Текст книги "Джордж Вашингтон. Его жизнь, военная и общественная деятельность"

Глава III. Деревенская жизнь Вашингтона

Вашингтон – член законодательного собрания. – Жизнь в деревне. – Маунт-Вернон и его окрестности. – Отношение Вашингтона к религии. – Управление имением и времяпрепровождение Вашингтона. – Обхождение с рабами. – Охота и рыбная ловля. – Увеселения. – Жизнь в Аннаполисе. – Осушка болот

После свадьбы Вашингтон прожил с женой три месяца в ее поместье, носившем название “Белый Дом”, и оттуда часто ездил в Вильямсбург для исполнения своего политического долга, а именно для участия в заседаниях законодательного собрания.

Не лишено интереса само вступление Вашингтона в это собрание. Когда Вашингтон впервые появился на заседании, то спикер (председатель) собрания, уже заранее решивший встретить доблестного воина с особенным почтением, в прочувствованных словах благодарил его от имени всех колонистов за услуги, оказанные им родине во время войны. Вашингтон, не ожидавший такой встречи, так растерялся, что не сразу догадался встать, а встав, чтобы ответить на обращенную к нему речь, вдруг замялся, покраснел и в смущении не мог произнести ни слова. “Садитесь, мистер Вашингтон, – с улыбкой заметил спикер, – ваша скромность не меньше ваших заслуг, и смущение ваше красноречивее всяких слов”. Таков был первый шаг Вашингтона на гражданском поприще, на котором он сумел проявить такой же здравый ум, такое же мужество, великодушие и самоотвержение, как и в своей военной деятельности. Пока продолжались заседания законодательного собрания, Вашингтон неизменно посещал их, а затем переехал с женою в свой любимый Маунт-Вернон.

Жена Вашингтона унаследовала от первого мужа третью часть его обширных поместий и огромного состояния; остальные две трети должны были быть разделены поровну между двумя детьми миссис Вашингтон от первого брака. По желанию ближайшего родственника детей, генерала Курта, Вашингтон был назначен их опекуном, – обязанность не всегда легкая и весьма деликатная, которую Вашингтон исполнял с самой щепетильной добросовестностью, заботясь об интересах детей скорее как отец, нежели как опекун. До женитьбы Вашингтон долгое время носился с мыслью побывать в Англии, где, вероятно, был бы встречен прекрасно: молва о его военных подвигах успела уже распространиться в Англии. Но стремление к скитальческой жизни совершенно исчезло у Вашингтона после брака. Поселившись в Маунт-Верноне, он писал одному из своих друзей следующее: “Полагаю, что теперь я надолго и прочно засел здесь вместе с приятной спутницей моей жизни, и надеюсь найти больше счастья в этом уединении, нежели находил когда-либо среди суетного света”. Это никак нельзя считать капризом или мимолетною прихотью Вашингтона. Он писал то, что серьезно обдумал, выражая при этом свои самые задушевные желания. Любовь к деревенской жизни отвечала его самым искренним и глубоким стремлениям, жизнь в деревне казалась ему идеалом, осуществлением заветных его мечтаний. Даже в самый разгар политической жизни, при исполнении обязанностей военного вождя своего народа, его тянуло в деревню, и при первой возможности он, как Цинциннат, возвращался к своему сельскому хозяйству. “Я думаю, – писал Вашингтон уже на склоне дней, – что нет жизни лучше жизни сельского хозяина. Видеть, как из земли поднимаются растения, как они процветают благодаря искусству земледельца, – это наполняет созерцательный ум идеями, которые легче испытывать, чем выразить”. “Земледелие всегда было любимым моим занятием, – писал он после революции, – и я все более и более привязываюсь к земледельческим делам; я думаю, что неиспорченному человеку несравненно приятнее совершенствовать свое полевое хозяйство, чем вся та пустая слава, какую можно приобрести опустошением земли, хотя бы одерживая непрерывные победы”.

Действительно, имение Вашингтона, Маунт-Вернон, было очаровательным уголком земного шара, и Вашингтон покидал это тихое пристанище только тогда, когда этого требовал от него общественный долг, стоявший для него на первом плане. Маунт-Вернон, близкий сердцу Вашингтона уже по воспоминаниям детства и юности, был расположен в такой местности, которая способна была хоть кого привлечь к сельской жизни. Усадьба помещалась на поросшем лесом холме, с которого открывался великолепный вид на долину Потомака. Огромное имение (в 25 тыс. акров – приблизительно столько же десятин) разбито было на несколько хуторов или ферм, из которых каждая занималась какой-нибудь специальной культурой и находилась под ведомством особого надсмотрщика. Письма Вашингтона к этим надсмотрщикам, а также письма к управляющему во время войны и во время президентства свидетельствуют о его знакомстве с каждым клочком принадлежавшей ему земли. Большая часть земель Вашингтона была покрыта дремучими лесами, во всех направлениях изрезанными быстрыми, многоводными потоками и цветущими долинами. Лесистая и холмистая местность вдоль Потомака была словно создана для охоты, а охота была одной из любимых забав Вашингтона. “Во всей Северной Америке нет поместья, лучше расположенного, – писал владелец Маунт-Вернона, – Имение лежит в высокой, сухой и здоровой стране, в трехстах милях от моря, и орошается одною из прекраснейших рек в мире”. Окрестные поместья и имения отличались таким же характером и такими же крупными размерами, как Маунт-Вернон; храня аристократические традиции, владельцы не дробили их, а передавали по наследству старшему в роде. Таким образом, Маунт-Вернон находился в самом центре тогдашней помещичьей жизни, в настоящее время совершенно изменившей свой характер.

Господствующей церковью в Виргинии была англиканская. Как в Англии, каждое графство делилось на приходы, и Вашингтон был членом церковного управления в двух приходах – Фэрфаксе и Труро, находившихся в нескольких милях от Маунт-Вернона. Когда старая церковь в приходе Труро разрушилась, то был поднят вопрос о постройке новой, но прихожане никак не могли решить, строить ли церковь на старом или на новом месте. Наконец созвано было собрание для окончательного решения этого вопроса. Друг и сосед Вашингтона, Масон, красноречиво уговаривал присутствующих строить церковь на старом месте, и так подействовал на своих слушателей, что они готовы были поддаться его увещаниям. Но тут поднялся Вашингтон и, не говоря ни слова, вынул из кармана какую-то бумагу и развернул ее. Это был подробный план трурского прихода, с обозначением места старой церкви, предполагавшегося места новой и жилищ всех прихожан. Вашингтон в немногих словах объяснил собравшимся, что новое место находится на одинаковом расстоянии от жилищ всех прихожан, а потому гораздо удобнее старого; но прибавил, что предоставляет на благоусмотрение своих слушателей действовать под влиянием чувства, говорящего в пользу старого места, или под влиянием разума и здравого смысла. Довод Вашингтона оказался неопровержимым, и церковь решено было строить на новом месте. Случай этот очень характерен для Вашингтона, который не отличался красноречием, не любил тратить лишних слов и нередко в гораздо более обширных собраниях сразу решал дело своим здравым и метким суждением.

Вашингтон поддерживал церкви обоих приходов своими средствами. По воскресеньям он обыкновенно посещал ту или другую церковь, если только был здоров и не слишком плохи были дороги. Отличаясь глубоким религиозным чувством, Вашингтон с большим уважением относился к религии и с детства привык бывать в церкви. Насколько он был верующим в церковном смысле – вопрос другой; сохранились сведения о том, что он не особенно охотно исполнял церковные обряды, не любил высказывать своих мнений о религии и что даже, умирая в полном сознании, ни разу не вспомнил о Боге. Одною из отличительных черт его была религиозная терпимость; он ценил прежде всего хороших работников и хороших людей, “будь то магометане, евреи, христиане, принадлежащие к каким бы то ни было сектам, или же атеисты”. “Из всех причин вражды между людьми самая печальная – это религиозная рознь, и следовало бы по мере возможности устранить ее влияние на жизнь мирных граждан”, – так выражается Вашингтон в одном письме. Каковой бы ни была глубина его веры, Вашингтон публично всегда выступал сторонником религии, считая, что она имеет важное значение для народа.

Обширные виргинские поместья того времени были своего рода державами, центры управления которых находились в помещичьих домах. Дома эти, как и дом Вашингтона, были окружены многочисленными службами – кухнями, коптильнями, мастерскими, конюшнями и т.д. Здесь верховным и неограниченным повелителем был сам плантатор, владелец имения. Главным министром и исполнителем воли плантатора был эконом, или управляющий. Домашние и полевые работы исполнялись главным образом неграми-невольниками, жившими в деревушке недалеко от помещичьей усадьбы. Особенно много негров работало на табачных плантациях, которых немало было у Вашингтона. Недалеко от усадьбы расположены были обширные деревянные постройки для склада табака, мельницы, моловшие пшеницу и маис, которые выращивались для пропитания семьи плантатора и его негров. Рабы нередко были ремесленниками – портными, сапожниками, кузнецами и т. д., так что каждое крупное имение производило для себя все крайне необходимое; только предметы роскоши выписывались извне – преимущественно из Англии. Плантаторы, жившие на Потомаке, который был судоходной рекою, вели непосредственную торговлю с Англией. Рабы нагружали табак на корабли, специально приходившие для этой цели; плантаторы ставили свой штемпель на каждый пакет табаку и отправляли табак своим агентам в Бристоле, Ливерпуле или Лондоне, а затем уже сводили с этими агентами счеты. Вашингтон вел свое деревенское хозяйство так же разумно и энергично, как и военные дела. На первых порах он обрабатывал свои поля по общераспространенному способу, но затем убедился, что это не всегда бывает рационально, и постепенно стал вводить у себя разные усовершенствования, даже изобрел новый плуг. Но все свои нововведения он как практический человек испытывал сначала экспериментальным путем, и опыт заставлял его предпочитать одни сорта табака, пшеницы или удобрения другим сортам. Пока обстоятельства позволяли ему жить в его любимом Маунт-Верноне, он сам вел все свои счета, записывал приход и расход в счетные книги, подводил итоги – и все это с точностью и аккуратностью настоящего торговца. Счетные книги, сохранившиеся доныне, – лучшее доказательство деловитости и хозяйственности человека, который умел вкладывать свою душу и в крупные исторические события, и в мелкие житейские дела. Сельское хозяйство было его гордостью: продукты его имения отличались обилием и такой доброкачественностью, что табак и мука со штемпелем Вашингтона никогда не подвергались обычному осмотру в портах Вест-Индии. По тем временам Вашингтон имел порядочный доход с Маунт-Вернона – приблизительно 1 тыс. фунтов стерлингов, или около 10 тыс. рублей на наши деньги.

Любопытно посмотреть, как Вашингтон проводил время в деревне. Он всегда вставал очень рано, часто – и особенно зимою, когда ночи были длинные, – до рассвета. В таких случаях он зажигал свечу и писал или читал. В 7 часов утра летом и в 8 часов зимою он выпивал две чашки чаю с двумя-тремя маисовыми лепешками – и это составляло весь его скромный завтрак. Тотчас после завтрака он садился на лошадь и объезжал те части своего имения, где производились работы, тщательно все осматривая и нередко помогая работникам собственными руками. Так проходило время до обеда, который обыкновенно подавался в два часа. Вашингтон ел все охотно и никогда не был разборчив в пище. За обедом он любил выпить немножко пива или сидра и две рюмки мадеры. До вечера время проходило за разнообразными занятиями, а в девять часов, напившись чаю – это был любимый напиток Вашингтона, – владелец Маунт-Вернона ложился спать. Если погода была очень плоха, то Вашингтон не выезжал из дому, а пользовался случаем, чтобы привести в порядок свои бумаги, счета и писать письма. Нередко занимался он чтением или же читал вслух своей семье – жене и ее детям.

Мы уже упоминали о том, что Вашингтон был рабовладельцем, хотя, подобно Франклину, не сочувствовал самому учреждению рабства. Но в то время немыслимо было обрабатывать такие огромные пространства земли иначе, как невольничьим трудом; единственное, что мог сделать Вашингтон, – это хорошо обращаться со своими рабами и создать для них по возможности человеческие условия существования. Всех рабов у Вашингтона было 100 – 130 человек, и можно смело утверждать, что очень редко этим несчастным существам жилось так хорошо, как в Маунт-Верноне. Вашингтон держался того принципа, что “увещания действуют на людей сильнее наказаний”, и за всю свою жизнь пустил в ход наказание не больше двух раз. Но в то же время он требовал от своих рабов, чтобы они добросовестно и точно исполняли возложенные на них работы. Он умел сразу определять, на какую работу годится тот или другой невольник, так как часто сам лично следил за работами и наблюдал за невольниками; он знал, сколько времени требуется в среднем для исполнения той или другой работы, и всегда предъявлял рабам строгие, но справедливые требования. Жили рабы у Вашингтона довольно хорошо – в деревушке, состоявшей из хижин, окруженных небольшими садиками, и убегали от него сравнительно редко. Особенно заботился Вашингтон о своих неграх, когда они заболевали, держал для них специально врача и требовал от своих служащих особенного внимания к больным, возмущаясь обычному обхождению с рабами, как с вьючной скотиной. Безыскусный дневник Вашингтона свидетельствует о том, как часто сам он посещал больных негров и старался всячески облегчить их страдания. Кормил он рабов хорошо, главным образом маисовым хлебом и рыбой, которой было много в Маунт-Верноне; по праздникам приказывал выдавать каждому по стакану рома; несмотря на то, что бедняги нередко злоупотребляли его добротой, он до конца жизни не изменил своего отношения к ним и в завещании своем распорядился большую часть их отпустить на волю. Заметим еще, что Вашингтон никогда не покупал рабов, как бы они ни были ему нужны, если для этого приходилось разлучать их с семьею; он предпочитал в таких случаях приобрести всю семью. Неудивительно поэтому, что рабы, прожившие некоторое время у Вашингтона, были искренно к нему привязаны, несмотря на его требовательность. Но Вашингтон не только требовал работы от других: он сам готов был помогать своим рабам, когда это оказывалось нужным. Сохранился рассказ, что когда во время грозы вода прорвала плотину на мельнице, Вашингтон во главе своей домашней челяди бросился туда и под проливным дождем работал лопатой, пока плотина не была исправлена. Разумеется, это был не единственный случай за время его жизни в деревне.

Маунт-Вернон и его окрестности изобиловали всякого рода дичью. Вашингтон же был страстным охотником, хотя, по правде сказать, редко случалось ему застрелить какого-нибудь зверя. В охотничий сезон, выезжая рано утром для осмотра работ, он часто брал с собою собак на случай, чтобы увидеть лисицу. Действительно, лисицу увидеть было не редкостью, но затравить ее Вашингтону почти никогда не удавалось. Ловкий смелый наездник, он никогда не был искусным охотником. В охотничий сезон он раза два-три в неделю выезжал на охоту с гостями Маунт-Вернона, или с соседями – главным образом с Фэрфаксами из имения Бельвуара, принадлежавшего другу. Вашингтона, Джорджу Вильяму Фэрфаксу. Тогда у Вашингтона или Фэрфакса устраивался обед, на котором Вашингтон, вопреки своему обыкновению, всегда бывал очень оживлен и весел.

Рыбная ловля также доставляла большое удовольствие Вашингтону. В Потомаке водилось много разнообразной рыбы, и иногда, особенно когда в реке появлялись косяки сельди, ловля их принимала обширные размеры. Около того же времени слетались массами дикие утки, охота на которых особенно нравилась Вашингтону. Но сильно смущали его всякие бродячие охотники и рыболовы, посягавшие на его собственность. Это сердило и раздражало его до такой степени, что он сам однажды расправился с нарушителем его прав. Какой-то человек повадился охотиться на уток в болотах, принадлежавших Вашингтону. Этот незваный, но частый гость, прячась в камышах на берегу реки, истреблял диких уток в таких огромных количествах, что пришлось принять против него меры: Вашингтон несколько раз предостерегал его и требовал, чтобы он удалился, – но все это оказывалось напрасным. Однажды, объезжая свои поля, Вашингтон услышал выстрелы со стороны реки; он тотчас же поскакал туда и застал охотника в тот момент, когда он собирался отчалить на своем челноке от берега. Вашингтон повелительным голосом крикнул ему, чтобы он остановился, но охотник оттолкнулся от берега и схватился за ружье. Тогда Вашингтон бросился в реку, схватил лодку, притянул ее к берегу, выхватил из рук остолбеневшего охотника ружье и так отколотил его, что тот навсегда потерял желание охотиться на земле Вашингтона.

Охота в Маунт-Верноне часто соединялась с приездом гостей; впрочем, гости посещали Вашингтона и в другое время. Чаще других гостили у него капитан Гуго Мерсер, дважды спасшийся от ножа индейцев во время войны с французами, и доктор Крэк, жившие недалеко от Маунт-Вернона. Вашингтон всегда был рад их приезду и любил вместе с ними предаваться военным воспоминаниям. Подобно другим виргинским землевладельцам, Вашингтон жил у себя в деревне на широкую ногу и мог встречать своих друзей с самым щедрым гостеприимством. Роскошная сервировка, щегольские экипажи и породистые лошади составляли страсть помещиков того круга, к которому принадлежал Вашингтон. Все это выписывалось из Англии. Плантаторы старались отличиться друг перед другом главным образом приобретением и воспитанием лошадей, а потому часто устраивали у себя конные заводы; Вашингтон не отставал от соседей, тем более, что после женитьбы состояние его значительно увеличилось. К услугам миссис Вашингтон всегда была карета, четверка лошадей и четыре форейтора из негров в красивых ливреях. Сам Вашингтон предпочитал ездить верхом. У него был конский завод, содержавшийся в отменной чистоте и порядке, а также прекрасные охотничьи собаки. Птичий двор изобиловал выписанными издалека породами – куропатками, китайскими фазанами, гусями и т. п., а вокруг дома пышно разрослись редкой красоты растения. Все это вместе взятое уже делало приятной жизнь в Маунт-Верноне; но богатые виргинские помещики немало времени отдавали и разнообразным в то время деревенским развлечениям и увеселениям. Нередко Потомак являлся сценою великолепных катаний на изящных лодках, выписанных из Англии: одно время, судя по дневнику Вашингтона, вся страна была словно охвачена праздничной лихорадкой по случаю прибытия британского фрегата, остановившегося против дома Фэрфаксов. В Маунт-Верноне и Бельвуаре давались одни за другими завтраки и обеды офицерам, которых в обоих имениях принимали с одинаковым радушием. Иногда Вашингтон ездил с женою в близлежащий городок Аннаполис, где в то время находилось правительство Мэриленда. Там они принимали участие в увеселениях, очень многочисленных, в честь членов законодательного собрания; тогда в Аннаполис стекалось изысканное общество, происходившее от английской аристократии, многое из своих прежних привычек сохранившей и на американской почве. Обеды, балы, театральные представления следовали одни за другими во время заседаний законодательного собрания. Вашингтон питал особенное пристрастие к театру, – удовольствие, которое редко выпадало на его долю во время его тяжелой во многих отношениях жизни. Не прочь был он и потанцевать, когда представлялся для этого случай; многие молодые и красивые леди очень гордились тем, что он находил удовольствие в их обществе, но все-таки считали его несколько церемонным и тяжеловесным.

В такой-то атмосфере деревенских занятий и развлечений, соединенных с общественной деятельностью, протекло несколько счастливейших лет в жизни Вашингтона (1759 – 1775). Детей у него не было, но зато к детям своей жены он относился с истинно отеческой заботой и любовью, проявляя горячее участие в их умственном и нравственном развитии. Живя в деревне, в кругу семьи, Вашингтон, однако, не пренебрегал своими общественными обязанностями. Часто приходилось ему отлучаться из дому как мировому судье своего графства и как члену законодательного собрания. Щепетильность и добросовестность его во всяком общественном деле поистине достойны изумления. Кроме того, в этот же период жизни он решил приступить к осушке болот, находившихся близ его имения. Хотя они не принадлежали ему, но он считал полезным сделать их пригодными для культурной обработки. Болота эти простирались на 30 миль в длину и миль на 10 в ширину и до тех пор не были еще никем исследованы. Вашингтон со свойственной ему энергией и смелостью взялся за это дело, с большим трудом прошел их вдоль и поперек, не останавливаемый ни дремучими кедровыми и кипарисовыми лесами, ни кустарниками и ползучими растениями, ни стоячими прудами. В центре этих болот он открыл большое озеро, расположенное значительно выше прочих частей этой местности, и решил, что отсюда можно провести во все стороны каналы и таким путем осушить болото. Он изложил результат своего исследования в виргинском законодательном собрании, и вскоре составилось общество для осушки этой дикой области. Таким образом, Вашингтон всюду, где только мог, вносил начатки культуры, стараясь везде и во всем облегчить и возвысить жизнь людей, среди которых ему приходилось работать.