Текст книги "Воды Дивных Островов (сборник)"

Дни шли за днями, и вот как-то октябрьской ночью, ближе к концу месяца, ведьма отправилась к Посыльной Ладье под покровом ночи, и Заряночка проследила за госпожой, как раньше. В тот раз ночь выдалась бурная да ветреная, но высоко в небе сияла полная, круглая луна, и почитай что все тучи разогнало; потому ночь стояла светлее светлого, и даже у залива под сенью дерев нетрудно было разглядеть, что происходит. И ведьма проделала и сказала всё ровно так, как накануне.

В другой раз, когда близился к концу ноябрь, ведьма снова отправилась в свои озёрные странствия; но в ту ночь от дома до берега лёг глубокий снег, и подумалось Заряночке, что ходить за ведьмой не стоит. Девушка ведать не ведала, оставят ли её ножки следы на снегу, будучи невидимы, или же нет. Когда спросила она о том Абундию, та рассмеялась и молвила: «Опять поступила ты мудро, дитя мое, ибо хотя не составило бы для меня труда вложить в твоё кольцо силу, позволяющую тому, кто наденет его, не касаться земли, однако не было этого сделано».

А надо сказать, что за это время Заряночка часто приходила к Древу Встречи и призывала свою матушку (как она теперь называла хозяйку леса), и перенимала от неё всё больше и больше мудрости. И хотя ведьма нередко злилась на пленницу и бранилась нещадно, однако не особо придиралась к ней, как только необходимая работа бывала исполнена. Но вот однажды колдунья прямо запретила девушке ходить в лес, однако та всё равно отправилась и, встретившись с лесной матушкой, ничего ей о том не сказала, но веселилась и радовалась пуще обычного. После того Заряночка вернулась домой с пустыми руками и гордо переступила порог комнаты: щеки её разрумянились и глаза сияли, хотя не ожидала она ничего иного, кроме наказания, а может быть, и нового превращения. И в самом деле, ведьма скорчилась в кресле, скрестив руки на груди и наклонив голову вперёд, словно дикий зверь, изготовившийся к прыжку; однако едва взгляд её упал на Заряночку, дрогнула она, и отступилась, и, снова замкнувшись в себе, пробормотала нечто неразборчивое; но Заряночке ни слова не сказала ни доброго, ни худого.

Но вот настала зима, и почти нечего было делать в хлеву, а в поле и на лугу и того меньше. В былые времена, и даже год назад, колдунья не давала невольнице покоя даже в морозы, но находила для неё работу среди снега и ледяных ветров, либо посылала на озеро, когда поверхность воды покрывалась льдом. Но теперь колдунья ничего не поручала девушке, кроме того, за что та бралась по собственной воле; и нимало на этом ведьма не теряла, ибо Заряночка охотно бросала вызов ветру, непогоде и непроходимым снежным заносам и преодолевала стихии по возможности, чтобы все дела по хозяйству исполнить на совесть.

Ведьма по-прежнему то и дело бранила и ругала девушку, однако скорее по привычке, не вдумываясь, что говорит. Про себя же колдунья начала побаиваться Заряночку, опасаясь, что в один прекрасный день та возьмёт верх; оттого ведьма сделалась беспокойна и свирепа; так что, бывало, сиживала она, не сводя глаз с прекрасной девы, и поигрывала в руке ножом, с трудом вынося присутствие служанки. Как-то, будучи в таком настроении, колдунья отыскала повод наказать девушку, как встарь, и ожидала, что невольница взбунтуется; но случилось наоборот, ибо Заряночка подчинилась госпоже покорно и с безмятежным видом. И это тоже внушило ведьме страх, ибо подумала она, и не ошиблась, что в рабыне зреет некий умысел. С этого дня ведьма оставила девушку в покое. Всё это время, как можно предположить, Заряночка ещё чаще ходила к Дубу Встреч, невзирая на мороз, и снег, и ветер, и перенимала от лесной матушки немало сокровенного знания, и в избытке постигала тайную мудрость. И дни её текли в радости.

Но вот зима подошла к концу, и снова настала весна, и земля расцвела на диво, а вместе с нею и Заряночка. Милее лицом не стала она, нежели прежде, ибо куда же милее, однако в красоте её ныне ощущалось новое величие; руки и ноги её округлились, кожа сделалась гладкой да белой, тело оформилось; и ежели какой-нибудь сын своей матушки бросил бы взгляд на её ножки, когда ступали они по лугу, усыпанному нарциссами и шафраном, плохо пришлось бы несчастному, ежели бы запретили ему эти ножки расцеловать; хотя ежели бы позволили, дело обернулось бы для него куда хуже.

В ту весну, в самый разгар апреля, Заряночка проследила ведьму до Посыльной Ладьи в третий раз; и снова всё повторилось, как прежде, и решила девушка, что теперь твёрдо помнит урок, едва ли не лучше самой ведьмы.

Но ещё через день Заряночка сделалась задумчива, словно тревожная мысль овладела ею; а три дня спустя, увидевшись с лесной матушкой, перед тем, как распрощаться, заговорила девушка с нею и сказала так: «Матушка, великой мудрости наставила ты меня, а напоследок вот что поняла я: есть в моей жизни нечто постыдное, с чем хотелось бы мне покончить раз и навсегда». – «Прекрасное дитя, – отвечала Абундия, – невелик позор в том, что женщина эта тобою помыкала и обращалась с тобою жестоко; как может такое дитя, как ты, противостоять ей? Но теперь я вижу и знаю, что настал тому конец; ныне она боится тебя и никогда не поднимет на тебя руку, разве что окажешься ты всецело в её власти, чего не произойдёт, дитя моё. Так утешься и не вспоминай о том, что было!» «Нет, матушка, – отозвалась Заряночка, – не это меня тревожит, ибо, как сама ты говоришь, что я могла поделать? Однако мудрость, что вложила ты в моё сердце, подсказывает мне: в течение последних этих месяцев я на коварство отвечала коварством и на ложь ложью. Но теперь не желаю я более этого делать, дабы не стать женщиной вероломной, в которой ничего-то доброго нет, кроме внешней красоты. Потому послушай, милая матушка! Что сделано, то сделано; но когда настанет день, уже недалёкий, и придётся мне с тобою расстаться, и, может быть, надолго, тогда не пойду я к Посыльной Ладье под покровом ночи и туч, хоронясь и прячась, но отправлюсь туда среди белого дня, и пусть случится то, чему суждено случиться».

Тогда изменилась Абундия в лице, побледнела и опечалилась, и воскликнула она: «О, если бы только умела я плакать, как вы, дети Адама! О горе мне и тоска! Дитя, дитя! – тогда-то ты и попадёшь ей в руки, о чём помянула я только что; и тогда-то эта окаянная прислужница зла непременно убьёт тебя, либо пощадит для того только, чтобы терзать тебя и мучить, превращая жизнь твою в подобие медленной смерти. Нет, нет, сделай, как я говорю, и отправляйся тайком, надев моё кольцо на палец. Иначе, о дитя моё, сколько боли причинишь ты мне!»

Зарыдала Заряночка; но тут же принялась поглаживать руку матушки, и молвила: «Сама ты наделила меня мудростью, разве нет? Однако не бойся; сдаётся мне, что ведьма не убьёт меня, поскольку все ещё надеется получить с меня какую-то прибыль; более того, в злобном её сердце теплится искра любви ко мне, потому, как говорила я тебе прежде, испытываю я к ней кроху жалости. Матушка, не убьёт она меня; и говорю тебе, что и мучить не станет, ибо прежде придётся ей убить меня. Думается мне, что она меня отпустит». Отвечала лесная дева: «Да, может быть, только словно пташку, привязав к лапке бечёвку». – «Ежели так, – отозвалась Заряночка, – тогда пусть удача моя возьмёт верх над её коварством; как, скорее всего, и случится, раз уж я узнала тебя, о мудрая матушка!»

Хозяйка леса понурила голову и помолчала немного; затем молвила: «Вижу, что ты порешила стоять на своём; вижу, что заключено в твоём сердце нечто такое, что нам, тем, кто не из рода Адамова, не понять; однако некогда более походила ты на нас. Одно только могу я сказать: что тебе решать в этом деле и что грустно мне».

Затем Абундия снова опустила взгляд, но тотчас же вновь подняла голову, и лицо её посветлело, и молвила она: «Похоже, всё сложится лучше, нежели мне думалось». И поцеловала она Заряночку, и распрощались они на этот раз.

И вот закончился апрель, и настал май, и расцвёл боярышник, а Заряночка всё хорошела да хорошела. Ведьма совсем перестала бранить её и заговаривала с девушкой только изредка, по необходимости. Однако же казалось Заряночке, что госпожа следит за нею днём и ночью, не спуская глаз.

Заряночка часто уходила в лес и постигала всё больше сокровенного знания; но что до Побега и как его осуществить, об этом подруги не заговаривали более, и великая любовь царила промеж них.

Наконец, когда май вот-вот должен был смениться июнем, пришла Заряночка к Дубу Встреч и нашла там лесную матушку; и поговорили они немного, только натянутой казалась их беседа, и молвила Абундия: «Хотя из нас двоих теперь ты, пожалуй, мудрее, однако же достаточно мудра и я, дабы понять, что ныне пробил час нашего расставания и что уже завтра ты испробуешь силу Посыльной Ладьи: разве не так?» – «Так, матушка, – отвечала Заряночка, – ныне прощаюсь я с тобою; и куда как грустно мне!» Вопросила Абундия: «И ты отдашься в руки ведьмы, как говорила давеча?» Отозвалась Заряночка: «Разве не мудро будет довериться собственной судьбе?» – «Увы, – молвила лесная дева, – может быть, в конечном итоге и так. Но ох как тяжело у меня на сердце и как боюсь я за тебя!»

«Матушка моя, матушка! – молвила Заряночка, – и я-то приношу тебе горе! – тебе, что подарила мне столько радости! Но не подсказывает ли тебе мудрость твоя, что мы ещё увидимся?»

Хозяйка леса опустилась на землю, и склонила голову к коленям, и замолчала надолго; затем поднялась она, и встала перед Заряночкой, и молвила: «О да, суждено нам встретиться снова, как бы это ни произошло. Так разойдемся же, пока сказано промеж нас доброе это слово. Однако сперва ты дашь мне прядь своих волос, как поступила я, когда впервые мы встретились; ибо таким способом сумею я завтра узнать, как всё сложилось».

Так Заряночка и сделала, и на том окончилась их беседа, ежели не считать последних слов прощания, сокрушённых и бессвязных. На том они и расстались до поры.

Поутру пробудилась Заряночка, и встала, и оделась, но не увидела в горнице госпожи своей, хотя постель ведьмы была смята. Пленница не придала тому значения, ибо колдунья частенько выходила по утрам из дому по тому либо другому делу. Однако же весьма порадовалась девушка, ибо ничуть не хотелось ей вступать с госпожой в пререкания. Невзирая на отвагу Заряночки, сердце её, как легко можно догадаться, так и трепетало, разрываясь между надеждой и страхом, и приходилось девушке сдерживать себя изо всех сил, чтобы унять дрожь и успокоиться, насколько возможно.

И вот Заряночка вплела прядь волос лесной матушки в собственные волосы, но решила, что неопасно будет оставить кольцо по-прежнему зашитым в сорочку; она положила в суму хлеба и мяса, на случай, если путешествие её затянется; а затем взяла да и переступила порог Обители Неволи.

Заряночка направилась прямиком к плёсу, по дороге колдунью так и не встретив; когда же дошла она до озера, то собралась было свернуть налево и спуститься прямо к бухте, как вдруг пришло девушке в голову сплавать в последний раз на Зелёный Остров. Ибо островок она любила всей душой и почитала своей собственностью, поскольку ведьма, порождение ночного кошмара, никогда не ступала на его берег. Кроме того, девушка сказала себе, что прохлада озера остудит жар в крови, и укрепит её сердце, и придаст мужества в преддверии приключения. И ещё: ежели ведьма углядит пленницу издали, что непременно произойдёт, она решит, что Заряночка по своему обыкновению вышла поутру искупаться, и тем менее склонна будет следить за нею.

И вот Заряночка сбросила одежды на песок у кромки воды и постояла немного на мелководье, где волны плескались у самых её ног, чтобы убедить ведьму, будто всё в порядке. По правде говоря, теперь, когда пробил час исполнять задуманное, девушка слегка оробела и склонна была помедлить немного и по возможности найти какой-нибудь пустячный предлог, дабы отдалить от себя ужас последнего момента.

Девушка вошла в воду и поплыла, уверенно рассекая волны точёными руками, и добралась до острова, и заглянула в каждый уголок, где встречала прежде радушный приём, и расцеловала деревья и цветы, что утешали её, и в последний раз приманила птиц и кроликов порезвиться с нею; но вдруг пришло в голову Заряночке, что время-то летит. Тогда она сбежала к воде, и нырнула, и поплыла к плёсу как можно быстрее, и вышла на берег, думая только о том, что произошло.

Ибо ло! – оглядевшись в поисках одежды и сумы, девушка обнаружила, что и то, и другое исчезло; и тотчас же в голове её молнией вспыхнула мысль, что это – дело рук ведьмы, что колдунья давно догадалась о задуманном побеге, и следила за служанкой, и воспользовалась её наготой и отсутствием, чтобы возвратить беглянку в Обитель Неволи. Тем более что драгоценное кольцо зашито было в сорочку Заряночки, и колдунья, разумеется, нашла его там, когда обыскивала одежду.

Заряночка не стала тратить время на поиски пропажи; она обвела взором песок и заметила следы, что ей не принадлежали, и следы эти вели обратно к дому. Тогда девушка обернулась, и глянула в сторону дома, и ясно различила ведьму: та как раз вышла за дверь, и в руке у неё что-то блестело и переливалось под солнцем.

Тогда Заряночка и в самом деле медлить не стала, но помчалась со всех ног вдоль кромки воды к заливу и к Посыльной Ладье. И, как уже говорилось, девушка бегала проворнее лани и очень скоро добралась до бухты и вскочила в лодку, запыхавшись и с трудом переводя дух. Она обернулась и окинула взглядом тропку, что только что протоптали её ножки, и показалось ей, будто различает она вдалеке что-то вроде яркого вихря; однако с уверенностью сказать не могла, потому что перед глазами Заряночки всё кружилось от быстрого бега и от палящего солнца и ещё потому, что сердце её неистово билось. Мгновение девушка оглядывалась по сторонам в растерянности, ибо осознала вдруг, что совершенно нага и нет при ней ни ножа, ни ножниц, ни кинжала, чтобы отворить кровь. Но тут совсем рядом, под рукою заметила беглянка увядающую ветвь шиповника с большими шипами; Заряночка торопливо отломила её, и расцарапала левую руку, и проворно подошла сперва к носу, потом к корме, и окропила их кровью. Затем она уселась на банку и воскликнула громко:

 
Алого вуронова вина
Нос и корма испили сполна;
Так очнись и пробудись,
И в путь привычный устремись!
Путь Странника лёг за озёрные дали,
Ибо волю Посланника с кровью смешали.
 

Не успела девушка задуматься, а повинуется ли ладья заклятию, как чёлн дрогнул под нею, и устремился из бухты в озеро, и заскользил по залитым солнцем волнам, проходя между большой землёю и Зелёным Островом и словно бы намереваясь обогнуть западный мыс островка с наветренной стороны; а проплывала ладья менее чем в полёте камня от берега большой земли.

Сюда-то, навстречу ладье, и поспешает ведьма: она бежит вдоль берега, юбки её развеваются во все стороны, а в руке поблёскивает увесистый короткий меч. Оказавшись напротив ладьи, колдунья замедлила бег и закричала прерывающимся голосом, с трудом переводя дух:

 
Назад поспеши,
К дому у лесной глуши!
Назад, на покой,
В гнездо под ольхой!
Кровь Посланника нос и корму запятнала,
И Странника сердце усталость познало.
 

Но увидела ведьма, что Посыльная Ладья не внемлет её словам, ибо не ведьмина кровь пробудила ладью к жизни, но кровь Заряночки. Тогда воскликнула колдунья: «О дитя, дитя! Произнеси заклинание и вернись ко мне! Ко мне, что взрастила тебя, и любила тебя, и на тебя уповала! О вернись, вернись!»

Но как могла Заряночка внять её мольбе? Она видела тесак, и то, что позабыло сердце девушки, отлично помнила её плоть. Девушка сидела неподвижно и даже головы не повернула в сторону ведьмы.

Тогда с уст колдуньи сорвался безумный вопль, и воскликнула она: «Так убирайся же прочь, нагая и отверженная! Убирайся, нагая дурочка! И возвращайся сюда, побывав в руках у тех, кому жалость неведома! Ах, лучше было бы для тебя умереть от моей руки!» С этими словами ведьма раскрутила над головою тесак и метнула его в Заряночку. Но ладья уже развернулась к мысу Зелёного Острова и теперь стремительно удалялась, так что Заряночка расслышала последние слова колдуньи только наполовину, а тесак, сверкнув в воздухе, упал в воду далеко за кормой.

Ведьма осталась стоять на месте, размахивая руками и издавая нечленораздельные вопли; но Заряночка более не видела её, ибо ладья обогнула мыс Зелёного Острова, и перед глазами девушки открылось Великое Озеро – бескрайняя и безбрежная водная гладь под летними небесами. Время же было полдень.

НА ТОМ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ПЕРВАЯ ЧАСТЬ КНИГИ «ВОДЫ ДИВНЫХ ОСТРОВОВ», ПОСВЯЩЁННАЯ ОБИТЕЛИ НЕВОЛИ. И ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ ВТОРАЯ ЧАСТЬ, ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ДИВНЫХ ОСТРОВАХ.

Часть вторая
Дивные острова

Так скользила Заряночка по озёрной глади, удаляясь от Обители Неволи; и вполне могло оказаться, что плыла она навстречу смерти: нагая и беспомощная, без огня и без пищи, во власти колдовских чар. Однако припомнила она речи хозяйки леса о том, что суждено им снова встретиться, и приободрилась; и порадовалась тому, что добилась-таки своего и сбросила оковы рабства, и коварство ведьмы уже не коснётся её. Немало думала Заряночка о лесной матушке, и всё с любовью, и гадала, узнала ли та уже о судьбе беглянки, запалив волосок от её локона; тут девушка поглядела на прядь волос Абундии и поцеловала её.

Весь день Посыльная Ладья стрелою мчалась вперёд, и девушка не видела впереди ни земли, ничего другого, о чём стоило бы рассказать. Различал её взгляд только волны да небо, да знакомых озёрных птиц, вроде лысухи, дикой утки да цапли; порою лесной голубь стремительно проносился мимо, держа путь от одного берега к другому; встретились ей также два кречета, да скопа, да высоко в небе пролетел по своим делам огромный беркут.

Одна-одинёшенька, девушка не смыкала глаз весь день; но вот солнце село, и настала ночь; и спустя несколько часов бедняжка уснула от усталости; но ещё до того, как сгустились сумерки, померещилось ей, будто у самого горизонта на воду легло неподвижное синее облако.

Всю короткую ночь Заряночка проспала крепким сном и пробудилась оттого, что лодка обо что-то ударилась. Открыв глаза, увидела девушка, что чёлн пристал к земле и солнце только что взошло. Она поднялась на ноги и несколько мгновений гадала, где находится; и увидела она, что нага, и не могла понять, что это значит. Потом она распустила волосы и встряхнула ими, так что густая волна окутала девушку словно плащом; а затем оглядела незнакомую землю, и показался ей край этот дивным и отрадным. Пестреющие цветами травы сбегали к самой воде: сперва глазам открывался зелёный луг, где тут и там высились старые, раскидистые деревья; далее начинались склоны, отведённые под виноградники и фруктовые сады, и цветочные кущи; а сверху глядел на это всё великолепный Белый Дворец, резной и роскошный. Вместе с солнцем пробудился лёгкий ветерок и донёс до Заряночки благоухание сада; и тёплым показалось ей дуновение после пронизывающего холода бескрайней водной глади. Обернувшись же к озеру, никакой другой земли она не увидела.

Заряночка сошла на берег, в высокие мягкие травы, и некоторое время оглядывалась по сторонам, но так и не увидела ни тени существа человеческого. Усталость по-прежнему владела ею; всё тело бедняжки ныло оттого, что пробыла она так долго на жёстких досках лодки; потому Заряночка прилегла на траву, радуясь её ласковому прикосновению; и вскорости снова уснула.

Пробудилась она, когда солнце стояло ещё невысоко, а утро только начиналось; однако девушка поднялась на ноги, весьма освежённая недолгим сном. Она повернулась в сторону холма и роскошного дворца и увидела, что кто-то идёт к ней через луг, а именно – женщина в сверкающем золочёном платье; когда приблизилась незнакомка, Заряночка разглядела, что та молода и красива, высока, с белоснежною кожей и карими глазами; легко и весело ступала она по зелёной траве, и ветер играл её длинными, рыжими волосами, разметав их в разные стороны.

И вот подходит эта дама к Заряночке, и в глазах у неё отражается удивление; и приветствует она девушку добрым словом и спрашивает об имени; и назвалась Заряночка, как есть; и молвила вновь пришедшая: «Что за дело привело тебя сюда, нагую, одну-одинёшеньку, в этой зловещей ладье?» При этих словах задрожала Заряночка, хотя незнакомка говорила с нею ласково, и молвила: «То долгая история; сама судьба пригнала меня сюда, и ещё несчастье, и не ведала я, куда направляюсь. Но неужели не найдётся для меня доброго приёма в этом прекрасном краю? Я вовсе не неумеха какая; и готова я прислуживать последней из служанок и лучшей участи просить не стану, ежели уж так суждено». Отвечала незнакомка: «Может статься, к этому и придёшь ты; только нелёгким покажется тебе рабский удел. Боюсь я, ждёт тебя здесь дурной приём». Молвила Заряночка: «Не скажешь ли мне, почему так?» Отозвалась дама: «Мы знаем твою ладью; именно на этом судне приплывает сюда то и дело сестра госпожи нашей Королевы, в чьих владениях ты ныне оказалась; а живёт Королева вон в том белом дворце, и мы у неё в услужении. Сдаётся мне, что не с её дозволения явилась ты сюда, ибо тогда иначе бы ты выглядела; и на то похоже, что бежала ты от своей госпожи. Потому опасаюсь я, что отошлют тебя назад к твоей помянутой госпоже спустя некоторое время, и время это обернётся для тебя немалыми муками – как для души, так и для тела».

Сердце Заряночки дрогнуло, и побледнела она и задрожала, но молвила: «О, дорогая леди, нельзя ли мне в таком случае покинуть остров тем же путём, каким прибыла я сюда, – так, чтобы Королева не прознала? – после того, как дала бы ты мне ломтик хлеба, ибо голодна я». Отозвалась облачённая в золото дама, глядя на гостью жалостно: «Нет, девушка, нет у меня иного выбора, кроме как отвести тебя к нашей госпоже; ибо, скорее всего, она тебя уже углядела сверху. Ибо Королева наделена зрением гораздо более острым, нежели пристало смертному. Но что до еды, погляди! – поспешая сюда, я захватила с собою белый хлебец, а с ним и сыра; ибо подумалось мне, что гостья, верно, проголодалась». И она протянула девушке снедь. Заряночка взяла хлеб и сыр, и расцеловала золочёной даме руки, и не смогла сдержать слёз, но прямо за едою и разрыдалась.

Тем временем золочёная леди обратилась к ней и сказала: «Однако же, бедная ты девушка, возможно кое-что измыслить тебе в помощь; тотчас же поговорю я о том с моими сёстрами, а обе они куда мудрее меня. Мы сёстры не по крови, но в силу любви и дружбы. И не сомневаюсь я, что, поднимаясь к дому, мы повстречаем их в саду. Однако же, вот приглядываюсь я к тебе: и что ты за красавица!»

«Добра ты и приветлива, – отвечала Заряночка, улыбаясь сквозь слёзы, – как бы мне узнать, каким именем называть женщину столь милую?» – «Называй меня Аврея, – отвечала незнакомка, – а вторая моя сестра зовётся Виридис, а третья – Атра; так сложилось согласно цветам наших одежд*; других же имён у нас ныне нет. Ло! – а вот и Виридис идёт к нам через луг».

Взглянула Заряночка и увидела, что подходит к ним женщина, одетая во всё зелёное, в венке из роз. И вот приблизилась она и приветствовала Заряночку добрым словом. Виридис, миниатюрная, в отличие от высокой и пышнотелой Авреи, однако сложенная безупречно, тоже отличалась редкостной красотою. Светло-каштановые её волосы слегка вились; у неё были тёмно-карие глаза, скорее удлинённые, нежели большие; полные, алые губы; нежные, гладкие и свежие щёки, напоминающие розового оттенка жемчуг; руки маленькие и изящные; всё её тело покоряло мягкостью округлых очертаний; а на лице отражались сострадание и доброта.

Внимательно оглядев Заряночку, она поцеловала девушку и молвила: «Как бы хотелось мне, чтобы удел твой оказался счастливее, ибо ты прекрасна, и всяк, в чьём сердце нет зла, должен бы любить тебя». С этими словами Виридис извлекла из сумы всевозможные лакомства и молвила: «Поешь немного, ибо ты, должно быть, голодна; и пойдём же повидаемся с нашей третьей сестрицей, что куда мудрее нас».

И пошли они, все трое, и, перейдя через луг, поднялись на склон холма, где раскинулся сад; тут вышла к ним навстречу Атра, с ног до головы облачённая в чёрное; высокая, хрупкая, грациозная, словно ивовая ветвь на ветру, с тёмными, густыми волосами и серыми, словно у ястреба, глазами; лицо её, бледнее цветов бузины, только на щеках чуть тронуто было румянцем. Она тоже ласково приветствовала Заряночку, однако печально прозвучали слова её. Она протянула гостье капустный лист, доверху полный земляники, и молвила: «Сестрицы, здесь мы укрыты за деревьями, и из дома разглядеть нас невозможно; потому можем мы присесть на минуту-две и поговорить промеж себя о том, что возможно сделать в помощь горемычной девушке, столь прекрасной и милой и попавшей в ловушку столь гнусную». Затем обратилась она к Заряночке: «Узнай же, о злосчастная странница, что Королева, госпожа наша, сестра Ведьмы из-за Леса, женщина крупная и сильная, хорошо сложена и белокожа, так что почитает себя бесспорною Королевой красоты; столь зорок её взгляд, что заметит она муху там, где другой не углядит и кролика; при этом тонок её слух; куда как искушена она в магии; и не вовсе глупа, хотя заносчива, и жестокостью превзойдёт любого. Но есть у неё и слабость: память подводит её в том, что касается событий недавних, хотя лучше лучшего помнит она свои заговоры да ведьминские заклинания. Однако всё прочее в голове её не задерживается и сутки. Потому, сёстры, ежели сможем мы спрятать эту девушку от её взгляда (после того, как Королева повидает её и вынесет ей приговор) до завтрашней полуночи, мы, может статься, сумеем оказать ей услугу; и думается мне, что и девушка в свой черёд нам услугу окажет».

Порадовались все речам мудрой Атры; и попросила Атра Заряночку рассказать им о себе; и много чего поведала беглянка, но, кто знает почему, ни словом не обмолвилась она о лесной деве, столь схожей с нею внешним обличием. Тут дамы принялись жалеть бедняжку и ласкать её; но посоветовала Атра: «Не след нам задерживаться здесь долее; нужно идти прямо к госпоже, иначе всё пропало».

И пошли они своим путём, и поднялись в сад для прогулок, и прошли по благоуханному зелёному дёрну между гирляндами цветов и прекрасными деревьями; но красота эта не занимала более Заряночку, хотя теперь странница различала всякий листик и травинку отчётливо и более чем отчётливо. Три дамы говорили с нею ласково и то и дело спрашивали о чём-нибудь, словно бы давая понять, что гостья принята в кругу их на равных; но девушка хранила молчание либо отвечала невпопад; по правде сказать, слов она почти не различала: воистину тяжело у ней было на сердце, и умирала она от страха; и нагота её, что мало заботила Заряночку на озере, теперь повергала бедняжку в ужас и стыд, и каждая частичка её тела трепетала от неизбывной муки.