Текст книги "Лес за Гранью Мира (сборник)"

Глава XXIII
Кристофер и голдилинд встречают друзей

Голдилинд проснулась, когда стояло ещё раннее утро. Было свежо, и она натянула на плечи накидку. В полусне ей показалось, будто с той стороны, где росли дубы и орешник, послышались голоса дроздов. Голдилинд посмотрела туда и увидела, как по лугу к ним приближаются три человека. Испугавшись, она даже не решалась протянуть руку, чтобы разбудить Кристофера, а только сидела и смотрела, как незнакомцы подходят. Двое были высокими мужчинами, одетыми так же, как Кристофер, а третий, вернее, третья была женщиной, и когда Голдилинд разглядела её, она немного оправилась от испуга. Она заметила, что один из мужчин был темноволосым, коротко стриженным, а второй носил длинные, до плеч, рыжие волосы. Голдилинд, наконец, положила руку на плечо Кристоферу, и в тот же момент рыжий посмотрел на них из-под ладони (так как солнце светило в глаза приближающимся) и с громким криком побежал в их сторону. Тут Кристофер, ещё толком не проснувшийся, вскочил, но рыжий, был уже рядом с ним. Он обнял его за плечи и расцеловал в обе щеки, и тогда Голдилинд поняла, что это и были те друзья, о которых рассказывал Кристофер. Она встала, смущённо улыбаясь.

Но вот подошли и остальные – Гилберт и Джоанна, они также поцеловали и обняли Кристофера, и все были вне себя от радости. Затем Джоанна приблизилась к Голдилинд и сказала:

– Я не знаю, кто это, брат, но, мне кажется, она дорога тебе, а значит, она станет мне сестрой, – и она поцеловала Голдилинд. Джоанна была добра, нежна и хороша собой, и Голдилинд была рада ей.

Джоанне тоже полюбилась спутница Кристофера, и она сказала:

– Выходит, что двое мужчин ворвались в спальню к даме. Пойдём же, сестра, в орешник. Я помогу тебе, и пока они рассказывают свои истории, мы поведаем друг другу свои.

Она взяла Голдилинд за руку, и они ушли в орешник. Двое же мужчин, казалось, не могли отвести глаз от Голдилинд, пока кусты не скрыли её.

Тогда Дэвид обратился к Кристоферу:

– Приносим свои извинения, юный король, за то, что разбудили тебя так рано, но мы не знали, что ты находишься в компании лесных фей, да и, честно говоря, сами почти не отдыхали, пока не нашли тебя, а искали с той самой минуты, как вернулись в долину и увидели вокруг дома все эти следы подков.

– Да! – продолжил Гилберт. – Если бы мы потеряли тебя, то не было бы для нас нигде спасения, потому что мы не смогли бы вернуться ни в Дом на Холмах, ни даже в королевство. Думаю, отец повесил бы нас, если бы мы заявились со словами: «Кстати, Кристофера убили». Но, послушай, расскажи нам, что там у тебя случилось с этой прелестной девушкой?

– Да, да, расскажи нам, – поддержал Дэвид. – Давай, садись между нами, спиной к орешнику, а то нам не терпится узнать, что случилось, – давай, ну! Джоанна вернёт её, и, надеюсь, вернёт скоро!

Кристофер рассмеялся, сел между двумя друзьями и поведал им обо всём, что с ним случилось. Не умолчал он и о Голдилинд, и о том, кто она такая. Оба друга слушали его внимательно, и под конец Гилберт произнёс:

– После того, как произошло всё, о чём ты рассказал нам, брат, мы уже не можем оставаться в Малой долине, это яснее ясного. Как только твоя любимая отдохнёт в нашем доме, нам нужно будет уходить в Дом на Холмах, чтобы посоветоваться с отцом.

Кристофер согласился с этим, и сразу же пришла Джоанна, ведя с собой Голдилинд, одетую должным образом, свежую, раскрасневшуюся и очень милую (только зелёное платье она не захотела менять ни на какое другое). Дэвид и Кристофер поклонились ей, как знатной даме, но сама она приветствовала их как братьев, весело и по-доброму, и попросила поцеловать себя. Они и поцеловали её в щёку, но стыдливо, особенно Дэвид.

Затем все расположились на обед под дубами и весело провели за едой целый час, после чего отправились в путь. Обе женщины ехали верхом, мужчины же шли пешком. Так, незадолго до заката солнца, они прибыли к дому в Малой долине, где провели время в веселье и радости. Они были молоды, беды остались позади, а впереди их ожидало большое счастье.

Глава XXIV
Совет в малой долине

Десять дней жили они в Малой долине и всегда пребывали в хорошем настроении. Джоанна водила Голдилинд по лесу и заботилась о ней, так что сердце королевы было полно радости. Свобода дикого леса и жизнь в нём были совершенно новыми для неё. В тот день, когда она сбежала из замка Зелёной гавани, да и в других подобных случаях, к радости примешивался смертельный страх и полностью подавлял её, и лишь упорство ожесточало её сердце и делало его нечувствительным к ожидаемому наказанию. Сейчас же она была действительно свободна. Так же, как Кристоферу, когда он исцелился от своей раны, ей казалось, что вся красота деревьев, цветов, зверей и птиц была сотворена для неё одной. Она изумлялась, как её друг мог быть таким спокойным и степенным посреди всей этой красоты. Теперь королевское достоинство было окончательно забыто, и она всё больше чувствовала себя готовой принять любовь обходительного Кристофера. Когда вечерами в зале она встречала его, вернувшегося из леса, она не могла даже пошевелиться, а только стояла, дрожа и ожидая, когда Кристофер сам подойдёт к ней. В таких случаях Джоанна была более проворной. Она спешила к своему мужу, чтобы выведать, что произошло с ним за день.

Джоанна поведала королеве много историй о подвигах своего мужа и его рода. Рассказала она и о том, как её и ещё трёх девушек освободили из заточения в замке Печали, и о мрачном времени, которое они пережили в нём до прихода своих избавителей, и Голдилинд подумала, что это время было ещё хуже того, что она сама провела в замке Зелёной гавани. Благодаря историям Джоанны и счастливым часам, прожитым в лесном доме, Голдилинд пришла к выводу, что такое новое положение было предназначено ей – настолько тесной стала связь королевы с этими лесными разбойниками.

Но на исходе десятого дня, когда они впятером счастливо сидели в общем зале (разве что Дэвид сидел несколько печально, то любуясь красотой Голдилинд, то вскакивая с места и беспокойно вышагивая по полу), Гилберт сказал следующее:

– Братья! и ты, королева Голдилинд! Возможно, наступает время совершить что-то иное, а не только пускать стрелы по пятнистым оленям, набивать желудок да распевать старые песни у ног наших дам. Ведь хотя и живём мы мирно в этом диком лесу, забыв обо всём, кроме того, о чём стоит помнить, однако в городах и королевских покоях ещё не исчезло вероломство, и жива гордыня, и угнетение только растёт по мере того, как уничтожаются противящиеся ему, поэтому нам надлежит защищаться, и здесь нам поможет и крепкая рука, и смелое сердце, и мудрая голова. И я предлагаю, давайте, не мешкая более, отправимся завтра в Дом на Холмах и посоветуемся со старшими. Что вы скажете, братья?

Ему ответил Кристофер:

– Было время, когда то, что ты сейчас сказал, брат, осталось бы загадкой для меня. Тогда я ответил бы тебе: «Нам хорошо здесь, хотя нас и мало, и если тебе нужна компания побольше, давай я съезжу в Дом на Холмах и привезу человек шесть парней и девушек, и радость наша увеличится, и они расскажут нам о том, куда бы съездить верхом». Но теперь многое изменилось, так как я получил великий дар. Теперь я знаю, что есть некоторые люди из числа знатных, которые хотели бы отобрать его у меня. Кто скажет, какие вероломные планы они могут вынашивать в этот самый момент, так же, как и тогда, любимая, когда ты впервые увидела наш дом?

Голдилинд вздохнула:

– Куда мой муж поведёт меня, туда я и пойду, но здесь красиво, приятно и мирно, и я не думаю, что кто-то может прийти к нам в поисках королевы Лугодолья.

Дэвид возразил ей:

– И всё же мне кажется, миледи, что тот, кто выдал тебя замуж за разбойника, может раскаяться, и тогда он захочет прийти сюда, чтобы изменить содеянное: убить твоего мужа и вернуть королеву её народу.

Голдилинд побледнела, но тут к разговору присоединилась Джоанна:

– Брат Дэвид, зачем ты ранишь её сердце этими страхами? Со своей стороны я считаю, что мы могли бы жить здесь в безопасности целые годы и, вероятно, быть вполне счастливыми, но в то же время нам, конечно, захочется показать эту жемчужину нашим родным в Доме на Холмах, а особенно отцу и матери, так что завтра мы повезём её к ним, желает она того или нет.

И с этими словами Джоанна крепко обняла Голдилинд и поцеловала. Голдилинд же зарделась от удовольствия: она радовалась тому, что её так высоко ценят.

Глава XXV
О том, как все прибыли к джеку

Следующим утром, когда солнце только поднималось, друзья все вместе отправились кратчайшей, хорошо известной им дорогой к Дому на Холмах, и снова им пришлось ночевать под открытым небом. Поднявшись ранним утром, они вновь собрались в путь часа в четыре после полудня. Стоял прекрасный тихий день недавно наступившего лета.

Друзья подъехали прямо ко входу в большой зал. Там обнаружилось, что людей в нём совсем мало, да и те в основном женщины и дети. Им сказали, что Джек уехал куда-то по своим делам и вместе с сыновьями ожидается обратно к ужину, поскольку уехал он недалеко.

Между тем, все сошли с лошадей, и женщины с детьми обступили их. Дети сразу бросились к Кристоферу, которого они очень сильно любили. Девушки также проходили в дом не без его поцелуя, но их удивляло появление Голдилинд. Некоторые даже останавливались. Когда же Кристофер взял её за руку и провёл в дом, они поняли, что эта красавица – его жена, и их охватило какое-то подобие страха, а может, то было смущение перед молодожёнами.

Когда друзья вошли в зал, их приветствовали слуги. Они развели путников по комнатам, где омыли им ноги, возложили на их головы венки и, вернув обратно в зал и рассадив на возвышении, принесли им еду и напитки. Туда вышла и леди Маргарита, венчанная жена Джека, которая попыталась занять их. Кристофер рассказал ей, что с ним случилось, словно собственной матери. Все, кто был в доме, и мужчины, и женщины, собрались вокруг них, чтобы послушать, и Кристофер не возражал. Сердце Голдилинд тянулось к этим людям, да и поистине они все были красивыми, искренними и счастливыми, доброжелательными и обходительными, хотя и жили в лесу, а не при дворе короля или герцога.

Прошёл солнечный день, и приближалось время заката, когда в зал по двое и по трое начали входить новые мужчины. Они останавливались у стен, и к ним тотчас подходили мужчина или женщина из зала, говорили им пару слов, и сразу же вновь пришедшие поднимались на возвышение, чтобы обходительно поприветствовать Кристофера и поклониться Голдилинд.

Наконец, в таком тихом вначале зале поднялась суета, словно в улье, и посреди шумной толпы забегали слуги и служанки, расставляя многочисленные приборы (в зале стоял дубовый обеденный стол, тяжёлый и крепкий), а затем накладывая кушанья, кроме тех, что ещё стояли на огне. Когда приготовления закончились, солнце уже клонилось к закату, и в зале стало сумеречно, хотя ясное небо всё ещё было окрашено в золото. На краю опушки громко и нежно пели соловьи, а в помещении стоял гул человеческих голосов, ведь лишь немногие замечали, громко или тихо они говорят.

Среди этого гула зазвучал охотничий мотив множества лесных рогов. Никто не испугался и не изумился, поскольку все знали звук рогов Джека. Разговор приутих – все ожидали прихода хозяина, и сразу же раздались топот и бряцание оружия, и зал заполнился людьми. Заблестели доспехи, и толпа, чтобы дать проход прибывшим, расступилась. Тогда посреди зала раздался ясный, громкий и бодрый голос:

– Света в зал, мужи и девы! Свечей! Свечей! Ну-ка посмотрим, кто у нас в гостях!

Сразу же засуетились слуги, по залу разлился свет, и все увидели Джека с полудюжиной его лучших людей, на каждом из которых висел щит* и красовался шлем. Поверх доспехов были изображены зелёные гербы, а на стальных шлемах лежали венки из молодых дубовых ветвей. Все вошедшие встали посреди зала, и каждый держал в руке обнажённый меч. Джек стоял впереди всех, но одежда его не отличалась от одежды остальных, разве что на голове его не было шлема, только венок украшал её. Никто не вмешивался в происходящее, и никто не произносил ни слова, а Джек смотрел гордо и проницательно, оглядывая зал, пока, наконец, его взгляд не остановился на Кристофере, хотя Джек так и не поприветствовал его. Кристофер почувствовал что-то неладное и, подумав, не случилось ли какого несчастья, тихо спросил своего соседа:

– Что-то не так, Вилли-Погорелец? Я не помню, чтобы здесь был такой обычай.

В ответ он услышал:

– Это ещё до твоего возвращения началось. Семь дней назад стали обнажать оружие перед тем, как мирно сесть за стол.

Глава XXVI
О короле дуболесья

Не успел Кристофер что-либо ответить, как раздался голос Джека. Громче и звонче, чем до этого, он произнёс:

– Слушайте все, кто собрался нынче в этом зале! Я принёс вам весть! Король Дуболесья среди нас!

И сразу же разразился шум, поднялась суматоха, со всех сторон послышались крики и возгласы, кулаки поднялись в воздух, оружие сняли со стен, и повсюду уже сверкали наконечники копий да тускло светились красноватым оттенком клинки, поскольку имя Рольфа, короля Дуболесья, было для лесных жителей не менее ненавистным, чем имя самого дьявола, так как он был их недругом и все они считали его последним негодяем. Но Джек поднял руку и крикнул:

– Тише! Трубите, рога! Охота закончилась!

Под крышей зала громко и яростно затрубили рога, и когда они смолкли, стало тише, чем летней ночью. Только голоса мечей было не унять, и то тут, то там слышался тихий лязг да звон.

И снова заговорил Джек:

– Пусть все молчат! Пусть никто не покидает своего места! Я ВИЖУ ИСТИННОГО КОРОЛЯ! И вы все должны увидеть его!

С этими словами Джек перешёл зал и поднялся на возвышение, где, держа за руку бледную и дрожащую Голдилинд, стоял Кристофер. Джек взял его за плечо и развернул лицом к креслу, стоявшему перед столом, так, чтобы все в зале могли его видеть. Затем Джек усадил Кристофера в это кресло, обнажил свой меч, встал перед юношей на колени и, взяв его за правую руку, громким голосом произнёс:

– Я, Джек, хозяин Дома на Холмах, свободный и невинный, незаконно обманутый, ныне признаю себя вассалом Кристофера, короля Дуболесья, и клянусь жить для него и умереть за него. Вот меч моего отца! Не соблаговолите ли повязать его мне, как повязал его когда-то Ваш отец моему?

Кристофер вначале решил, что всё услышанное – некая игра, развлечение ради удовольствия да доброго времяпрепровождения честного люда. Когда же он взглянул Джеку в глаза и увидел в них пыл, страсть и искренность, он понял, что эти слова не были шуткой. Кристофер слышал крики народа, отражаемые эхом от крыши, и ему казалось, что он помнит, словно старый сон, как кто-то говорил рядом с ним о короле и его сыне, да о могучем воине, оказавшемся подлецом и предателем, но разговор происходил, когда Кристофер был ещё слишком мал, чтобы что-то понять. Когда он вспомнил всё это, чело его прояснилось, а глаза ярко засияли. Кристофер наклонился к Джеку, опоясал его мечом и, поцеловав в губы, сказал:

– Поистине, ты мой слуга, мой тан*, мой граф, и я опоясываю тебя твоим мечом, как мой отец опоясывал твоего.

Тогда Джек-разбойник встал и сказал:

– Собравшиеся в этом зале! Подлинно, счастлив сей час, и счастливы вы! Этот человек – король Дуболесья, а тот, во дворце, – подлец и негодяй!

И вновь раздались крики, поскольку мужчины и женщины, старые и молодые, горячо любили Кристофера, а Джек-разбойник был не только их предводителем в набегах и правителем, но и мудрым советчиком, а потому никто и не думал спорить с ним. Но вот Джек вновь взял слово:

– Есть ли среди нас старик или же муж не столь старых лет, который в былое время видел нашего прежнего короля, короля Кристофера, павшего, сражаясь за нашу честь? Если есть здесь такой, пусть подойдёт сюда.

Тогда один седобородый муж поднялся с лавки у стола и прошёл на возвышение. Это был рослый человек, только возраст слегка согнул его. Старец преклонил колено пред Кристофером и, взяв его за руку, сказал:

– Я Вильгельм из Виттенгема, свободный человек, рыцарь, несправедливо оклеветанный, буду служить Вам, о, мой король, служить Вам во всём. И да будет так, даже если судьба отпустит мне нанести всего один удар за сына моего господина, которого я ныне узрел! Ибо, смотря на Вас, мне кажется, что я смотрю на Вашего короля-отца, которому я служил в своей молодости.

Тогда Кристофер склонился к старику и, поцеловав его, произнёс:

– Ты поистине мой слуга, мой тан и мой барон. Кто знает, может, вскоре ты сможешь нанести много ударов, сражаясь за меня.

И вновь раздались крики, и к Кристоферу подходили и подходили вассалы: человек десять оруженосцев, и рыцарей, и владетельных господ. Все они нынче были лесными жителями и разбойниками, но самое плохое из того, что сделал кто-нибудь из них, заключалось в убийстве недруга или врага друга в честном бою. Все подходившие становились на колени перед Кристофером, и протягивали к нему руки, и присягали в верности.

Когда же принесение присяги закончилось, Кристофер увидел, что через толпу пробирается высокая пожилая женщина, выглядевшая даже красивой для своего возраста. Она направилась прямиком к возвышению, туда, где сидел Кристофер, обняла его за плечи и заплакала:

– Ах, неужели я, наконец, нашла тебя, мой любимый, мой дорогой, моя детка? Да ты вырос таким пригожим и таким большим, что теперь уже я не смогу держать тебя на своих руках, как когда-то. И таким высоким, что тебя уже не надо поднимать вверх. Слава Богу и Его святым, что ты стал красивым и статным мужчиной!

Затем старушка обратилась к толпе:

– Вы, предводитель этих лесных жителей, и все вы, собравшиеся в этом зале! Меня сюда привёл один из вас, и хотя я чуть было не померла от радости при этой внезапной встрече, я благодарна ему. Ведь этот ладно сложенный и обходительный молодой человек – сын Кристофера, короля Дуболесья, собственной персоной. Он был моим питомцем – я кормила его грудью. Двадцать один год назад я приняла его у повивальной бабки во дворце Дубфорда, а потом нас увезли в дом лорда Ричарда Тощего, что у Длинных холмов. Там мы и жили, пока его не забрали, и я не знала, куда, а мне не позволили поехать с ним. Вот с тех пор я и брожу по свету, надеясь вновь увидеть моё милое дитя, а сегодня я увидела его, увидела, кем он стал, и я благодарю Господа Бога и всех Его святых за этот дар!

И вновь в зале поднялся шум. Голдилинд же стояла, изумляясь и ощущая страх в душе. Она предчувствовала время войн и беспорядков, и слишком многое, казалось, пролегало теперь между ней и её любимым. Надо сказать, что хотя она и не часто появлялась на королевских приёмах и военных парадах, но она видела земли помимо этого зала, она видела, как маршируют войска, как мощные стены щетинятся копьями, как реют на ветру королевские стяги. Джек же со своими соратниками и верными друзьями казались ей слабой поддержкой в том случае, когда тайное станет явным и малочисленные лесные разбойники потребуют от богатых городов королевства склониться перед ними.

Голдилинд обошла стол и встала рядом с Кристофером. Он повернулся к ней, поднялся, взял её за руку, и она почувствовала, как он был ласков с ней. Радость наполнила её душу, словно Голдилинд была в лесу наедине с мужем.

И тут Кристофер произнёс:

– Вы все, друзья мои! Я понимаю, я хорошо знаю, что вы все хотели бы видеть меня на престоле моего отца, хотели бы, чтобы я был королём Дуболесья. Знаю также, что вы поможете мне, поддержите меня до самого конца. Я не могу не принять этот ваш дар, но вот что я скажу: когда я и в самом деле стану королём, моим желанием, согласным с моей свободной волей, будет остаться одним из вас, верные товарищи и добрые друзья мои, таким, каким вы меня знаете сегодня. Надеюсь, что и тогда вы будете обо мне такого же мнения, как теперь. Но, друзья мои, не скрою, что дорога, по которой вы хотите, чтобы я прошёл, довольно терниста, и может так случиться, что мы станем не королём да королевскими друзьями, а дичью, вероятно, отловленной и убитой, поэтому, произойдёт ли одно или другое, добудем ли мы королевство или умрём, я постараюсь оставаться не менее счастливым, чем сейчас. Думаю, вы поддержите меня в этом. Итак, если вы согласны, грядущее не станет хуже настоящего, а Бог знает, как я теперь счастлив. И ещё об одном я скажу вам: смотрите, я держу за руку прекраснейшую из дам. Она моя возлюбленная жена, а кроме того настоящая королева Лугодолья. На её престоле сидит такой же предатель, как и на моём. Я должен рассказать вам, что когда она полюбила меня, она не знала, да и я не знал, что я сын короля. Она считала меня лесным жителем, изгоем, и как изгой я и ухаживал за ней, надеясь на силу своей любви, и теперь перед всеми вами, мои друзья, я благодарю её и преклоняюсь перед ней за то, что она милостиво приняла меня и мою любовь. Ведь знает Бог, что владычество над всей землёй не было бы для неё чрезмерным, если б вдруг такое стало возможным, но, друзья мои, я говорю о себе словно о короле, а о своей жене как о королеве, тогда как, мне кажется, главный дар, который наш с Голдилинд королевский титул принёс вам этим вечером, – это два могущественных недруга: её враг и мой. Подумайте теперь, может быть, нам более подобает жить в лесу, чем в этом большом зале? Не бойтесь выставить нас за дверь, как возмутителей спокойствия, представляющих опасность для добрых людей. Посмотрите, небо ещё не успело забыть солнце, а скоро оно уже вновь начнёт золотиться рассветом. Лес не сможет причинить нашему летнему жилищу никакого зла. Но знайте, прежде чем настанет зима, мы завоюем себе другой дом, тот, в котором пировали мои отцы. И о помощи в этом, друзья мои, я и прошу вас всех.

Когда все услышали пламенную речь Кристофера и увидели красоту белокурой женщины, чью руку он держал в своей руке, он так полюбился им, что все одобрительно и громко закричали, но без слов, ведь кричали они от радости. От этого крика задрожали брёвна зала, он пронёсся по лесу, словно рёв пирующих древних лесных божеств.

Когда же гомон немного смолк, Джек с Холмов воскликнул:

– Принесите же теперь большой щит, и давайте посмотрим на нашего короля!

И тогда принесли огромный древний щит, обшитый тёмным железом и инкрустированный золотом, и четверо самых крупных в зале мужчин подняли его на плечи и встали на колени возле возвышения перед Кристофером, а Джек громко произнёс:

– Король! Король! Взойди на щит! Ибо этот боевой щит – замок и город, единственно должный быть Вашим, а эти четверо мужей здесь – достойные скалы, держащие его.

Тогда юный Кристофер* легко шагнул на щит, и мужчины начали его осторожно поднимать, пока сами полностью не распрямились. Кристофер же уверенно стоял на щите, словно врос в него, и приветствовал собравшихся со всех четырёх сторон взмахами обнажённого меча.

Тогда старушка-няня пронзительно закричала:

– Смотрите! Как холмы переходят в высокие горы, так и юный Кристофер поднимается на королевский престол!

И люди засмеялись от радости, и все, как один, воскликнули:

– Юный Кристофер! Юный Кристофер – наш король!

И после этих слов, впервые произнесённых няней, звали его Юным Кристофером даже тогда, когда он уже принял власть и стал править обширными землями. Это имя сохранилось за ним и после его смерти, в преданиях о нём.

Наконец, король заговорил снова:

– Друзья, настало время сесть за стол и продолжить пир, приостановившийся на время, и я прошу вас, пусть он будет таким весёлым, словно не было у нас споров и беспокойств, пусть он будет спокойным. Но завтра мы освятим место народного собрания. Мой граф, и мои бароны, и весь мой верный народ, все мы устроим совет, а затем пусть руки сделают то, что подскажут им сердца.

С этими словами Кристофер соскочил со щита и стал ходить по залу, разговаривая то с одним, то с другим до тех пор, пока стол не был полностью накрыт. Тогда он занял своё место на престоле, возле Джека с Холмов. Дэвид и Гилберт сели по другую сторону от него вместе со своими лесными братьями и их жёнами, и все начали пировать и веселиться.

Остаётся рассказать ещё об одном, что произошло на этом пиру. Когда выпили пару чаш и принялись пить за помин умерших и за здравие живущих, один седовласый муж поднялся из-за дальнего конца стола и сказал:

– Пью за Ваше здоровье, Юный Кристофер, и желаю сегодня получить от Вас дар за верную службу.

– Тогда проси его, – сказал Кристофер, добродушно улыбаясь.

– Король, – начал проситель, – мы собрались в этом зале, и среди нас есть прекраснейшая на свете женщина, та, что сидит рядом с Вами. Этим вечером мы все хорошие друзья, и у нас ни в чём нет нужды, но кто скажет, как часто мы сможем собираться и сколько ещё всё останется по-прежнему? Я не говорю, что среди нас возникнут вражда и разногласия, хотя и так тоже может быть, но, вероятно, в другое время Вы, Ваше величество, и Ваша супруга станете более гордыми, чем сейчас, ведь сейчас вы ещё не привыкли к новому положению дел, а если между нами вырастет такая стена, то тогда будет бесполезно просить у Вас этой милости.

– Ну хорошо, хорошо, проси же, друг, – засмеялся король. – Я буду рад закончить день тем, что одарю тебя.

– Тогда вот моя просьба, Ваше величество, – сказал старик. – Поскольку здесь, перед нами, находится прекраснейшая в мире женщина, сделайте нам такой подарок: дайте каждому мужчине в этом зале право по одному разу поцеловать её милое лицо, если она сама позволит, конечно.

При этих словах разразился громкий смех и раздались крики одобрения, а король Кристофер встал, чтобы ответить:

– Друг, дарую тебе это от всего сердца. Любимая моя Голдилинд, ты согласна с моим решением?

Вместо ответа Голдилинд поднялась, зардевшись, как роза, и протянула обе руки перед собой, и сразу же старик вышел из-за стола и спешно, прежде чем кто-либо успел пошевелиться, прошёл к возвышению, взял Голдилинд за подбородок и охотно поцеловал. И вновь зал разразился хохотом. Тогда к Голдилинд подошли Джек с Холмов и все его сыновья, один за другим, и поцеловали её милое лицо, все, кроме Дэвида, который скромно опустился перед ней на колени и, взяв правую руку Голдилинд, поцеловал её, при этом слёзы лились из его глаз. Затем к Голдилинд подходили многие другие мужчины, присутствовавшие в зале. Одни были смелы, другие же скромны, и, оказавшись перед королевой Голдилинд, не смели целовать ни лица её, ни руки, но, когда они возвращались на свои места, она оставалась в их сердцах, и все восхваляли её.

Так прошёл первый вечер царствования Юного Кристофера.