Текст книги "На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж!"

Девушка, провертевшись полночи, пошла на кухню попить воды. Она успела выучить обстановку в доме, да и небо уже светлело. Но, выйдя в прихожую, остановилась. Дверь в кухню была закрыта, но сквозь рифлёное стекло было видно – там кто-то сидел, положив ноги на стул. Светился огонек сигареты, в стакане катались кубики льда. В открытое окно доносился приглушенный ночной говор проспекта. Зажужжала вибрация мобильника, огонек метнулся в сторону, экран осветил на краткий миг лицо своего хозяина. Вадим провел пальцем по сенсорной панели и положил телефон на стол, но тот, жужжа, опять поехал по поверхности стола. Романов затянулся и даже не посмотрел на сотовый, отхлебнув из стакана. Откинулся на спину, запрокинув голову назад – телефон всё так же скользил по столу, окрашивая комнату в голубоватый цвет. В конце концов, надоел своему хозяину, тот дотянулся до него. Подхватил одной рукой, второй раздавил сигарету в пепельнице и вновь провел пальцем по дисплею. Мобильник вжикнул в последний раз, и экран погас. Вадим вновь принял ту же позу.

Что-то в его поведении насторожило девушку. И это была даже не сигарета, хотя, как заявила Алька в первый день, в доме никто не курил, и не звук кубиков в стакане. На часах два ночи. Кто мог так поздно и так настойчиво названивать Вадиму? Инна на цыпочках вернулась в свою комнату.

В зеркальных дверцах встроенного шкафа отражалось подсвеченное сиреневой дымкой ночное небо. Больше всего на свете Инна любила это высокое Питерское небо. Она обожала белые ночи, и считала, что плата за них чернильными зимними ранними сумерками, не так уж велика. Два года назад со своим другом она ездила на Новый год в северную Норвегию и там впервые видела полярное сияние. Сердце замирало от красоты и ощущения свершавшегося чуда. Эх, если бы в Питере хоть пару раз за темную зиму небо окрашивалось такими всполохами, то город стал бы еще прекраснее!

Окна ее комнаты выходили на восток и север. Где-то там с надрывом орала кошка. Взвизгнула и тут же замолчала автомобильная сигнализация. Красивый женский смех разорвал тишину, и вновь всё смолкло. И сюда почти не долетал рев проспекта. Словно он был далеко-далеко, а не за углом. В этом особая прелесть улочек этого огромного мегаполиса! Открой окно гостиной, и в комнату тут же ворвется разговор проспекта: шум машин, голоса людей, пение клаксонов на светофоре, или вдруг тренькнет звонок велосипеда, откуда-то долетит музыка – и до всего этого рукой подать. Иногда многоголосье проспекта Инна сравнивала с оркестром. Убери какой-нибудь звук, и ты получишь новую мелодию, рассказывающую свою историю. Интересно, какая бы мелодия получилась у ее истории?

– Без визга тормозов, – тихо проговорила Инна, повернувшись на бок. – Тормозов у моей истории, судя по всему, нет.

Алька, перепутав смены, проспала. Ей позвонил администратор, и малышка долго пререкалась с ним по телефону. Потом, даже не позавтракав, вылетела из квартиры. Инна помогла ей найти зонт, так как за окном дождь стоял стеной, затем прошлась по квартире и, наконец, зашла в ванную. Вчера она забыла снять линзы и сейчас из-за этого чувствовала дискомфорт. Она сменила линзы и вновь посмотрела на себя. Волосы отливали золотом, и девушка вздохнула.

– Хочешь спрятать дерево, спрячь его в лесу. Хочешь спрятаться самому, стань другим человеком, – проговорила она.

Сейчас ее мучили угрызения совести. Зря она так вчера поступила с Вадимом. Он, как и обещал, сделал ее другой, она же в благодарность нашипела на него, аки змей! Несправедливо!

Инна поставила чайник на плиту и обозрела масштабы ремонта. Кухню она потихоньку поободрала. Теперь стены выглядели так, словно по ним стреляли картечью. Она провела по ним рукой и вдруг всё решила. Оглядев мешки с сухой смесью, она притащила один в столовую и приготовила раствор. К полудню она закончила шлифовать стену с окном, как вдруг в дверь позвонили.

Она глянула в глазок и, увидев Изму Изральевну, открыла дверь. Дама улыбнулась и озвучила цель своего визита. Оказывается, у них в ванной перегорела лампочка, а поменять некому. Не могла бы это сделать девушка? Инна тут же заверила оперную певицу, что, конечно же, может, какие пустяки. Закрыла квартиру и прошла к соседям. Эммануил Маркович, кряжистый старик с палкой в руках, сетовал на жену, и уверял, что и сам может это сделать! Какой же он мужчина, если даже поменять лампочку ему не по силам?! Изя махнула на него сухонькой ручкой и указала девушке, где стоит стремянка: с табуретки даже с Инниным ростом до лампочки было не достать.

Когда с этим было покончено, старики тут же пригласили ее на чай. Девушка отнекивалась и не знала, как бы улизнуть, никого не обидев при этом. В конце концов сказала, что развела раствор и боится, как бы тот не успел застыть. Изма Изральевна проводила ее до двери.

– Спасибо вам, душенька, – сказала женщина. – Я, признаться, очень рада, что Вадим нашел девушку по себе.

– По себе? – не поняла Инна.

– Такую же статную и серьезную. И, конечно, привлекательную. У него очень хрупкая душа, несмотря на пережитое им. Ведь годовщина уже в эту субботу? Для меня этот день дороже собственного дня рождения. Аля как всегда что-нибудь придумала, да? Я понимаю его. Бедный мальчик, он не любит об этом вспоминать, но наша жизнь – это платок, сотканный из воспоминаний. Вот только у Вадима он почти черный. Надеюсь, что с появлением вас в его жизни, платок расцветет радужными красками, и для черного цвета не останется места, – говорила она, стоя на пороге своей квартиры.

Гостья смотрела на нее, не понимая смысла услышанного. Годовщина, но чего? Может, это годовщина со дня смерти бабушки и деда?

– Изма Изральевна…, – начала она, но дама перебила.

– Конечно, я ему и словом не обмолвилась, что помню об этом дне! Свят, свят, свят! – воскликнула она, всплеснув руками. – Боже сохрани! А что задумала Аля?

– Я… не знаю, – честно ответила Инна, и женщина вскинула на нее удивленный взгляд.

– То есть…, – прошептала она.

– Мы еще об этом не говорили, – тут же нашлась Инна. Хуже всего будет, если Изма Изральевна вдруг по своей неосторожности выболтала чужой секрет. Беднягу замучает совесть. Вон как побледнела! Вадим и Алька ведь ей как внуки. – Сегодня четверг, так что время еще есть. Алюша сказала, что нужно всё тщательно обдумать. Я в их семье человек новый, с этим… днем сталкиваюсь впервые, так что всецело полагаюсь на нее.

У Инны даже ладони взмокли от такой откровенной лжи. Врать она терпеть не могла.

– Это правильно, правильно, – проговорила соседка, кивая. – Самое главное, чтоб Вадим не сбежал.

– Ну, за этим я постараюсь проследить.

– Вы знаете, каждый год я благодарю Господа за то, что Вадим выжил! Да, ему многое пришлось оставить за порогом юности. Он был вынужден отказаться от того, чем жил столько лет! Ведь если бы не та страшная трагедия, мы бы с придыханием произносили его имя. И не только мы, весь мир бы рукоплескал ему! Но, увы. Я знаю, как трудно ему было расстаться с мечтой, – вздыхала певица. – Слава Богу, этот мальчик нашел в себе силы начать жизнь заново. Он остался жив! Это самое главное!

– Совершенно с вами согласна, – сказала Инна, потому что нужно было что-то сказать, и на этом они распрощались.

Весь остаток дня она прокручивала и прокручивала в голове этот разговор. Нет, она не станет говорить об этом Вадиму. Видимо, тогда действительно случилось что-то из ряда вон выходящее. Он даже не любит об этом вспоминать, тем более не захочет говорить. Как бы так намекнуть Альке об этом разговоре с Измой? Только сделать нужно так, чтоб девчонка не испугалась.

К Алиному возвращению Инна зашпатлевала почти всю кухню. После проделанной работы, стены стали ровными и совершенно белыми. Не важно, что брат с сестрой будут здесь делать, теперь можно хоть обои клеить, хоть плитку класть, хоть панели выставлять.

– Ого! Это ты сама сделала? – изумилась Алька.

– Я, конечно, не гастарбайтер из солнечного Таджикистана, но кое-что умею, – усмехнулась Инна, спускаясь со стремянки. – Ну, как?

– Круто! А вот у меня руки из того места растут, откуда у большинства людей ноги, – призналась Аля. – Так здорово! Весь день батрачила?

– Зато день с пользой прошел, а то от безделья уже крыша едет.

– А ужин?

– В духовке, – прокричала Инна из ванной. – Картошка с мясом в горшочках!

– Тебе цены нет!

– Давай иди в ванную, а я пока на стол направлю.

Они ужинали. Алька опять забралась на стул с ногами и рассказывала о сегодняшнем случае.

– Нет, ты только представь, он доковырялся до того, что я плохо говорю по-английски! – возмущалась сестра Вадима. – А я ему, дескать, это что, мой родной язык, что ли? Или мы в школе, чтоб за него отметку получать? Почему я обязана знать его? Он мне: «Ты работаешь в таком месте, а даже стараться не хочешь. Терпят тебя только из-за брата!» Так хотелось ему врезать один разок, кое-как удержалась. Именно из-за брата и удержалась.

– А причем тут Вадим?

– Так он уже десять лет стрижет Людмилу Марковну, владелицу ресторана. Это он попросил ее взять меня.

– Зачем тебе вообще работать? Вадим, как я понимаю, зарабатывает вполне неплохо, я бы даже сказала отлично, судя по размаху ремонта. Так и спрашивается: зачем?

– Конечно, он зарабатывает, но не хочу просить у него денег на те же прокладки, или на то, чтоб посидеть с девчонками в кафе, – ответила, пожав плечиками, Алька. – Он меня и одевает, и обувает, плюс кормит, а я зарабатываю, как говорится, на булавки. На мелкие, но приятные мелочи. На те же подарки.

– Кстати о подарках. Сегодня приходила Изма Изральевна, у них лампочка в ванной перегорела. В общем, я совсем ничего не поняла, но она что-то говорила о предстоящей субботе, – сказала Инна, следя за реакцией Али.

Та перестала облизывать ложку и уставилась на гостью.

– Я не знаю, о чем шла речь, но почему-то она решила, что я должна быть в курсе.

– Наверно потому, что «девушка» моего брата не может не знать об этом. Тем более, если она «живет» с ним. Что именно она говорила? – спросила Аля.

Квартирантка стала пересказывать ей разговор с соседкой. Малышка сидела с абсолютно серьезным лицом. Ни тени иронии или сарказма. Она даже как-то повзрослела. Держала ложку у виска, опираясь локтем о колено, и молчала. Инна, сама не понимая почему, не стала передавать слова Измы о забытых мечтах. Что-то было в этих словах такое, что не давало покоя и напоминало о спящей собаке, которую не стоит будить. О рукоплещущем мире тоже промолчала.

– В общем, в эту субботу одиннадцатая годовщина возвращения Вадима из больницы, – сказала Аля, и по ее тону Инна поняла, что та взвешивает каждое слово. – Он долго и тяжело… болел. Примерно полгода. За время болезни несколько раз наступала клиническая смерть. Он не любит об этом вспоминать, тем более говорить. Вот только для меня и тех людей, кому он дорог, этот день очень важен. Страшно от одной мысли, что он мог не вернуться. Только ему не говори, что ты в курсе, а то он прибьет меня.

– О чем речь? Я вообще ничего не знаю. Аль, а что вы хотите сделать в кухне? Панели? Плитка?

– Знаю точно, что полы с подогревом. О цвете можешь не спрашивать, я дальтоник: цвет морской волны от индиго не отличу, так что все вопросы к брату.

– Я очень виновата перед ним, – вдруг призналась Инна.

– В чем?

– Он вчера так устал, потом еще со мной намучился, а я даже не поблагодарила.

– А что? Сегодня изменила свое мнение о цвете волос? – усмехнулась его сестра.

– Он обещал меня изменить так, что ни мать родная, ни жених не узнают. Сегодня я всматривалась в свое отражение и не узнавала. Я даже не ожидала такого результата, вот и шлифовала стены под гнетом вины.

– Подхалимка, – улыбнулась Аля. – У меня завтра выходной, не хочешь проверить свою неузнаваемость? Сходишь со мной?

– Куда?

– Сначала в Галерею, мне там кое-что купить нужно, потом в Спас-на-Крови.

– Как-то страшно, может всё же выждать недельку – другую?

– Чем больше дома сидишь, тем тяжелее будет сделать первый шаг, говорю по собственному опыту.

– Я подумаю, – ответила гостья.

Они улеглись за полночь, а Вадима еще не было. Алька звонила ему, но Инна, конечно же, не стала вдаваться в подробности. Без этого голова была занята. Сегодня очень хотелось позвонить отцу и просто услышать его голос. Хоть таблицу умножения, лишь бы вновь распознать его привычные нотки. А еще хотелось поиграть с ним в «Города». Они частенько закуривали по сигарете и играли, отец даже не думал поддаваться, вот только и Инна не любила проигрывать. Размышлять можно было всего лишь три секунды. Кто с ним теперь играет?

Он должен был уже получить ее письмо. Интересно, что же папа сказал, прочитав его? Ничего утешительного, это точно! Инна перевернулась на другой бок. Конечно, в создавшейся ситуации виновата лишь она одна. Никто силком ее под венец не тащил. Вот только и ускользнуть не дал.

Борис, наверное, рвал и метал! Он очень хитрый и расчетливый! Он поднялся с самых низов. Свое состояние сам сколотил: ни мама, ни папа, ни даже Крестная фея ему не помогали в этом. Иногда своим упрямством, он напоминал Инне бульдозер: прет себе вперед и всё на этом! После бегства своей невесты, он, наверно, встретился уже со всеми ее друзьями, захватив даже однокашников с детского сада.

Девушка крутилась в постели, как вдруг услышала звон разбившейся чашки. Странно, вот только, чтоб ворочался ключ в замке, она не слыхала. Поднялась и пошла на кухню. Там у плиты стоял Вадим и смотрел на осколки кружки на полу. Девушка не видела выражения его лица, но то, как дрожали его руки, заметила мгновенно.

– Что с вами? – спросила она.

Он оглянулся.

– Ничего, – тихо ответил и попытался взять оставленную в углу щетку, но едва прикоснувшись к ней, одернул руку.

Инна шагнула к нему.

– Что такое? Судорога? Ведь ваши пальцы судорогой стягивает? Скорее, садитесь. Да Бог с ним, с этим стеклом. Я сама уберу. Вот сюда садитесь. Сейчас, сейчас. Потерпите немного, – засуетилась она.

Вадим опустился на стул. Она достала большую чашку, налила воды из-под крана и поставила перед ним.

– Опускайте сюда руки, – сказала она и сама очень осторожно, едва касаясь, опустила большие мужские ладони в теплую воду. – Не горячо?

Он замотал головой. От боли сводило скулы. Сегодня был ужасно трудный день. Только стрижек больше двадцати! К вечеру он пил уже черный несладкий кофе, потому что не мог держать в пальцах чайную ложечку. Когда уже собрался домой, позвонил Гришка. Ему опять срочно требовалась помощь Вадима. Парень уже отказался, но тут арт-директор сказал, что помимо оплаты, достанет для Альки два билета на Мадонну, которая должна дать концерт в Питере 9 августа. И не просто два билета, а на отличные места. Вадим уже пробовал добыть билеты сам, вот только опомнился поздно, поэтому он собрал всю свою волю в кулак и отправился в клуб. Благо, хоть завтра день обещает быть полегче.

– Сейчас, сейчас, – всё приговаривала девушка. Она выскочила из кухни и вернулась с маленькой шкатулкой—чемоданчиком. Открыла ее и стала доставать крохотные пузырьки. – Вот, понюхайте! Этот или этот?

Инна сунула ему под нос сначала один, потом другой пузырек.

– Это эфирные масла, самые что ни на есть настоящие, – сказала она. – Давайте вот это, а? Оно еще и согревать вас будет.

С этими словами она, сунув свои руки к Вадиму в чашку, стала растирать больные пальцы, каждый по отдельности. Он посмотрел на ее сосредоточенное лицо, которое сейчас было так близко от его лица, и промолчал. От прикосновений ее рук и тепла, боль понемногу притуплялась. Затем Инна вынула большую ладонь, осторожно промокнула полотенцем и стала втирать в кожу эфирное масло. Делала неспешно и сосредоточенно, словно мину обезвреживала.

– Я почти не вижу вашего лица, но понимаю, что вы на меня смотрите, – вдруг сказала она. – Моя мама – балерина, было время, когда она не снимала пуанты больше десяти часов в сутки. К вечеру пальцы на ногах сводило, как и у вас, судорогой. Она переползала порог дома, и я уже ждала ее с тазом горячей воды. Правда, эфирных масел тогда не было. Довольствовались подсолнечным.

– Сколько вам было лет, когда она умерла? – спросил Вадим.

Инна даже вздрогнула, подняв на него ошарашенный взгляд.

– С чего вы взяли, что она умерла?

– Вы говорили о мачехе…

– Мои родители развелись, когда мне исполнилось четырнадцать. Мама сейчас живет в Германии. У нее новая семья: муж, его сын от первого брака и моя маленькая сестренка Моника.

– Почему же вы с ней не уехали?

Инна скривилась.

– Честно сказать, поначалу я считала ее предательницей. Дескать, она предала меня и папу, отдав предпочтение другому мужчине и хорошей, сытой жизни. Потом я поняла, что это не так, но в Германии мне не понравилось. Я, наверно, – только не смейтесь – патриотка. Не могу жить нигде, лишь в этом городе. После того, как отец стал писателем, мои горизонты, как понимаете, расширились, я бы даже сказала, распахнулись. Я не была только в Австралии, Антарктиде и Южной Америке. Европу исколесила, так же как и Азию.

– Владеете английским?

– В совершенстве. Вообще-то, я окончила буквально несколько дней назад институт восточных языков. Я владею помимо русского английским, немецким, японским и корейским. Немецкий и английский преподавали в школе. Мне повезло с учительницей. Она разглядела мои способности к языкам и гоняла меня, как наши – шведов под Полтавой. Так что, при поступлении в институт, люди в приемной комиссии сидели с открытыми ртами, внимая моему Бернарду Шоу, которого я цитировала наизусть!

– Вы этим так гордитесь?

Инна улыбнулась.

– Вы смеетесь, значит, вам полегчало.

– Скучаете? – вдруг тихо спросил он, и Инна замерла, замялась, отводя глаза в сторону. Душу царапнуло одиночество.

– Я знала, на что иду, – тихо ответила она. – Не больно?

– Если вас не затруднит, принесите мне барсетку. В прихожей на тумбочке стоит.

– Конечно.

Она поднялась из-за стола, и он в который раз удивился тому, какая она высокая. Такой цвет волос ей очень идет, он не ошибся. Вадим уже заметил, что на ночь она заплетала одну или две косы, видимо, чтоб волосы не путались. И только когда Инна вернулась в кухню, он вдруг смутился, увидев во что та была одета. На ней были свободные штаны длиной чуть ниже колена, а вот сверху… мужчина даже отвел взгляд. У него никогда не было фетиша по большой груди. Даже когда был подростком. После того, как пришел в индустрию красоты, понял, что маленькая грудь порождает большой комплекс. И на какие жертвы идут девушки, тоже знал.

Только вот к Инне пластика не имела никакого отношения. Вот и сейчас, она вновь села на свой табурет, склонилась над чашей и стала массировать другую руку, а бедняга не знал, куда ему деть глаза. Обычно она надевала свободные футболки, топы, а сейчас все эти шикарные формы были затянуты белой спортивной майкой с тоненькими бретельками. И, кроме того, майка была надета на голое тело, так что приличных мыслей в голове совсем не осталось.

– Инна, – начал Вадим. Но тут девушка подняла на него глаза.

– Слышите? – спросила она.

– Что?

– Звук мобильника. Я сейчас, – она опять поднялась. Опять перед глазами качнулись аппетитные формы – мужчина даже отпрянул назад – и вышла. Вернулась с пиджаком Вадима в руке. – Это у вас играет.

– В левом нагрудном кармане, – стараясь не смотреть на нее, ответил он.

Она выудила мобильник и положила на стол. Увидев пропущенный вызов, Вадим скривился.

«Черт, ну сколько можно названивать?» – мелькнуло в голове.

И тут девушка, видимо, сильно надавила, Вадим от боли дернул руку на себя.

– Простите, – пробормотала она, а он опять уставился в вырез майки.

«Вот ведь черт!»

– Инна, у меня в барсетке ваши очки, – сказал он и отвернулся.

– Вы заказали всё-таки? Спасибо! – обрадовалась она и быстро достала футляр с очками.

Конечно, он заказал. Вот только оправы у этих очков не было. Две душки, две линзы и тоненькая перемычка между ними. Девушка тут же нахлобучила их на нос и посмотрела на своего спасителя.

– Ну как? – спросила она.

– Хорошо. Инна…

– Ой, если бы вы знали, как я вам благодарна за это!

– Инна…

– С моим зрением и вашим ремонтом очень тяжело передвигаться по квартире.

– Инна…

– Вам денег хватило? Сколько я вам еще должна?

И тут у него кончилось терпение. Он сжал ее пальцы в своей руке. Она удивленно посмотрела на него. Всё-таки он правильно подобрал оправу: акцент с такой формой очков переходит на глаза, а они у нее очень необычные.

– Что… такое?

– Инна, я… даже не знаю, как сказать…, – пробормотал Вадим. Теперь она могла рассмотреть серое от усталости лицо и темные круги под глазами. – Не могли бы вы… набросить на себя что-нибудь… сверху…

Девушка, недоумевая, посмотрела на него. Он не хотел, но пришлось показать глазами, о чем именно идет речь. Инна опустила глаза, и через секунду выскочила из кухни со словами:

– О Боже! Трудно было раньше сказать!

И он, не зная почему, улыбнулся, пробормотав:

– Девчонка совсем.

Ее не было довольно долго. Телефон опять зажужжал и поехал по столу. Вадим глянул на дисплей – настроение испортилось. Пусть себе звонит. И тут на кухне вновь появилась Инна, правда, уже в рубашке. Она не смотрела на него и была цветом пожарной машины.

– Не хотите отвечать? – зачем-то спросила она, вновь возвращаясь к своему занятию.

– Вам не должно быть неловко.

Инна покраснела еще больше.

– А что же вы меня тогда попросили одеться? – вдруг спросила она тихо и глянула на него исподлобья. Вадим даже не нашелся, что ответить. Ох, уж эти льдинки! Взгляд прям пронизывает насквозь. Даже не по себе немного.

– Чтоб вам потом не было стыдно.

– Да ну? Какой вы, однако, заботливый, – заметила с сарказмом девушка, массируя пальцы. – Значит, вас это совсем… не тронуло?

– А должно было?.

– Ну, не знаю. По идее… должно было бы.

– Боюсь вас разочаровывать.

– Да что вы! Может, тогда… всё же снять рубашку? Мне, знаете ли, и так неплохо было, – вдруг усмехнулась она.

– А я вижу, Алька на вас дурно влияет: такой сарказм – это по ее части.

И тут опять зажужжал телефон. Услышав это, Вадим от злости вполголоса чертыхнулся. От Инны это не ускользнуло. Она видела, как желваки задвигались под кожей, и с какой неприязнью и ненавистью он смотрит на телефон.

– Звонок международный? – вдруг спросила она.

– Что?

– Сейчас полтретьего, так что вряд ли это местный звонок…

– Это, как вы выразились, местный звонок, – перебил ее Вадим.

– Может… что-то случилось?

– Я прекрасно знаю, что именно случилось. Не обращайте внимания, – ответил он и прикрыл жужжащий телефон полотенцем. Как же он от этого устал! Как же ему надоели эти звонки среди ночи! Именно из-за них постоянно разряжена батарея.

– Я уже почти закончила. Знаете, я сегодня у ваших соседей лампочку вкручивала, а вот поблагодарить за подарок, забыла. Даже неудобно как-то.

И тут Вадима осенила одна шальная мысль, и он сжал скользкие пальцы девушки в своей руке.

– Это идея. Ответьте за меня! – сказал он, а глаза блестели азартом.

– Что?

– Я прошу вас ответить на звонок, но… так, как ответила бы на него моя девушка, понимаете?

Она затрясла головой.

– Совсем не понимаю.

Вадим наклонился к ней.

– Я прошу вас об услуге. Своего рода плата за очки. Возьмите трубку и поговорите с тем человеком на правах моей девушки. Можете на него наехать и даже нагрубить, только отвечайте уверенно.

– У меня нет способностей к лицедейству!

– Вы что на «Оскара» претендуете, что ли?

– А нельзя отключить телефон, как вы сделали это вчера? – спросила Инна и тут же прикусила язык.

Вадим, прищурившись, всматривался в ее лицо. Черт, его глаза стали почти черными! Аж мурашки по коже!

– А мы еще и шпионим?! – проговорил он, наваливаясь на стол, при этом рук Инны так и не выпустив.

– Даже в мыслях не было, – тут же отрапортовала девушка. – Пошла на кухню…

– Водицы испить?

– Я всё испорчу! Сами же говорите, что знаете, что нужно от вас этому человеку, не можете отказать?

– Он не понимает моих слов.

– Отпустите. Отдайте хоть одну руку, как мне телефон-то взять.

Он тут же разжал пальцы. Инна наскоро стала вытирать руки полотенцем, глядя на жужжащую трубку.

– Поклянитесь, что все последствия возьмете на себя!

– Торжественно! – тут же поддакнул Вадим и даже поднял правую руку.

Она еще раз посмотрела на него и провела пальцем по дисплею. То, что Инна услышала, удивило до глубины души. Во-первых, на том конце ответил мужчина. У него был очень красивый, словно бархатистый голос. Во-вторых, само содержание его речи:

– Всё-таки снял трубку, – проговорил он, словно повидло по тосту размазал, – может уже хватит от меня бегать? Я звоню каждый день, приходил к тебе на работу, но ты был так занят, что меня без записи даже не пропустили в зал! Я же не прошу достать мне звезду с неба, я прошу всего лишь об ужине, это так сложно?

– Ужине? Каком ужине? Вы, простите меня, кто, чтобы звонить моему парню в такой час, а? Или вы на Камчатке живете, и уже рассвет встречаете, тогда и говорить бы следовало о завтраке! Я вас спрашиваю, кто вы? Почему трезвоните по ночам? Думаете, у него других дел нет… ночью, как на ваши звонки отвечать?

– Вадим? – тут же переполошились в трубке.

Вадим зажал рот рукой и с любопытством продолжал смотреть на это представление. Инне же даже жарко стало. Она поднялась и прошлась по кухне.

– Любимый, тебе какой-то идиот звонит! – вдруг прокричала она, прикрыв телефон рукой. – Что? Он говорит, что разговаривать с идиотами, у него нет времени! Я вас последний раз спрашиваю, кто вы? Что вам нужно от моего парня?

– А вы кто, осмелюсь спросить?

– Кто я? Дядя, вы там как, на своей Камчатке, берега не попутали? Какое право вы имеете спрашивать меня, кто я такая? Это я что ли вам названиваю в три часа ночи? А, до меня дошло! Вы позвонили, чтобы время уточнить? Как в том анекдоте про таран, что висел на цепях посреди квартиры! Дядя, я не знаю, кто вы, но убедительно прошу, не звоните моему Вадиму так поздно. Нам, между прочим, завтра на работу, а сегодня… еще не все дела… сделаны…

– Солнышко, ты с кем там говоришь? Хватит болтать по телефону, – промурлыкал рядом сидящий Вадим, – иди уже сюда.

– Да это не мне, дорогой, звонили, а тебе. Сейчас подожди, ну подожди же, щекотно, – и девушка приглушенно засмеялась. – Ай, не кусаться!

– Иди сюда, я очень голоден! Я тебя съем сейчас!

– В общем, дядя, я вам уже сказала – пупсик, подожди же – не названивайте больше, иначе я заявлю в полицию – ну, зайка, ну потерпи немного, я уже заканчиваю – о телефонном терроризме. Прощайте.

Она нажала отбой и посмотрела на Романова. Тот выглядел совершенно довольным и даже поаплодировал ей.

– Браво, браво! Да вы талантище!

– Да ну вас! И хватит хлопать. Подведете меня под монастырь, – махнула на него рукой, – вы успели поесть?

– Когда бы? А что на ужин? – оживился он. У него даже усталость исчезла из взгляда. Приободрился, словно она не на звонок ответила, а живительной водицы испить дала.

– Не машите руками, что вы делаете! Сейчас, вот так наденем перчатки и всё. Руками ничего не трогать!

– А есть как?

– Я вас покормлю, если вы позволите!

– Я что, дитя малое? Я и сам могу!

– А вот и не можете, – сказала Инна, поставив горшочек в микроволновку.

– Можно спросить? – проговорила она, приготовившись кормить Вадима, тот, послушно открывая рот, кивнул.

– Предполагаю, о чем именно, но мне спрашивайте.

– Этот человек, который вам звонил, – начала она, зачерпнув очередную порцию для своего пациента, – у меня создалось такое ощущение, что он вас на свидание приглашает.

Вадим улыбнулся.

– Скажите, я похож на гея? Ну, вот вы как считаете?

Инна замялась.

– Среди моих знакомых нет геев, или я просто об этом не знаю. Хотя…

Вадим с превеликим любопытством смотрел на нее. Она отвела глаза, почесала шею…

– Да говорите, как есть, что вы мнетесь!

– Я подумала об этом в самом начале нашего знакомства. Вы мужчина, а разбираетесь в женских… интересах, как не всякая женщина.

– Я стилист!

– Да, но процент мужчин-геев среди стилистов, парикмахеров и тому подобное очень высок. У вас такой набор по уходу за собой! У меня полно друзей-парней, но ни один из них не может похвастаться такой косметикой. Теперь я понимаю, что у вас очень устают и болят руки, поэтому вы так ухаживаете за ними.

– Значит, вы, как и большинство, склоняетесь к стереотипу, если стилист – мужчина, значит гей! Обидно!

– Но почему стилист? Почему вы выбрали такую профессию?

У него сузились глаза. Он даже отобрал ложку у Инны. Рассказывать о причинах своих поступков в его планы не входило. В душе заворочался гадкий червячок.

– Как много вам известно профессий, которым можно было бы обучиться за семь – восемь месяцев? Которая сумела бы вас прокормить, даже если владеешь ей лишь на уровне чайника?

Инна пожала плечами, а в голове тут же всплыл разговор о несбывшихся мечтах.

– К сожалению, в жизни не всё происходит так, как нам бы того хотелось, – вздохнул Романов, – когда пришло мое время принимать решения, я не очень задумывался над тем, чем именно буду заниматься. Нужна была профессия, и я ее освоил. Сейчас, без преувеличения, я один из лучших парикмахеров, визажистов и стилистов страны! Я мастер своего дела! Периодически это приходится доказывать на различных конкурсах, но оно того стоит. И я не гей. Этот человек, с которым вы говорили по телефону, считает, что я подавляю свою истинную ориентацию. Наша с вами шалость заставит его хотя бы пару дней мне не звонить.

– Думаю, он придет на разборки лично.

– Что??? – Вадим даже поперхнулся.

– Это напоминает поведение ревнивой девушки, не находите? – сказала Инна, наливая ему чай. – Если он действительно желает вас заполучить, а вы артачитесь, это лишь подогревает его интерес. Вы, в таком случае, становитесь еще более желанным. Он изводит вас ночными звонками, точно зная, что, как бы там ни было, вы одиноки. И вдруг бац – трубку берет какая-то девица! Сейчас этот дядя допивает бутылку водки, натачивая нож и придумывая речь к завтрашнему дню. Почему вы позволили ему усложнить себе жизнь? Трудно было заявить в полицию?

Вадим улыбнулся. Ох, уж эта улыбка плотоядного! Инна смотрела на него, как завороженная.

– Этот дядя, как вы его назвали, непростой человек. Он весьма и весьма известен. Вы не поверите мне, если я назову его имя.

– Тем более он не захочет огласки…

– Ему плевать на эту самую огласку, у него весьма скандальная репутация, – перебил Вадим, – единственный человек, который пострадает во всем этом – я! И как вы понимаете, я этого, ой, как не хочу. Мои клиенты – это отражение моего имени. Я не причесываю тетю Клаву из соседнего супермаркета. Большинство – это женщины бизнеса. Сильные и волевые натуры. Уверен на сто процентов, что не все останутся мне верны после скандала. Для них я мужчина, который способен сделать их еще более красивыми и желанными для других мужчин. Есть, конечно, звезды театра и эстрады, но таких можно по пальцам пересчитать, потому что у большинства из них личные парикмахеры. Есть несколько бизнесменов и даже политиков-мужчин. Для них я человек, который с мужской точки зрения может оценить их вид и дать дельный совет.