Текст книги "Лес за Гранью Мира (сборник)"

Глава XX
О свадьбе кристофера и голдилинд

Ранним утром граф пришёл к Голдилинд, и она радостно приняла его, как человека, который изменил её жизнь. Граф сел рядом с ней и произнёс:

– Госпожа, вчера Вы обратились ко мне с двумя просьбами: во-первых, Вы хотели вырваться из заключения в Зелёной гавани, во-вторых, Вы просили сохранить жизнь и даровать свободу своему слуге, который недавно заботился о Вас в лесу. Первая просьба огорчила меня, потому что я узнал, что с Вами здесь сурово обращались. Вторая просьба удивила, но после того, как я увидел этого молодого человека, удивление моё уменьшилось. Он пригож и силён, говорит смело и свободно, и при этом спокоен и учтив. Ему больше подобало бы быть рыцарем или графом, а, может, и самим королём. Теперь я исполню обе Ваши просьбы, и исполню их одновременно. Вы можете покинуть Зелёную гавань свободной, как птица, и Вашему слуге будет дарована жизнь, а также оказаны значительные почести. Согласны ли Вы с моим замыслом, хотите ли поступить так, как я скажу? Тогда оба Ваших желания исполнятся.

– Да, да, хочу, – ответила Голдилинд. – И стать свободной, и сохранить жизнь прекрасному и доброму юноше.

– В таком случае Вам следует поступить так: выйдите сегодня замуж за этого прекрасного и доброго юношу, и он увезёт Вас из Зелёной гавани. Поверьте, он не привезёт Вас в какое-нибудь дурное место, поскольку друзья его могущественнее, чем Вы можете предполагать.

Голдилинд стала красной, как кровь. Она нахмурилась, и, когда отвечала, глаза её горели:

– Разве годится королевской дочери выходить за безымянного мужлана? Я знаю Вас, господин граф, я знаю, что Вы хотите сделать: Вы станете королём Лугодолья, а дочь своего господина выгоните на улицу.

Голдилинд была сильно разгневана.

Граф же, слегка улыбаясь, ответил:

– А разве более подобает королевской дочери умолять на коленях сохранить жизнь этому человеку? Подобает терять голову от радости, когда это желание исполнили?

– Да, – ответила она, – ибо я люблю его всем моим телом и всею душою и хотела бы, чтобы он полюбил меня так же. Я стала бы его госпожой, а он моим слугой, но теперь он станет моим господином, а я должна буду ему подчиняться.

Голдилинд всё ещё очень сильно гневалась.

Граф ответил ей:

– Вы сказали, что я стану королём Лугодолья, и я стану им, что бы ни случилось, или же умру в изгнании. Так что, если Вы не согласитесь с моим решением, Вашего возлюбленного ожидает смерть! Сами же Вы останетесь в Зелёной гавани вместе с дамой Элинор. Иного выбора нет.

Голдилинд громко вскрикнула. Почти потеряв сознание, она упала на стул и разразилась горькими рыданиями. Граф снова обратился к ней:

– Послушайте, моя госпожа, я поступаю так не без основания. Скажите, Вы видели когда-нибудь кого-то прекраснее или отважнее этого юноши?

– Никогда, – был ответ.

– Тогда послушайте меня. Я расскажу Вам сейчас (и я смогу призвать свидетелей), что король, Ваш отец, в свой последний час отдавая дочь под мою опеку, сказал в том числе и следующее: что я не должен выдавать её замуж ни за кого, кроме как за самого прекрасного и самого отважного человека. Именно так я сейчас и поступаю. Что же Вы скажете на это?

Голдилинд не отвечала, продолжая всхлипывать. Граф же произнёс:

– Миледи, позвольте мне уйти. Я отправлю к Вам Вашу служанку, после чего в течение часа буду находиться в большом зале. Если за это время Вы пришлёте её ко мне передать одно-единственное слово – да, то всё будет хорошо. Если же нет, то я немедленно покидаю Зелёную гавань, забираю с собой юношу и вешаю его на ближайшем же дереве. Прошу Вас, проявите мудрость в своём решении!

С этими словами он и ушёл. Голдилинд же, оставшись ненадолго одна, поднялась и начала мерить шагами комнату. Слёзы и всхлипывания прекратились. Могучая, непонятная ей радость, смешавшись с болью тоски, заполнила её сердце, и она никак не могла успокоиться. В этот момент двери открылись и вошли служанки, первой среди которых была Алоиза. Хозяйка сразу же позвала её и попросила найти в большом зале графа Джеффи и передать ему ответ:

– Да.

Алоиза вышла, а Голдилинд обратилась к остальным служанкам с просьбой одеть её в самое красивое платье, какое только они смогут найти. Занимался день.

Нам следует сказать ещё кое-что о графе Джеффри: он, хотя и говорил с Голдилинд довольно сурово, но сам не собирался ни убивать Кристофера, ни оставлять королеву в замке Зелёной гавани на милость дамы Элинор.

Глава XXI
О той же свадьбе

Все собрались в зале, граф Джеффри стоял на возвышении возле престола. Рядом с ним находился почтенный священнослужитель, аббат Лугфордского монастыря Святого Бенедикта. За ним стоял управляющий замком Зелёной гавани, а дальше – человек двадцать рыцарей, все в превосходных одеяниях, с оруженосцами и сержантами. В противоположной стороне зала находились воины и слуги, а также полсотни деревенских жителей, как женщин, так и мужчин, которых собрали по случаю торжества и пустили в замок. Голдилинд со своими служанками появились позже. Она сразу же направилась в глубь зала и заняла своё место на престоле. Девушка спокойно огляделась вокруг себя, и заметила Кристофера, стоящего у бойницы рядом с возвышением.

Когда Голдилинд заняла своё место и в зале воцарилась тишина, граф Джеффри выступил вперёд и сказал:

– Вассалы мои и доблестные рыцари, и вы, добрый народ! Леди Голдилинд, дочь нашего усопшего господина короля Роланда, ныне достигла брачного возраста. Да будет вам известно, что король, её отец, просил меня – и это были последние слова, сказанные им, – выдать её лишь за самого пригожего и сильного юношу, какого только я смогу найти, есть и свидетели этого разговора. И такого я искал в Лугфорде и по всей густонаселённой земле Лугодолья, но так и не смог найти, потому что, как бы ни были достойны дела или как бы ни был благороден род претендентов, у меня каждый раз оставалось сомнение, я думал, что смогу найти кого-то прекраснее или отважнее, но в этом полупустынном уголке я нашёл юношу, отважнее которого нет никого, как некоторые из вас уже почувствовали на себе. А теперь скажите мне вы все, видели ли вы когда мужа более красивого, чем он?

С этими словами граф сделал знак рукой, и Кристофер шагнул на возвышение. Котта его была из белой парчи, пояс украшали камни ювелирной работы, на боку висел подобный поясу великолепный меч. Красной парчи плащ с горностаевой отделкой и зелёной подкладкой спадал с его плеч, жемчужный венец украшал его золотые локоны.

И таким прекрасным и бесстрашным он показался вассалам графа и всему народу, что они громко приветствовали Кристофера. Голдилинд встала со своего места, прекрасная, как лилия в июне, и, подойдя к Кристоферу, протянула ему руку, но он не взял её сразу в свою, а подождал сперва, чтобы все смогли увидеть, как красива и нежна её рука. Когда он всё же взял её за руку, то, притянув к себе, поцеловал в губы перед всем народом. Он не отпускал её руки до тех пор, пока аббат Лугфордский не подошёл и, встав рядом с ними, не благословил их.

Тогда граф вновь заговорил:

– Смотрите все! Сегодня эта пара обручилась, и вы видите, что они подходят друг другу и по красоте, и по доброте, и нет преград, что помешали бы тотчас же их обвенчать. В часовне всё уже подготовлено к этому торжеству, и если сей святой муж пройдёт с нами и отслужит мессу, то наша радость будет полной. По окончании же мессы в этом зале вас ожидают пир и веселье. Здесь мы будем приветствовать всех пришедших в замок Зелёной гавани, где долго и счастливо жила наша милостивая госпожа.

Гости переглядывались и слегка улыбались, но никто ничего не говорил, поскольку в зале были только слуги графа да жалкие бедняки.

После речи графа все вошли в часовню, где и провели обряд венчания так пышно, как могли его провести, находясь в Зелёной гавани. Когда же церемония подошла к концу и народ начал покидать часовню, а Голдилинд сидела смущённая, но странно счастливая на большой скамье на хорах, граф отозвал Кристофера к себе и сказал:

– Юноша! Думаю, тебя ожидает великая судьба, раз положено такое удачное начало, но смотри, не прерви свою судьбу, вернувшись в земли Лугодолья со своей прекрасной женой, иначе ты можешь лишиться жизни, а это принесёт ей горе, как я понимаю.

Хотя граф улыбался, когда говорил, лицо его было мрачным. Впрочем, продолжил он более мягко:

– Я не отошлю вас двоих с пустыми руками. В большом мире вам понадобятся две крепкие, хорошо оснащённые лошади для верховой езды. Одна из них должна быть с женским седлом. Кроме них я дам вам ещё и вьючную лошадь. Груз её будет нелёгок, поскольку на одном боку ей придётся нести, во-первых, одеяния миледи, а во-вторых, немного серебра, золота и жемчуга, а на другом пропитание для вас обоих и твою, юноша, одежду. Что ты скажешь, хорошо ли это?

– Это хорошо, милорд, – ответил Кристофер, – но всё же, могу ли я получить ту одежду, в которой прибыл сюда, а также мои лук и сакс?

– Конечно, но зачем? – удивился граф Джеффри.

Юноша ответил ему:

– Мы поедем через Дикий лес, и безопаснее будет, если я оденусь так, как раньше, ведь в лесу есть люди, поджидающие путников.

Когда Кристофер произнёс это, он покраснел, а граф воскликнул:

– Святые угодники! Это недурная мысль. И, возможно, подобная одежда лучше, чем нынешнее одеяние, спрячет королевское звание твоей супруги от глаз лесных братьев.

– Всё верно, господин, – подтвердил Кристофер.

– И всё же, я попрошу вас покинуть замок в господском одеянии, чтобы мои люди не говорили, будто я раздел госпожу и прогнал её из замка, а свою бедную одежду наденете, когда будете уже в лесу.

Он позвал оруженосца и приказал ему найти бедные одежды юноши, который только что женился, а также принести его лук и стрелы и погрузить всё это на вьючную лошадь. Затем он попросил передать одной из служанок госпожи, чтобы та нашла и погрузила на лошадь некоторые из старых и поношенных платьев королевы. Оруженосец выполнил все приказы графа: принёс вооружение Кристофера, а также нашёл Алоизу и передал ей слова милорда.

Алоиза улыбнулась и сразу же ушла, а затем принесла то самое зелёное платье, в котором Голдилинд на днях бежала из тюрьмы. Когда же она уложила его в сундук поверх всего остального, то пошла к лошадям отъезжающих молодожёнов, где уже собрались слуги и оруженосцы, чтобы посмотреть на отъезд.

И вот молодая пара вышла из ворот замка, держась рука об руку. Граф Джеффри следовал за ними. Он сам помог Голдилинд сесть в седло и опустился перед ней на колени в знак прощания, затем граф также помог сесть Кристоферу и любезно попрощался с ним. Но когда молодожёны уже было тронули поводья, чтобы отправиться в путь, Алоиза упала на колени перед графом, и он спросил её:

– В чём дело, женщина?

– Милости, милорд, милости!

– Встань, – сказал граф, – а вы отойдите, чтобы не слышать.

Те, к кому это было обращено, так и сделали, и граф разрешил служанке говорить. Она сказала:

– Милорд, миледи уезжает из Зелёной гавани, и Вы также скоро уедете обратно, а я останусь с этой льстивой дьяволицей, которую вы наслали на нас. Замок превратится в ад, и от этого ада не будет спасения теперь, когда уезжает миледи, поэтому я и прошу Вас взять меня с собой, в Лугфорд, даже если при этом Вы отошлёте меня в темницу, ибо здесь я умру худшей смертью.

Граф Джеффри угрюмо улыбнулся:

– Если я верно понял, ты поднимала руку на миледи. В таком случае, отправившись вместе со мной, ты не пройдёшь дальше первого дерева. Можешь считать везением, что я оставляю тебя здесь. И не следует бояться дамы Элинор. Теперь ты не часто будешь слышать о ней.

Но тут вмешалась Голдилинд:

– Милорд, граф, я прошу Вас проявить милость к этой служанке. То, что она делала со мной, она делала по принуждению, а не по собственной воле, и я прощаю её. Более того, в последний раз она сама пострадала за то, что помогла мне. Я буду рада, если Вы сможете исполнить её просьбу.

– Я исполню Ваше желание, миледи, – ответил ей граф. – Я возьму её с собой при условии, что она будет жить в Лугфорде уединённо, но, клянусь угодниками! если бы не Ваше заступничество, мы прогнали бы её кнутом в Дикий лес, где и повесили бы на первом же дереве!

Алоиза встала перед Голдилинд на колени, поцеловала её ноги и, плача, поднялась. Она была бледна и дрожала. Голдилинд тронула поводья, и серый в яблоках конь вынес её к воротам. Кристофер отправился следом, ведя на поводу вьючную лошадь. Так они и пустились в путь, выехав за открытые ворота замка, на ту самую лесную тропу, по которой Голдилинд убежала несколько дней назад.

Глава XXII
О лесной спальне для невесты

Они долго ехали, не разговаривая друг с другом. С полудня прошло уже три часа, и день был светел и ясен, как никогда. Кристофер молчал, ощущая сладкий стыд оттого, что был наедине с самой красивой девушкой, которая к тому же принадлежала ему. Голдилинд тоже молчала, то краснея, то слегка бледнея, по временам искоса бросая взгляды на мужа, который заметил, что взгляды эти могли бы быть и добрее.

Наконец, не глядя на него, она сказала:

– Что ж, лесной житель, я сделала то, что должна была сделать: тебе сохранена жизнь, я сама покинула замок Зелёной гавани, его темницу и его мучения. Куда же теперь?

Голос её звучал сердито, и Кристофер испуганно ответил:

– Я и не знаю, куда ещё, как не в тот дом, который Вы уже благословили своим посещением.

Услышав это, Голдилинд побледнела, задрожала и, ничего не ответив, погнала лошадь вперёд. Кристофер поспешил за ней. Всё ещё не глядя на него, она произнесла:

– Жилище лесных жителей и разбойников. Разве это подходящее для меня место? Разве ты не слышал в Зелёной гавани, как меня называли королевой?

– Конечно, слышал, – ответил он, – но мне показалось, что поступили с Вами совсем не как с королевой.

– И поэтому ты думаешь, что можешь смеяться надо мной? Ты? – И Голдилинд разрыдалась.

Кристофер не отвечал. Ему стало горько, когда он вспомнил, как ещё недавно держал её руку в своей. Голдилинд снова погнала лошадь вперёд, и ему пришлось последовать за ней.

Когда же они поравнялись, Голдилинд спросила:

– А сватался ты ко мне тоже как к королеве?

– Миледи, – возразил Кристофер, – я вообще к Вам не сватался. Вас выдали за меня, не спрашивая моего желания, но для меня это была большая радость.

Она ответила:

– Ты говоришь правду, ты не сватался ко мне, а просто взял меня в жёны. – И она засмеялась, но засмеялась от горя.

Правда, вскоре Голдилинд повернулась к Кристоферу, и он поразился, каким добрым и томным было её лицо, совсем не подходящим к её словам. Он не осмеливался заговорить с ней, опасаясь вызвать её гнев, она же, отвернувшись от него, сказала:

– А если бы тебя отдали мне? Меня отдали тебе вопреки моему желанию, королеву – простолюдину, лесному жителю, разбойнику.

И опять она поскакала вперёд, а Кристофер, скрепя сердце, последовал за ней. Он горевал, удивляясь тому, какая перемена произошла с Голдилинд.

Когда он снова нагнал её, они больше не разговаривали друг с другом, хотя она и поглядывала на него украдкой. Он же ехал, нахмурившись, и лицо его было сурово. Вскоре Голдилинд снова заговорила с ним, но это уже были лишь слова вежливости, и не слышалось в них ни любви, ни ненависти. Она спрашивала Кристофера о жизни в лесу, о птицах и зверях, о ползучих тварях. Вначале он почти не отвечал ей, затем отвечал очень кратко. Наконец, несмотря ни на что, Кристофер начал забывать и горе, и злобу, так глубоко проникал в его сердце её нежный голос. К тому же она стала спрашивать о его друзьях, о том, как они живут в лесу, о Джеке-разбойнике. Теперь уже Кристофер отвечал ей подробно, и когда она смеялась, он тоже смеялся. Он радовался этому разговору, и временами поглядывал на Голдилинд, и тосковал по красоте её тела, и, тоскуя, боялся её гнева.

Так прошёл день. Солнце начало клониться к западу, когда они подъехали к одному лесному озеру, питаемому чистым ручейком. Его окаймлял низкий луг, источающий превосходный аромат. На том берегу над полосой не менее прекрасного луга раскинули свои большие ветви дубы, сквозь них просматривался орешник. Здесь Голдилинд натянула поводья и огляделась. Кристофер смотрел только на неё и ни на что больше, и Голдилинд сказала:

– Утро вечера мудренее. Я уже устала, и если мы не собираемся ехать всю ночь, нам вряд ли удастся найти лучшее место для ночлега, чем это. Ты будешь сторожить, пока я сплю?

– Буду, – сдержанно кивнув, ответил Кристофер и сошёл с коня. Он хотел было помочь сойти Голдилинд, но она легко соскочила сама, встав прямо перед юношей, совсем близко от него. Ему показалось, что лицо её было бледным, а глаза смотрели жалобно. В душе Кристофер тосковал по ней, он протянул было руку, но Голдилинд отпрянула назад, оперевшись на бок коня, и сказала дрожащим голосом, глядя ему прямо в лицо и бледнея ещё больше:

– Лесной житель, неужели ты думаешь, что тебе пристойно ехать со мной, тебе, изгою и разбойнику, как ты сам себя называл. А ещё надел эти господские одежды, которые достались тебе вместе со всем прочим как вознаграждение за то, что ты увёз меня в Дикий лес.

– Миледи, – ответил он, – я не знаю, пристойно это или нет, но, думаю, Вы хотите, чтобы я оделся, как простолюдин, живущий в лесу. Подождите немного, и Ваша воля будет исполнена.

Он снял сундуки с вьючной лошади и поставил их на землю, затем он спокойно взял лошадь Голдилинд под уздцы и отвёл её с двумя другими в тень дубов, привязав так, чтобы они могли пастись. Вернувшись, он достал свою старую одежду из сундука и сказал:

– Сейчас я исполню Вашу просьбу. Более того, завтра утром я оденусь как простолюдин и без напоминаний с Вашей стороны. Но и Вас я попрошу надеть менее роскошное платье, чем то, в котором Вы сейчас. В этом лесу нам следует выглядеть проще, если вдруг мы встретимся с кем-нибудь.

Голдилинд не ответила, и Кристофер направился к орешнику. Она проследила за ним взглядом, пока он не скрылся, потом несколько раз тяжело вздохнула и заплакала, а затем повернулась к сундуку, где лежали её одежды, быстро подошла к нему, сняла своё роскошное платье и надела другое, зелёное, то самое, в котором она бежала. Ноги её так и остались босыми. В этот момент она увидела Кристофера, идущего от орешника. Теперь и на нём было его старое платье. Голдилинд закричала и побежала к нему. Кристофер же решил было, что случилось какое-то несчастье и что за ней кто-то гонится. Он вытащил свой сакс, но Голдилинд, подбежав к нему, воскликнула:

– Убери меч, здесь никого, кроме меня!

Он же стоял недвижно, с удивлением глядя на Голдилинд, которая, приблизившись к нему, остановилась, тяжело дыша. После минутного молчания он сказал:

– Миледи, этим вечером Вам не было нужды переодеваться. Достаточно будет переодеться завтра.

Голдилинд ответила ему:

– Я была бы рада, если бы ты взял меня за руку и отвел к месту нашего ночлега.

Так он и сделал, и когда их ладони соединились и Кристофер почувствовал тепло её руки, он понял, что она всё же любит его. Его сердце захлестнула волна нежности, и всем печалям пришёл конец, но он всё же вёл её спокойно, не подавая виду. Голдилинд обернулась к нему и прошептала:

– Ну вот, ты опять лесной дух, а не придворный, и теперь я буду поклоняться тебе.

Она преклонила колени и, обняв его ноги, поцеловала их, но Кристофер притянул её к себе, обнял и, несколько раз поцеловав в лицо, промолвил:

– А ты теперь снова бедная пленница.

Голдилинд же вздохнула:

– Сейчас ты уже простил меня, но я хочу сказать, что моё жеманство и мои причуды не были только капризами. Я хотела, чтобы твоя мужская уверенность преодолела их, чтобы ты показал мне, как я беззащитна сама по себе, ведь ты единственная моя защита. Мои слова не были и простой прихотью, потому что, признаюсь, мне было до глубины души грустно, когда я думала о Лугфорде и о престоле моих предков. Что ты скажешь об этом? Всегда ли ты будешь жить в лесу, среди этих чащей, оставаясь другом разбойника Джека? Если ты желаешь этого, пусть так и будет.

Кристофер в ответ обнял её за плечи, поцеловал и приподнял в воздух, а затем он, продолжая держать Голдилинд над землёй, качал её из стороны в сторону до тех пор, пока она не почувствовала, какая она маленькая и лёгкая в его руках, хотя на самом деле не была такой уж маленькой. Когда Кристофер поставил её обратно на землю, он простодушно засмеялся и произнёс:

– Милая моя, давай решим всё завтра, а сейчас пусть будет так: я устрою тебе постель из наших накидок, ты ведь устала? Ложись спать, а я посторожу твой сон, как ты и просила.

Кристофер обошёл поляну и собрал охапку молодых папоротниковых листьев. Из них он сделал широкую и мягкую постель, которую застлал накидками.

Голдилинд же стояла и смотрела на него. Когда всё было готово, она спросила:

– Ты не накажешь меня за моё упрямство и капризы и не укоришь меня за то, что я сейчас скажу тебе?

– Нет, – заверил её Кристофер, – конечно, нет.

– Мне не стыдно сказать тебе это: если ты будешь сторожить мой сон сегодня ночью, я не засну, и не засну из-за тебя. Если же ты ляжешь спать, то только рядом со мной. Меня отдал тебе человек, которого я не могу назвать другом, но теперь ты, милый, должен отдать себя мне.

Кристофер смущённо, словно тот, кто только что получил прощение, прильнул к ней, и постель из накидок и листьев стала их брачным ложем, а дубовые ветви заменили им крышу под небесами.