Текст книги "Ни слова о драконах"

Глава 6

Из-за невысокого пригорка показались крытые соломой кровли и дым очагов. В животе у Сашки заурчало.

– Чует брюхо сытный ужин, – усмехнулся Джейби. – Только похлебку еще заработать придется. Поглядим, звенит ли в карманах у публики в этом захолустье.

По разбитой дороге они, следуя за вереницей телег с грудами ранних овощей, мешками с зерном и плетеными корзинами с домашней птицей, въехали в город. Хотя назвать городом десяток грязных кривых улочек с ветхими сараями и чахлыми огородами за покосившимся частоколом было смелым преувеличением. На окраине теснились заброшенные дома с заколоченными окнами. Глинобитные стены тихо ветшали, осыпаясь в грязь и буйно разросшуюся сорную траву, и только ветер хлопал ставнями. В канаве, по дну которой тек зловонный ручей, в кучах гниющих отбросов рылись одичавшие свиньи.

– Почему дома пустуют? – поежилась Сашка.

– Черная смерть, – буркнул Джейби и подстегнул уставших лошадей.

Наконец они оказались на рыночной площади, запруженной телегами и повозками. Утомленные дорогой жители дальних сел устраивались на ночлег тут же, под открытым небом.

– Завтра базарный день, народу будет – не протолкнуться, – сказал Джейби. – Если с вечера хорошее местечко не отвоевать, оттеснят на задворки.

Он спрыгнул с козел и с удовольствием потянулся, разминая затекшие мышцы.

– Ох, на колдобинах чуть всю душу не вытрясло. Удивляюсь, как тутошние молочники умудряются не привозить на рынок масло заместо сливок.

Сашка оглянулась, ища глазами Харриса и Патрика, – те уже ловко лавировали между телегами, лотками и навьюченными лошадьми, переговариваясь с торговцами.

– Расседлай лошадей, а я пока наведаюсь к здешнему бейлифу, приглашу на завтрашнее представление, – бросил вознице мастер Ликстрой, поправляя серебряные пуговицы на куртке из черного бархата, и направился прямиком к основательному двухэтажному строению, которое разительно отличалось от неказистых и обветшалых домов, притулившихся на окраинных улочках. Соломенные крыши нависали над выбеленными стенами так низко, что казалось, дома смотрят на чужаков исподлобья. Окна нескольких домов были наглухо заколочены деревянными ставнями.

Вскоре стемнело, но на рыночной площади продолжалось брожение: всхрапывали кони, бранились торговцы, разносчики пирогов с прибаутками сбывали залежалый товар. Джейби, довольно крякнув, отправился промочить горло в таверну. Из распахнутых дверей постоялых дворов доносились нестройное пение и густые раскаты смеха.

Перекусив пресной лепешкой и яблоками, Сашка примостилась у колеса повозки. Дневная духота отступила, сменившись освежающей прохладой. Легкий ветерок доносил запахи луговых трав. Звездное небо раскинуло роскошный шатер, расшитый миллиардами сияющих огней. Сашка, запрокинув голову, всматривалась, пытаясь отыскать знакомые созвездия: ковшик Большой Медведицы и песочные часы Пояса Ориона, но без толку. В плоском питерском небе, если его, на счастье, не заволокло тучами, звезды казались блеклыми плевочками, здесь же они походили на россыпь драгоценных камней.

Когда она уже начала клевать носом, к повозке, покачиваясь, как огромный баркас на волнах, приблизился Джейби. Он старательно высвистывал какую-то мелодию, безбожно фальшивя. Сашка похолодела: она знала эту песню, не раз слышала ее у костров лесного братства. Толстяк, обдав Сашку винными парами, забрался под повозку и тут же громко захрапел, словно лежал не на вымощенной булыжниками людной площади, а на застланном шелковыми простынями королевском ложе. Выждав пару минут, Сашка тихо позвала:

– Гарпункль?

– А?.. Ну что еще? – сонно пробормотал толстяк. И тут же подскочил, чуть не раскроив лоб о дно повозки. – Ты кто такой, дьявол тебя дери? Чуяли, ох, чуяли мои потроха, что паренек-то не так прост…

– Тебя зовут Гарпункль. Ты смотрел за лошадьми в лесном братстве.

– Что ты хочешь за то, чтобы держать язык за зубами?

– Ничего. Я не собираюсь выдавать тебя. Просто расскажи мне обо всем, что произошло после гибели Ильстрема.

– Да с тех пор уж поди лет десять минуло.

– Сколько?! – у Сашки даже дыхание перехватило.

– Ну да, так и есть. А кажется, только вчера это было! Невесть откуда взявшийся чужак убедил Ильстрема ввязаться в безнадежную затею. Мыслимо ли дело: биться на турнире с лучшими бретерами лорда-канцлера! Уж как я его ни отговаривал – да что там, он и слушать не стал! Этот гнусный предатель преподнес нашего храброго предводителя лорду-канцлеру на позолоченном блюде! Не сомневаюсь, тот щедро отсыпал золотишка из королевской казны за голову заклятого врага.

– Все было совсем не так! – в сердцах воскликнула Сашка.

– Тебе-то откуда знать, малец? Ты-то в то время еще за мамкин подол держался, – сощурился Гарпункль, и Сашка прикусила язык. – Так вот, после гибели Ильстрема в лагерь лесных братьев ворвались конники. Они смяли дозорных, как приливая волна. Их были сотни. Это была не битва, а бойня, иначе и не скажешь… Меня ранили. Очнулся уже на следующий день среди бездыханных тел товарищей… Так бесславно закончилась история лесного братства. Жалкие остатки рассеялись по всей стране, попрятались в норы, как полевые мыши под тенью коршуна.

– Но кто же предал братство?

– Грей, дьявол раздери его душу! Голову Ильстрема насадили на пику, пронесли по улицам и выставили у городских ворот. Кронк вышел к беснующейся толпе и объявил, что такая участь ждет всех, кто замыслит мятеж. А тех, кто донесет о смутьянах, ждет по-королевски щедрая награда. Как вот этого славного парня, – и он махнул рукой на пришлого этого, Грея, будь он проклят. Тот стоял позади него в раззолоченной накидке, поддерживаемый под руку одним из придворных, и с трудом держался на ногах. Видно, с утра уже порядком набрался эля. Когда Кронк на глазах у всех вручил ему мешочек с золотом, толпа стала улюлюкать и бросать объедки. И тут он уронил кошель, монеты со звоном рассыпались по помосту – и все, отталкивая друг друга, бросились подбирать их. А он даже и не бровью не повел – как будто это не золото, а козьи катышки. А что ему – уж поди успел набить полные карманы, продажная шкура!

– А потом? Что с ним стало потом?

– Пес его знает. Одни говорят, что он пьянствует и развратничает днями напролет в собственном замке. Другие – что лорд-канцлер отправил его наместником в какой-то дальний гарнизон на северной границе. Будь я в его шкуре, удавился бы на первой же осине. Сколько бы Кронк ни заплатил ему за предательство товарищей по оружию, это не позволит отмыть его черную совесть и поганое имя, которое проклинают в городах и деревнях по всему королевству. Эх, если бы только он встретился на моем пути, я бы голыми руками свернул его цыплячью шею!

Толстяк еще долго бормотал страшные угрозы – все тише и неразборчивее, а потом повернулся на другой бок и захрапел. Сашка обхватила колени руками и спрятала лицо. Сколько раз она безуспешно пыталась пробудить волшебную силу кольца, мечтая вновь оказаться в Гриндольфе, хотя бы на часок, – просто убедиться, что все это не выдумка, не полузабытый сон. И вот она снова здесь. Но как же все изменилось… И немудрено: это в ее мире прошло три года, а здесь, оказывается – все десять.

Сашка достала кольцо из-за пазухи, потерла о запылившуюся тунику – камень тускло мерцал зелеными гранями. Магия кольца не служила ей. Когда теперь она вернется домой, да и вернется ли вообще?..

На следующее утро мастер Ликстрой, хмурый, как кладбищенский ворон, растолкал музыкантов ни свет ни заря. Джейби, голова которого трещала после вчерашней попойки, страдальчески вздыхал. Сашка сомневалась, вспомнит ли он хоть слово из вчерашнего разговора. Сама же она ночью продрогла до костей и так и не сомкнула глаз.

К рассвету рыночная площадь наполнилась мерным гулом торговых рядов, сотканным из шарканья сотен ног, хлопанья петушиных крыльев, гогота белошеех гусей, поросячьего визга и веселых окликов зазывал, расхваливающих товар.

Музыканты устроили представление прямо под открытым небом: пока они наигрывали развеселую мелодию, Клементина, обворожительно улыбаясь, обходила зевак, собирая в бубен монеты.

– Ты что это без толку валандаешься? – прошипел мастер Ликстрой, больно ухватив Сашку выше локтя. – Живо за дело!

– Ф-фокус с монеткой показать?

– С монеткой, ага. Вот с этой, – ухмыльнулся карлик и сунул в разом вспотевшую ладонь Сашки затертую медную монету. Сашка машинально сжала ее и чуть не вскрикнула – остро заточенный край монетки оставил тонкий порез на коже. – Да осторожней ты, дурень! Не наберешь до вечера хотя бы горсти ее звонких подружек, будешь до рассвета слушать урчание собственного пустого брюха.

Сашка молчала, уставившись на монету, которая жгла ладонь.

– Э-ээ, да ты ж, братец, ничего, что ли, в ремесле не смыслишь? Что ж крутил-вертел монетой, пыль в глаза пускал? – подхватив растерянную Сашку, Ликстрой увлек ее в темную, пропахшую кислым пивом таверну. Отыскав свободное местечко в дальнем углу, он с блаженным вздохом стянул тесные сапоги и хлопнул ладонью по липкому столу, подзывая разносчицу с забрызганными пеной кружками.

– А пальчики-то, пальчики – тонкие и ловкие, как у наследной герцогини, только на арфе струнки перебирать! В два счета ремесло освоишь, зуб даю, – Ликстрой сделал большой глоток, и кадык на его тонкой шее судорожно дернулся. – Первый закон карманника каков? Правильно, не воруй у богатых. Как бы ни манил бархатный кошель – отвернись и иди своей дорогой, не искушай судьбу. Воруй у детишек, которым отец дал медяк на имбирный пряник, а они, разинув рты, застыли у кукольного балагана. Или у глупой кумушки, что точит лясы с соседкой или торгуется с продавцом за каждый грош. Ну а второе правило – коли поймают за руку, хоть с три короба ври, а своих не выдавай. Ни словечка, понял? И выйдешь сухим из воды.

– Я… у меня не получится… Я только фокусы умею.

– Ты мне это брось! Уж у меня-то глаз наметанный, сразу вижу, из кого может выйти толк. Что, ремесло тебе не по нраву? А чем лучше карманника сборщик податей, который обирает вдов до нитки, чтобы у дочерей лендлорда было новое шелковое платье? Или мельник, который держит впроголодь всю деревню, забирая добрую половину зерна? Или стряпчий, который так хитро поставит закорючки, что ты и опомнится не успеешь, как продашь себя с потрохами ни за грош? Такова жизнь, парень, и уж тебе-то, сироте, давно пора было понять это. Так что вытри сопли – и за дело.

Глава 7

Выйдя из таверны, Сашка зажмурилась от яркого солнечного света. Вокруг шумела деревенская ярмарка, кричали лоточники, шныряли ребятишки в грязных лохмотьях, вынуждая торговцев зорко следить за ароматными кренделями и сырными головами. Без толку прослонявшись среди деревенских зевак до самого полудня, она сумела разжиться только овсяной лепешкой, которую разносчик случайно уронил в дорожную пыль, да парой яблок, которыми угостила ее сердобольная торговка. Заточенная монетка впивалась в ладонь, но стоило лишь задуматься о том, чтобы применить ее в деле, как ноги становились ватными. Сашке казалось, что все насквозь видят ее постыдные мысли и только делают вид, что заняты разговорами и вовсе не глядят в ее сторону, а стоит ей только протянуть руку к чужому кошелю…

У одного из постоялых дворов собралась толпа. За плотным кольцом спин разглядеть, что там происходит, никак не получалось, и Сашка, ловко орудуя локтями, протиснулась вперед. На маленькой площадке в клубах пыли топтались двое раздетых до пояса мужчин – в одном Сашка сразу узнала мрачного молчуна Харриса, второй же был ей незнаком – вероятно, какой-то деревенский увалень. Харрис заметно уступал ему в росте и физической силе, зато был выносливее и проворнее: он ловко уворачивался от медвежьей хватки противника и, как заметила Сашка, уже порядком измотал его. Джейби совмещал роли рефери и букмекера: он подзадоривал взмыленного селянина и размахивал шапкой, где позвякивали монеты, поставленные земляками на его победу. Наконец, сочтя, что уже достаточно потешил публику, Харрис сделал резкий обманный выпад, а затем подсечкой опрокинул противника, словно подрубленное дерево. Толпа зашумела. Пока разочарованные исходом кулачного боя зрители не успели разойтись, Джейби вышел в центр круга.

– Ставлю все, что есть в этой шапке, что не найдется среди вас того, кто смог бы одолеть такого здоровяка, как я! – хвастливо заявил он.

Пока деревенские вояки раздумывали – на кону приличный куш, но поди-ка свали этого раскормленного бугая! – в круг вышел бродяга в грязных лохмотьях. Он был бос и, кажется, не вполне твердо стоял на ногах – от него даже за пять шагов разило крепким перегаром. Спутанные волосы и клочковатая борода почти закрывали лицо. В правом рукаве болталась уродливая культя.

– Поди умойся, нищеброд, – усмехнулся Джейби. – Ты и минуты не выстоишь против меня.

– В таком случае ты ничем не рискуешь, не так ли? Кроме как прослыть трусом.

В толпе раздались смешки и одобрительные возгласы.

– У тебя нет денег, чтобы сделать ставку, – сказал Джейби, багровея.

Оборванец достал из котомки пару серебряных монет.

– Ну что ж, милорд, полагаю, придется испачкать ваш чудесный наряд в дорожной пыли, – от кривой усмешки добряка Джейби у Сашки пробежал холодок по спине.

– Драться на кулаках – забава для неотесанных деревенщин. Предлагаю биться на ножах, до первой крови.

Джейби оглянулся: дело принимало нешуточный оборот – одно дело, когда драка может закончиться разве что выбитым зубом, и совсем другое – если рискуешь ощутить стальное лезвие между ребер. Но разгоряченная толпа сомкнулась в плотное кольцо, путь к отступлению был отрезан. Смачно сплюнув, Джейби достал из-за голенища нож. Несколько минут они кружили, приглядываясь друг к другу, прощупывая слабые места. А затем – Сашка даже не успела понять, как это произошло, – бродяга, поднырнув под правую руку Джейби, одним быстрым взмахом рассек ему предплечье. Толпа взревела. Толстяк зарычал, как бешеный зверь, и бросился на оборванца, но на его пути встал хмурый Харрис. Он зло высыпал монеты из шапки прямо на пыльную землю и утащил приятеля с ринга.

Бродяга, ссутулившись и сразу став ниже ростом, нагнулся, чтобы собрать монеты, словно не замечая криков и свиста зевак. Протиснувшись сквозь толпу, он купил ржаного хлеба у разносчика и свернул на кривую улочку, оставив за спиной шум ярмарки. Сашка шла следом как тень. Из проулка вышли темные фигуры. Сашка узнала парня, который проиграл в поединке с Харрисом. Один его глаз заплыл багровым кровоподтеком. В руках у его приятелей были дубинки.

– Верни деньги, калека, – гнусно ухмыльнувшись, сказал одноглазый.

– Свои ты проиграл.

Парни окружили бродягу кольцом, раздались звуки глухих ударов. Сашка, спрятавшись за кучей мусора, пронзительно закричала: «Пожа-а-ар!». Из окон и дверных проемов стали выглядывать встревоженные лица селян, и банда поспешно скрылась. Сашка, обмирая от ужаса, подошла ближе. Бродяга лежал в пыли, его грудь с хрипом вздымалась, лицо было разбито, а рубаха почернела от крови – в боку торчал его же нож.

С огромным трудом заставив истекающего кровью бродягу подняться, она, подставив свое плечо, повела его к повозке бродячих музыкантов. Клементина накладывала повязку на рану Джейби. Ликстрой раскуривал трубку, Харрис и Патрик были заняты у лошадей. Заметив Сашку, все повернули головы и молча уставились, как будто за спиной девочки стоял призрак.

– Зачем ты притащила это отребье? – взвился Ликстрой.

– Он ранен.

– А если он испустит дух, кто будет отвечать перед бейлифом? Я? Или, может, ты?

– Он не умрет, если остановить кровь и перевязать рану.

– Я и пальцем не прикоснусь к этому грязному пропойце, – процедила Клементина.

– Это деревенские парни – там был тот, кого победил на кулаках Харрис. Они хотели отнять деньги, которые он выиграл.

Джейби демонстративно отвернулся, окончательно потеряв интерес к разговору.

– Деньги? – насторожился Ликстрой. С обезьяньей проворностью он обыскал бродягу. Вытянув кошель с монетами, взвесил его на ладони и присвистнул.

– Надо отдать должное, мастер, – неожиданно вмешался обычно немногословный Харрис. – Парень, хоть и калека, бился мастерски. Уверен, он мог бы быть полезен.

– Что ж… Клементина, промой и перевяжи ему раны.

– Но отец!

– Делай, как я говорю. А ты помоги ей, – приказал он Сашке.

Поддерживая раненого с обеих сторон, они втянули его в повозку, уложили на набитый сеном тюфяк и стянули рубище. Сашка ахнула – вся спина была исполосована шрамами от ударов плетью, а на правом плече выжжен крест.

– Это клеймо каторжника, – в ужасе отшатнулась Клементина.

– Что ж, значит, он наш с потрохами, – потирая руки, сказал Ликстрой. – Если, конечно, протянет до утра. Эй, бездельники, готовьтесь к вечернему представлению!

Раздался звонкий сигнал горна, и на рыночную площадь влетел всадник на взмыленном коне.

Спешившись, он поднялся на помост и зачитал свиток: в королевской семье появился на свет долгожданный первенец, наследник престола, принц Артур. По случаю чего в столице и всех городах и селах королевства объявлены народные гулянья. Жители окрестных сел, собравшиеся на рыночной площади, встретили его слова бурным ликованием.

На лице Ликстроя мелькнула улыбка, похожая на звериный оскал.

– Ну, что замерли, остолопы? Живо укладывайте скарб, с рассветом отправляемся в столицу!

Глава 8

Клементина наотрез отказалась провести ночь в одной повозке с беглым каторжником, который, не ровен час, еще до рассвета отправится прямиком в адское пекло, куда ему и дорога. Ликстрой, скрипя зубами от злости, накинул три монеты сверх обычной платы, чтобы хозяин постоялого двора в рыночный день нашел свободную каморку под самой крышей. Ютившихся там кухарку и прачку выгнали спать в конюшню.

Сашке же строго-настрого было велено не спускать глаз с бродяги, который провалился в тяжелое забытье. Оставшись, наконец, одна, она долго прислушивалась к отрывистым фразам, которыми перебрасывались в сгущающихся сумерках Патрик и Харрис, к разносившимся из таверн хмельному пению и гоготу, но особенно – к сбивчивому, сиплому дыханию Грея. Потому что это, все всяких сомнений, был он. Сашка узнала его еще там, на площади, – ни грязные лохмотья, ни свалявшаяся борода не обманули ее. Она, как сумела, обмыла и перевязала рану, но кровь так и сочилась. Повязка – уже третья по счету – потемнела и набрякла: горячая, алая жизнь утекала из него с каждым ударом сердца.

Сашка смочила тряпицу и обтерла лоб Грея, покрытый холодной испариной. Она взяла его руку – тяжелую, с шершавыми мозолями и въевшейся грязью.

– Грей, ты должен жить. Слышишь? Ты должен жить. Я здесь. И ты нужен мне, очень-очень. Я тут пропаду совсем одна, – прошептала она, вглядываясь в его лицо. Веки чуть заметно дрогнули, и Сашка сильнее сжала его руку в горячих ладонях. – Я тебя не отпущу.

Притулившись у соломенного тюфяка, на котором лежал раненый, она сидела, крепко держа его за руку. Маленький огонек свечного огарка метался, затухая и снова поднимаясь, по полотняным стенам повозки бродили темные тени, подкарауливая желанную добычу.

Грэй метался в горячке. Никто, окинув брезгливым взглядом грязного изувеченного бродягу, не разглядел бы в нем избалованного баронета, прожигающего жизнь в кутежах, на балах и охоте, каким он был когда-то. Сашка плеснула воды из кувшина и, приподняв голову раненого, поднесла плошку к растрескавшимся губам. Он сделал несколько глотков и закашлялся. Тряпка, которую Сашка приложила к ране, намокла от крови. Она достала кинжал, чтобы аккуратно разрезать ткань. Хвитинг! Как она могла забыть? Старый Двалин, прославленный оружейник дварфов, рассказывал ей, что кинжал, выкованный мифическим Виландом из небесного железа, умеет не только наносить, но и излечивать раны. Сашка лихорадочно вытянула кинжал из ножен, обтерла лезвие о тунику и, убрав повязку, приложила его плашмя к ране.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – горячо зашептала она.

Грей вздрогнул и выгнулся всем телом, как от пронзительной боли. Сашка положила ладонь на его пылающий лоб, не сводя взгляда с лезвия, поблескивающего в сумраке. Рука, сжимающая кинжал, мелко подрагивала от напряжения – казалось, по ней бегут тысячи колючих искр. От напряжения пальцы онемели, в висках одуряющей горячей волной пульсировала боль. Наконец, искаженное страданием лицо Грея разгладилось. Жар спал, он забылся глубоким сном. Сашка медленно разжала непослушные пальцы, кинжал выскользнул.

Когда она очнулась, через откинутый полог повозки уже заливался блеклый рассвет. Заметив, что над Греем склонился горбатый силуэт, Сашка вскинулась, не сразу узнав мастера Ликстроя. Правой рукой она нащупала на полу кинжал и поспешно убрала его в ножны.

– Он жив?

– Жив ли он? – переспросил карлик, не оборачиваясь. – О да! Назло всем демонам ада этот бродяга все еще жив. И у него есть все шансы протянуть еще пару лет. Мне ни разу прежде не доводилось видеть, чтобы такая глубокая рана затягивалась за ночь.

Когда карлик вышел, чтобы отдать распоряжения Харрису и Патрику, Сашка, стараясь не дышать, сдвинула заскорузлую от засохшей бурой крови повязку. Там, где еще вчера ночью пульсировала жуткая рана, виднелся лишь кривой розоватый рубец. Не веря глазам, она легко коснулась шрама. Вокруг ее запястья сомкнулись сильные пальцы. Наткнувшись на хмурый взгляд серых глаз, Сашка стушевалась.

– Эй, это же я. Ты что, не узнаешь меня?

Грей бросил быстрый взгляд куда-то за спину Сашки.

– Ты тот самый пацан, который зачем-то выслеживал меня от рыночной площади. Видно, хотел стянуть кошель, да только опоздал: деревенские дуботолки вытрясли все до последнего медяка. Кстати, где это я?

– В фургоне тех самых циркачей, которые вчера по твоей вине лишились дневного заработка, – вклинился возникший из ниоткуда мастер Ликстрой. – И по милости которых ты все еще жив, а не валяешься с распоротым брюхом в придорожной канаве.

– Ну, раз так, дайте хоть горло промочить.

Сашка налила в стакан воды из кувшина, но Грей лишь досадливо поморщился.

– А покрепче ничего не найдется?

– На вот, – Сашка поймала брошенную мастером Ликстроем мелкую монету, – сбегай в «Две гусыни», скажи Клементине, что мы готовы выдвинуться, пусть не мешкает. Да принеси кувшин эля.

Выскользнув из затхлого сумрака фургона в серое утро, Сашка окинула взглядом рыночную площадь. О шумной ярмарке, где еще вчера толпился народ, напоминали лишь горы мусора, грязные гусиные перья и рассыпавшиеся по брусчатке конские яблоки. Окна лавок и мастерских были наглухо заколочены. Старательно обходя зловонные лужи и кучи прелой соломы, Сашка добралась до постоялого двора и разыскала Клементину. Облокотившись на высокую барную стойку, артистка напропалую кокетничала с сыном хозяина. Зачарованный сиянием ее лазурных глаз и ямочками на свежих щечках, он совершенно позабыл взять плату за постой.

Не прошло и получаса, как они, оставив позади крытые соломой хибары, приземистую башню городской ратуши и колокольню, выбрались на широкую дорогу. Сашка, сидевшая рядом с Джейби на козлах, чуть не свернула шею, высматривая Грея. Он шел в клубах дорожной пыли, погруженный в свои мысли, словно не слыша веселой болтовни Патрика, и частенько прикладывал к губам кожаную фляжку. Сашка нахмурилась и отвернулась.

– Что, брат, тебе тоже этот висельник покою не дает? – усмехнулся Джейби. – Зря, ох, зря мастер Ликстрой взял в труппу беглого каторжника. Я его грязные мыслишки как открытую книгу читаю – прикидывает уже, как бы половчее ночью прирезать всех и смыться с выручкой. Не бойся, братец, я с него глаз не спущу.