Текст книги "Моя жизнь с отцом Александром"

Лак Лабель

Теперь я расскажу о Лабель. Сразу хочется писать возвышенным и торжественным слогом, позволить себе быть романтичной и сентиментальной. Подобные чувства были с детства присущи моей русской душе, но картезианское рациональное образование во Франции многое сделало, чтобы их искоренить.

Впервые мы приехали в Лабель в 1952 году, через год после переезда в США. И тогда, и сейчас Лабель – это крошечная деревушка с одним светофором, несколькими продуктовыми лавочками, старомодным хозяйственным магазином, где до сего дня можно найти абсолютно все, что только может взбрести в голову. Озеро, длинное и узкое (четырнадцать миль в длину, а в ширину его запросто можно переплыть), расположено примерно в пятнадцати минутах езды на машине к северу от деревни. Когда мы приехали, на нашей стороне озера проходила узкая грунтовая дорога, сейчас она заасфальтирована, но по-прежнему тряская и часто требует ремонта. На другой стороне озера – покрытые лесом холмы, люди начали там селиться только двадцать лет назад. А в начале мы слышали оттуда по ночам вой волков и знали, что медведи любят наведываться за малиной в то место, где мы любили ее собирать. Нас предупреждали: «Берите с собой колокольчик, это их отпугнет!» Местные жители рассказывали многочисленные истории о тех, кто нечаянно оказывался в малиннике вместе с медведями. В Лабель нас пригласили Сергей и Люба Трубецкие, когда мы еще жили во Франции. Их имение находится примерно на уровне середины озера. Нашей семье отвели одну большую комнату и одну маленькую спальню. В коридорчике стояла маленькая электрическая плитка с двумя конфорками, одна из которых не работала. Водопровода в доме не было, воду брали из колодца. Туалет располагался на улице, а стирали прямо в озере, там же и купались.

В первое же наше лето там Трубецкие выделили нам участок земли, и на следующее лето мы начали строить собственный дом. Отделочные работы мы взяли на себя, и нам очень помогли старшие дети, Аня и Сережа. Они укладывали линолеум, клеили на стены обои, шили занавески, строили полки. Вся семья участвовала в постройке и обустройстве дома. Мебель мы покупали с рук, и нам посчастливилось найти настоящие сокровища, например, дубовый обеденный стол за пять долларов и восемь массивных дубовых стульев по одному доллару каждый (мы пользуемся ими по сей день).

Как только мы приехали, Сергей Трубецкой построил маленькую часовню, и Александр начал в ней служить. Обязательной была и литургия посреди недели. Именно после одной такой литургии часовня и сгорела. В тот день дул сильный ветер, огонь бушевал, это было очень эффектное зрелище. Все соседи образовали цепь от колодца к часовне. Надо было спасти от огня дом и амбар, стоявшие рядом с часовней. Всю воду из колодца вычерпали, огонь потушили. Постройки уцелели, но от часовни остались только часть колокольни и икона св. Сергия, которому часовню и была посвящена. Александр и Люба Трубецкая отправились в Монреаль, чтобы сообщить об этому Сергею Трубецкому, который всю неделю там работал. Он выслушал их, помолчал минуту и сказал: «Ну так что, мы построим новую церковь!» И работы по возведению новой церкви начались немедленно. А в следующее воскресенье после пожара литургию служили в большой палатке.

Для нас Лабель был раем – далеко от городской жизни, великолепная девственная природа, чистейшее озеро, округлые холмы, березы, сосны, поля, даже ферма с коровами, старой лошадью, шумными гусями и постоянно квохчущими курами. Мы пили парное молоко, у нас были свежие сливки, яйца. Дети жили на воле. К каждому из них приезжали друзья, и наш дом всегда был полон детьми, которых надо было кормить и за которыми надо было как-то приглядывать. Благодарю Бога за консервированную ветчину и картофельное пюре! Питались мы просто и жили весело.

Александр в деревне придерживался строгого распорядка дня. Утром он писал, читал, размышлял. Сначала, пока мы не построили свой дом, он уходил для этого в школьное здание, примыкавшее к владениям Трубецких. После обеда мы шли гулять и уходили довольно далеко, исследуя окружающие места. Как я писала раньше, эти прогулки продолжались до самого последнего его лета в Лабель, и мы придумывали наименования своим маршрутам, которые отражали их какие-нибудь отличительные черты. Например, один маршрут назывался Chemin des Ruines (тропа развалин), потому что там был фрагмент старой каменной постройки, напоминавший нам о знаменитых европейских руинах. О «Версале» я уже упоминала.

Детям была предоставлена полная свобода, однако определенные занятия были обязательными. Например, я читала им по-русски каждый день после обеда, обычно в тени прекрасного старого вяза. Закон Божий тоже был частью ежедневных занятий. Александр надевал белую рясу и собирал всех детей. Каждый раз они выбирали для своих занятий новое место, но всегда под открытым небом. Один раз они ушли заниматься далеко в лес, потому что дети построили там шалаш. Детей было много, свободного времени у них было предостаточно, и они придумывали себе всяческие интересные занятия, фантазия их была творческой и созидательной. Они основали «Лабельский клуб», который ставил спектакли, выпускал газету, даже построил индейскую деревню с вигвамами. Взрослые тоже прекрасно проводили время. Для меня Лабель – это уголок моей души, в котором всегда живет предвкушение рая. И то же можно сказать об Александре. Для нас Лабель – это церковь, озеро, крещения, венчания, последние прощания, горе и радость. И, продолжая наслаждаться нашим летним раем, мы всегда чувствуем присутствие тех, кто уже нас покинул.

Последний путь

Какими неполными и отрывочными кажутся мне мои воспоминания! Я так реально ощущаю присутствие Александра в своей жизни. Я стараюсь быть объективной, но как мне это делать? Ведь мы с ним всегда были одно целое!

Это ощущение единства было, вероятно, самым ярким, самым ощутимым чувством во время болезни Александра и его последнего пути, пути в Царство Божие. После нескольких недель странных головокружений, постоянной головной боли и общей слабости мы с Александром посетили нескольких врачей, которые поначалу объяснили все это «стрессом»(!). В конце концов исследования обнаружили несколько опухолей в мозгу. Оказалось, у Александра был рак легких, уже давший метастазы в мозг. Александр, наша дочь Аня Хопко и я были вместе, когда врач сообщил результаты анализов. Мы вернулись домой, и Александр сразу же позвал к себе отца Фому Хопко, Давида Дриллока и отца Павла Лазора и сказал им о своей болезни. Потом он позвонил митрополиту Феодосию, а через два дня его положили в больницу на полное обследование и проведение курсов облучения и химиотерапии. Я вспоминаю эти дни как время полного спокойствия, серьезности, трезвости; мы как-то сразу оказались на совсем другом уровне жизни. С самого начала нам с Александром не нужно было говорить о том, что происходит.

Приехал брат Александра Андрей, и Александр показывал ему, как идет строительство новой церкви. Он был энергичен и казался таким здоровым! Он выглядел очень хорошо, несмотря на то, что после химиотерапии и облучения все его волосы выпали.

Александр всегда просил Бога о том, чтобы Он даровал ему перед смертью период болезни. Я думаю, что вся его жизнь оказалась бы в каком-то смысле незавершенной, если бы он умер внезапно. Кто-то передал мне его слова: «Сначала я почувствовал себя так, как будто меня ударили по голове, но позже понял, что именно этого не хватало в моей жизни. Не болезни как таковой, а происходящей перемены, иного образа бытия».

Последнее лето мы провели в Лабель. Александр писал, читал, гулял, но все время находился на каком-то ином уровне жизни. Он постепенно переходил «туда», переходил мирно, тихо, никогда не жалуясь и не тратя времени на пустые разговоры. Александр – так любивший и умевший говорить! – молчал. Я ощущала это молчание, эту тишину, уважала ее и просто была рядом, предлагая то единственное, что могла предложить: молчаливую поддержку, покой и бесконечную любовь. Это было просто, потому что сам он был сильным, спокойным и любящим.

Силы постепенно оставляли отца Александра, сеансы химиотерапии вызывали дурноту, он все хуже себя чувствовал. Через год лечения, в середине ноября 1983 года, Александр написал текст для радио «Свобода», который должен был пойти в эфир в праздник Сретения Господня. Эта проповедь, которую я здесь целиком привожу, – собственное его: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…»

Как необычен, как прекрасен этот старец с Ребенком на руках, как странны слова его: «Вот, видели очи мои спасение Твое…»

Мы вслушиваемся в эти слова и постепенно начинаем постигать глубокий смысл события, его отношения к нам, ко мне, к нашей вере.

Что на свете радостнее встречи, «сретенья» с тем, кого любишь? Действительно, жизнь есть ожидание. Но тогда не символ ли это высокого и прекрасного ожидания, не символ ли это длинной человеческой жизни? Этот старец, всю жизнь ожидавший такого света, который озарил бы все, такой радости, которая все наполнила бы собою? И как удивительно, как несказанно хорошо, что свет и радость, что ответ дан был старцу Симеону через Младенца. Когда представляешь себе эти дрожащие старческие руки, принимающие любовно и осторожно Сорокадневного, глаза, устремленные на Это маленькое существо, и все заливающую хвалу: «Теперь Ты можешь отпустить меня с миром. Я видел, я в своих руках держал, я обнимал То, что заключает в Себе сам смысл жизни».

Он ждал. Он ждал всю свою длинную жизнь. И не значит ли это, что он думал, молился, углублял это ожидание, так что наконец вся его жизнь стала одним накануне радостной встречи.

И не пора ли спросить себя: чего же жду я? О чем все сильнее напоминает мне сердце? Преображается ли постепенно эта моя жизнь в ожидании встречи с главным? Вот вопрос Сретения. Здесь жизнь человеческая явлена как прекрасное созревание души, все более и более свободной, все более глубокой, все более очищенной от всего мелочного, суетного, случайного. Тут само старение и увядание, земной удел каждого из нас, показано так просто и убедительно – как рост и подъем до того последнего мига, когда от всей души, в полноте благодарности я говорю: «Ныне отпущаеши». Я видел свет, пронизывающий мир. Я видел Младенца, Который несет в мир столько Божественной любви и отдает Себя мне. Нет страха, нет неизвестности. Есть только мир, благодарность и любовь.

Вот что приносит с собою праздник Сретения Господня. Праздник встречи души с Любовью, встречи с Тем, Кто дал мне жизнь и силу преображать ее в ожидание.

Последний раз Александр служил литургию в День Благодарения 24 ноября 1983 г., буквально за две недели до смерти. Он поблагодарил всех за их молитвы за него и сказал, что здоров. Некоторые усомнились в том, что он понимает правду о своем состоянии, но я знала, что он просто имел в виду свое истинное здоровье. Потом он вынул из кармана три рукописных листочка и прочитал благодарственную проповедь:

Всякий, кто способен благодарить, достоин спасения и вечной радости.

Благодарим Тебя, Господи, что изволил принять службу сию, Евхаристию, приносимую Святой Троице, Отцу, Сыну и Святому Духу и наполняющую наши сердца радостью, миром и праведностью во Святом Духе.

Благодарим Тебя, Господи, что Ты открыл Себя нам и дал нам предвкушение Твоего Царствия.

Благодарим Тебя, Господи, что Ты соединил нас друг ко другу, в служении Тебе и Твоей святой Церкви.

Благодарим Тебя, Господи, что Ты помог нам преодолеть все трудности, напряжения, страсти и искушения, восстанавливая среди нас мир, взаимную любовь и радость в общении Святого Духа.

Благодарим Тебя, Господи, за посланные нам страдания, ибо они очищают нас от самости и напоминают нам об «едином на потребу», о Твоем вечном Царствии.

Благодарим Тебя, Господи, что Ты нам дал эту страну, где мы можем свободно служить Тебе.

Благодарим Тебя, Господи, за эту школу, где возвещается имя Бога.

Благодарим Тебя, Господи, за наши семьи: за мужей, жен, особенно за детей, которые учат нас, как славить имя Твое святое в радости, движении и святой возне.

Благодарим Тебя, Господи, за всех и за все. Велик Ты, Господи, и чудны дела Твои, и нет слова, достойного воспеть чудеса Твои!

Господи, хорошо нам здесь быть.

1 декабря, на последней встрече с членами Попечительского совета, Александр поблагодарил их и сказал: «Позаботьтесь о семинарии!»

После этого он быстро стал слабеть, и его положили в больницу, где мне разрешили постоянно находиться у его постели. Буквально через несколько дней он ясно сказал мне: «Льяна, я хочу домой».

И я отвезла его домой. Собралась семья. Из Москвы приехал Сережа с женой и детьми, брат-близнец Андрей прилетел из Парижа, Маша с мужем – из Канады. Аня и отец Том жили и работали в семинарии и постоянно были рядом.

Пока Александр умирал, митрополит Феодосий, Давид Дриллок и вся семинария готовились к похоронам. Все уроки и экзамены были перенесены на более позднее время. Все занимались организацией служб, печатали репродукции икон и письма, и все получилось очень красиво.

13 декабря 1983 года Александр тихо умер, окруженный своей большой семьей.

Отпевали Александра одиннадцать епископов, девяносто священников и огромное количество народа. Церковь была заполнена до отказа, кто не смог попасть внутрь – шел в нижнее помещение, в котором были установлены репродукторы и экран, на который транслировалась служба, и благодаря этому все могли в ней участвовать. Панихиды отслужили архиепископ Греческой церкви Иаков и митрополит Антиохийской церкви Филипп. Исполняющим обязанности ректора назначили профессора Веселина Кесича. Заупокойную литургию служили митрополит Феодосий и множество священников. Хор пел великолепно, и вообще все было прекрасно. Это было поистине торжество жизни!

И вот я подошла к концу жизни Александра на этой земле, но отнюдь не к концу его присутствия среди нас. Его студенты, его коллеги, его друзья и его семья постоянно ощущают и поддерживают его присутствие. Книги его читаются, некоторые из его сочинений опубликовали уже после его смерти, например книгу «Евхаристия. Таинство Царства». Я приняла трудное решение опубликовать дневники отца Александра и даже перевести их на английский язык и ни разу об этом не пожалела, поскольку это вызвало множество восторженных и благодарных откликов.

Эти воспоминания – мой способ благодарения за то счастье, что я разделила с Александром, и я повторяю вместе с ним: «Господи, хорошо нам здесь быть!»

13 декабря 2005 г.