Текст книги "Пятая жена миллионера"

Глава 17. Пока смерть не разлучила их…

28 июля, Репино

Свадьбу Машки и Коли устроила я. Правда, водитель сначала отказывался, говорил, что сам снимет нашу драгоценную Столовку, сам устроит кортеж и сам оплатит фотографа и ведущего. Но я напомнила ему, чего стоило мне его возвращение на работу, и Коля заткнулся.

И слава богу.

Потому что Машка выглядела совершенно счастливой. Она была неотразимой в платье, которое подарил ей Андрей. В отличие от меня Машка приняла подарки с удовольствием и благодарностью. Лучась и сияя изнутри, моя подружка подошла ко мне, когда церемония закончилась, таща за собой уже мужа Колю.

– Полинка, Полинка! Спасибо тебе за всё, солнце моё!

– Да не за что, Маш, – улыбнулась я, отставив свой бокал с соком и приняв подругу в объятия.

– Есть за что, балда моя! Ты нам отгрохала не свадьбу, а свадьбищу!

Коля кашлянул сбоку:

– Да, спасибо вам, Полина Владимировна.

– А ты вообще молчи, – Маша шлёпнула мужа по руке. – Ну посмотри же! Отлично получилось!

Он пожал плечами. Вообще, как мне показалось, в их паре рулила Машка. Ну, если им так комфортно, судить не буду.

Скрипки поднялись над озером лёгкой романтичной мелодией. Коля подёргал жену за фату:

– Рыбка моя, пойдём танцевать.

– Пойдём, мой котик!

И они под руку удалились к танцевальному помосту. Я смотрела им в спину с улыбкой, вспоминая, как три месяца назад мы танцевали с Андреем в Столовке и были счастливы. Под такую же мелодию, но не от живого оркестра, а из ноутбука. Тогда я считала, что выхожу замуж за айтишника и буду стирать ему носки. А теперь у нас две горничных, одна из которых собирает носки, а другая закидывает их в стиралку.

– Малыш, а чего это ты тут одна сидишь?

Подумай об Андрее – и он сразу тут!

Тёплые руки обняли меня сзади, и муж долго поцеловал меня в губы. Потом сел рядом на скамейку и обвёл взглядом озеро, свадебную арку, гостей, которые болтали и пили шампанское.

– Тебе нравится в «Сказке»?

Вопрос застал меня врасплох. Я широко открыла глаза и ответила, чуть подумав:

– Да. А что?

– Не знаю, мне показалось, что тебе было гораздо лучше в нашей квартире.

– Те два дня я точно никогда не забуду, – улыбнулась, вспомнив пиццу, растопленный сыр, секс.

– А хочешь, я продам «Сказку» и мы поселимся в квартире?

Он взял меня за руку и поднёс её к губам. Тёплый поцелуй вызвал озноб, я представила, как мы живём в большой квартире на Обводном – я, Андрей, малыш… И я стираю носки, готовлю вкусные обеды, хожу с ребёнком гулять в ближайший парк, жду мужа с работы!

Такая картина умилила меня. Да, я хочу этого больше всего на свете! Да, Андрюша, да!

Но мужу я сказала совсем другое.

– А как же собаки? Как же Анфиса, Варя?

– Да ну, мы найдём собакам новый дом. Кстати, Пышку можем взять с собой! А прислуга без работы не останется, я тебя уверяю.

Я представила бедного Филимона без озера, без лужайки, без леса, покачала головой:

– Нет, дорогой. Нет. Я буду всю жизнь чувствовать себя несчастной.

– Из-за собаки или из-за прислуги? – рассмеялся Андрей, снова целуя меня в губы. Приняв его поцелуй, я отстранилась и ответила:

– Из-за всех. Да ты и сам зачахнешь в квартире. Не сможешь сбежать в свой домик за озером! Не сможешь работать там в тишине и покое! Потому что в квартире малыш будет плакать…

– Мой сын никогда в жизни мне не помешает, – поклялся Андрей, но я положила палец ему на губы:

– Молчи, любимый. Может и не помешает, но раздражать будет. Ты начнёшь оставаться дольше на работе, а я стану злиться на тебя. Так что послушай меня. Мы останемся здесь.

– Ты уверена?

– Уверена.

И сама поцеловала его.

С этого момента события начали развиваться как в плохой мелодраме.

Медленный танцы на свадебном пятачке закончились, и началось настоящее веселье. Кто-то «выключил» скрипки и врубил песни-зажигалочки. Гости обрадовались. Обрадовался и Филимон, которого плохо заперли на заднем дворе. Пёс с громким лаем вырвался на свободу и принялся зажигать под Фарадензу. Гости с визгом попрятались за мебель. Филя удивился, что никто не хочет с ним танцевать. А я вздохнула и сказала Андрею:

– Надо бы разобраться…

– Или кого-нибудь уволить, – проворчал мой муж, вставая.

Но не успел он добраться до танцплощадки, как мимо нас вся в слезах пробежала злая Прасковья. Я нахмурилась. Да что ж такое с этим ребёнком? Ведь она мне помогала со свадьбой, она была моей соустроительницей и вообще радовалась за Колю изо всех сил! С Марусей тоже подружилась и даже кольца им подавала на подушечке в ЗАГСе за неимением у брачующихся других маленьких детей!

– Иди усмири Филимона, а я поговорю с твоей дочкой, – бросила я Андрею, который не знал, куда ему рвануть. После моих слов его лицо просветлело, он чмокнул меня и шепнул:

– Я знал, что сделал правильный выбор, женившись на тебе!

Я только вздохнула. Он-то сделал правильный выбор, а я?

Прасковью я нашла в одном укромном местечке, о котором знали только трое. Несколько ёлок, затесавшихся в сосновый лес, образовали в углу территории маленький уголок. Стёпка сколотил из досок навес, Прасковья натаскала туда подушки и всякие милые девичьему сердечку штучки, так что можно было сказать, что под ёлками устроили вторую детскую.

Прасковья сидела там, прижав к груди одну из вышитых думок, и тихо плакала, кусая тесьму на уголке. Я залезла на четвереньках и спросила:

– Можно войти?

– Нельзя, – буркнула она, отодвинувшись.

– Почему?

– По кочану! Уходи!

– Прасковья, я беспокоюсь. Просто хочу поговорить с тобой.

Сев у входа, я вытащила из причёски щепку от навеса. Уходить я точно не собиралась. Пашка хорошая девчонка, и я полюбила её всем сердцем. Но вот эти закидоны неспроста. Она была такая радостная с самого утра, она купалась во всеобщем внимании и во всеобщей любви. Мне показалось, что даже Марта была доброй с ней, хотя обычно игнорировала…

– Ты не беспокоишься, ты хочешь меня сплавить!

– Что?!

– У тебя родится мальчик, и ты меня сплавишь в пансион!

– Кто тебе это сказал?

– Какая тебе разница?!

Она отодвинулась ещё дальше. Нет, правда, какая сука решила настроить девочку против меня? А главное: как убедить Прасковью, что эта самая сука не права?

– Разница, на самом деле, очень большая, – сказала я тихо. – Хочешь, я угадаю?

– Ты только притворяешься, что ты мой друг, – всхлипнула девочка. Мне захотелось обнять её, успокоить. Я тоже была такой. В детстве, в один прекрасный момент, мне показалось, что весь мир против меня. Они забрали мою маму, забрали папу, поместили меня в детский дом, где все дети были злыми, и брата зачем-то не оставили мне, а поселили в другой корпус, с мальчишками. Обида была такой сильной, что я хотела бить и кусать всех, вообще всех, даже вроде бы добрую нянечку, которая меня очень жалела. Но я думала, что эта нянечка притворяется, а, выходя из спальни девочек, смеётся надо мной и над моим горем…

Кто меня тогда спас от одиночества?

Дина, волонтёр.

Она просто обняла меня, несмотря на то, что я вырывалась, и говорила со мной. Говорила долго, пространно, простыми словами. Такие вещи говорила, что я рыдала всем телом, но она не отпустила меня, а ещё крепче сжала, гладила мои волосы, держала, как соломинка утопающего.

Но я не стала лезть к Прасковье обниматься.

Она не потерянный ребёнок, у неё есть папа, Стёпка, сестра, у неё есть прислуга, которой можно поплакаться, Мика, которая её любит и всё терпит. У меня не было никого.

– Ты можешь ерепениться, Прасковья, – твёрдым голосом начала я. – Ты можешь злиться. Ты даже можешь начать делать всякую ерунду, как делала её до того, как в вашем доме появилась я. Тебе всё простят. Поймут, утешат, мороженку дадут внеплановую…

Вздохнула, прикрыв глаза. Продолжила.

– Я люблю твоего отца. А он любит меня. И у нас будет ребёнок. Может, девочка, может мальчик. Я не знаю. Никто не знает. Но от любви рождаются дети.

– Не от любви, а от секса, – буркнула Прасковья.

– Если бы от каждого секса рождались дети, земля давно была бы перенаселена, – фыркнула я, решив не обращать внимания на то, что восьмилетка говорит слово «секс». – А если ребёнок появляется на свет, значит, он кому-то нужен.

– Только я никому не нужна…

– Ты нужна. Ты нужна своему папе. Он тебя очень любит.

– Любил бы, выгнал бы всех остальных и жил бы только со мной!

Я грустно рассмеялась. Эх, Пашка, Пашка… Ты даже не представляешь себе…

– Я тоже часто так думаю. И в такие моменты мне кажется, что я права. Но потом…

– Что потом?

– Потом я ставлю себя на место Андрея.

Бросив взгляд на девочку, я продолжила:

– Понимаешь, твой папа просто очень порядочный и добрый человек. Он не может не помогать. Вот Марте, например, он помогает, потому что у неё ремонт, а писать роман в шуме – это очень сложно.

– Да закончился у неё ремонт! – выкрикнула Прасковья. – Сто лет уже!

– Как это? – пробормотала я. – Ведь три дня назад она говорила, что кладут паркет…

– Давно уже! Она тебя за нос водит, а ты дура!

– Как… – растерялась я. – Но ремонт же… Это она тебе сказала?

– Не мне, а Козочке…

Прасковья всхлипнула, отбросила подушку и прыгнула ко мне, прижавшись всем телом, приникнув, обняв, дрожа.

– Полиночка, миленькая, не отдавай меня в пансион, пожалуйста! Там злые преподы, там девчонки бьют, там плохо, плохо!

– Милая моя, зайка, Пашенька… – я только гладила её по гриве рыжих волос, тщательно завитых в парикмахерской, и не знала, что ещё сказать. Нет, ну какая сука?!

– Не отдавай! Я честно-честно, больше никогда, ни в жизни, клянусь, никаких дурацких шуток, никаких пранков, только, пожалуйста, не отдавай меня в пансион!

Я опомнилась, отстранила её и встряхнула за плечи:

– Прасковья!

Она рыдала.

Нет, я точно убью того, скорее, ту, которая вякнула девочке про пансион!

– Я клянусь, слышишь, клянусь ребёнком, который у меня в животе, понимаешь? – заставила её поднять голову и посмотреть мне в глаза. – Я никогда не собиралась просить папу отдать тебя в пансион! Веришь?

Прасковья всхлипнула.

– Кто сказал тебе об этом?

– Марта, – выдавила сквозь рыдания девочка. – Но она сказала, что ты всё равно не признаешься…

– Марта? Точно?

Я даже не знала, что сказать. Марта казалась мне гораздо более адекватной, чем все остальные бывшие. Марта даже нравилась мне своей адекватностью в этом дурдоме. Но теперь выясняется, что это змея, которую я пригрела на груди. Условно.

Я дура.

– А ещё, – Прасковья всхлипнула, потёршись щекой о моё плечо, – она сказала Козочке: дерзай.

– А это о чём?

– Козочка, то есть, Алиса… Она сказала Марте, что подождёт, пока ты станешь толстой и жуткой, и тогда она снова заберётся к папе в постель…

Я закрыла глаза, лаская пальцами густые и шелковистые волосы Прасковьи. Суки. Какие они суки… А я дура.

Какая я же я дура!

– Мне не хочется думать, что ты мне врёшь, – сказала тихо. Прасковья отстранилась, буркнула:

– Вот ещё, врать-то зачем? Они меня не любят. И тебя не любят. Они любят папины деньги.

– Деньги любят все, – задумчиво ответила я. – Но не все строят козни.

– Спроси у них сама, если не веришь. Но раньше Марта никогда не задерживалась столько времени на вилле. А Козочка, она завидует всем.

– Кому всем?

– Всем! Маме завидовала, Марте завидует, а теперь и тебе завидует.

– Завидовала, что есть дети, а у неё нет детей… – сказала я сама себе. – Прости, Прасковья, мне надо… Я пойду… Я должна…

– Начистишь им рожи? – с надеждой спросила девочка. Я усмехнулась:

– Ну, что за разговоры? Пойду поговорю.

– Говорить ещё с такими… – она отодвинулась от меня. – Ты только пообещай, что не отдашь меня в пансион!

– Обещаю, никаких пансионов!

Я задом выбралась из домика и выпрямилась. Вдохнула свежий, приятный запах соснового леса. Влажный аромат чистого озера. Ласковый ветерок с цветущего луга. Жаль будет, если вилла «Сказка» перестанет быть моим домом.

Но иначе я больше не смогу.

Я люблю Андрея. Люблю всем сердцем, люблю так сильно, что иногда боюсь просто сглазить. В моих мыслях он самый главный человек. Первый, который сумел завоевать моё сердце, первый, кто от слов перешёл к делу и покорил меня. Покорил не только фруктами и заботой, но и своей искренностью. А вот его бывшие бабы… Как он мог жить с такими суками?

Прасковья вылезла вслед за мной и спросила в спину:

– Полина, ты же меня не бросишь?

– Папа тебя не бросит, – сказала я решительно. – Прости, я должна разобраться с некоторыми нахлебницами.

– Полин, может, не надо?

Я обернулась на неё и улыбнулась. Моя ж ты лапушка… Папа тебя не бросит, это я обещать могу, а вот я… Да и зачем я тебе, Пашечка?

– Надо, – ответила сама себе и решительно пошла к танцплощадке.

Пока шла, чувствовала себя дурой. Такой… ох какой дурочкой. Девочкой для красивой картинки в красивом доме красивого миллионера. Нет, Андрей меня любит. Но не настолько, чтобы понять, что его бывшие жёны суки.

А терпеть я больше не намерена. Эти их милые личики, которые они делают перед Андреем… Это выводит. Прасковье я верю больше, чем любой из них. Всё.

На танцплощадке уже не было Филимона, зато привезли на тележке настоящий свадебный торт. Как в американских фильмах, как Машка хотела! Я сама его заказывала – сладкий, с жирным кремом, с мерингами, с фигурками новобрачных на верхушке! Он был прекрасен – розово-белый с прелестными розочками по периметрам каждого уровня!

Я выцепила взглядом Марту с Козочкой, которые стояли, держа бокалы с шампанским. Посмотрела на Машку, которая как раз кормила мужа кусочком торта. Маруся моя… Ты такая хорошая, но мне придётся сделать то, что я собралась сделать.

– Муся, ты поела торта? – спросила я подругу, взойдя на помост.

– Ага, – сказала она, слизав с губ крем.

– Прости, зайка, я должна испортить тебе свадьбу.

Выдрав из рук ведущего микрофон, я осмотрела гостей с улыбкой. Как всё мило, как всё няшно. Но некоторые из присутствующих только притворяются хорошими.

Маша сказала мне:

– Мать, ты чего? Ты не можешь ничего испортить!

– Мне придётся.

– Ну давай, – с искренним интересом сказала Машка.

Я испробовала микрофон:

– Раз, раз.

Кто-то из гостей сказал:

– Два!

– Окей, – усмехнулась я. – Дорогие гости, я рада, что вы все тут с нами, рада, что вам нравится быть здесь. Но я хочу сделать заявление.

Все посмотрели на меня. Я улыбнулась. Подумала. Сказала:

– Машенька, ты моя лучшая подруга. Ты человечек, который всегда, вообще всегда позитивирует! Ты без позитива – не ты. Я никогда тебя не видела грустной или подавленной. Наоборот – когда нам, девчонкам, было грустно, ты всегда приходила и веселила нас!

Машка умильно сложила лапки на груди. Моя ты зая, солнышко сладкое, я тебя обожаю и знаю, что ты меня не предашь. Когда узнаешь, что случилось…

– Я всегда знала, что хочу такую свадьбу и такого мужа, как мой Андрей, – взгляд на мужа, стоявшего с Филимоном в сторонке. – Но чего я точно не хотела, это жить в гареме, где старшие жёны строят козни младшей!

Привлекла внимание всех и отдала микрофон ведущему. А вот и пресса. Насрать. Тронули не меня – Пашку. Пусть теперь Андрей отдувается. Он слишком долго жил с головой, упрятанной в песке.

я оглянулась на Машку:

– Вкусный был торт?

– Обалденный, – слегка растерянно ответила она.

– Прости, Машунь, – сказала я и зачерпнула ладонью горсть крема со взбитыми сливками. В два шага сошла с помоста и влепила тортом в лицо испуганной Козочки. Сказала в её глаза, которые она попыталась протереть:

– Сука, хочешь моего мужа? Так скажи ему об этом прямо, не козли по углам!

Марта хмыкнула рядом, пока Козочка отплёвывалась. Я вернулась к торту и зачерпнула ещё немного – крем, сливки, мягкая основа. А они неплохо делают, надо присмотреться к этой фирме…

Спустилась и встала напротив Марты:

– А ты… Ты самая настоящая гадина. И от Андрея ты не получишь больше ни рубля, я позабочусь об этом. У тебя дочка беременна, но никому об этом не сказала, так вот пойди и поговори с ней вместо того, чтобы Пашке гадости обо мне шептать. Ты…

Марта смотрела на меня широко распахнутыми глазами, в которых читался страх разоблачения, и я сплюнула:

– Ты даже торта в морду недостойна!

И бросила заготовленный крем на помост рядом. Марта выдохнула, оглянувшись:

– Нет, вы слышали?

– Слышали все, слышали! Твой эротический роман продастся с большим успехом после такого скандала!

Марта даже посинела, так ей перехватило дыхание. А я… Я не собиралась больше говорить ничего. Вернувшись на помост к молодым, заглянула Машке в глаза. В них прочла ясное: «Да, подруга!» и обратилась к Коле:

– Пожалуйста, ты можешь увезти меня сейчас, прямо сейчас?

Он посмотрел на жену. Машка кивнула. Я ухватила Колю за руку и потащила прочь.

Нахуй. Всё нахуй. Все нахуй. Включая Андрея.

В машине Коля попытался меня образумить:

– Полина Владимировна, может быть, это не лучший выход из ситуации?

Я, сидевшая на переднем сиденье, пристёгнутая ремнём, обняла плечи руками:

– Просто Полина, пожалуйста! И нет, не лучший выход.

Коля помолчал, выруливая на трассу, потом сказал напряжённо:

– Андрей Александрович вас любит.

– Честно? – я грустно рассмеялась. – Нет, так слабо не любят. А если любит сильно, то поймёт.

Эпилог. Но ненадолго…

10 августа, СПБ

Андрей звонил мне каждый день. Утром и вечером. Но я не брала его звонки. Более того, очень хотелось вернуть ему яблокофон вместе с симкой.

Останавливала меня только Прасковья. Она слала мне коротенькие смски и звала домой. Я отвечала, что пока не могу. Девочка ворчала, обижалась, но потом всё равно присылала сердечки в сообщениях.

А я не знала, чего жду.

Наверное, какого-нибудь официального заявления. Правда, от кого и каким способом… Ну, или мне просто хотелось отдохнуть в тишине своей маленькой квартирки. Отдохнуть от всех и вся. Кроме Машки, которая стала моим личным шпионом. Подруга одобряла мой побег, но очень не одобряла, что я тяну с возвращением. Вот и сегодня она прискакала ко мне с предъявой:

– Полька, ну сколько можно уже? Кофе есть? Давай попьём кофе и поболтаем.

– Давай попьём кофе, – послушно согласилась я и поставила чайник.

– Ты у врача была? Когда УЗИ?

– Через две недели. А тебе зачем? – усмехнулась.

– Ну, хочу знать, какого цвета одежду и подарки покупать будущему крестнику, – уверенно заявила Машка, сев за стол и закинув ногу на ногу.

– Я крестить ребёнка не собираюсь! И пол его узнавать не хочу.

– Вот упрямая. Ладно, не крести, но мне-то можно быть его второй мамкой?

– Можно, – великодушно разрешила я лучшей подруге. – Кто ж ещё мне будет помогать?

– Как это кто? Твой любимый муж.

– Опять?

– Снова. Полинка, почему ты не отвечаешь на его звонки?

Вот ещё адвокатша нашлась! Я поставила на стол две чашки и прищурилась, глядя Машке в глаза:

– Зачем? Я не собираюсь возвращаться, пока его бывшие живут там.

– Да не живут они там уже давно! Полина, услышь меня! Он выдворил их в тот же вечер!

– Не живут сейчас, так вернутся потом. Проходили мы это…

Чайник вскипел, и я заварила Машке её растворимый кофе, а себе – пакетик чая. Села напротив. Подумала. Сказала:

– Машуня, я не знаю, чего хочу от Андрея. В идеале – чтобы не было никаких жён, никаких миллионов, чтобы мы жили так, как я себе представляла до свадьбы. Понимаешь? А это невозможно.

– Ну, мать, ты совсем уже, если честно… Мужик тебя любит, обожает, на руках готов носить! А ты…

– А я вот такая сволочь, хочу быть единственной женщиной в его жизни.

Помолчала и добавила:

– Не считая дочек, конечно.

Во входную дверь позвонили. Один раз – это ко мне. Подождала немного, прежде чем идти узнавать, кто пришёл в гости, и услышала из коридора голос дяди Вани:

– Полинка, это к тебе!

– Слышу, слышу, – проворчала, выходя из комнаты. Дядя Ваня проворно спрятал бутылку за спину и попятился, удалившись на кухню. Я только головой покачала: что он от меня-то прячется, я ж ему не жена. Открыла дверь и удивилась.

В гости ко мне пришла Василиса.

Но какая Василиса!

Вместо готической эмо-девы с макияжем утопленницы и чёрными ногтями передо мной стояла симпатяшка в джинсах и маечке, с модной причёской – гульки рожками. Так выглядят нормальные беззаботные девчонки в пятнадцать лет. Я даже улыбнулась недоверчиво:

– Ты ли это, Василиса?

– Не узнала? – буркнула она и шагнула в коридор. – Чего, не впустишь?

– Впущу, конечно, заходи.

Она огляделась, хмыкнула:

– Да, не сказка.

Я рассмеялась. Ага, не вилла, это точно. Провела Василису до своей комнаты. Машка как раз допила кофе и встала:

– О, подкрепление прибыло! Вася, будь добра и любезна уговорить свою мачеху вернуться к Андрею. А я пошла, у меня дела!

И она действительно пошла, чмокнув меня мимоходом в щёчку. Василиса проводила её взглядом и уселась на освободившийся стул. Спросила:

– Кофе нальёшь?

– Налью, – я пожала плечами. – А тебе в твоём состоянии разве можно?

– В каком состоянии? – удивилась она. А потом фыркнула: – Да ну, неужели ты не поняла, что это была шутка?

– Таким не шутят, дорогая, – медленно сообразила я. Василиса меня разыграла. Вот засранка! – А я ещё твоей матери предъяву кинула…

– Ой всё. Между прочим, мамс спросила, правда ли это, и сказала, что если я буду рожать, жить буду с папсом. Ну и я забрала свои вещи и ушла к папсу.

Я заварила ей в чашке кофе и нахмурилась.

– Так если ты не беременна, почему ушла к пап… к Андрею?

– Да потому. Папс сказал, что всё будет хорошо, что он мой папс и позаботится обо мне, о ребёнке, всё такое.

– А потом ты ему сказала, что всё это шутка?

– Ага. И папс ответил, что я малолетняя дурочка, но это ничего не меняет. А ещё…

– Что?

Василиса бросила сахар в кофе и спокойно продолжила:

– Он сказал, что без тебя ему очень плохо. Возвращайся, Полина.

Я покачала головой. Ещё одна. Ну блин!

Телефон звякнул смской. Я посмотрела – от Прасковьи. Обложили со всех сторон, как волка красными флажками! Манипулируют. «Полиночка, мне без тебя грустно, приезжай уже, а я научила Филю умирать по команде!» Ну вот что это, если не качественная манипуляция?

Теперь и у Василисы зазвонил телефон, а она ответила на звонок, потом объявила торжествующе:

– Ставлю на громкую связь.

А вот это уже предательство!

Я осуждающе смотрела ей в глаза, пока голос Андрея с помехами торопливо говорил из наушника:

– Полинка, девочка моя любимая, возвращайся домой, не упрямься! Я клянусь, что в моей жизни есть только ты! Ни одна из моих бывших жён больше не зайдёт за ворота виллы, а если мама захочет навестить нас, то будет звонить тебе и спрашивать, когда можно приехать!

Он замолчал, потом спросил напряжённо:

– Ты меня слышишь, Полина?

– Слышу, слышу, – откликнулась из вредности голосом зайца. А на душе стало тепло и легко, как будто внеочередную премию выдали и можно без экономии купить зимние сапоги!

– Ты вернёшься?

– Возвращайся, Полин, – Василиса решила додавить меня. – Сегодня Варя готовит кулебяку. У неё очень вкусные кулебяки.

– Это запрещённый приём, – пробормотала я. Комнату огласил звонкий голосок Прасковьи:

– Полина, ты должна посмотреть, как Филя умеет умирать! А Пушка научилась танцевать!

– Пока ещё плохо, не жужжи, – глухо добавил сбоку Стёпка.

Я улыбнулась.

– Полина.

Мой муж, мой любимый мужчина, отец моего будущего ребёнка тихо попросил:

– Возвращайся, без тебя здесь совсем не сказочно.

– Ладно, уговорили, – кивнула я, и Василиса сделала «Йес!» рукой.

– Ура! – хор из двух голосов оглушил меня.

– Спасибо, Полишка, я тебя люблю.

– Ты поклялся!

– Я не забуду, – в его голосе послышалась улыбка. – Собирайся, Коля ждёт вас с Василисой внизу.

– Сговорились, – рассмеялась я. – Не съешьте без меня всю кулебяку!