Текст книги "Каталина"

25

Епископ обещал прийти на следующий день и с пунктуальностью, необычной для Испании, явился в точно назначенный час. Аббатиса сразу перешла к делу.

– Я хотела поговорить с вашей светлостью о Каталине Перес.

Епископ присел на краешек предложенного аббатисой кресла и ждал, опустив глаза.

– По совету исповедника она удалилась в наш монастырь. Мне представилась возможность поговорить с ней. Она образованней многих благородных дам. Ее манеры и поведение безупречны. Она искренне любит нашу госпожу, пресвятую деву, и достойна стать невестой Христа. Мне кажется вполне естественным, если, в благодарность за проявленное к ней милосердие, она посвятит жизнь служению господу богу. Она могла бы стать гордостью нашего ордена, и я не колеблясь приняла бы ее в этот монастырь, несмотря на низкое происхождение.

Епископ молча кивнул.

– Девушка молода, – продолжала аббатиса, – она не знает, как распорядиться своей жизнью, ее влечет мирская суета. Я слишком грешна и невежественна, чтобы говорить с ней об этом деликатном деле. И мне подумалось, что кто, как не вы, сможет помочь ей найти себя и объяснить, в чем состоит ее долг и где она обретет счастье и покой.

– Я стараюсь не иметь дела с женщинами, – сказал, наконец, епископ. – И никогда не исповедую их.

– Мне хорошо известно, что ваша светлость сторонится нас, но тут совершенно особый случай. Вы вернули ее к жизни, и теперь вы не можете бросить на распутье. Это равносильно тому, чтобы вытащить утопающего из ледяной воды и оставить на берегу умирать от голода и холода.

– Если девушка не видит своего призвания в служении богу, я не могу заставить ее уйти в монастырь.

– Вашей светлости, несомненно, известно, что многие женщины уходили в монастырь, потрясенные смертью близких, потому что не нашли подобающего мужа или из-за неразделенной любви. Тем не менее они становились прекрасными монахинями.

– Я не собираюсь с вами спорить, но не пойму, какое отношение имеют приведенные вами примеры к Каталине Перес. И посмею напомнить вашему преподобию, что дорога в рай открыта не только монахам, но и мирянам.

– Но насколько тернистей путь последних. Разве святая дева даровала бы вам силу совершить чудо в ее честь, если б не хотела, чтобы в дальнейшем девушка стала светочем, ведущим к покаянию тысячи грешников.

– Не нам, грешным, вдумываться в мотивы действий небожителей.

– Но, по меньшей мере, мы можем быть уверены, что они служат добру.

– Мы можем.

Донье Беатрис не нравилась сдержанная лаконичность епископа, и в ее голосе появились резкие нотки:

– Я прошу вас оказать эту маленькую услугу за все хорошее, что сделала моя семья ордену доминиканцев. Так вы отказываетесь встретиться с девушкой, поговорить с ней и, если ваше мнение совпадет с моим, объяснить, где она найдет счастье?

Епископа удивляла настойчивость доньи Беатрис. Он не верил, что эта поднаторевшая в интригах гордая женщина действительно заботилась о благополучии дочери вышивальщицы. Тут он вспомнил слова доминиканского аббата, рассказавшего ему, что она изо всех сил боролась с матерью Терезой, чтобы помешать той основать обитель босых кармелиток в Кастель Родригесе. Ненависть, которую питали кармелитки к новому ордену, ни для кого не составляла секрета. И у епископа зародилось подозрение, что уход Каталины в монастырь, на котором настаивала донья Беатрис, имел отношение к этой смертельной борьбе и аббатиса обратилась к его помощи, потому что сама не смогла сломить сопротивление девушки. Он поднял голову, и пронзительный взгляд его темных глаз обратился к донье Беатрис. Ее лицо напоминало каменную маску.

– Допустим, я встречусь с девушкой и сочту своим долгом убедить ее посвятить жизнь богу. Но я склонен думать, что ей будет спокойнее среди босых кармелиток, чем в монастыре, предназначенном только для благородных дам.

Неожиданный всплеск ярости, на мгновение сверкнувший в глазах доньи Беатрис и тут же погашенный усилием воли, подсказал епископу, что его догадка верна.

– Мне кажется, что нам не следует полностью лишать мать девушки возможности общения с ее единственным ребенком, – вкрадчиво заметила аббатиса. – В этом городе нет монастыря босых кармелиток.

– И только потому, если меня правильно информировали, что ваше преподобие убедили епископа провинции отказать матери Терезе в ее просьбе открыть тут обитель нового ордена.

– В Кастель Родригесе предостаточно монастырей. Если бы епископ пошел на поводу у де Сепеды, городу пришлось бы взвалить на себя непомерное бремя.

– Ваше преподобие не слишком уважительно отзывается о святой женщине.

– Она низкого происхождения.

– Вы ошибаетесь, сеньора. Она – благородная дама.

– Какой вздор, – резко ответила аббатиса. – Ее отец купил дворянскую грамоту в начале столетия. Прошу извинить меня, но я, как и наш государь, терпеть не могу тех, кто незаслуженно носит это высокое звание. Страна наводнена безродными дворянчиками.

Епископ сам принадлежал к этому сословию, и на его лице появилась слабая улыбка.

– Каким бы ни было происхождение матери Терезы, ее благочестие отмечено небом, а труды во славу церкви достойны самой высокой похвалы.

Донья Беатрис так рассердилась, что не замечала внимательного взгляда епископа, следящего за выражением ее лица, за каждым жестом холеных рук.

– Позвольте, ваша светлость, не согласиться с вами. Я знала ее и говорила с ней. Эта беспокойная женщина прикрывала свои безумные выходки религиозным туманом. Какое право имела она оставить монастырь и, учинив скандал, основать новый? Кармелитки свято чтут нашего создателя, и устав ордена достаточно суров.

Устав ордена, введенный святым Альбертом и смягченный папой Евгением IV, предусматривал пост от праздника вознесения святого креста в сентябре до самого рождества по четыре дня в неделю, а во время рождественского и великого постов вообще запрещал есть мясо. По понедельникам, средам и пятницам каждая монахиня должна была подвергаться бичеванию и не могла произнести ни слова с вечернего богослужения до заутрени. Носили монахини черные рясы и башмаки. Спали без простыней.

– Я, должно быть, очень глупая женщина, – продолжала аббатиса, – если не понимаю, каким образом замена кожаных башмаков на веревочные сандалии и саржи на мешковину служит умножению славы господа бога. Де Сепеда утверждала, что покинула наш древний орден якобы потому, что соблазны мешали ей спокойно молиться и предаваться благочестивым размышлениям. На самом деле она всю жизнь скакала с места на место. Заставляя своих монахинь молчать, она сама трещала, как сорока.

– Если бы ваше преподобие прочли жизнеописание матери Терезы, написанное ею самой, вы бы с большим снисхождением говорили об этой святой женщине, – холодно заметил епископ.

– Я его читала. Мне прислала его принцесса Эболи. Писать книги – не женское дело. Пусть этим занимаются мужчины.

– Мать Тереза писала, выполняя волю ее духовника.

Аббатиса презрительно улыбнулась.

– Вас не удивляло, что духовник матери Терезы всегда выражал ее собственные желания?

– Я сожалею, что ваше преподобие так суровы к женщине, завоевавшей любовь и уважение не только ее монахинь, но и всех, кто удостоился чести общаться с ней.

– Своими нововведениями она внесла раскол в наш орден и грозила уничтожить его. Я уверена, что ею руководили лишь честолюбие и злоба.

– Но вашему преподобию, несомненно, известно о чудесах, совершенных ею при жизни, и тех, что свершились у ее тела, и теперь многие влиятельные и уважаемые люди просят его святейшество причислить мать Терезу к лику блаженных.

– Да, я знаю об этом.

– Тогда я не ошибусь, утверждая, что вступление Каталины Перес в ваш орден необходимо вам для того, чтоб слава, окружающая девушку, в какой-то мере компенсировала рост влияния босых кармелиток вследствие приобщения матери Терезы к сонму святых.

Возможно, аббатиса и удивилась проницательности епископа, но ни один мускул не дрогнул на ее бледном лице.

– В нашем ордене достаточно святых, и нам остается только сожалеть, если его святейшество, обманутый корыстолюбцами и полоумными монахинями, окажет такую честь этой злонамеренной бунтовщице.

– Вы не ответили на мой вопрос, сеньора. Гордость доньи Беатрис не позволила ей солгать.

– Я бы считала, что моя жизнь не прошла даром, если б мне удалось помочь невинной душе достигнуть совершенства и дать ей возможность присоединиться к компании святых. Если б это удалось, она смогла бы уничтожить зло, причиненное Терезой де Сепеда. Если вы не хотите помочь мне оказать добрую услугу бедняжке, мечущейся в неопределенности, я обойдусь без вас.

Епископ ответил долгим, суровым взглядом.

– Мой долг напомнить вашему преподобию, что принуждение человека к вступлению в монастырь против его воли карается отлучением от церкви.

Аббатиса побледнела, как смерть, но не от страха перед угрозой епископа, а от ярости, что тот решился произнести ее вслух, и тем не менее по ее спине пробежал холодок. Впервые в своей жизни она испытала власть мужчины. Она молчала. Епископ встал и, галантно поклонившись, удалился. Она попрощалась с ним кивком головы, не поднявшись с кресла.

26

Суровые слова епископа не охладили пыла доньи Беатрис, искренне убежденной в том, что пострижение Каталины не только умножит славу ордена кармелиток, но обеспечит благополучие самой девушке и послужит укреплению веры. Не добившись помощи епископа, она решила изменить тактику. Аббатиса понимала, что основным препятствием для осуществления ее планов являлась любовь этой глупышки к молодому портному по имени Диего. Упорство Каталины, отказывающейся из-за такого пустяка воспользоваться огромными преимуществами монастырской жизни, выводило ее из себя. Но умный человек принимает мир таким, как он есть, и, манипулируя обстоятельствами, стремится достигнуть желанной цели.

На следующий день аббатиса послала за доньей Анной де Сан Хосе, наставницей послушниц, своей скромной, умной и надежной помощницей. О ее преданности донье Беатрис ходили легенды, и, прикажи та броситься в реку, донья Анна не колеблясь прыгнула бы в воду. Аббатиса поинтересовалась, какое впечатление произвела на наставницу Каталина Перес. Донья Анна чуть не задохнулась от восторга, расписывая благочестие, красоту, почтительность и доброту девушки. По мнению наставницы, она была создана для монастырской жизни.

– Как жаль, что происхождение не позволяет ей вступить в нашу маленькую обитель, – с печальным вздохом закончила донья Анна.

– Господь бог не делает различий между людьми, – возразила аббатиса. – Для него все равны. Если девушка хочет служит нашему создателю, мы обойдем это препятствие. Статус монастыря определял мой отец, его основатель. Учитывая исключительность этого случая, я уверена, что мой брат сможет ввести необходимые изменения.

– Ваши духовные дочери с радостью примут ее в нашу семью.

– И я гордилась бы тем, что эта девушка служит богу в нашей обители.

Далее аббатиса предложила донье Анне рассказать монахиням, послушницам, благородным дамам, жившим в монастыре, городским гостям, что она готова взять Каталину сначала в послушницы, а потом в монахини. После чудесного исцеления милостью святой девы она, несомненно, хочет стать невестой Христа, и донья Беатрис, заботясь о славе города, согласна открыть ей двери своего монастыря.

Какой бы силой воли ни обладала простая девушка, казалось невероятным, что она устоит под давлением общественного мнения и отвергнет одобрение, даже восхищение, с которым будет встречено ее желание покинуть мирскую суету со столь преходящими радостями. Но, будучи женщиной практичной, донья Беатрис не забывала про материальный фактор, играющий в жизни немаловажную роль. Она послала донью Анну к Марии Перес с просьбой передать, что ее дочь произвела на аббатису самое благоприятное впечатление, и сообщить о своем великодушном предложении. Аббатиса знала наверняка, что донья Анна преподнесет его, как великую честь, оказанную девушке, и распишет все выгоды монастырской жизни, не идущей ни в какое сравнение с замужеством за сыном портного, который к тому же, мог оказаться бездельником, пьяницей и картежником. Наконец, донья Беатрис просила сказать, что сама заплатит за приданое, необходимое для вступления в монастырь, и назначит Марии пенсию, достаточную для безбедной жизни до конца ее дней. Донью Анну переполнял восторг. Аббатиса, эта чудесная женщина, не забывала ни о чем. Ее щедрость не знала границ. И донья Беатрис отпустила верную монахиню, добавив напоследок, что разговор с Марией Перес должен держаться в полном секрете, ибо она опасалась, что брат Марии, беспутный Доминго, мог убедить сестру отвергнуть протянутую руку.

Не прошло и суток, как донья Анна доложила, что предложение аббатисы принято со смирением и благодарностью. Мария Перес, как и любая благочестивая испанка, считала служение богу самым достойным делом. Вступление юноши или девушки в монастырь приносило семье почет и уважение и воспринималось как божья милость. А о том, что ее дочь войдет в монастырь для благородных дам, Мария не смела и мечтать. Ей льстило, что донья Анна смотрела на Каталину, как на святую, и высказала мысль, что, если богородица и в дальнейшем будет выказывать к ней свою благосклонность, то придет время, когда Мария станет матерью девы, признанной святой самим папой. И тогда художники станут писать портреты Каталины, их повесят над алтарями, и страждущие будут излечиваться, коснувшись ее останков. Такие ослепительные перспективы могли разжечь воображение любой женщины. Не забыла Мария поблагодарить и за обещанную ей пенсию. Она зарабатывала на жизнь тяжелым трудом, а тут могла бы целыми днями ничего не делать, кроме как ходить в церковь да сидеть у окна, наблюдая за прохожими.

– А что она говорила о юноше, который, как я слышала, оказывает Каталине знаки внимания? – спросила аббатиса, выслушав донью Анну.

– Она его не любит. Тот вел себя очень дурно после того, как с ее девочкой произошел несчастный случай. Она полагает, что он эгоистичен и слишком высоко себя ценит.

– Трудно найти мужчину, лишенного этих недостатков, – сухо заметила аббатиса. – Эгоизм и самодовольство – суть их существа.

– И она не любит его мать. Когда муж Марии убежал в Америку, мать юноши заявила во всеуслышание, что этого и следовало ожидать, так как ему жилось хуже, чем собаке.

– Ну что ж, возможно, так было на самом деле. А ты не сказала Марии, чтобы та, как бы невзначай, естественно, от своего имени, намекнула Каталине, что она одобряет уход дочери в монастырь.

– Я думала, это не причинит вреда.

– Наоборот, только пойдет на пользу. Ты с честью выполнила мое поручение, донья Анна. Я тобой довольна.

Монахиня покраснела от удовольствия. Похвала редко слетала с губ аббатисы.

27

Аббатиса подождала несколько дней, пока весть о том, что монастырь кармелиток примет Каталину, объяви та о желании посвятить себя богу, разнесется по всему городу. Горожане с одобрением восприняли эту новость. По общему убеждению, пострижение Каталины послужило бы славе Кастель Родригеса и девушка, несомненно, была достойна такой чести. Мысль о том, что, излечившись милостью святой девы, она могла выйти замуж за портного, вызывала у всех возмущение и казалась кощунственной. Донья Анна вновь зашла к Марии Перес и предупредила, что та должна действовать тактично, не принуждать дочь, но при каждом удобном случае сравнивать мир и спокойствие монастыря с тяготами, опасностями и лишениями семейной жизни.

Донья Беатрис умела подбирать преданных и надежных слуг, но самым преданным и надежным мог, без сомнения, считаться управляющий ее поместьями, дворянин Мигель де Беседас, ее дальний родственник. Он лучше других знал, как щедра аббатиса, ибо распределял ее деньги, выделенные на милостыню, и восхищался ее добротой. Она умела вести дело и могла торговаться не хуже любого мужчины. Она прислушивалась к голосу разума, но, придя к какому-либо решению, никогда не изменяла его. Оставалось лишь выполнять волю аббатисы, и дон Мигель привык к слепому повиновению. Аббатиса послала за ним и велела собрать сведения в Кастель Родригесе и Мадриде о доне Мануэле де Валеро, полководце, брате епископа, и о юноше Диего Мартинесе и его отце.

К тому времени, как дон Мигель доложил, что ее поручение выполнено, аббатиса уже отослала Каталину домой с дорогим подарком и заверениями в любви. И Каталина прощалась с ней со слезами на глазах.

– Не забывай, дитя, – напутствовала девушку аббатиса, – если ты попадешь в беду, тебе стоит только прийти ко мне, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.

Донья Беатрис внимательно выслушала управляющего и осталась довольна результатами его трудов. Она попросила его при случае встретиться с доном Мануэлем и намекнуть тому, что аббатиса с радостью примет у себя доблестного воина, о котором слышала столько хорошего.

После фиаско в соборе дон Мануэль на три дня заперся в своих апартаментах и не желал никого видеть. Тщеславие делало его уязвимым к насмешкам. Он слишком хорошо знал веселый нрав соотечественников и понимал, что уж теперь-то они вволю над ним потешатся. Он не думал, конечно, что кто-нибудь выскажет ему в лицо свои соображения о случившемся, ибо дон Мануэль был искусным фехтовальщиком, и вряд ли нашелся бы смельчак, рисковавший быть нанизанным на шпагу за удовольствие пошутить, но уж за его спиной горожане брали свое. Когда он, наконец, решился показаться в дурацком положении, дон Мануэль поставил под угрозу и свои планы на будущее. Напомним читателю, что он прибыл в Кастель Родригес, чтобы найти себе жену из знатной, но обедневшей семьи, так как не без оснований полагал, что его состояние откроет перед ним многие двери. Но публичное унижение, которому дон Мануэль подвергся в соборе, существенно уменьшило его шансы. Пусть бедные, но гордые дворяне Кастель Родригеса могли не отдать одну из своих дочерей тому, кто стал всеобщим посмешищем. Дону Мануэлю оставалось лишь уехать в Мадрид, в надежде, что там еще ничего не знают об этой нелепой истории, и подыскать подходящую невесту в столице.

Визит дона Мигеля пролился бальзамом на его уязвленное самолюбие, так как дон Мануэль и не мечтал, что аббатиса может принять его у себя. Он ответил, что сочтет за честь посетить донью Беатрис в любое удобное для нее время. Управляющий, упомянув, что аббатиса очень редко принимает посторонних, назвал условленный с ней час.

– Если вы не возражаете, я зайду за вами, сеньор, и отведу в монастырь. Дон Мануэль согласно кивнул.

– Его ввели в молельню и оставили наедине с аббатисой. Она что-то писала за столом и не поднялась, чтобы встретить гостя. Дон Мануэль стоял, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь сесть без приглашения. Наконец, аббатиса взглянула на него.

– Я много слышала, сэр, о вашем благочестии и доблести, с которой вы верно служили его величеству, и захотела увидеть того, кто сам, без всякой протекции, достиг таких высот. Я надеялась, что вы выкроите время и навестите меня, чтобы я лично могла воздать вам должное за ваши великие подвиги.

– Я не предполагал, что могу без приглашения нарушить ваш покой, – пробормотал дон Мануэль.

Постепенно он начал успокаиваться. Если его хвалит дочь великого герцога Кастель Родригеса, значит, еще не все потеряно. Но уже следующая фраза, хотя и сопровожденная улыбкой, перечеркнула его надежды.

– Вы прошли долгий путь, дон Мануэль, с того времени, как босоногим мальчишкой бегали по деревенским улочкам, загоняя в хлев свиней вашего отца.

Он покраснел, и, не найдя, что ответить, промолчал. Донья Беатрис смерила его оценивающим взглядом, будто раздумывая, подойдет ли ей такой лакей. Если она и заметила неудовольствие дона Мануэля, то оставила его без внимания. Перед ней стоял высокий, стройный, приятной наружности мужчина, чуть выше своего брата, епископа. Красивые глаза несколько скрашивали жесткие складки лица. Без сомнения, его отличали наглость, хвастовство и распущенность, обычные недостатки мужчин, которые аббатиса воспринимала как неизбежное зло, вроде пронизывающего холода кастильской зимы. В общем, дон Мануэль произвел на нее хорошее впечатление.

Тут аббатиса, казалось, впервые заметила, что он все еще стоит.

– Почему вы стоите, сеньор? – спросила она. – Окажите мне честь и присядьте.

– Вы очень добры, мадам.

Он сел.

– Я веду уединенную жизнь, и мои религиозные обязанности вкупе с заботами о монастыре не оставляют мне свободного времени, но иногда и к нам долетают сведения из внешнего мира. Я слышала, вы приехали в Кастель Родригес не только для того, чтобы засвидетельствовать сыновью почтительность, но и выбрать жену благородного происхождения.

– Отдав столько лет служению королю, я действительно хочу жениться, чтобы наслаждаться радостями домашнего уюта, которых мне не хватало все эти годы.

– Это похвальное желание, сеньор, возвышающее вас в моих глазах и подтверждающее вашу безупречную репутацию.

– Я полон сил и богат. Полагаю, мои знания и опыт пригодятся и при дворе.

– Если я вас правильно поняла, вы рассчитываете ускорить осуществление ваших планов, породнившись с семьей, имеющей обширные связи?

– Не буду этого отрицать, мадам.

– Моя племянница, маркиза де Каранера, овдовев, осталась без гроша. Сейчас она живет здесь. Я надеялась, что она пострижется в монахини, а когда создатель призовет меня к себе, займет мое место, ибо, будучи внучкой основателя монастыря, имеет на это право. Но у нее нет желания посвятить себя богу, и я пришла к заключению, что ее следует выдать замуж.

Дон Мануэль насторожился. Возможность породниться с семьей герцога настолько опережала его самые честолюбивые мечты, что он не мог не ожидать подвоха.

– Я бы хотел жениться не на вдове, – осторожно ответил он, – а на молоденькой девушке.

– Маркизе двадцать четыре года, вполне подходящий возраст для мужчины ваших лет. – В голосе аббатисы слышались резкие нотки. – Она красива и не бесплодна, так как родила сына, который умер от болезни, унесшей и его отца. Я собиралась поставить ее на мое место, значит, достаточно высоко ценю ее умственные способности. И нет нужды напоминать, что дон Мануэль де Валеро не может и мечтать о племяннице герцога Кастель Родригеса. Мне придется приложить немало усилий, чтобы добиться согласия брата на этот брак.

Дон Мануэль соображал быстро. С поддержкой герцога он мог достичь недосягаемых высот. Такая свадьба заткнула бы глотки всем насмешникам.

– Маркиз де Каранера умер, не оставив наследника. Вполне возможно, что король дарует вам этот титул. Он вам больше подходит, чем тот жалкий итальянский, который вы носите.

Последние слова аббатисы решили дело. Пусть маркиза и старовата (он думал о невесте лет шестнадцати), но брак с ней сулил такие перспективы, что дон Мануэль больше не колебался.

– Я не знаю, как отблагодарить ваше преподобие за такую честь.

– Сейчас я вам объясню, – холодно ответила аббатиса. – И должна отметить, что лишь доказав свою благодарность, вы можете рассчитывать на продолжение этого разговора.

Дон Мануэль давно понял, что не его богатство или боевые награды послужили причиной неожиданного предложения аббатисы. И даже подумал, что маркиза беременна и его выбрали отцом незаконнорожденного ребенка. Но донья Беатрис рассеяла его сомнения. – Я хочу, чтобы вы ходатайствовали перед эрцгерцогом Альбертом за одного юношу, уроженца этого города. Я бы не обратилась к вам, если б мой брат не поссорился с эрцгерцогом и теперь не мог мне помочь. Насколько мне известно, вы пользуетесь доверием эрцгерцога.

– Он высоко отзывался о моей доблести.

В те времена эрцгерцог Альберт командовал испанскими войсками в Нидерландах.

– Мне кажется, этому юноше стоит поступить к нему на службу. Он храбр и силен, из него получится отличный солдат.

Дон Мануэль облегченно вздохнул. Его отношения с эрцгерцогом позволяли обратиться к последнему с подобной просьбой.

– Я думаю, что без труда выполню желание вашего преподобия. Юноша, естественно, из хорошей семьи?

– Среди его предков нет ни мавров, ни евреев. Такой ответ не устроил дона Мануэля, так как указывал лишь на чистоту крови юноши. – А как его зовут?

– Диего Мартинес.

– Сын портного? Но, мадам, вы требуете невозможного. У эрцгерцога служат только дворяне, и я не могу злоупотреблять его доверием.

– Я предвидела ваши возражения. У меня есть небольшое поместье неподалеку от города, которое я могу отдать юноше и через моего брата получить для него дворянскую грамоту. Вы рекомендуете его не как сына портного, но идальго дона Диего де Кинтамилья.

– Ваше преподобие, я не могу этого сделать.

– Тогда нам не о чем больше говорить. Дон Мануэль забеспокоился. Предложение аббатисы сулило ему радужное будущее, и он предчувствовал, что, отказавшись, наживет себе могущественного врага. С другой стороны, если б эрцгерцог узнал истинное происхождение идальго Диего, то воспринял бы эту историю как личное оскорбление. Донья Беатрис быстро поняла причину его тревоги.

– Вы – глупец, дон Мануэль. Дон Диего будет землевладельцем, и, поверьте мне, его поместье не идет ни в какое сравнение с тощими акрами, принадлежащими дону Хуану.

Каждое слово аббатисы хлестало его, как кнутом. «Если я пойду против ее воли, – подумал дон Мануэль, – она, не колеблясь, уничтожит меня».

– Могу я узнать, чем вызван интерес вашего преподобия к этому юноше? – спросил дон Мануэль.

– Моя семья всегда считала своим долгом помогать достойным людям занять соответствующее положение в обществе.

Осторожный ответ аббатисы успокоил дона Мануэля, и он даже позволил себе улыбнуться.

– Этот юноша – возлюбленный Каталины Перес? Донью Беатрис возмутил и вопрос, и проницательность взгляда дона Мануэля, но она сдержала негодование.

– Он досаждает бедняжке своим вниманием.

– И поэтому вы хотите отправить его в Нидерланды?

Аббатиса на мгновение задумалась. Возможно, он кое о чем догадывался и уж явно не отличался тактичностью. Совсем не обязательно произносить вслух то, что понятно без слов. Тем не менее она ответила на вопрос дона Мануэля:

– Девушка молода и не знает, как распорядиться своей судьбой. В монастыре ее ждет блестящее будущее, и обстоятельства требуют, чтобы она постриглась в монахини. Я уверена, что лишь присутствие молодого человека мешает ей оценить преимущества монастырской жизни и сделать шаг, которого с нетерпением ждет весь город.

– Но, мадам, не проще ли просто избавиться от юноши. Перерезать ему горло, и дело с концом.

– Это смертельный грех, сеньор, и я в ужасе от вашего предложения. Убийство вызвало бы скандал, по городу поползли бы слухи, и я не убеждена, что нам удалось бы добиться желаемого результата.

– Так что я должен сделать, мадам?

Аббатиса задумчиво поглядела на дона Мануэля. Она понимала, что никто не должен знать о ее причастности к этому делу. Поэтому исполнение плана придется доверить кому-то еще, а она все еще сомневалась, что дон Мануэль обладал необходимым умом и хитростью. Что ж, она должна рискнуть, и она ответила без дальнейших колебаний.

– Заказать костюм.

Дон Мануэль опешил от изумления. Он взглянул на донью Беатрис, полагая, что это шутка, но на лице аббатисы не появилось и тени улыбки.

– Пошлите за портным. Пусть он принесет образцы материи и снимет с вас мерку. Он будет польщен вашим приглашением. У вас появится возможность поговорить о его сыне и упомянуть, что влиятельная персона хочет ему помочь. А потом по секрету посвятите его в мой план. Разумеется, не называя имен. А затем попросите портного под каким-нибудь предлогом прислать к вам юношу и раскройте ему замысел. Он наверняка чувствует, что рожден для более важных дел, чем прозябание на скамье портного, и несомненно схватится за ваше предложение.

– Надо быть круглым дураком, чтобы отказаться.

– Когда у вас будет, что сказать, зайдите ко мне. Я надеюсь на вашу скромность и тактичность.

– Не волнуйтесь, мадам. Максимум через два дня я доложу об успешном выполнении вашего поручения.

– Можете быть уверены, в этом случае и я сделаю то, что обещала.