Текст книги "Священный ужас"

– Я верну.

– Это не будет означать, что вы не нарушили обещания, и честно говоря, нам не нужны ваши деньги. Наблюдать вас в работе было истинным удовольствием.

– Колоссальным, – подтвердил Харроу. – Одно из пятнадцати самых незабываемых впечатлений в жизни.

– Вам неприятно, что вы нарушили обещание? – спросил Долтон.

– Да, – ответил Хант.

– Но все было нормально, пока вы не стали об этом задумываться. Когда вы нарушали обещание, не отдавая себе в этом отчета, все было прекрасно. Да или нет?

– Ну-у, да, – признался Хант.

– Вы себе друг или враг? – задал вопрос Харроу.

– Думаю, я себе друг.

– Тогда зачем же вы заставляете себя страдать?

– Я, э-э, я обещал.

– Правильно. И, храня верность данному вами обещанию, вы готовы обречь себя на голод, заставить себя жить в нищете – вы ведь разорены, и вообще причинить себе боль. Неужели вы и вправду думаете, что обязаны причинять себе боль?

– Ну-у, нет.

– Тогда зачем вы это делаете?

– Меня учили, что обещание есть обещание.

– Вас много чему учили. И меня тоже научили огромному множеству таких вещей, которые сделали меня жалким и несчастным и, честно говоря довольно противным человеком, – сказал Долтон.

– Вы можете уйти отсюда нищим, – добавил Харроу. – Вы можете возвратить нам долг. Вы можете даже считать, что должны нам за обед, и целый месяц отказывать себе в еде, чтобы расплатиться со мной, хотя мне эти деньги абсолютно не нужны. Вы станете от этого счастливее?

– Конечно, нет, – ответил Хант.

– Значит, это довольно глупо, так?

– Да, так.

Долтон по-хозяйски положил руку на плечо молодого человека.

– Скажи мне, сынок, неужели тебе ни капли не надоело быть глупым, причинять себе боль, превращать свою единственную жизнь в ад? Неужели не надоело?

– Кажется, надоело.

– Кажется? Ты не знаешь точно? – переспросил Долтон. – Ты что, глупый?

– Нет.

– Тогда перестань делать глупости, – произнес Долтон. – Мы просто пытаемся убедить тебя, что глупо умирать с голоду, пытаясь сохранить верность обещанию, которое уже нарушено.

– Я оставлю деньги себе, – сказал Хант.

– Понимаешь, сынок, тут есть кое-что еще. Мы хотим, чтобы ты был богат и счастлив. Ты поможешь нам сделать тебя богатым и счастливым?

– Поможешь? – подхватил В. Родефер Харроу Третий.

– Так точно, сэр, – отозвался Фердинанд Де Шеф Хант.

Долтон наклонился вперед.

– Мы хотим, чтобы ты познакомился с самым замечательным человеком на земле. Ему всего пятнадцать лет, но он лучше всех нас, вместе взятых, знает, как сделать людей счастливыми. В том числе и очень знаменитых людей. Ты будешь потрясен.

– Он как раз сейчас в Америке, – вставил Харроу.

– О, да святится его блаженное имя! – воскликнул Уинтроп Долтон.

– Да святится его совершенное блаженство! – эхом отозвался В. Родефер Харроу Третий.

Глава 8

Доктор Харолд В. Смит устало смотрел на аккуратную стопку бумаг, лежавшую на его громадном письменном столе.

«Договор об аренде» – называлось все это, и он начал продираться сквозь пункты соглашения, в каждом из которых оговаривалось «если это не противоречит пункту...», и через обязательства сторон, разбавленные всякими «кроме как в случаях...». Он машинально переводил все это на нормальный английский и в конце концов понял, что через четыре дня АО Миссия Небесного Блаженства берет в аренду на один вечер стадион «Кезар» в Сан-Франциско «в целях проведения массового религиозного мероприятия».

Договор об аренде был подписан за АО Миссия Небесного Блаженства неким Гопалой Кришной, известным также под именем Ирвинг Розенблатт и носившим титул «Главный гуру Калифорнийского региона». Штамп на последней странице гласил: «Оплачено полностью».

Смит еще раз перечитал соглашение. Вот оно, «грандиозное событие». У него не было на этот счет никаких сомнений. Но что грандиозного может произойти на сборище одной из многих религиозных сект, на каком бы стадионе это ни проводилось? Билли Санди и Эми Семпл Макферсон, Отец Богоданный и пророк Джонс, Билли Грэм и Орал Роберте – скольким из них удавалось убедить миллионы людей в правильности именно своего видения Бога – и иногда на целых два дня, и страна нисколько от этого не пострадала. Что такое особенное хотел совершить этот индийский малолетний правонарушитель?

Да, конечно, Римо сообщил Смиту имена последователей Шрилы. Некоторые из этих людей занимали очень высокое положение. Ну и что? Что такого могли они сделать, что оправдало бы все затраты сил и средств организации Смита из-за этого индийского мальчишки?

Смит оторвал взгляд от соглашения. Если бы только несколько американцев, отправившихся в Патну, не исчезли бесследно и если бы индийское правительство не отказалось проявить хоть малейшую озабоченность по данному поводу, Смит вообще очень сомневался бы, что это входит в компетенцию КЮРЕ.

Во всем этом он не мог пока усмотреть ничего, что бы представляло угрозу для его правительства. А это, в конце концов, и было первой и единственной функцией КЮРЕ – сохранять конституционное правительство. Именно с этой целью ныне покойный президент создал КЮРЕ, и именно с этой целью он поручил Смиту возглавить ее, и именно поэтому только два человека, кроме самого президента, – Смит и Римо – знали, что такое КЮРЕ и чем она занимается.

С точки зрения уровня секретности, «Проект Манхэттен» по сравнению с КЮРЕ мог бы показаться собранием регионального комитета демократической партии в Гринвич-Вилледж. И это естественно. Результатом «Проекта Манхэттен» была всего-навсего атомная бомба, а сохранение секретности КЮРЕ – куда более важная задача. Раскрытие тайн КЮРЕ будет означать, что правительство не действовало и не может действовать в рамках конституции, а это может привести к полному развалу всей страны.

Доктор Смит отложил бумаги в сторону. Он принял решение. Римо занимается этим делом, и пока пусть все остается как есть, а потом будет ясно, стоит ли дать Римо новое задание. А в качестве меры предосторожности он возьмет список людей, названных ему Римо, и проследит, чтобы их временно вывели из игры, прежде чем начнется «Марафон Блаженства» Шрилы Дора на стадионе «Кезар». Может быть, под предлогом медицинского обследования. И таким образом некоторые из козырей Дора будут биты. Но очень хотелось бы иметь полный список последователей Дора в Америке. Римо сообщал, что есть и другие.

Смит посмотрел на компьютерный терминал, расположенный в углублении под стеклянной панелью у него на столе. Компьютер бесшумно и непрерывно выдавал распечатанную информацию, собранную тысячами агентов по всей стране агентов, которые думали, что работают на ФБР, или на налоговое управление, или служат таможенными инспекторами, или банковскими аудиторами, но все их донесения в конечном итоге попадали в компьютерную систему КЮРЕ.

Там – намек, тут – неосторожное слово, где-то еще – изменение цен, и компьютер выдавал свое заключение на стол Смиту, сопровождая рекомендациями.

Компьютер бесшумно печатал:

«Возможен приток иностранной валюты, следствие – нестабильность цен на зерно на биржах Среднего Запада. Никаких рекомендаций». Пауза. И снова:

«Авиакомпания, бывшая на грани разорения, снова платежеспособна. Изучить возможные связи с экспортерами нефти в арабском мире». Такие донесения целый день поступали к нему на стол. В этом состояла суть ежедневной рутинной работы Смита. Самое важное. То, что могло повлиять на безопасность Америки, на ее положение в мире.

Может быть, он ошибся? Может, нужно отозвать Римо прямо сейчас? Возможно, это дело вообще не стоило того, чтобы поручать его Римо?

Смит снова обратился к компьютеру, бесшумно печатавшему букву за буквой под стеклянной панелью.

«Убийство полицейского на Среднем Западе, очевидно связанное с борьбой за контроль над преступным синдикатом в этой части страны. Деятели преступного мира имеют тесные связи с некоторыми сенаторами, и определенные законопроекты, касающиеся иммиграционных норм и имеющие отношение к деятелям преступного мира, были недавно внесены этими сенаторами». Вот это важно, решил Смит. Преступный мир дотянулся своими щупальцами ухе и до Сената.

Возможно, это дело как раз для Римо с его способностями. Компьютер продолжал печатать:

«Предлагается – нажать на сенаторов, заставить их отказать в политическом покровительстве лидерам преступных группировок». Вероятно, так и надо поступить, решил Смит. Вероятно, это и станет новым заданием для Римо. А компьютер печатал дальше:

«Да святится имя Великого Всеблагого Владыки! Он есть неземное блаженство».

И Смит содрогнулся.

А в 2700 милях оттуда, на другом конце страны, Мартин Мандельбаум тоже содрогался, но от гнева.

Он им зачитает положения закона о массовых беспорядках, это уж точно. Он им вставит в хвост и вставит в гриву. Как они посмели? Черт их раздери, как они посмели?

Он шел по отполированному до блеска мраморному полу центрального аэровокзала Сан-Франциско, и гнев его возрастал с каждой минутой.

Кто этот толстомордый молокосос?

На каждой стене, на каждом столбе, на каждой урне в прекрасном, чистом здании аэровокзала висела картинка, изображающая круглолицего смазливого мальчишку с убогим подобием усов над верхней губой. Черт побери, да кто он такой?

А под фотографиями были слова:

ОН ПРИЕЗЖАЕТ!!!

ВО ВТОРНИК ВЕЧЕРОМ!!

СТАДИОН «КЕЗАР»!.

ПРИГЛАШАЕМ ВСЕХ. ВХОД СВОБОДНЫЙ.

Черт побери, кто ОН?

И еще раз черт побери, как все эти гнусные картинки попали в чудесное, чистое здание аэровокзала, где хозяином был Мартин Мандельбаум?

У НЕГО, кто бы ОН ни был, наверное, не было недостатка в наглости, и служащие аэропорта, работавшие под началом Мандельбаума, сейчас об этом услышат.

Мандельбаум в ярости содрал одну из картинок с мраморной колонны и прошествовал в коридор, ведший в его кабинет.

– Доброе утро, мистер Мандельбаум, – приветствовала его секретарша.

– Соберите всех, – прорычал он. – Всех. Дворников, сантехников, уборщиц, маляров, мойщиков окон – всех. Соберите всех в конференц-зале через пять минут.

– Всех-всех?

– Да, мисс Перкинс, всех-всех, мать их в душу! – Мандельбаум прошел в кабинет и с грохотом захлопнул за собой дверь. Ух, как он им вставит! Как вставлял во время Второй мировой войны, когда был старшим сержантом, и позже, на гражданской службе, когда у него появились первые двое подчиненных, и потом, продвигаясь вверх по служебной лестнице. Словом, всю свою жизнь.

Было просто невозможно представить, что вандалы проникли в здание аэропорта ночью и весь его залепили листовками с изображением ЕГО.

Мандельбаум взглянул на листовку, которую держал в руке.

Что за глупая рожа! Какого черта – почему его служащие не заметили, как хулиганы поганят аэропорт?

– ОН! – громко обратился Мандельбаум к лицу на листовке. – Держи свой зад подальше от моего аэропорта.

Он смачно харкнул в эту гнусную рожу и попал Шриле Гупте Махешу Дору, Всеблагому Владыке, прямо промеж глаз. Потом швырнул листовку в мусорную корзину, стоявшую возле его стола, и принялся ходить взад-вперед, про себя отсчитывая пять минут, которые предстояло ждать.

Подождать стоило. Это было великолепно. Он им вставил в хвост, и он им вставил в гриву. Сто сорок человек сидели перед ним в тупом, ошеломленном молчании, а Мартин Мандельбаум излагал им все, что он думает по поводу их неустанных усилий, направленных на поддержание чистоты в здании аэровокзала, время от времени добавляя некоторые соображения относительно морального облика их матерей и выражая сомнения в мужских достоинствах их предполагаемых отцов.

– А теперь убирайтесь отсюда, – сказал он в заключение. – Убирайтесь отсюда и снимите со стен все до одной картинки с этой толсторожей сучьей жабой, а если вы увидите, как какой-нибудь ублюдок вешает их, то зовите легавых и пусть его арестуют. А если вы захотите сначала выколотить из него все кишки вместе с дерьмом, я не возражаю. Теперь убирайтесь. – Его взгляд пробежал по лицам служащих и остановился на первом заместителе, краснолицом отставном полицейском-ирландце по имени Келли, тихонько сидевшем в первом ряду. – Келли, последи, чтобы все было выполнено точно, – распорядился Мандельбаум.

Келли кивнул, и, поскольку речь Мандельбаума была построена так, что не располагала к свободной дискуссии, все сто сорок служащих молча встали и вышли из большого зала. Вся эта толпа понеслась по зданию вокзала, на ходу срывая со стен портреты Шрилы Дора.

– Что нам с ними делать? – спросил кто-то.

– Отдайте мне, – сказал Келли. – Я их пристрою. Не рвите. Может, мне удастся продать их как макулатуру. – Он коротко хохотнул и принялся собирать плакаты и стопка на его вытянутых руках росла и росла. – Я их пристрою, ребята, – говорил он служащим, копошившимся по всему вокзалу, как рой муравьев, облепивших кусок сладкого пирога. – Не оставляйте ни одного. Ведь не хочется, чтобы жид снова нам вставил, а? – И он подмигнул.

И служащие мигали в ответ, хотя прекрасно отдавали себе отчет в том, что человек, называющий Мандельбаума за глаза жидом, без всякого зазрения совести называет их самих за глаза ниггерами, латиносами и макаронниками.

Келли собрал целую охапку, и когда, потея под грузом макулатуры, он направился из главного пассажирского зала в служебное помещение, вокзал был выскоблен до блеска.

Келли вошел в пустую комнату, где стояли шкафы, в которых служащие хранили свои вещи, положил стопку листовок на деревянный стол и отпер высокий серый шкаф в углу комнаты.

Дверца распахнулась. С внутренней стороны к ней клейкой лентой был прикреплен портрет Шрилы Гулты Махеша Дора. Келли огляделся по сторонам, удостоверился, что в комнате никого нет, затем наклонился вперед и поцеловал портрет в обрамленные пушком губы.

– Не беспокойся, Всеблагой Владыка, – мягко сказал он. – Жид не сможет помешать твоему чуду.

Он аккуратно положил стопку листовок в шкаф. Когда Мандельбаум уйдет домой, он, Келли, вернется за ними и снова расклеит.

Как и прошлой ночью.

Глава 9

– Ты меня удивляешь, крошка. Глядя на тебя, никак не подумаешь, что ты такая патриотка Америки, – сказал Римо.

Джоулин Сноуи пропустила его слова мимо ушей. Она стояла на коленях у нижней ступеньки трапа, по которому только что сошла с самолета компании «Эйр Индия», и целовала асфальтовое покрытие, раскинув руки перед собой, словно бы молясь, аппетитно выставив круглый задок.

– О, волшебная Америка! – стонала она. – Земля красоты и блаженства.

Римо взглянул на Чиуна, невозмутимо стоявшего рядом.

– О, жемчужина Запада! О, хранилище всего самого прекрасного!

– Смотри-ка, – сказал Римо. – Патриотка!

– О, возвышенная благородная страна! О, сокровищница святости! завывала Джоулин.

– По-моему, она перебирает, – заметил Чиун. – А как же расизм? А как же этот ваш Гейтуотер?

– Уотергейт. Это мелочи, – отозвался Римо и схватил ее за правый локоть.

– Ладно, малышка, вставай и вперед.

Она встала, прижалась к Римо и улыбнулась ему. Несмотря на серебристую полоску на лбу и темную краску на веках, ее лицо выглядело очень юным.

– Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты привез меня на эту великую землю.

– Да ладно, – скромно ответил Римо. – Страна и правда неплохая, но у нее есть свои недостатки. Даже я вынужден признать это.

– У нее нет недостатков, – с вызовом заявила Джоулин. – Она совершенна.

– Почему же ты из нее уехала? – спросил Римо, ведя девушку по направлению к зданию аэровокзала.

– Я уехала потому, что Великий Всеблагой Владыка был в Индии, и тогда Индия была совершенна. А теперь Всеблагой Владыка в Америке...

– Точно, – закончил Римо с отвращением. – Теперь Америка совершенна.

Она была неуправляемой, когда он нашел ее, она была неуправляемой на борту самолета, и до сих пор она оставалась неуправляемой, как машина без тормозов.

Римо повернулся к Чиуну и пожал плечами. Чиун доверительно поведал ему:

– Человек, который посмел разрешить людям племени иллибад спуститься с гор, чтобы они его защищали, – такой человек способен на все. Если эта девушка – его последовательница, значит, у нее не все в порядке с головой. С нее надо не спускать глаз.

И едва только через стеклянную дверь они вошли в главное здание аэровокзала, Джоулин издала дикий вопль и вырвалась из рук Римо. Публика обернулась на крик, чтобы узнать, в чем дело. Они увидели девушку в розовом, которая на полной скорости пронеслась по залу и, добежав до мраморной колонны, обняла ее обеими руками и принялась осыпать поцелуями.

– Слушай, Чиун, это уже совсем глупо, – растерялся Римо.

– Это твоя проблема. Я желаю только одного: попасть на подводное судно и вернуться в Синанджу, и чтобы твои фокусы не помешали мне это сделать.

– Ты сам решил не ехать туда, – возразил Римо, рассматривая спину Джоулин – девушка все еще продолжала страстно целовать колонну.

– Только потому, что надо было исполнить долг, а теперь долг исполнен, и я хочу поехать домой. Если бы в этой стране жили порядочные люди, которые держат свои обещания, мне бы не пришлось испытать чувство обиды, как сейчас, поскольку...

– Верно, верно, верно, верно, – оборвал его разглагольствования Римо.

Он покинул Чиуна и пошел за Джоулин Сноуи. Она уже полностью удовлетворила свою страсть к одной колонне и теперь обнимала следующую. Римо разглядел, что именно она так обильно смачивает слюной. К колонне была приклеена листовка, изображающая Шрилу Гупту Махеша Дора. Римо покачал головой. Шрила был похож на толстую коричневую жабу. Коричневая жаба с растительностью под носом, которой никак не удается стать усами.

Подойдя вплотную к Джоулин, он услышал, как она лепечет:

– О, небесное блаженство! О, совершеннейший Великий Владыка! – Каждое слово сопровождалось смачным чмоканьем. – Твоя раба снова ожидает тебя, открыв для тебя свое тело – чистое поле, которое ты можешь вспахать по своему желанию.

– Не говори непристойности, – сделал ей замечание Римо и, обхватив за талию, оторвал от колонны.

– Не обращай в непристойность то, что на самом деле чисто, духовно и прекрасно. Я – служанка Владыки.

– Он похож на похотливого старичка, – заметил Римо. – Но нет – и на это не потянет. Так и останется сексуально озабоченным недоростком с пухом на губе.

Тут к ним подошел Чиун, и Римо повел Джоулин Сноуи по направлению к выходу из аэровокзала.

– Он совершенный Владыка! – визгливо кричала она. – Он блаженство! Он мир и любовь для тех, кто искренне любит его. Я была среди избранных!

Она продолжала свой кошачий концерт и в такси, пока Римо пытался прокричать шоферу адрес.

– Он блаженство! Он красота! Он сила!

– Она свихнулась, – сказал Римо шоферу. – Отвезите нас поскорее в город. Я скажу, куда конкретно, когда она выдохнется.

Но Джоулин не унималась.

– Он блаженство! Он совершенство! Он мир и любовь! – вопила она.

– Шеф, останови-ка здесь, – сказал Римо.

Машина остановилась у обочины. Римо перегнулся через спинку переднего сиденья, чтобы шофер мог его слышать.

– Тебя этот шум не нервирует? – громко спросил Римо.

Шофер кивнул.

– Это твоя младшая сестренка или кто? – прокричал он в ответ.

Римо отрицательно покачал головой, сунул руку в карман и достал пятидесятидолларовую бумажку.

– Возьми, – сказал он, протягивая деньги шоферу. – Это тебе плата вперед и чаевые. А пока не хочешь ли прогуляться вон до того кафе и выпить чашечку кофе? Дай мне пять минут.

Шофер развернулся на сиденье и внимательно посмотрел на Римо.

– Что ты задумал? – спросил он. – На прошлой неделе какие-то типы пытались разделать счетчик у одного из таксистов.

– Разделать? Я никогда в жизни не сражался со счетчиками, – заверил его Римо. – Давай, всего пять минут.

– Я возьму ключи?

– Конечно, – кивнул Римо.

Шофер еще раз взглянул на пятидесятидолларовую бумажку, пожал плечами, выхватил бумажку из руки Римо и засунул в карман своей желтой клетчатой рубашки.

– Ладно, мне так и так пора пообедать.

Он открыл дверь и ушел, предусмотрительно положив ключи в карман.

– Он истина! Он красота! Он чудо! Он великолепие!

– Чиун, сходи прогуляйся, – попросил Римо.

– Не пойду. Никакие вопли не выгонят меня из машины. Да и район этот мне кажется подозрительным – может, тут совсем даже не безопасно гулять.

– Ладно, папочка. Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Римо обернулся к Джоулин Сноуи, которая все еще продолжала визжать, и положил руку ей на левую грудь, потом пальцами нащупал окончание нерва пониже соска и сильно ущипнул.

– О любовь! О совершенство! О-о-о-о-о! – застонала Джоулин.

– О, как это отвратительно! – заявил Чиун. – Вы, американцы, ведете себя, как лошади на пастбище.

В следующее мгновение он стоял на мостовой, и дверца машины захлопнулась за ним с такой силой, что это вряд ли способствовало продлению службы замка.

Оставшись в машине наедине с Джоулин, Римо сказал:

– Ты хочешь блаженства? Я дам тебе блаженство.

В конце улицы шофер такси потягивал кофе.

В другом конце улицы Чиун рассматривал витрину магазина, уставленную магнитофонами, радиоприемниками и переносными телевизорами, показавшимися ему интересными и заслуживающими того, чтобы их приобрести, пока не выяснилось, что все они сделаны в Японии.

Он заставил себя оставаться на месте ровно триста секунд, потом вернулся к машине. Он открыл заднюю дверцу и сел рядом с Римо и Джоулин Сноуи. При этом он не проронил ни слова.

Через несколько минут вернулся шофер. Он подозрительно глянул на своих присмиревших пассажиров, желая удостовериться, что Римо не прикончил крикунью.

Джоулин тихо сидела между Римо и Чиуном. Единственным звуком, который она издавала, было тихое постанывание. При этом она беспрестанно улыбалась.

Шофер завел мотор.

– М-м-м-м, – стонала Джоулин. – Блаженство. Счастье. М-м-м-м-м. – Она обхватила шею Римо обеими руками. – Ты тоже совершенный Владыка!

Чиун хихикнул. Римо с отвращением отвернулся.

Десять минут спустя Римо стоял в телефонной будке. На противоположной стороне Маркет-стрит в Сан-Франциско электронные часы на здании банка показывали часы, минуты и секунды: 11.59.17.

Римо чувствовал себя неуютно – ему казалось, что времени уже больше.

Часов он не носил – не носил ухе многие годы, но он не верил, что сейчас 11.59.

Римо набрал номер через код 800, позволявший звонить в любой город из любого конца страны. Смит снял трубку после первого же гудка.

– Как раз вовремя, – сказал он. – Я уже собирался отключать на сегодня эту линию.

– Сколько сейчас? – спросил Римо.

– Двенадцать ноль две и пятнадцать секунд, – ответил Смит.

– Я так и знал, – сказал Римо. – Тут часы показывают неправильное время.

– Что в этом особенного? Большинство часов показывает неправильное время.

– Ага, – отозвался Римо. – Я знал, что они врут, но не знал, на сколько. Я уже сто лет так не выбивался из чувства времени.

– Наверное, сказалась разница поясного времени, – предположил Смит.

– На мне никогда не сказывается разница поясного времени, что бы она ни значила, – ответил Римо.

– Ладно, не важно. Какие новости?

– Мы были в Патне, но маленькая толстая жаба ускакала еще до того, как мы туда приехали.

– Где вы сейчас?

– В Сан-Франциско. Этот Всеблагой Зашрила через пару дней устраивает тут что-то вроде митинга.

– Ясно, – сказал Смит. – Как я полагаю, это и есть то самое «грандиозное событие», о котором мы уже столько слышали.

– Думаю, да. Он собирал коллекцию баптистских священников.

– Баптистских священников? Зачем?

– Не знаю. Может быть, это его новообращенные последователи. Когда я его найду, я выясню. Чиун меня достал. Он хочет немедленно отправиться в Синанджу.

– Римо, с этим придется подождать. В системе секретности КЮРЕ произошел прокол. Где-то внутри нашей организации есть люди Шрилы.

– Почему бы и нет? Его люди везде. А вы сбросили всех тех людей, о которых я вам говорил, с крыши небоскреба?

– Нет. Но их всех положили на обследование, и они там пробудут, пока Шрила не уедет из страны. Вы сказали, что есть и другие последователи, имена которых тот человек в Сан-Диего не знал.

– Ага.

– Попытайтесь узнать, кто это. У меня есть ощущение, что «грандиозное событие» как-то связано с американскими последователями Шрилы.

– Возможно.

– Вам помощь нужна? – вдруг спросил Смит.

– Да, пожалуй, духовой оркестр не помешает – пусть все знают, что мы с Чиуном здесь. Парочка команд по устройству фейерверков и артиллерийский дивизион, и тогда, я думаю, мы сумеем справиться с Его Пресветлым Толсторожеством. Конечно же, мы обойдемся без посторонней помощи. Во всяком случае, ваши компьютеры нам ничем помочь не смогут. Сколько сейчас?

– Двенадцать ноль пять и десять секунд.

– Черт возьми, я отключаюсь. Пока, Смитти. Не перерасходуйте свой бюджет.

Пока Римо отсутствовал, в машине произошел следующий разговор.

– Вы его друг? – спросила Джоулин Чиуна.

– У меня нет друзей, кроме меня самого.

– Но вы так хорошо ладите.

– Он мой ученик. Он туповат, но, со скидкой на это, мы делаем все, что можем. Он мне больше сын, чем друг.

– Не понимаю.

– Если друг вам больше не нравится, дружбе наступает конец. С сыновьями все по-другому. Даже если они вам не нравятся, они все равно остаются сыновьями.

– Верно, приятель, – поддержал его шофер. – В точности, как с моим. Слишком много о себе думает. Учился в школе, уже тогда входил в сборную штата по футболу. Я вкалывал, только чтобы он окончил школу. Ему за его спортивные успехи готовы были дать стипендию в колледже. И что же? Он оказался настолько ленивым, что даже школу не осилил. И вы думаете, он стал после этого искать работу? Да никогда в жизни? Он сказал, что ему нужно положение. Ему, видите ли, первая попавшаяся работа не годится.

– Меня не интересуют подробности личной жизни твоего оболтуса-сына, – заявил Чиун.

– Да, положение! – Шофер не расслышал ни слова из замечания Чиуна. – Вы когда-нибудь слышали что-нибудь подобное? Ему не нужна работа – ему нужно положение!

– Я придумал подходящее для тебя положение, – сказал Чиун. – Лежа на животе. Лицом в грязь. И молча.

Римо вернулся в машину.

– Ну что? – спросил Чиун.

– Что «ну что»?

– Когда отходит корабль?

– Боюсь, еще не скоро, – сказал Римо и назвал шоферу адрес на Юнион-стрит.

Чиун скрестил руки на груди. Джоулин посмотрела на него, потом – на Римо.

Римо сказал:

– Ничего не поделаешь, папочка. Дело есть дело. Дело всегда на первом месте.

Джоулин посмотрела на Чиуна.

– Дело не должно заслонять собой выполнение обещаний, – произнес Чиун.

– Сначала надо закончить всю эту историю, – сказал Римо.

Джоулин вертела головой от Римо к Чиуну, словно следя за мячиком для пинг-понга.

– Но что такое обещание белого человека? – спросил Чиун, обращаясь к себе самому. – Ничто, – ответил он сам себе. – Ничто, данное ничем, означающее ничто и стоящее ничто. Римо, ты – ничто. И Смит тоже – ничто.

– Правильно, папочка, – поддакнул Римо. – И не забудь добавить про расистов.

– Да, и вы оба расисты. Я такого в жизни не встречал: невыполненные обещания, неблагодарность... Вы никогда бы не позволили себе ничего такого в отношении человека с кожей такой же бледной, как у вареной рыбы или у вас самих.

– Верно, – согласился Римо. – Мы расисты с головы до ног – и я, и Смитти.

– Правильно.

– И нашим словам нельзя доверять.

– Это тоже правильно.

Римо обратился к Джоулин:

– А ты знаешь, что он обучил меня всему, что я знаю.

– Да, – кивнула Джоулин. – Он мне сказал.

– А, уже успел.

– И, кстати, он прав, – сказала Джоулин.

– В чем?

– Ты расист.

– С чего ты взяла? – удивился Римо.

– Все это знают. Все американцы расисты.

– Верно, девочка, – удовлетворенно заметил Чиун. – Расизм – это самооборона людей, которые ощущают свою неполноценность.