Текст книги "Святой и грешница"

Глава 7

Прошло четыре недели, прежде чем Марта полностью поправилась. Почти три дня она была без сознания и корчилась в судорогах, но старая повивальная бабка не прекращала поить больную травяными отварами, пока не прекратилась рвота. О кровопускании, которое всегда делал банщик в такой ситуации, она была невысокого мнения.

– Какая еще плохая кровь осталась в этом истощенном организме? – причитала она. – Если здесь и есть что-то плохое, то это душа! А ее я вряд ли смогу достать так, чтобы оставить Марту в живых.

– У нее не плохая душа! – возразила Элизабет.

– Вот как? В таком случае ей следует покаяться, когда она придет в себя, и впредь больше не грешить! – фыркнула старуха. Но к Марте в ходе лечения она относилась заботливо и нежно.

– Как она это сделает?

– А разве Бог не наградил нас свободной волей, чтобы мы отличались от животных?

– Так это Бог, а епископ и совет не дают нам возможности измениться и другим путем зарабатывать деньги, чтобы нас приняли люди, считающие себя порядочными, – стиснув зубы, ответила Элизабет.

Темные глаза старухи загорелись.

– Такая удивительно светлая душа в этом приюте греха. Откуда ты, девочка?

– Не знаю.

– Ты не знаешь? Как это? – нахмурила и без того изборожденный морщинами лоб Гертруда.

– Меня нашли и принесли сюда, но я не могу вспомнить, где я раньше жила и кем была.

Старуха взяла Элизабет за руку своими кривыми пальцами и повела ее на дневной свет, падавший в открытую дверь.

– Давай-ка посмотрим. Ты мне кого-то напоминаешь… но нет, это невозможно.

Гертруда вернулась к постели Марты, теперь Элизабет взяла ее за руку.

– Кого я тебе напоминаю? – настаивала она. – Ты знаешь столько людей, тебе известны все семьи Вюрцбурга и предместий. Моя семья, должно быть, ищет меня. Ты ничего не слышала?

Старуха энергично покачала головой.

– Каждый день пропадают люди. Молодежь собирается и уходит отсюда, чтобы найти счастье в другом месте. Глупцы! Но на твой вопрос я отвечу: нет! Я не знаю никого в городе, кто мог бы тебя искать.

Элизабет поникла, на глаза ей навернулись слезы.

– Не грусти. Ты сама сказала: епископ и совет запрещают вам покидать непотребный дом, если вы однажды перешагнули его порог. Какой тебе толк с того, что ты будешь знать свое происхождение? Тебе не станет от этого легче! А теперь помоги мне. Давай посмотрим, прекратилось ли кровотечение.

Элизабет сделала, как ей велели, размышляя о том, что от неведенья ей тоже не легче. Как знание может причинить вред?

На следующий день Марта наконец пришла в себя. Она слегка улыбнулась и была еще не в состоянии ругаться. Жанель восприняла это как плохой знак и пророчила, что девушка не поправится. Однако с каждым днем к ней возвращались сила и красноречие. Гертруда приходила каждый день и, ссорясь с мадам, поила Марту своими травами.

Когда спустя два дня Марта накричала на Анну, обозвав ее жирной коровой, та лишь улыбнулась и рассказала всем, что Марта скоро поправится. Эстер всплакнула от облегчения, остальные держались спокойнее, хотя, несомненно, были рады, что она выздоравливает.

– Мне запомнится время без ее острого языка, – сказала Грет.

– Может, угроза смерти сделала ее более доброжелательной, – заметила Эстер.

– Ты в это веришь? – вмешалась Жанель. – В таком случае ты непроходимая тупица!

– Вы все такие жестокие, – пожаловалась Эстер.

Грет скорчила рожу и положила руку ей на плечо.

– Да, а ты слишком добрая и слишком нежная!

– Добрая кроткая овечка, – закудахтала Жанель и чмокнула ее в обезображенную щеку.

Жарким летним вечером Марта снова вернулась к клиентам, и с лица мадам наконец исчезло беспокойство. Девушки выдохнули с облегчением, ведь настроение мадам в минувшие недели было непредсказуемым. Возможно, вернувшаяся гармония была связана еще и с тем фактом, что Гертруда больше не появлялась и палач не собирался доносить о нарушении в совет. Итак, все вернулось на свои места, и девушки делали все возможное, чтобы угодить клиентам и соблазнить их выпить как можно больше дорогого вина.

– Лиза, советник жаждет именно тебя. Поторопись!

Жанель зашнуровала ей корсет немного туже, и Элизабет, виляя бедрами, направилась к одиноко сидевшему у края стола мужчине. Он не принимал участие в игре в кости, которая проходила между пекарем Экеном, незнакомцем грозного вида и торговцем Вильгельмом Мором. Грет забралась на пекаря и пыталась его возбудить, в то время как Анна была занята незнакомцем. Богатый торговец, как и прежде, настаивал на компании двух девушек и выбрал Марту и Жанель.

– Советник Майнталер, вы меня звали? Чем я могу вас порадовать?

Прошло какое-то время, прежде чем мужчина взглянул на нее. Его глаза покраснели от выпитого вина.

– Я? Тебя? Ах да, обычно Жанель разгоняла мою тоску, но вижу, она занята, а я не могу дольше ждать. А ты производишь хорошее впечатление, и было бы неплохо с тобой познакомиться. – Он выпил кубок до дна и велел налить еще.

– Вы сделали хороший выбор. – Элизабет слышала себя, свой неестественный голос, которым она обычно общалась с клиентами. В ее ушах он звучал как фальшивое мурлыканье, но мужчинам нравилось. – Я очень хорошо умею разгонять тоску. Расскажите мне, что вас тяготит и как мне вам помочь?

Советник вздохнул и выпил еще вина. Он будет легким клиентом. Некоторые мужчины так напивались, что даже не могли полностью вставить, прежде чем пропадала эрекция. Но это были их проблемы. Мадам не вступала в торги. Цена была установлена!

– Он скоро вернется, – мрачно произнес советник.

– Кто вернется? – спросила Элизабет с наигранным интересом и позаботилась о том, чтобы у него не заканчивалось вино.

– Наш епископ со своей свитой! – практически сплюнул слова советник. – Ты знаешь, что он ходил в поход на гуситов? О да, благородный защитник правых побуждений. Но в конце расплачиваться снова придется нам!

Что-то забрезжило в темноте ее памяти… Голос молодого человека, который, как ей казалось, она слышала на еврейской площади. Его стройные ноги прекрасно смотрелись в узких штанах. На нем был короткий камзол из благородной парчи, на поясе висел меч. Только теперь она смогла разглядеть его аристократические черты, слегка смуглую кожу и волосы медового цвета. Лицо было гладко выбрито, и полоска падающего света подчеркивала его волевой подбородок.

– Ты называешь его благородным защитником правых побуждений? Прошу тебя! Тебе так же, как и мне, известно, что речь идет о другом. Имей мужество признать это!

В поле зрения появился мужчина постарше, с темными волосами и грубоватыми чертами лица, в которых, тем не менее, угадывалось сходство с молодым человеком. На нем был длинный дорогой наряд, подобный тому, в котором дворяне, живущие при монастыре, старались появляться в городе.

– При чем здесь мужество? – возразил он. – Это не арена для двух молодых франтов. Мы говорим о большой политике и о том, кто в конце концов победит.

– Ах, и это мне говоришь ты, брат! Речь идет о том, у кого в итоге окажется власть – будь то корона или епископский посох. Разговоры о еретиках, которых во что бы то ни стало надо уничтожить, пустая болтовня! Богемия решилась запротестовать, поэтому ее надо наказать и крепче натянуть поводья.

– А когда он вернется, все пойдет по-старому! – добавил советник.

– Что? – Элизабет вернулась из своих воспоминаний. Видимо, ее собеседник ничего не заметил.

– Дворяне будут снова писать увещевания, сначала в мягкой форме, затем все в более резкой, а епископ будет и дальше устраивать турниры и банкеты с многочисленными шутами и шалавами. То он будет проявлять себя как разумный правитель, то как тиран, но он не прекратит разбазаривать все, что дорого нам и стране. А затем придут счета, и уверяю тебя, в этот раз нам придется несладко!

– На этот раз не будет евреев, с которых можно выжать деньги! – вырвалось у Элизабет, прежде чем она осознала, что говорит. Советник поднял голову, он выглядел не таким пьяным, как прежде.

– О, так тебе известно об этом? Я думал, ты здесь недолго. Ну да, это правда, евреи понесли львиную долю расходов на последний большой военный поход. Но ты не думай, что нас, бюргеров, не ободрали! Епископ найдет способ всех нас разорить. Он не постесняется оставить нас умирать голодной смертью, правя с таким же размахом, как кайзер и папа вместе взятые! Говорю тебе, нас ждут тяжелые времена! – Его взгляд снова потускнел, на глазах заблестели слезы.

Элизабет положила руку ему на плечо и попыталась утешить.

– Возможно, вы все видите в слишком мрачном свете.

– Ах, когда ты так говоришь, мне кажется, что моя Тереза еще жива. Она всегда меня выслушивала, как ты сейчас, утешала и приободряла. Она была умной женщиной и могла дать дельный совет не только относительно ведения домашнего хозяйства и воспитания детей! Интриги при дворе она распознавала даже лучше, чем я. Но теперь моей Терезы рядом нет, и когда я прихожу домой, дети смотрят на меня печальными глазами. Конечно, я их отец, забочусь о них и как советник знаю, что будет лучше – и для нашей семьи, и для всего города.

По его щекам бежали слезы, когда он прижался к груди Элизабет.

– Все снова будет хорошо, – сказала она и погладила его по голове, ощущая себя ужасно глупой.

Советник высвободился из ее объятий и поднялся.

– Да? Никто не вернет нам Терезу, и епископ не изменится! О нет, я слишком долго питал эту надежду. Ты знаешь, что первым делом сделал епископ, придя к власти?

Элизабет покачала головой. Ганс Майнталер быстро вытер слезы со щек.

– Наш епископ узнал, что рыцарь Ганс фон Гиршхорн должен получить большую сумму денег. Разве не было бы замечательно вернуть заложенную часть Китцингена? Епископ пошел в капитул и убедил каноников установить общественное долговое обязательство. А мы, городская община, поручились и поставили свои подписи. Но когда пятнадцать тысяч гульденов оказались в руках епископа Иоганна фон Брунна, он не выкупил город Китцинген, о нет! Он роздал деньги своим содержанкам, друзьям и родственникам, построил им замки и устроил множество банкетов и турниров! Ты не поверишь, но с тех пор епископ не заплатил ни пфеннига процентов! Рыцарь Гиршхорн по праву осаждает нас, угрожая кровавыми междоусобицами! Но откуда нам взять деньги? – В его голосе появилась дерзкая нотка: – Не мы так позорно нарушили договор. Это задача епископа выплатить проценты и погасить долг!

В дверь трижды постучали. Обычно гости борделя не боялись сами открывать дверь после первого стука или вообще пренебрегали условностями и входили без предупреждения. Значит, речь шла не об обычном госте. Элизабет взглянула на комнату: девушки были заняты, мадам куда-то вышла. Она извинилась перед советником Майнталером и пошла к двери, чтобы открыть.

На улице стояла девушка лет четырнадцати или пятнадцати, зябко кутавшаяся в длинную шаль. Вместо того чтобы встать на свет, падающий из дома, она быстро сделала два шага назад, когда дверь открылась. Элизабет было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что эта необычная посетительница из приличного дома. Все в ней выдавало благосостояние: аккуратно подколотые волосы под чепчиком, дорогая ткань шали и платья и гордая осанка. Держалась она неуверенно, очевидно, в этом месте ей было не по себе. Но во взгляде проскальзывало любопытство.

– Чем могу вам помочь? – немного смущенно спросила Элизабет, когда девушка перестала ее разглядывать. Она точно пришла сюда не в поисках работы.

– Я пришла за своим отцом. Мне сказали, что его следует искать здесь, – ответила девушка, стараясь не встречаться с Элизабет взглядом, будто смотреть на шлюху было опасно для ее репутации. «Ну, может, так оно и есть», – подумала Элизабет, глядя на свою высоко поднятую грудь и глубокое декольте.

– Кто ваш отец? Вам придется мне это сказать, если вы хотите, чтобы я помогла.

– Ах да! – Девушка покраснела. – Это советник Майнталер. Я Оттилия, его старшая дочь.

– Да, он здесь, – сказала Элизабет. Минуту поразмыслив, впускать ли девушку, она добавила: – Подождите здесь. Я сейчас его приведу.

Оттилия кивнула. Элизабет вернулась к своему клиенту и помогла ему подняться с лавки. Это было нелегко, так как он выпил еще два кубка вина и, казалось, потерял нить разговора.

– Кто? Оттилия? Так зовут мою старшую дочь.

– Это ваша дочь, и она пришла, чтобы отвести вас домой.

– Но ты шлюха, а это бордель, – нахмурившись, произнес советник.

– Да, – подтвердила Элизабет.

– Значит, моя дочь не может быть здесь, – подытожил он после некоторого размышления. – Она уважает своих родителей и хорошо воспитана.

Он пошатнулся и чуть было не выскользнул из рук Элизабет, но она его поймала и повела к выходу. Элизабет открыла дверь ногой и придержала плечом.

– Она это сделала в виде исключения, господин советник. Нет ничего предосудительного в том, чтобы отвести отца домой.

Ганс Майнталер хотел было возразить, но увидел свою дочь.

– Что ты себе возомнила, болтаться по таким местам, да еще в кромешной тьме? – обратился он к ней, еле ворочая языком. – Я крайне разочарован!

Девушка не дала себя запугать и дерзко подняла подбородок.

– Вам тоже не следовало бы здесь находиться, отец. Остальные дети беспокоятся. Вы очень много работаете: днем вас не бывает дома, так хотя бы вечером побудьте дома, особенно сейчас, когда им так не хватает матери.

Оттилия была дочерью Терезы! Элизабет только сегодня вечером узнала совсем немного о покойной жене советника, но та, по всей видимости, передала своей дочери смышленость и сильную волю. Хотя советник с напускной строгостью сделал выговор дочери – ей не позволено так разговаривать с отцом, – но было видно, что ему стыдно и он готов отправиться домой. Элизабет уступила Оттилии место возле ее отца, и он безвольно повис на руках изящной девушки.

– Так у меня ничего не получится, – сказала она, и Элизабет вынуждена была с ней согласиться.

– Ты не могла бы мне помочь отвести его домой?

– Как, я?

Это было необычное поручение. Что скажет мадам, если она сейчас отлучится? Еще, чего доброго, придет клиент, которого некому будет обслужить.

– Я заплачу тебе. Сколько ты хочешь? Я дам тебе три пфеннига или четыре, только пойдем, пожалуйста, со мной! Сама я не справлюсь.

Элизабет не могла решиться. Это было полцены за ее тело, только за то, что она поможет довести пьяного домой через город. Если она откажется и ни один клиент больше не придет, то этой ночью ей не заработать.

В двери появилась Эльза Эберлин.

– Что здесь происходит? – Подбоченившись, она перевела взгляд с шлюх на пьяного советника, а затем на его дочь.

Элизабет поспешила объяснить ей ситуацию.

– Он оплатил вино и услуги?

Элизабет покачала головой, не решившись сказать, что он так и не дошел до постели.

– Итак, с него два шиллинга и три пфеннига за проведенный здесь вечер и еще четыре за дорогу домой, – посчитала Эльза и протянула вперед открытую ладонь.

Элизабет снова закинула руку советника себе на плечо, пока его дочь развязывала кошель отца и отсчитывала монеты. Она ничего не сказала, но Элизабет видела в ее глазах ярость. Она не удивится, если этой дочери удастся надолго отстранить отца от борделя.

Они отправились в путь с тяжелой ношей. Оттилии пришлось заплатить за открытие городских ворот в столь поздний час. Сначала она молчала и старалась смотреть в другую сторону, но затем любопытство одержало верх и она заговорила с Элизабет. Ее робость быстро прошла, и к ней вернулась уверенность, проявленная в разговоре с отцом. Элизабет уклонялась от всех тем, которые могли бы смутить девушку. Ганс Майнталер молчал и с трудом переставлял ноги – Элизабет подозревала, что он уже находится в мире снов.

Роскошный дом семьи советника находился сразу за монетным двором. Оттилия толкнула плечом дверь и попросила помочь уложить отца в большой комнате. Они прошли через зал, в котором лежали связки и ящики с товаром, и подняли пьяного по лестнице. Наконец им удалось опустить его на подушки, Ганс Майнталер довольно хрюкнул и свернулся калачиком, как зверь в своей норе.

– Справились, – сказала Элизабет и улыбнулась. – Здесь он проспится.

– Да, надеюсь, он протрезвеет завтра утром и будет в состоянии выступить на заседании совета, чтобы не опозорить семью. – Она ударила себя по губам. – О нет, мне, конечно же, не следовало этого говорить! Иной раз я не могу совладать со своим языком.

– Я ничего не слышала!

– Спасибо! – искренне поблагодарила Оттилия, видя перед собой обычную девушку, а не шлюху, присутствие которой в этом доме было совершенно неуместно.

Элизабет с любопытством огляделась. Все было чужим и в то же время знакомым. В комнате было не очень много мебели, только самое необходимое. Судя по качеству и отделке мебели, семья советника занимала почетное место в обществе. На полке выстроилась оловянная посуда – ценный подарок на крестины и другие важные праздники в жизни бюргера. Ковер на стене придавал помещению с темным дощатым полом и покатым потолком красок.

– Какая красивая работа, – сказала Элизабет, подходя ближе, чтобы посмотреть на рисунок. – Я видела подобный, но с другим изображением.

– Да? Их немного. Отец говорит, что это редкая вещь.

Элизабет ничего не ответила. Она действительно видела похожий ковер? У нее перед глазами промелькнули неясные силуэты. Где это было? Может, в таком же богатом доме, как этот? Раздался громкий храп. Девушки молча стояли друг против друга. Смущение вернулось: они были уже не на равных, и Элизабет нечего было делать в этом доме! Но она не решалась попрощаться и покинуть его.

– Может, ты хочешь что-нибудь съесть? – спросила Оттилия.

Элизабет пристально посмотрела на нее.

– Ну, я имею в виду, если ты голодна, я могла бы принести тебе что-нибудь из кухни.

Элизабет хотела отказаться, но в этот момент у нее громко заурчало в животе, и обе девушки рассмеялись.

– Пойдем, – сказала Оттилия и зажгла лампу. Она заговорщицки кивнула Элизабет, чтобы та спускалась вслед за ней на кухню, расположенную в задней части дома. Там был большой очаг, на котором можно было сразу разогревать несколько котелков или зажарить целого кабана.

– Тише, – предупредила хозяйка. Она открыла дверь и указала на кладовую с толстыми стенами для поддержания низкой температуры, располагавшуюся за кухней.

– Ну, что ты хочешь? Сало? Сыр? Или колбасу? – Она тихонько засмеялась и выглядела в этот момент просто девочкой, собравшейся что-то стащить из кладовой. Оттилия позабыла и о покойной матери, и о пьяном отце. – Ну же, говори!

– Немного вон той колбасы и кусочек сыра, – попросила Элизабет.

Оттилия кивнула и отрезала большой кусок сыра. Снаружи хлопнула дверь. Слышно было, как через зал приближаются шаги. Оттилия задула лампу и, схватив Элизабет под руку, прошептала на ухо:

– Тихо!

Через кухню к ним приближался свет, сначала он выхватил из мрака их обувь и платья и поднялся к лицам.

– Что это значит? – раздался резкий голос из темноты.

Элизабет зажмурилась, успев, однако, рассмотреть длинную белую рубашку и босые ступни под ней.

Оттилия драматично вздохнула.

– Ничего, я не хотела тебя будить. Отец вернулся и спит в большой комнате.

– Да, я видела.

Кухня наполнилась теплым светом, когда со всех сторон лампы были сняты затворки. Элизабет увидела худощавую женщину с унылым лицом. Из-под изношенного чепчика виднелось несколько седых прядей. На Элизабет смотрели строгие глаза, губы сжались в тонкую полоску.

– Что это значит? – переспросила женщина. – Я подумала, что в дом проник какой-то сброд. И вероятно, я не так уж и заблуждалась!

Она была служанкой или бедной родственницей? В любом случае она долгое время находилась в этом доме и имела определенное влияние на детей.

Оттилия обиженно надула губы.

– Маргрет, это тебя не касается. Я только взяла из кладовки немного колбасы и сыра, и я как старшая дочь в доме, разумеется, имею на это право. – Она немного вытянулась, но рядом с худощавой женщиной все равно выглядела ребенком.

– Да, с этим не поспоришь, но мне бы хотелось знать, кто с тобой. Потому что вижу, что этому кому-то совершенно нечего делать в нашем доме!

От полного презрения взгляда у Элизабет запылали щеки. Больше всего ей хотелось убежать отсюда, но Оттилия схватила ее за рукав.

– Это я ее с собой привела!

Худощавая женщина, тяжело дыша, вздохнула:

– Не ври мне. Я не знаю, что у тебя общего с ней, но ты поступаешь неправильно, защищая ее. Что она тебе наврала, что ты так говоришь? Она проникла сюда, чтобы обокрасть твоего отца, а ты ее застала. Каким обманом она добилась твоего сочувствия?

Девушка дерзко улыбнулась. Очевидно, спор начал приносить ей удовольствие.

– Нет, Лиза сюда не вторгалась. Она оказала мне услугу, и я хотела дать ей с собой продукты, прежде чем она уйдет.

Маргрет развернулась, очевидно, обдумывая последние слова.

– Ты в своем неведении даже не понимаешь, кого приводишь в дом, – начала она, но Оттилия оборвала ее на полуслове:

– Тебе не нужно здесь разводить болтовню. Лиза – шлюха из борделя у еврейского кладбища. – У Маргрет перехватило дыхание, но Оттилия продолжала. От смущения, которое она излучала в первую их встречу, не осталось и следа. – Отец напился у нее так, что не смог без нашей помощи вернуться домой.

– Оттилия!

– Это горькая правда, – тихо сказала девушка.

Но Маргрет была скорее грустной, чем возмущенной.

– Все очень изменилось с тех пор, как милостивая госпожа так внезапно ушла от нас.

– Да, раньше он себя так не вел, или я этого не замечала, – кивнула Оттилия.

– Но все равно тебе не следовало приводить ее сюда. Должен был быть другой выход!

– Какой? Попросить помощи у стражников?

– Да! Нет, наверное, лучше нет. Они бы еще, чего доброго, сообщили старосте, и это не лучшим образом отразилось бы на семье.

– Вот видишь! Я сделала то, что было необходимо.

– Спасибо за все. Я лучше пойду, – вмешалась в разговор Элизабет.

Несмотря на возражения Маргрет, Оттилия провела Элизабет до двери и дала ей монету, чтобы заплатить за открытие ворот. Затем закрыла тяжелую дверь, оставив Элизабет одну в ночном переулке.

Шлюха медленно побрела домой. Вокруг было тихо и спокойно, только несколько кошек пробежали мимо нее. Когда она подошла к борделю, у нее было такое чувство, будто она на несколько часов сбежала в другую жизнь.

Не прошло и недели, как Элизабет снова встретила советника и его дочь. Мадам отправила ее вместе с Жанель за покупками на Домштрассе. Как обычно, когда они днем выбирались в город, на них была более неприметная одежда в отличие от той, которую они носили по вечерам в борделе. Однако их, несомненно, можно было узнать по желтым ленточкам. Жанель болтала о клиентах и смеялась над приезжим торговцем: он дважды споткнулся о собственные штаны и, упав, разбил нос.

– Так что я сначала должна была заниматься его носом, прежде чем обратить внимание на другие части тела. И я тебя уверяю: такой удар может любому мужчине испортить удовольствие. – Она хихикала, и Элизабет смеялась с ней за компанию, пока не заметила их.

Первым она узнала советника, оживленно беседовавшего с двумя мужчинами недалеко от ратуши. Теперь, когда он был одет в свежую одежду и выбрит, с красивой шляпой на голове, он выглядел решительным и внушающим доверие. Казалось, он не имел ничего общего с тем плачущим мужчиной на руках Элизабет. К советнику подошла девушка, одетая по последней моде в отделанное мехом платье, с толстой цепью на шее и блестящими в завитых волосах нитками жемчуга. Это была Оттилия. Она обратилась к отцу, но тот велел не вмешиваться в разговор. Обиженно надувшись, она отвернулась и со скукой наблюдала за Домштрассе, пока не увидела Элизабет и ее спутницу. Оттилия ее узнала и улыбнулась.

Не подумав, Элизабет подняла руку в знак приветствия, и советник заметил это. Холод в его взгляде, словно клинок, пронзил ее душу, и ее рука безвольно упала.

– С кем ты поздоровалась? – спросила Жанель. – Неужели с советником Майнталером?

– С его дочерью, – жалобно ответила Элизабет.

– А я думала, что это Эстер у нас глупая овца. Пойдем отсюда, – скомандовала Жанель, увлекая за собой подругу. – О чем ты думала? Эти господа наслаждаются нами только под покровом ночи. Днем мы для них не существуем. А для их семей нас вообще нет!

– Этого не следовало делать, но я не подумала об этом.

На Элизабет упала тень от преградившего им дорогу человека, и она отшатнулась. Это был советник Майнталер, вернее, ангел мести.

– Тебе стоило бы думать в будущем, что ты делаешь! – прогремел он, видимо, услышав ее последние слова, и схватил за руку. – Как ты посмела поздороваться с моей дочерью? Что еще взбредет тебе в голову? Перейти улицу и поболтать с ней?

Элизабет покраснела от стыда и… ярости и сжала кулаки.

– Нет, мне бы и в голову такое не пришло. Это была необдуманная реакция на радушие вашей дочери. Такого больше не повторится, господин советник.

Он отпустил ее и быстро осмотрелся, не остановился ли кто-нибудь из прохожих, чтобы подслушать разговор. Однако все были заняты своими делами. Черты лица советника стали немного мягче, казалось, он был даже смущен.

– Хорошо, значит, мы все выяснили. Не пойми меня неправильно, я считаю тебя удивительно умной и доброй девушкой, но ты… ты та, кто ты есть.

– Шлюха, – тихо произнесла Жанель, когда он развернулся и поспешил к ратуше. – Которой можно заплатить и спокойно забыть о ней. – Она обняла Элизабет. – Не бери в голову. Он заслуженно ругал тебя.

– Знаю, меня мучает не его выговор. Но что же тогда? – добавила Элизабет.

– То, что он прав и ничто в мире не может это изменить.