ ТЧК ОДИННАДЦАТОГО НОЯБРЯ МЯСНИК ПС РАНЕНИЕ ШЕИ ТЧК ПЯТОГО ДЕКАБРЯ ПОЧТАЛЬОН ПС РАНЕНИЕ ГРУДИ ТЧК ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОГО СЕНТЯБРЯ БРОДЯГА ПС РАНЕНИЕ ГРУДИ ТЧК».

– ПС? – спросила я, пока мы спускались.

– Причина смерти, – просто ответил Джекаби.

«ВСЕ ИНЦИДЕНТЫ НЕ РАСКРЫТЫ ТЧК СВЯЗАННЫХ ДЕЛ НЕ ОБНАРУЖЕНО ТЧК СОДЕЙСТВИЕ ЖЕЛАТЕЛЬНО ТЧК». На этом телеграмма заканчивалась. Быстро взглянув на две другие, я увидела похожую сводку: отличались лишь даты и профессии жертв в Браннасбурге и Гэдстоне.

– Боже мой, – пробормотала я, второй раз просматривая телеграммы. – Но их ведь так много!

– Да. Похоже, мистер Брагг шел по следу серийных убийств, начавшихся несколько месяцев назад, если не раньше. Пометки на карте, «РШ» и «РГ», обозначают ранения шеи и груди. Судя по всему, убийца предпочитает убивать ударом в грудь. Все убийства произошли за пределами юрисдикции Нью-Фидлема, а значит, убийца старался держать власти в неведении. Попытки Брагга связать убийства друг с другом и пролить на них свет лишь привели его к гибели.

Когда мы вернулись в кабинет, детектив развернул нарисованную от руки карту покойного репортера и положил ее поверх огромной, очень подробной карты, занимавшей большую часть его стола. Покопавшись в ящике, он вытащил коробочку булавок с плоскими блестящими головками. Вывалив содержимое коробки на стол, он сравнил две карты.

Провести соответствия между ними оказалось несложно: Брагг скопировал все очень точно. Джекаби стал переносить все крестики на большую карту, втыкая булавки прямо в столешницу и временно закрепляя карту на месте. Стоя по другую сторону стола, я взяла несколько булавок и помогла ему закончить работу.

– Теперь все, – сказала я.

– Не совсем, – возразил Джекаби.

Я сосчитала крестики на первой карте. Пока я проверяла свою работу, Джекаби убрал все лишние булавки обратно в коробочку. Мы отметили двенадцать точек. Детектив многозначительно взглянул на меня и протянул мне еще одну булавку. Поняв, что он имеет в виду, я наклонилась, нашла на карте нужное место и добавила булавку Артура Брагга. Тринадцать блестящих отметок теперь стояли над городом как могильные камни.

– По очевидным причинам Брагг не отметил на карте собственное убийство. Вы заметили еще что-нибудь, что отличает его смерть от остальных? – спросил Джекаби.

Я взглянула на карту. Булавка Брагга одиноко торчала в самом центре, в то время как остальные заговорщицки сгрудились в группки по две-три, как школьные задиры.

– Он единственный, кого убили в Нью-Фидлеме, – сказала я.

– Хорошо. Какой тогда напрашивается вывод?

Мне в голову пришла ужасная мысль.

– Это значит… что убийца убивает по несколько человек в каждом городе и переходит к следующему. Теперь он здесь, в Нью-Фидлеме… и только начал охоту!

Я бывала в театре и прекрасно понимала, что подобное заявление требует драматического органного аккорда и громкого вздоха публики, но в реальности слова так и остались висеть в воздухе.

– Умно, – ответил Джекаби, – но неверно.

Он вытащил из верхнего ящика моток бечевки и взглянул на доску, где были аккуратно записаны все наши даты.

– Двадцать третье октября, – прочитал он и привязал один конец бечевки к соответствующей булавке в Гэдстоне. – А следующее – тридцатого – вот здесь. – Он протянул бечевку на другой конец карты и обернул ее вокруг булавки в Кроули. – Затем пятого ноября, вот здесь.

Бечевка снова пересекла всю карту до Глэнвиля, потом пошла чуть выше, в Браннасбург.

Детектив обматывал бечевкой одну булавку за другой. Убийства никогда не совершались в одном городе два раза подряд и редко происходили даже в соседних городах. Обычно они перескакивали с одного конца карты на другой. В итоге получилась неровная звезда, лучи которой пересекали весь Нью-Фидлем. Отрезав бечевку, Джекаби прикрепил свободный конец к булавке в самом центре города.

– Он планирует свои удары, чтобы как можно дольше избегать обнаружения, – сказал он. – Проходят недели, даже месяцы, прежде чем он возвращается туда, где уже был, и к этому времени предыдущее убийство уже забывается. Поскольку он меняет юрисдикции, убийства могли продолжаться еще не один месяц, прежде чем в полиции догадались бы, что везде орудует один и тот же преступник. Из-за вмешательства Брагга убийце пришлось нарушить свою схему, причем весьма существенным образом.

– Как именно? – спросила я.

– Он убил там, где живет. Судя по распределению более ранних смертей, он избегал Нью-Фидлема, но орудовал при этом неподалеку. Полицейские обычно с подозрением относятся к человеку, стоящему в самом центре груды трупов, так что наш убийца тщательно скрывал от них свои преступления. Но живет он здесь. Я в этом полностью уверен.

– Здесь? В этом городе? – спросила я, невольно посмотрев в окно, за которым гасли последние краски дня. Луна висела совсем низко, но была уже прекрасно видна. Ее почти идеальный диск окружали зловещие голые ветви деревьев. – Разве монстру не проще прятаться в лесу? Днем сидеть в тени, а по ночам выходить на охоту?

– Конечно, существует и такая возможность, но у нас есть основания предполагать, что мы ищем человека, причем человека обеспеченного, – сказал Джекаби. – Хатун утверждает, что хорошо разглядела убийцу. Описанное ей существо, может, и не существует на самом деле, но я не сомневаюсь, что она была рядом, когда наш злоумышленник пытался ускользнуть через окно. Он оставил следы на подоконнике, но на балконах нижних этажей их не было, что соответствует ее рассказу. Теперь подумайте: будь вы хладнокровным убийцей, способным вспороть грудь взрослому мужчине, разве вы испугались бы хромой седовласой старушки?

– Думаю, нет.

– Ну а если вы не видели, что вас ждет? Разве в таком случае вы не нашли бы другой выход, подобно нашему осторожному другу? Если преступник осмотрел переулок и ничего не заметил, как и утверждает Хатун, ее шаль, возможно, действительно меняет восприятие. Если злодей не видел Хатун, значит, у него есть дом, а если у него есть дом, можно не сомневаться, что он живет в Нью-Фидлеме, а если он разгуливает по Нью-Фидлему, все горожане в опасности, – на одном дыхании выпалил Джекаби и наконец остановился, чтобы глотнуть воздуха.

Мне все меньше хотелось вечером бродить по улицам в поисках жилья.

– Но почему он стал охотиться в Нью-Фидлеме? – спросила я. – Может, на то были особые причины? Брагг вышел на него. Как вы сказали, репортера, вероятно, убили лишь потому, что он связал между собой другие убийства.

– Как и мы? – изогнув бровь, произнес Джекаби. – Я понимаю, что вы хотите сказать, но убийца не мог не понимать, что его план лишь отсрочит его обнаружение. Теперь он должен осознать, что ему недолго осталось гулять на свободе. Как гусь в клетке, он теперь станет более непредсказуемым и опасным для любого, кто окажется в ловушке вместе с ним.

– Как гусь? – удивилась я.

– Да. Гуси ужасны. Но, какое животное ни возьми, суть в том, что именно мы подхватили расследование Брагга, а потому оказались в опасности. Полагаю, разумно усилить защиту этого дома и повысить бдительность, пока все не закончится. Уверен, вскоре злоумышленник пронюхает о наших расспросах и нанесет нам такой же визит, как и Артуру Браггу.

У меня по спине пробежал холодок, и я тревожно оглянулась. Я хотела что-то сказать, но меня прервал внезапный оглушительный грохот, донесшийся со второго этажа. Мы с детективом испуганно переглянулись, после чего он схватил шишковатую деревянную дубинку с полки позади стола и бросился в коридор. Я лихорадочно осмотрелась по сторонам, но не нашла никакого оружия и взяла с собой особенно увесистую книгу. Держа ее возле уха, подобно толкателю ядра, я вышла в коридор. Запястье подрагивало, но я в любой момент готова была запустить свой снаряд в негодяя.

Мои нервы вибрировали, как расстроенная арфа, и я молча проклинала винтовую лестницу, в холодном поту поднимаясь по ступенькам. В последний раз повернув, я увидела огромную гору артефактов, разбросанных по коридору. Они явно вывалились из захламленной спальни справа. Фарфоровая тарелка с золотистой окантовкой все еще кружилась на месте, а летающие в воздухе перья намекали, что в груде хлама оказалась и разорванная подушка.

На пороге комнаты стояла Дженни, колени которой скрывались в опрокинутом фонографе, лежащем вверх ногами на своей трубе. Сложно было сказать, о чем думает Дженни. Казалось, ее серебристые щеки и нос пылали, став темно-серыми. Позади нее Дуглас взлетел на резную спинку кровати, которую уже наполовину откопали с момента моего последнего визита. На шее нырка висели два шелковых галстука, напоминающих церемониальное облачение священников.

– Что здесь… – начал Джекаби.

– О, это вы, – невинно улыбаясь, сказала Дженни. На ней были отделанные кружевом шелковые перчатки, материальность которых резко контрастировала с полупрозрачностью ее фигуры. – Я просто помогаю вам начать. Нужно много всего передвинуть. Вы не представляете, как сложно оставаться материальной, передвигая крупногабаритные вещи.

Крякнув, Дуглас потоптался на своем насесте.

– Ой, не делай вид, что ты мне помогал! – воскликнула Дженни, погрозив ему пальцем, и снова повернулась к нам. – Мистер Джекаби, я не сомневалась, что вы согласитесь. И Дуглас сказал, что на чердаке найдется место. – Она переводила взгляд с меня на детектива, пытаясь понять, что мы думаем. – Ты ведь останешься?

– Я не… – начала я, но Джекаби прервал меня громким восклицанием:

– Само собой, она останется! Где еще ей жить? Но это не повод разбрасывать мои вещи по дому!

Так все и было решено. Дженни хлопнула в ладоши и обрадованно улыбнулась, а Джекаби повернулся ко мне.

– Ради всего святого, что вы делаете с моей «Историей ликантропии»?

– Я… с чем? – пробормотала я.

– Эта книга. Зачем вы ее сюда притащили?

– Ну вы же взяли палку.

Он нахмурил брови.

– Это дубинка. Ремесленник-лепрекон вырезал ее из ирландского терна, закалил в печи Гофаннона и наделил сверхъестественными защитными силами. А это, – он махнул рукой на книгу, – просто книга.

– Но весьма тяжелая. Лепрекон, говорите? Из тех малышей, что сидят с горшками золота возле радуги?

– Не глупите. Я говорю о настоящем лепреконе. Книга, которую вы держите, напечатана в шестнадцатом веке. Надеюсь, вы не собирались использовать ее в качестве снаряда.

Я протянула ему «Историю ликантропии», которую он забрал по дороге к лестнице.

– Джекаби, – сказала я, прежде чем он исчез за поворотом, – спасибо вам.

– За что?

– За комнату и за работу. Спасибо.

– Не благодарите меня. Просто постарайтесь не погибнуть, хорошо? И вот еще что, мисс Рук. Пообещайте мне, что если вы вдруг превратитесь в голубя, ежа или еще кого-то, то не будете упрямиться. А теперь мне пора вернуться к делам. Поможете мисс Кавано приготовить вам комнату? – Его голос стих, когда он спустился по лестнице.

Оставшуюся часть вечера мы с Дженни переносили на третий этаж всевозможные вещи. Некоторые из них обрели свое место среди зеленой растительности, а другие мы подняли на захламленный чердак. Дуглас только и делал, что клевал хлебные крошки да неодобрительно крякал, когда мы переставляли мебель. Джекаби тем временем укреплял ставни и «принимал защитные меры», которые, похоже, сводились к тому, чтобы ходить по дому с солью, рожью, святой водой и чесноком.

На другом конце города мистер Хендерсон – тот бедняга, что страдал от плача банши, – этим вечером умирал. Точнее говоря, умирал он лишь краткий миг, а остаток вечера был уже мертв.

Глава семнадцатая

Утром я проснулась от звона тарелок, доносившегося откуда-то снизу. На мгновение я мысленно вернулась в родительский дом и представила, как мама готовит завтрак на кухне. Там я была в безопасности, и все казалось нормальным. Почувствовав легкий запах горелого, я открыла глаза, и мой введенный в заблуждение разум снова вернулся в странную неубранную комнату за много тысяч миль от дома. Накануне мы с Дженни поработали на славу, но в углах до сих пор остались лишние стулья и старые столы, заваленные вычурными подсвечниками и деревянными масками. Мы первым делом освободили кровать, а когда закончили, я уже валилась с ног. Когда я наконец легла, сон пришел ко мне, не успела я коснуться подушки.

Я снова спала в нижнем белье, повесив многострадальное зеленое платье проветриться. Сощурившись в лучах утреннего солнца, я потянулась за платьем и обнаружила, что оно пропало. Мой чемодан по-прежнему стоял возле кровати, где я его и оставила. Вздохнув, я положила его на кровать и открыла крышку.

Надев несколько нижних юбок и затянув очень тугой корсет, я вышла в коридор в красном вечернем платье, которое матушка подарила мне на шестнадцатый день рождения. Лиф платья давил мне на грудь, пуговицы едва застегивались, а высокий воротник сжимал мне горло. Подол волочился по полу, а из-за обилия кружев на воротнике я чувствовала себя фарфоровой куклой, не говоря уже о том, что нелепые рукава были так пышны, что ограничивали мое боковое зрение. Даже сквозь все слои одежды я чувствовала громадный бант, который колыхался у меня на попе при каждом моем шаге. Я подумала, не вернуться ли в комнату и не переодеться ли в потертые рабочие брюки, но нет, я достаточно времени провела в этих грубых штанах, чтобы понимать, что в них мне не будет удобнее.

Осторожно спустившись по лестнице, я обнаружила, что дверь в лабораторию открыта. Внутри был Джекаби, который что-то напевал себе под нос и двигал сковородку на конфорке. Обнаружив среди стоящих вокруг банок и склянок перечницу, он несколько раз крутанул ее над сковородой. На столе валялись яичные скорлупки и кусочки овощей, тут и там виднелись следы каких-то порошков. Я вошла в комнату, и Джекаби обернулся, когда скрипучая дверь возвестила о моем появлении.

– Доброе утро, мисс Рук. Омлет?

– Не откажусь. Спасибо, мистер Джекаби. – Я отодвинула стул, с трудом устроила на нем громадный бант и подоткнула многочисленные юбки. – Вы случаем не знаете, куда пропало мое платье?

– Нет, но утром Дженни говорила, что собирается устроить стирку. Она с этим неплохо справляется… что весьма впечатляюще, учитывая, что она может физически взаимодействовать лишь с теми вещами, которые ей принадлежали. Насколько я понимаю, при стирке она надевает старые перчатки. Было бы здорово, если бы она не забывала о своем недостатке и звала на помощь, переставляя мои вещи, но договориться с ней невозможно. Посмотрите, не висит ли платье на заднем дворе.

Я подошла к окну и выглянула на улицу. Мое простое платье действительно висело на веревке вместе с чулками и носовым платком. Нижняя юбка казалась свежей и сияла белизной, а на зеленом материале больше не было ни пыли, ни темного пятна от пролитого чая. Но я прекрасно видела, что ткань еще совсем сырая, ведь кое-где с нее даже капало. На таком холоде платье могло просохнуть разве что к закату, да и то если повезет.

– Проклятье, – бросила я. – Точнее, это очень мило с ее стороны. Мне стоит ее поблагодарить.

Развернувшись, я подолом задела ногу манекена, который повалился на стеллаж с посудой, стоящий прямо возле моего начальника. Я попыталась его поймать, но было уже слишком поздно. К счастью, у Джекаби реакция оказалась гораздо быстрее. Он одной рукой остановил манекен в нескольких дюймах от дорогущих мензурок и пипеток, затем водрузил его на место и впервые окинул взглядом мое огромное красное платье.

– Бога ради, что это на вас? – спросил он. – Надеюсь, вы не собираетесь так одеваться на работу?

Я сглотнула. Мои щеки вспыхнули, а атласный воротник вдруг еще сильнее стянул мне горло.

– Другого платья у меня нет, – призналась я. – Есть еще мужская одежда: штаны и все такое, – но не могу же я так ходить по городу.

– Так вы тоже ходить не можете, – заметил Джекаби и вернулся к готовке. Подняв по очереди две одинаковые красные емкости, он понюхал содержимое каждой из них. – Если вам нужна одежда, попросите Дугласа помочь.

– Дуглас когда-то носил дамские платья? – удивилась я.

– Насколько мне известно, нет, хотя сегодня я бы лучше увидел его в платье, чем в перьях. Он ведет записи о моих прошлых делах и бухгалтерские книги. Некоторое время назад у одного клиента не было денег, поэтому в качестве оплаты я получил сундук женских платьев. Полагаю, они принадлежали его покойной жене, а может, матери. Просто спросите Дугласа – он вспомнит. Как считаете, пахнет паприкой или порохом? – спросил он и сунул мне под нос одну из красных емкостей.

Я с опаской принюхалась.

– Паприкой? – предположила я, хотя ни разу не нюхала ни того, ни другого.

Кивнув, Джекаби щедро поперчил омлет. Затем он приправил его и из другой емкости. Когда порох затрещал и запрыгал по намазанной маслом сковороде, детектив пригнулся и прикрыл лицо руками. Взрыва не последовало, и Джекаби выпрямился, с улыбкой вдыхая приятный аромат.

Извинившись, я пошла за платьем к утке. Дуглас, вежливая птица, не стал возражать и отвел меня к замшелому сундуку у дальней кромки пруда. Я любезно поблагодарила его, и он улетел обратно на свое кресло на маленьком острове. Открыв сундук, я вытащила пыльное черное платье, которое признала бы старомодным даже старушка-пуританка. Я все равно приложила его к себе. Покойная жена – а может, мать – клиента была совсем крохотной. Позади меня раздался смешок.

Дженни сидела на поваленном дереве, подперев рукой мерцающую голову.

– Ах! Я не… Доброе утро, мисс Кавано, – сказала я.

– Называй меня Дженни, – улыбнулась она. – Не стоит тебе это надевать.

– Но я спросила разрешения…

– Не сомневаюсь, милая. Но надевать это платье не стоит, потому что оно ужасно.

– Полагаю, ты права, – согласилась я. – Хотя, будь я на голову ниже и на двадцать фунтов легче, из меня получилась бы прекрасная колонистка. Крохотная, тоненькая колонистка.

– По-моему, тебе идет это красное платье, но оно ведь вечернее, а не дневное?

– Выбора у меня не осталось. У меня с собой только красивые платья и рабочие штаны. Оставалось лишь одно платье, которое ты постирала. Кстати, спасибо.

– Если они тебе не нравятся, зачем ты их привезла?

Я вздохнула.

– Они первыми попались мне на глаза. Прежде чем я сбежала из дома, матушка любила одевать меня как куклу, в летящие платья от ее любимого портного. Мне не приходилось думать, что носить, потому что мое мнение все равно не учитывалось. Может, если бы она паковала мои вещи, мне и было бы из чего выбирать, но тогда мне пришлось бы нанимать отдельный экипаж для одних только шляпок. Она ужасно боялась, что какой-нибудь дворянин увидит ее дочь в лохмотьях. Так она называла любой наряд без проволочного каркаса, кружевной отделки и пяти нижних юбок. Правда, у меня была школьная форма, которая мне очень нравилась, но она износилась еще до моего отъезда. К тому же ее шили для учебы, а не для лазанья по горам. На ней то и дело появлялись дырки, а на подоле быстро возникала бахрома. За месяц форма превратилась в настоящие лохмотья. Остаток времени на раскопках я ходила в мужских штанах.

– Не может быть!

– Правда. И мне нравилось… поначалу. Так я тоже демонстрировала свою непокорность, упрямая и непреклонная. Но, уверяю тебя, после нескольких месяцев тяжелого, изнурительного труда штаны перестают быть символом свободы. Теперь мне просто хочется, чтобы у меня появилось несколько платьев… попроще.

– Что ж, – сказала Дженни, – когда приходится выбирать между двумя вариантами, следуй совету Джекаби: выбирай оба. – Она похлопала тонкими, затянутыми в перчатку пальцами по аккуратной стопке вещей, лежащей возле нее. – Я просто хочу сказать, если тебе нужна одежда попроще, примерь вот эту. По-моему, ты немного ниже меня, но, если хочешь, я покажу тебе, как их подшить. Мне они все равно уже не понадобятся.

Я взяла первую вещь – красивую юбку шоколадного цвета, сшитую из плотного хлопка. Ткань была не такая плотная и грубая, как деним, но толще и практичнее материала моих платьев. Я приложила ее к талии: она не доходила до пола. Матушка ужаснулась бы при мысли о моих икрах, открытых всему миру. Я же пришла в восторг от возможности не спотыкаться, поднимаясь на тротуар.

– Это повседневное платье, ничего особенного, – сказала Дженни.

Следующей я вытащила блузку с длинным рукавом. Украшенная скромной вышивкой, она не потеряла женственного вида. Длинный, подогнанный по фигуре жакет облегал блузку, доходил до пояса и свободно спускался на юбку. Лежащий передо мной комплект казался гораздо удобнее любого из моих нарядов и был при этом простым, но изящным.

– Пояс затягивается на спине, а на юбке есть карманы, вот здесь. – Дженни показала, где именно они находились.

Карманы! Я пришла в восторг. Я никогда не понимала отсутствие карманов в женской одежде: такое впечатление, что женщины были не вправе носить с собой хоть какие-то вещи.

– Это ты его носила? – спросила я, чувствуя себя ужасно неловко за использование прошедшего времени.

Но Дженни этого и не заметила. Она кивнула.

– Знаю, выглядит не очень…

– Вовсе нет! Он прекрасен!

Она снова улыбнулась.

– У меня есть и другие юбки и передники, если нужно. Не слишком красивые, но в лаборатории они меня выручали.

– В лаборатории? Ты занималась наукой? – спросила я.

Улыбка Дженни померкла.

– Мой жених занимался наукой, но я тоже училась. Осмелюсь сказать, это подготовило меня для жизни по соседству с мистером Джекаби. Если, конечно, к этому вообще можно подготовиться.

– Что же сталось с твоим женихом?

Мне уже казалось, что я как ни в чем не бывало болтаю со старшей сестрой. Дженни поджала губы и не ответила. Я тут же пожалела о своем вопросе. Через несколько секунд она вежливо улыбнулась.

– Может, примеришь одежду? – предложила она.

Я отвернулась, чтобы расстегнуть свое пышное красное платье, и заметила крупного нырка, сидевшего на замшелом шкафу у меня за спиной.

– Боже, Дуглас! Может, улетишь в сторонку? – попросила я.

Дуглас помотал головой, как совершенно обычная птица.

– Зачем ему улетать? – игриво бросила Дженни. – Он ведь утка. К тому же я не раз смотрела, как он одевается, пока он был еще человеком, – мечтательно добавила она. – Фигура у него ничего. Полагаю, это вполне справедливо.

Мои щеки залились румянцем.

– Это вообще-то неприлично, – заметила я.

– Знаешь, Эбигейл, отсутствие тела раскрепощает.

– Ты не слишком обрадовалась, когда я случайно зашла к тебе в комнату.

Ее озорная улыбка сменилась суровостью.

– Это другое, – сказала она, но тут же пожала плечами. – Но раз уж ты настаиваешь… Пойдем, Дуглас, не будем ей мешать.

Всплеснув руками, она нырнула спиной вперед, как пловец в бассейн, и прошла сквозь пол. Зеленая трава всколыхнулась, словно на легком ветру, и секунду спустя единственным напоминанием о призрачной леди остались белые перчатки, лежащие на земле. Дуглас подошел к краю шкафа и слетел с него по низкой дуге. Я услышала, как его лапы плеснули по воде по другую сторону зеленого занавеса. Учтиво подняв перчатки Дженни, я аккуратно сложила их на дереве, чтобы она нашла их по возвращении.

Одежда оказалась мне в самый раз и еле уловимо пахла хвоей и духами. Дженни не забыла принести даже толстые шерстяные чулки, которые тотчас согрели мои усталые ноги. По пути к выходу я поблагодарила Дугласа за предупредительность, ступая только по деревянной дорожке, чтобы не намочить свои чудесные новые чулки. Я спустилась по лестнице и почти дошла до первого этажа, когда в переднюю дверь настойчиво постучали. Джекаби выглянул из лаборатории, когда я вышла в коридор.

– О, мисс Рук, отлично. Откроете дверь? Омлет почти готов.

Он никак не показал, заметил ли мое новое одеяние.

– Кажется, он был почти готов, когда я уходила, – бросила я.

– Это новый омлет, – пояснил Джекаби, скрываясь в лаборатории. – Прошлый оказался немного… несговорчивым.

Я вышла в прихожую и открыла ярко-красную дверь. На пороге стоял взволнованный младший детектив Кейн.

– Офицер Кейн! – Я отошла в сторону и жестом пригласила молодого человека войти. – Прошу, входите! Боже, да на вас лица нет! Вы вообще спали?

– Не пришлось. – Сняв фуражку, он прошел в комнату. – Спасибо, мисс Рук. Вы же, напротив, выглядите чудесно.

Снова залившись краской, я дотронулась до волос, жалея, что не успела причесаться, прежде чем спуститься вниз.

– Скажите, мисс, мистер Джекаби дома? Боюсь, это срочно.

Я провела офицера по коридору и заглянула в лабораторию.

– Мистер Джекаби, пришел Чарли Кейн, – сказала я как можно профессиональнее, хотя растрепанные волосы и отсутствие обуви несколько портили мой образ.

– Кто?

– Вчерашний детектив. Он говорит, что у него для вас срочные новости.

Джекаби подошел к двери.

– Ах, это вы, – сказал он и окинул Чарли подозрительным взглядом. – Полагаю, наш друг в красной пижаме уже мертв?

– Мистер Хендерсон, сэр, – кивнул Чарли. – Да, сэр.

– Жаль, – задумчиво бросил Джекаби, не проявив ни грамма удивления. – Причина смерти та же, что и накануне?

– Точно та же, сэр, – снова кивнул Чарли. – Но крови в этот раз больше.

– Это объясняет следы у вас на коленях, – заметил Джекаби. – Полагаю, вы сами осматривали тело?

Казалось, последнее слово ударило Чарли как мешок с песком. Он глубоко вздохнул, собираясь с силами. Его колени и правда были заляпаны бордовыми пятнами, но их было почти не различить на синей ткани формы. Присмотревшись, я заметила, что на носках его блестящих туфель тоже остались капельки крови.

– Я был там, – сказал Чарли. – Я был там всю ночь, но не смог его спасти.

– В этом нет ничего удивительного, – отмахнулся Джекаби, и я строго посмотрела на своего начальника. Младший детектив казался совсем разбитым. Заметив мой взгляд, Джекаби неловко потрепал Чарли по плечу. – Его никто не мог спасти. Услышав плач, он потерял все шансы. Но хорошо, что вы попытались. В этой трагедии есть и плюсы: теперь мы имеем свежее место преступления. Мы с мисс Рук быстро позавтракаем и пойдем проверить, какие улики убийца оставил на этот раз.

Чарли нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

– Мистер Джекаби, время не ждет! Человек погиб!

– К несчастью, это так. Как бы мы ни спешили, его уже не вернешь. Уверяю вас, когда мы доберемся до него, из мертвых он не воскреснет. А горячий завтрак пойдет нам на пользу, ведь мы не хотим упустить…