Текст книги "Невидимая рука. Экономическая мысль вчера и сегодня"

Четкое управление денежной массой со стороны центрального банка едва ли возможно даже в периоды бескризисного развития. Частично это связано с тем, что и коммерческие банки могут в известной мере создавать деньги. Никто не мешает им, например, предоставить клиенту более значительный кредит. Хотя при этом коммерческий банк постоянно должен поддерживать на определенном уровне свои кассовые резервы, чтобы в любое время быть в состоянии удовлетворить пожелания своих клиентов, касающиеся предоставления денежных средств.

Если этих резервов будет недостаточно, то это может привести к неликвидности соответствующего банка и массовому снятию средств с банковских счетов (так называемый «набег на банки». – Ред.). Каждый клиент тогда попытается как можно скорее получить назад свои вклады, и именно это обстоятельство в конечном счете приведет к окончательному краху банка. При этом кризис одного банка может легко распространиться на всю банковскую систему. В таком случае денежная масса стремительно сокращается, и у центрального банка нет почти никаких возможностей этому помешать. Мировой экономический кризис 30-х годов прошлого столетия в решающей мере был обусловлен именно этой хрупкостью денежно-кредитной системы. Поэтому многие центральные банки, руководствуясь уроками кризиса, начали предписывать коммерческим банкам создание определенных минимальных резервов, которые должны быть размещены в центральном банке. Тем самым они одновременно создали еще один инструмент управления денежной политикой, так как возможности коммерческих банков создавать деньги тем меньше, чем больше резервы, которые они должны иметь.

Некоторые экономисты даже предложили создавать 100 %-ный минимальный резерв, чтобы полностью исключить возможность создания денег коммерческими банками. Это предложение было представлено еще в 30-е годы прошлого столетия группой чикагских экономистов во главе с Генри Саймонсом (1899–1946) и позднее вновь озвучено монетаристами, группировавшимися вокруг профессора Чикагского университета, будущего лауреата Нобелевской премии Милтона Фридмена (1912–2006). Эта идея не была, однако, воплощена в жизнь, в том числе потому, что сильно ограничила бы гибкость денежного предложения. Со временем значение минимальных резервов для управления денежной политикой даже уменьшилось, и во многих странах этот норматив был вновь отменен. Причина заключается, с одной стороны, в том, что сегодня имеются гораздо более надежные инструменты управления денежной массой. С другой стороны, соображения, связанные с угрозой массового снятия денежных средств с банковских счетов, больше не играют столь важной роли. В распоряжении банков есть другие инструменты борьбы с нею, такие как, например, взаимное страхование вкладов и государственные гарантии.

Если отвлечься от больших финансовых кризисов, то в принципе организация системы обеспечения народного хозяйства деньгами не вызывает каких-либо споров. Главная цель при этом – не допустить инфляции, т. е. поддерживать средние товарные цены на более или менее постоянном уровне. По сути, это означает, что денежная масса должна увеличиваться ровно настолько, насколько увеличивается количество торгуемых благ. Или, если выразить эту мысль иначе: темпы роста денежной массы должны соответствовать темпам роста реального внутреннего валового продукта (ВВП).

При этом, однако, необходимо учитывать некоторые тонкости. Так, внутренний валовый продукт в действительности отнюдь не всегда соответствует количеству благ, которые могли бы быть произведены при полной загрузке производственных мощностей. По причинам, связанным с экономическим циклом, о которых мы еще будем говорить, количественное значение валового продукта часто меньше значения так называемого производственного потенциала. Поэтому на практике денежная политика ориентируется на изменения производственного потенциала, а не фактического внутреннего валового продукта, чтобы еще больше не усилить воздействие циклической фазы ослабления экономики.

Помимо этого необходимо учитывать, что исходя из имеющегося опыта потребность народного хозяйства в деньгах возрастает не пропорционально внутреннему валовому продукту, а прогрессивно. Или, другими словами, скорость обращения денег, измеренная как отношение валового внутреннего продукта к денежной массе, имеет тенденцию к понижению. Это, в частности, связано с тем, что при более высоких доходах легче поддерживать ликвидность денежных средств. Милтон Фридмен назвал это гипотезой люксовых товаров. Эмиссионные банки учитывают данный факт, вводя соответствующую наценку при предоставлении денег.

С возрастанием общественного продукта в народном хозяйстве одновременно увеличивается объем активов. Торговля фондовыми ценностями, особенно в виде акций и других ценных бумаг, идет весьма активно. Эмиссионные банки могут попытаться также покрыть связанную с этой торговлей потребность в деньгах. Однако это может быть весьма опасной игрой, как это показал недавний мировой финансовый кризис. Поскольку дополнительные деньги могут легко вызвать рост цен на активы, что, в свою очередь, вновь увеличит спрос на деньги. Если центральный банк вовремя не разорвет этот порочный круг, возникнет опасность появления спекулятивных ценовых пузырей на рынке активов.

Так, вследствие чрезмерной накачки денег в экономику в период с 2000 до 2005 г. во многих странах произошел «перегрев» рынков недвижимости и фондовых рынков, в первую очередь в США. Когда затем во второй половине 2000-х годов эмиссионные банки с помощью более высоких процентных ставок попытались выправить положение, было уже поздно. Искусственно созданные ценовые пузыри на рынке активов громко лопнули, в результате чего возникла угроза разрушения всей финансовой системы. Можно надеяться, что денежные власти извлекли из этих событий необходимые уроки и теперь будут обращать более серьезное внимание на цены на недвижимость, сырье и прежде всего на курсы ценных бумаг.

На практике, однако, речь не идет о том, чтобы обеспечить полную ценовую стабильность. Так, например, Европейский центральный банк стремится не допустить роста инфляции свыше 2 % в год. Для существования такой неизбежной инфляции имеются три причины – одна техническая и две экономические.

Техническая причина связана с вычислением индекса инфляции. Кто может точно сказать, стал ли автомобиль просто дороже или же за увеличением его цены скрываются качественные улучшения его модели, которое, разумеется, нельзя интерпретировать как обесценивание денег. Кроме того, именно наиболее подорожавшие товары потребители со временем стараются заменить другими продуктами, так что их доля в потребительской корзине сокращается. Все эти случаи официальная статистика может учесть только в неполном виде. Поэтому определенная часть наблюдаемого роста цен просто отражает качественные улучшения товаров и, следовательно, должна быть исключена из сферы влияния денежной политики.

Экономический аргумент против 100 %-ной стабильности уровня цен звучит так: относительные цены отдельных товаров постоянно меняются по техническим причинам и по причинам, обусловленным спросом, т. е. все это неотъемлемые свойства конкуренции. Если бы возникло желание постоянно поддерживать цены на все товары на среднем уровне, то тогда по крайней мере некоторые цены должны были бы в абсолютном выражении снизиться, а другие – вырасти. Однако абсолютно снижающиеся цены на отдельные товары едва ли возможны, поскольку издержки, особенно номинальная заработная плата, в большинстве случаев определены в договорном порядке. То есть на практике их едва ли удастся снизить. Проще было бы поэтому позволить увеличить цену на товары, пользующиеся повышенным спросом. Но это и означает небольшое повышение среднего уровня цен, которое обязана учитывать денежная политика.

Второй экономический аргумент против абсолютно стабильных цен, в прошлом почти преданный забвенью, вновь стал актуальным в ходе недавнего финансового кризиса. В этой связи нужно ясно представить себе, что центральный банк может уменьшить свою процентную ставку в лучшем случае до нуля, но не ниже. Поскольку при стабильном курсе валюты ни один вкладчик не примет отрицательную процентную ставку и скорее будет хранить свои сбережения в наличных деньгах. С точки зрения конъюнктуры это, однако, не очень желательно, поскольку тогда не будет ни инвестиций, ни оживления потребления. В этом случае также говорят о нулевой нижней границе процентной ставки, при достижении которой будут, очевидно, исчерпаны все возможности денежной политики, направленной на стимулирование конъюнктуры.

Долгое время этот случай рассматривали как теоретически экстремальный. Однако на пике последнего финансового кризиса эта граница была на самом деле достигнута. Учетная ставка Федеральной резервной системы США была опущена до нуля, но, несмотря на эту меру, инвестиции не увеличились. Неопределенность была слишком велика. Банки и частные вкладчики предпочитали держать деньги при себе, чем размещать их на рынках капитала. Эта ситуация лежит в основе аргументации в пользу допустимости инфляции. Некоторые экономисты даже предлагают увеличить допустимый уровень инфляции в два раза, т. е. с 2 до 4 %. Смысл этого предложения заключается в следующем: инфляция означает обесценивание денег и, соответственно, взимание своего рода отрицательного процента за хранение ликвидности. То есть, как полагают, люди тогда скорее будут готовы размещать свои деньги на рынке капитала даже под отрицательный процент, что вновь активизирует инвестиционную деятельность. Однако до настоящего времени это предложение так и не было реализовано. Слишком велики долгосрочные опасности и минусы сильной девальвации, печальные воспоминания о которой хорошо сохранились в исторической памяти особенно европейцев, – прежде всего немцев.

По этой причине Европейский центральный банк даже в кризис не изменил свое разработанное на длительную перспективу правило, регулирующее денежную массу. Эта правило, по сути, очень просто: при определении параметров ежегодного расширения денежной массы сначала необходимо учесть ожидаемый рост реального производственного потенциала, например в 3 %. Этот показатель должен быть затем увеличен на компенсационную надбавку за падающую скорость денежного обращения в размере, как правило, 0,5 %, а также еще на одну надбавку в 2 % за желаемый уровень инфляции. Отметим, что Европейскому центральному банку отнюдь не каждый год удается обеспечить полученный на основе приведенной выше формулы прирост денежной массы в 4,5 %, точно так же, как и в более ранний период это не удавалось немецкому Бундесбанку, по образцу которого Европейский центральный банк был, собственно говоря, создан. Этому, однако, не следует удивляться ввиду названных политических трудностей управления денежной массой. Тем не менее немецкая марка вследствие строгой политики управления денежной массой, которую проводил немецкий Федеральный банк, в свое время превратилась в одну из самых стабильных мировых валют. Евро в первые годы своего существования также ничуть не уступал ей в этом отношении.

Подводя итоги, необходимо сказать, что правильное обеспечение народного хозяйства деньгами даже чисто технически является сложной проблемой. Нет полной ясности, на какие денежные агрегаты следует ориентироваться. К тому же по названным причинам денежная масса не может с идеальной точностью управляться центральным банком. Не является истиной в последней инстанции и правило выведения допустимых параметров расширения денежной массы. Так, Европейский центральный банк на практике следует «стратегии двух оснований», в рамках которой наряду с параметрами изменения денежной массы определенную роль также играют другие индикаторы, такие как процентная ставка, цены и фаза экономического цикла. Он тем самым ведет себя аналогично другим крупным эмиссионным банкам, поведение которых американский экономист Джон Тэйлор (род. в 1946 г.) попытался отобразить в названном по его имени правиле Тэйлора. Согласно этому правилу, ставку процента необходимо увеличивать, когда инфляция и/или темпы экономического роста превышают нормальный уровень. Если их показатели ниже этого уровня, то, соответственно, надо снижать ставку процента. Сама денежная масса в этом правиле не играет роли непосредственно, а лишь косвенно учитывается в решениях эмиссионных банков.

Однако в экстремальных ситуациях правило Тэйлора также не лучший советчик. В ходе финансового кризиса, руководствуясь этим правилом, следовало бы ввести отрицательную ставку процента! Поэтому в условиях кризиса, как при полете в грозу, необходимо, чтобы управление денежной политикой из режима автопилота было передано в режим ручного управления – до тех пор, пока погода не улучшится. Крупные эмиссионные банки так и поступили, прибегнув к нестандартным мерам. Хотя и при ручном управлении нельзя исключить аварийной посадки.

Глава 9
Экономический кругооборот и недостаток спроса

В книге «Богатство народов» Адам Смит не только описал преимущества разделения труда. Уже тогда он хорошо понимал, что за это экономика должна уплатить определенную цену. Эта цена состоит в том числе в возможном отчуждении рабочего от производимого им продукта. Ремесленник, который делает, например, красивый шкаф, очевидно испытывает при этом также профессиональное удовлетворение независимо от дохода, который он в результате может получить. Напротив, тот, кто с утра до вечера изготавливает булавочные головки, вряд ли сможет увидеть в этой деятельности глубокий смысл.

Но прежде всего разделение труда порождает очень сильную зависимость людей друг от друга. Если благосостояние Робинзона Крузо главным образом зависело от собственных трудолюбия и умения, в экономике, основанной на принципе разделения труда, человек может оказаться в бедственном положении совершенно не по собственной вине. Когда, например, спрос на автомобили по каким-либо причинам сокращается, в автомобилестроительной отрасли может возникнуть волна банкротств и увольнений независимо от того, с каким усердием трудятся рабочие.

Но и это еще не всё. Возникший в XIX столетии экономический организм оказался настолько сложным и одновременно чувствительным, что не мог существовать без постоянно повторяющихся общеэкономических кризисов и массовой безработицы. Хотя, казалось бы, их не должны было быть. Во всяком случае, согласно теориям господствовавшей в то время классической политэкономии, поскольку сокращение спроса на какое-либо благо интерпретировали не более как смещение спроса на другие блага, так что в общеэкономическом отношении это не могло вызвать никаких отрицательных последствий. Однако факты свидетельствовали об ином. Постепенно приходило понимание того, что и в экономике целое всегда больше, чем сумма составляющих ее частей: макроэкономика подчиняется другим законам, чем микроэкономика.

Для любого макроэкономического анализа основополагающее значение имеет идея экономического кругооборота. Под ним понимают тот простой факт, что расходы покупателя какого-либо блага всегда одновременно также являются доходами продавца. Так и в природе материя никогда не исчезает, а лишь постоянно принимает другие формы, включая форму энергии. Так и в экономике деньги при акте продажи очевидно не исчезают, а только меняют своего владельца. Тем самым расходование денег с общеэкономической точки зрения, по-видимому, имеет совершенно другие последствия, чем это может показаться отдельному хозяйствующему субъекту.

Первый, кто выразил эту мысль в форме денежного кругооборота, был Ричард Кантильон (1680–1734), английский банкир с трагической судьбой, – он был убит собственным слугой. Ему не повезло и как ученому, так как его работы оказались гораздо менее известными, чем «Экономическая таблица» Франсуа Кенэ (1694–1774), основателя физиократической школы в политэкономии. Кенэ был личным врачом маркизы де Помпадур, любовницы Людовика XV. Поэтому считается, что идею денежного кругооборота он вывел, наблюдая за кровообращением в человеческом организме. Однако, вероятнее всего, он руководствовался физической аналогией, поскольку сам предпочитал изображать следующие друг за другом акты обмена в виде зигзагообразного графика.

В таблице Кенэ экономика – в соответствии с ее тогдашней структурой – была разбита на три сектора: земля принадлежит классу собственников (classe proprietaire), которые, однако, сами ее не обрабатывают, а сдают в аренду. Доходы от аренды они используют на покупку как сельскохозяйственных, так и промышленных продуктов. Арендаторы (classe productive) обеспечивают сельскохозяйственное производство; для этого им, в частности, также необходимы промышленные изделия, которые они покупают у представителей класса промышленных производителей (classe sterile). В свою очередь, промышленные производители покупают сельскохозяйственные продукты у арендаторов. Арендаторы в качестве единственного класса производят больше продукции, чем потребляют сами (produit net). Этот излишек они в конце года передают в качестве арендной платы собственникам земли. Таким образом, хозяйственный кругооборот денег замыкается, и весь процесс может начаться заново.

Рис. 9.1. Французский врач и гравер Франсуа Кенэ (1694–1774) в своей «Экономической таблице» (здесь приводится ее упрощенное изображение) впервые систематически исследовал экономический кругооборот. Утверждают, что на эту идею его натолкнули наблюдения за системой кровообращения в человеческом организме.

Сегодня многое в этой таблице кажется устаревшим, чтобы не сказать странным. Так, например, не выдерживает критики положение о том, что только в сельском хозяйстве может образоваться излишек продукции. Физиократы обосновывали это положение тем, что только земля в силу своей естественной производительности в состоянии дать больший урожай, чем объем использованного для его выращивания посевного зерна. Напротив, как они считали, промышленное производство лишь меняет форму сельскохозяйственных продуктов, т. е. оно в конечном итоге «стерильно». Эти аргументы имеют метафизический характер и оперируют исключительно чисто количественными величинами. В действительности речь идет о создании ценностей. В этом смысле естественно рассматривать, например, «изменение формы» ствола дерева путем его превращения в доски как производительную работу – как и последующее «превращение» досок в стол. На каждой из этих ступенек переработки возникает produit net в размере разницы между предшествующими результатами труда, полученными из других секторов, и результатами собственного труда. Сегодня эту разницу называют созданной добавленной стоимостью. Сумма созданных во всех секторах стоимостей является доходом народного хозяйства, доля сельского хозяйства в котором в наши дни составляет всего около 5 %.

По этой причине требование физиократами всемерной поддержки сельского хозяйства, которое они выдвигали в области экономической политики, основывалось на заблуждении. Согласно интерпретации физиократов, экономическая таблица показывает, что величина кругооборота должна каждый раз оставаться неизменной, если каждый класс постоянно расходует половину своих средств на приобретение сельскохозяйственных продуктов, поскольку тогда в конце каждого кругооборота produit net образуется в прежнем размере. Если же доля потребления сельскохозяйственной продукции увеличивается, то тогда размер излишков в каждый период будет увеличиваться, что вызовет дальнейший рост всей экономики. Наоборот, более низкий уровень потребления сельхозпродуктов, по мнению физиократов, должен вызвать непрерывное сокращение хозяйственного кругооборота. Однако эти выводы сразу же оказываются несостоятельными, если принять во внимание, что и в промышленном производстве могут образовываться излишки продукции.

Как бы там ни было, «Экономическая таблица» имела огромную ценность для дальнейшего развития макроэкономики. Таблица наглядно показала, что рост спроса в одном из секторов вызывает спрос в других: увеличение доходов сельского хозяйства означает увеличение расходов арендаторов на промышленные изделия, что, в свою очередь, приводит к возрастанию расходов промышленных производителей на приобретение продуктов сельского хозяйства. Далее, таблица показывает, что этот процесс взаимного усиления импульсов спроса, очевидно, имеет не «взрывной» характер, а в соответствии с законом геометрической прогрессии направлен на достижение конечной предельной величины, т. е. равновесия. Аналогично отсутствие спроса в одном из секторов в конечном итоге приведет к сокращению спроса во всех остальных секторах. Эту мысль впоследствии подхватил Джон Мейнард Кейнс, который использовал ее в своей знаменитой теории мультипликатора. Она и сегодня не потеряла своей актуальности. Примечательно, что некоторое сходство имен Кенэ и Кейнса, а также их идейная близость стали причиной для предположений о семейном родстве обоих великих экономистов.

Наиболее важное значение «Экономической таблицы» состоит, однако, в том, что она показала центральную роль денег в экономическом кругообороте, даже если она и не являлась таковой в понимании самих физиократов. Ведь действительная угроза состоит не в недостаточном спросе в одном или другом секторе, а в первую очередь в том, что происходит уменьшение всего денежного кругооборота. Очевидно, что именно в этом случае может произойти всеобщее резкое сокращение спроса, которое не будет ограничено отдельными товарными группами.

Напротив, общее сокращение спроса в результате полного удовлетворения имеющихся потребностей в высшей степени нереалистично. Неудовлетворенные желания потребителей и даже бедность – явления, которые широко распространены и в наши дни, тем более они были повседневной реальностью в XVIII–XIX вв. Поэтому с экономической точки зрения отсутствующий спрос может означать только недостаток покупательной силы – по крайней мере покупательной силы, которая проявляет себя на рынке.