Текст книги "Путь скульптора Владимира Егорова"

Открытие камнереза Зверева с его пытливым и все понимающим взглядом, который мастерски выразил в мраморе скульптор, сразу приходит на память при виде горельефной мемориальной доски, посвященной П. П. Бажову и размещенной в центре уральской столицы. Владимир Егоров сумел, казалось бы, простой задумчивой позой писателя выразить удивительный мир, наполненный таинственными событиями и героями-мастерами-самородками Урала»4646
  Шеин Р. А. Верность вере и красоте. Эстетическая память пространства. / Сер.» Русская звезда {ʺ}. Екатеринбург: Форум -книга, 2010.С. 323


[Закрыть]. Здесь задумчивость писателя, в отличие от памятника Попову, показана не в период тяжких мук, а, пожалуй, на более раннем этапе – замысла.

Наверно года полтора на торце дома ул. Бажова – просп. Ленина 75 доска была гипсовой, тонированной под бронзу. Но тонировка шелушилась, куски гипса под натиском дождей и снега, перепадов температуры нещадно отпадали. И Егоров с двадцатилетним сыном – студентом Вадимом залезали на высокую, принесенную с собой стремянку, терпеливо закрашивая зияющие гипсом пятна. Иногда слышался окрик кого-нибудь из бдительных прохожих: «Э, молодежь, что вы там творите? А ну кончайте!» Молодцы, неравнодушные. Но как-то обошлось без большого скандала. На смену гипсу все же пришла бронза, ради которой Егорову не раз пришлось ездить в Москву, в Министерство культуры СССР. «Не волнуйтесь больше, Владимир Егорович, министр вашему Бажову бронзу подписал», – ласково улыбнулась немолодая добрая фея завотделом министерства Безобразова. Несмотря на фамилию она была совсем не безобразна, со схваченными назад в пучок седыми волосами и ясным понимающим взором. А странное дело – автору и то, и это приходится пробивать в высоких кабинетах самому ценой больших физических и нервных напряжений, будто он не для города, страны, а лишь для себя старается. «Сильной творческой стороной скульптора В. Егорова, – отмечал Р. А. Шеин, – была публичная активность и открытость в общении со многими людьми. Он всегда умел находить общий язык с людьми, и не только с заказчиком, которого, кстати, тоже надо проектировать и желательно художественно. Политическая же активность и выход на новые общественные рубежи всегда была важной стороной эстетического освоения окружающего пространства»4747
  Шеин Р. А. Верность вере и красоте. С. 323 -324


[Закрыть].

На Зональной выставке «Урал социалистический» 1979 были показаны два бюста работы Егорова – «Портрет артиста А. Маренича» и «Таежный охотник (вогул Чумпин)» размерами в полторы натуры, гипс тон. – приобретенные потом в г. Лесной. Маренич почти тот же, что и в надгробии, но уже не горельеф, а, как говорится, круглая или полнообъемная скульптура. И охотник манси в меховом капюшоне. Вогулами на Урале и звали мансийцев, а Степану Чумпину отец его рассказал о горе Благодать, неподалеку от нынешней Кушвы. Гора почти полностью представляет собой железорудную породу, магнитит металлические вещи и может сослужить изрядную пользу в изготовлении орудий труда (молоты, плуги, серпы и т. д.), колес и подков, огнестрельного и холодного оружия и много еще чего. Чумпин в 1735 г. рассказал о чудо-горе командиру Уральских казенных заводов В. Н. Татищеву и получил за это денежную премию. За это другие вогулы Чумпина схватили, деньги отобрали, а самого живьем сожгли за разглашение русским властям важной тайны еще не братского народа. Кто-то считает Чумпина героем, кто-то предателем, выдавшим русским чинушам святыню вогулов. Оба портрета сразу после выставки приобрел музей Свердловска-45 то есть нашего небольшого уральского «наукограда» – города Лесного. Егоров с семьей получили квартиру в доме ул. Розы Люксембург напротив облоно и облсельхоза, самую большую в этом доме. Раньше автор проекта ОДО, заслуженный архитектор РСФСР В. В. Емельянов жил здесь с семьей, потом квартира почти десять лет была коммунальной, а теперь вот снова член градостроительного совета в ней поселился. Но небольшая уютная квартира на Ленина 62, в первом корпусе, где Егоровы прожили все шестидесятые годы, так и осталась в сердце самой любимой.

Времени не хватало, но как-то Егоров был членом президиума областного Совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры – ВООПИК. Немного контактировали с ЮНЕСКО. Спасали от сноса и лихой застройки архитектуру города. Отстояли деревянную башню у Исторического сквера, много других старинных зданий. А насчет Ипатьевского дома конкретно ничего не знали, хотя догадки были. И как могли старались дом сохранить для потомков. Кстати, в нэповские времена одним из последних (после инженера Ипатьева уже, конечно) жителей этого дома был уважаемый в городе доктор Фролов. Мать жены Егорова Евгения Потаповна Тяжелых в конце двадцатых годов дружила с дочерью этого врача, не раз ночевала у подруги в этом доме. Потом Фролов с женой, дочерью и внуком эмигрировали в Сан-Франциско, звали с собой и юную Женю, но она отказалась. Впоследствии там располагалось много чего, в том числе – учебный центр культуры. О Фроловых почему-то сейчас не помнят даже наши музейщики. А Ипатьевский дом снесли в сентябре 1977-го, после того, как в память о расстрелянных здесь Николае Втором и его семье там появились цветы, стали приходить со свечками люди. По решению первых лиц страны секретарь ЦК партии Я. П. Рябов позвонил насчет срочного сноса первому секретарю обкома Б. Н. Ельцину, и тот исполнил. Егоров был убежден, что снос был совершенно не нужен, вреден. Сожалел тогда Егоров и о двух бюстах – Петру Первому и Екатерине Первой на набережной городского пруда, которые в революцию разъярённая толпа сбросила в воду. Они ушли в грунт дна настолько глубоко, что все попытки отыскать их оказались тщетны. «Смена общественной формации, -говорил Владимир Егорович, – часто сопровождается низвержением монументов прошлого. Конечно жаль, но это надо знать».

Глава 11. Восьмидесятые и перестройка

На областной выставке «Золотой колос», посвященной селу В. Е. Егоров выставил двухфигурную скульптуру «Гимн хлебу». Девушка и парень (2, 10 м, гипс тон.) и джинсах держат над головой густой сноп. Хорошая работа, но, надо признать – смахивала на скульптуру на арке ВДНХ. «Ленин и Свердлов с делегатами съезда земотделов» – шестифигурный горельеф, запечатлевший единственный послеоктябрьский съезд, где Ленин и Свердлов общались с публикой вдвоем. Эта большая работа тоже экспонировалась на областной выставке, а потом по просьбе Музея Я. М. Свердлова (ныне – Музей Екатеринбурга – ул. К. Либкнехта) была установлена в фойе перед входом в залы музея4848
  Николаева Н. Для Музея Свердлова // Веч. Свердловск.1980, 28 марта


[Закрыть]. Эту работу, побывав в музее, увидел Ельцин, она ему очень понравилась. «Если Егоров не против, – сказал он, – то хорошо бы повторить эту скульптуру в вестибюле Высшей партийной школы». Именно эта вторая отливка стоит сейчас в Белой Галерее Екатеринбурга (ул. 8 Марта, 66).

В 1979—1980 г. г. Егоровым в соавторстве с Сажиным была создана стела с барельефом Свердлова, до сих пор стоящая на улице Свердлова, неподалеку от вокзала. По тогдашней градостроительной концепции здесь нужен был барельеф, который служил бы зримым напоминанием о названии этой улицы и всего города. В нынешнее время стела – барельеф безмолвно стоит, растворясь в облике города.

В 1981—1982 г. г. Егоровым создан большой многофигурный горельеф-панно «Ревда вчера, сегодня, завтра» размером 3х15 м (гипс тон.) в интерьер ж.д. вокзала г. Ревды Свердловской области с мастеровыми и работными людьми, солдатами времен Петра и Татищева. А на выставку, посвященную 60-летию СССР скульптором был представлен «Портрет старого приятеля» (арх. Виталия Рабиновича, 1,25 натуры, гипс тон.).

Мемориальная доска Б. Г. Музрукову на Уралмаше

В 1983 г. была сделана и отлита в бронзе мемориальная доска Б. Г. Музрукову, директору Уралмашзавода в годы войны с погрудным барельефом, в генеральском кителе (1,3 натуры, 57х60 см), на стене дома ул. Красных партизан 1, где он жил. Также был создан и показан на выставке «50 лет Уралмашу» бюст Музрукова, взятый потом в музей УЗТМ. Наконец, в этом же году под руководством Егорова и при активном его участии коллективом свердловских скульпторов и архитекторов была создана Стелла славы Уралмаша на бульваре Культуры (12 м, бронза, гранит). Она не очень внятная получилась, поскольку была сделана по фактически авральному заказу, тоже к полувековому юбилею «завода заводов».

На БАМе в поселке Кувыкта Амурской области в 1984 г. была открыта в алюминии отлитая стелла «Свердловская область – БАМу» с двумя небольшими фигурами4949
  Кувыкта, стела // Веч. Свердловск. 1987, 9 дек.


[Закрыть]. Ельцину работы Егорова нравились, но с бамовской вещью вышло нехорошо. К Егорову областная власть обратилась сама: «Владимир Егорович, наша область много сил и средств вложила в постройку поселка Кувыкта по ветке БАМа, мы просим как -то увековечить это дело в скульптуре». Такая просьба означала, что все уже решено и надо бы на это откликнуться. В ответ на это появились два эскиза на северно-бамовскую тему с людьми и симпатичным оленем. На обсуждении Борис устроил настоящее представление для секретарей обкома и руководителей облисполкома. «Он даже спасибо мне не сказал, – вспоминал Владимир Егорович, – а повернувшись к своим вассалам грозно крякнул: нужен небольшой памятный знак, а не эта Третьяковка… лучше деньги на лишний детский садик сэкономить! Будто я против садика, а он с красным знаменем идет. Что за позерство? Уж надо было им между собой это решить. Таких штук мне встречать еще не приходилось. От внезапности и я не нашелся что ответить». В этом же 1984-м куда-то для области была сделана фигура «В. Ульянов – студент». Вполне обыкновенная для советского времени работа.

В мастерской

Работа над барельефом по истории города Ревда приближается к финалу

Ревда вчера, сегодня, завтра – барельеф в интерьере вокзала

Памятник уральским углежогам, эскиз

«Бунт уральских углежогов. Ревда, год 1841-й», монументальная восьмифигурная композиция в полный размер (высота 4 м), фрагмент в натур. величину

Владимир Егоров с отлитыми в металле барельефами стелы для БАМа

Стела в Кувыкте на БАМе

И закончен двухфигурный памятник «Солдат и Родина-мать», посвященный землякам, сражавшимся с врагом на фронтах Великой Отечественной войны, в г. Щучинск (курорт Боровое) Казахстана.

«Бунт уральских углежогов. Ревда. Год 1841-й» – памятник, созданный В. Е. Егоровым для города Ревда Свердловской области. Здесь рабочий народ поднялся на борьбу против ставших невыносимыми условий труда и жизни. И вот подоспевшие на место бунта солдаты получили приказ открыть огонь на поражение. В итоге одни были убиты на месте, другие угнаны на каторгу. Кто там следующий жизнью своей недоволен? Восемь полукругом расположенных трехметровых фигур, а с воздетыми вверх руками, баграми все четыре метра. Домотканые рубахи, лапти, нательный крест, топор, шаль. Егоров – мастер интересных складок, бытовых деталей, энергичных разворотов лиц и тел. Ради его большущего восьмифигурного, какого-то невероятного монумента ревдинские городские власти согласились даже восстановить полуутраченную городом улицу Возмутителей. Памятник отлит в гипсе и готов к изготовлению в твердом материале – пусть хоть в алюминии. Конечно хорошо бы в бронзе, да слишком много ее надо, а Ревда все ж – не Флоренция. И отлить, установить обязался (власти городские обязали) Ревдинский завод РОЦМ. Правда в обременение к этой поддержке надо сделать памятник в честь этого завода. Что ж, Егоров согласен, и вот появился созданный им макет двухфигурного памятника. Работу над памятником углежогам, почти законченную, пришлось внезапно отложить в сторону. Надвигалась юбилейная дата победы, и власти искали что бы этакое заказать нашей творческой интеллигенции, помасштабнее. В начале ноября в мастерскую Егорова почти вбежал взволнованный главный архитектор Свердловска Г. И. Белянкин. «Володя, – начал он, – только что на большом совещании у Ельцина я тебя сосватал делать очень крупный государственный заказ – памятник великому разведчику нашему и земляку, как ты знаешь, Николаю Кузнецову. Все будет, отливка в бронзе, отличное место на бульваре Культуры у нового Дворца Уралмаша. Вместе с постаментом можно метров двенадцать. Когда я тебя как автора назвал, Борис Николаевич сразу поддержал. А я архитектором у тебя буду. Только надо открыть скульптуру эту перед Днем Победы обязательно, и еще… только «немца» не делай!)» Егоров стал всячески отговариваться: «Геныч, я не могу. У меня, знаешь ведь, углежоги и много дел других». Но потом все же хитрый Белянкин потихоньку его уговорил. Второй раз они пришли в мастерскую с генеральным директором Уралмаша Е. А. Варначевым и его окружением. И Егоров взялся за работу. Каждый час был на счету, почти каждое мгновение. Как в песне из любимого фильма: «Свистят они, как пули у виска – мгновения, мгновения, мгновения!..» Даже в большущем 11-м экспериментальном цехе Уралмаша огромная, как Кинг Конг, под потолок фигура обретала под рукой и стекой постоянно перемещающегося по пяти этажам Егорова все более внятный вид. На верхних лесах посторонним страшно, но автору привычно5050
  Летов В. Скульптор приходит в цех // Известия. 1985, 15 марта


[Закрыть].

Вадим, сын, автор этих строк, окончив университет, был аспирантом, научной работы много, но отец сказал: «Вадик, ты должен стать для меня вместо Кузнецова, попозируй. Пропуск тебе выдадут. Ты мне очень нужен, эти полгода каждый день». Ну что тут скажешь, разве ж можно не помочь, хотя даже обедать было буквально некогда. Весь завод огромный тогда нас знал. Варначев с утра каждый день приходил потихоньку приглядывать как идет работа. Так шли эти месяцы, летели просто. Егорову не раз приходилось даже ночевать в цехе. Несколько сюрреалистично ощущать себя чуть ли не единственными на погрузившемся в ночь, огромном, как целый город, заводе. «Почти двенадцатиметровая высота монумента, – пишет Р. А. Шеин, – никак не позволяли Владимиру Егоровичу работать над ним в мастерской. Более полугода по двенадцать часов ежедневного непосильного напряжения безо всяких выходных прямо в одном из цехов Уралмаша принесли удачу полного воплощения замысла, но не прошли бесследно для здоровья. Не раз приходилось ночевать прямо в цехе, оставаясь одному в самом центре гигантского (в размер иного города!) завода. Подключенная для поливки моментально высыхающей огромной скульптуры вода, которую пил Егоров (чтобы не спускаться с многоэтажных лесов) оказалась технической, совершенно непригодной для питья»5151
  Шеин Р. А. Верность вере и красоте. С. 317


[Закрыть]. Но недомогать, болеть было попросту некогда. Эта махина глиняная пока, сохла, приходилось платить из своего кармана людям, нередко по двести рублей в день, чтоб обкладывали фигуру после поливки мокрыми тряпками, потом меняли их, как больному великану компрессы. За это время Егоров пропустил несколько партсобраний (вырваться и сидеть на них было совершенно некогда, о чем предупреждал товарищей и, кроме того – рассматривал свою работу как некое поручение ему от обкома к юбилею победы народа в войне) и не заплатил партвзносы (2 коп. за 5 мес. = 10 коп., о чем в Уставе партии нет ни слова), обещав как поступит оплата за работу заплатить положенные 3%, серьезные деньги). Одно собрание вообще перенесли, не поставив его в известность, он вырвался, приехал, а собрание прошло днем ранее. И как гром среди ясного неба грянуло известие, что его 29 марта… исключили из партии. А сколько им всего не сделано из-за исполнения в свое время десять лет чисто на общественных началах полномочий секретаря парторганизации. При нем такого беспредела и близко не было. Как потом выяснилось, такое решение продавили секретарь парторганизации Л. Кружалова и ее заместитель В. Кошелев. В постсоветское время в симпатиях к коммунистам никак не замечены. Егоров был потрясен, не спал ночами, написал горькое письмо, что вину свою признает только частично. Много сил, здоровья унесло у него это исключение.

В. Егоров на пятом этаже лесов работает над памятником

Памятник отлит в бронзе

Памятник разведчику Николаю Кузнецову, бульвар Культуры, Уралмаш

Вот он и ускорился, и перестроился, а что в итоге? Но он как мог сжал себя в кулак и завершил огромную работу. Отливали скульптуру в бронзе, в 34-м цехе, впервые Уралмаш занимался таким делом. Потом началась сборка, установка и автор, чем-то очень напоминающий тогда генконструктора (его все задействованные слушались чётко, генералом звали), командовал кранами, строительной техникой и всей этой большущей гулкой заварухой.

Егоров изобразил Николая Кузнецова идущим в свой бой, на разведзадание. Здесь, наряду с четкой моделировкой лица, рук, осанки, раскрытию образа помогают казалось бы едва заметные детали. Ворот его плаща полуприкрыл лицо, словно храня инкогнито героя, другой стороной этот ворот являет за спиной крыло. Плащ этот даже напоминает гамлетовский плащ: быть или не быть? И не только ему, разведчику и народному мстителю, но и всей его стране. Это смертный бой с врагом-изувером, как точно сказал А. Твардовский, «не ради славы – ради жизни на земле!» Над головой идущего в бой разведчика – героя Николая Кузнецова на бульваре Культуры Уралмаша трепещет знамя Победы, но ещё не до конца оформившееся, ещё как бы становящееся… знамя или факел. Пройдёт ещё немало времени прежде чем однофамилец автора с однополчанином водрузят Знамя над рейхстагом. Егоров -большой мастер разного рода складок одежды, знамен. И здесь это тоже проявилось весьма ярко. Памятник в двенадцать метров высотой открыли на площади имени 50-летия Уралмаша на пересечении бульвара Культуры и ул. Фестивальной5252
  В середине России. Альбом. Свердловск, 1988. С. 173; Войтенко А. А. Пьедесталы бессмертия. Екатеринбург, 2010. С. 49, 50


[Закрыть]. Вся площадь была залита народом, прозвучал салют, прошел военный парад. Ельцин порадовался открытию, но сам в нем не участвовал, прямо накануне получив назначение в Москву. Вскоре скульптура экспонировалась в цветных слайдах на зональной выставке в Свердловке и в Москве на всероссийской выставке объединения «Росмонументискусство». Вышла в свет книжечка: Владимир Егоров. Скульптура. Свердловск, 1985. Вместе с другими подобными о наших художниках она продавалась в Доме художника и новом здании Музея изобразительных искусств в Историческом сквере.

Осенью Егорова и трех московских скульпторов, а также архитектора Белянкина Постановлением ЦК партии утвердили авторами большого мемориального комплекса-ансамбля «Урал – кузница Победы в Великой Отечественной войне». Идея родилась еще при К. У. Черненко. Авторы встретились в Свердловске и договорились работать пока порознь, чтобы потом выбрать для общей работы чей-то лучший вариант. Тогда же решились определиться и с местом. Большинство склонялось к стрелке городского пруда перед зданием «Динамо», но свердловчанам Егорову и Белянкину было жаль, если обзор дома-корабля (памятник архитектуры конструктивизма) будет перекрыт огромным монументом. Решили вопрос с местом отложить. Егоровым было создано два эскизных варианта – с богатырем Уралом, кузнецами, снарядами и танками, с мечами, трансформирующимися во взлетающими в небо ракеты. «Впечатляет!» – говорили многие посетители мастерской (уже новой – на ул. Сони Морозовой). Но через неполный год интерес ЦК при М. С. Горбачеве стал сходить на нет и проект мемориала наверху решили отложить до лучших времен, которые для СССР так и не наступили.

В апреле 1986 г. в Свердловск приезжал наш многолетний глава МИДа, а теперь – Председатель Президиума Верховного Совета СССР А. А. Громыко с женой Лидией Дмитриевной. Им понравился памятник Н. И. Кузнецову и возложили к нему цветы. Точнее – цветы возложила супруга, а Громыко стоял рядом. В. Егоровым была создана и небольшая скульптура «Николай Кузнецов» (высота 1,2 м, гипс тон.) для выставки, но так тогда и не показанной, где герой в полный рост стоит с вальтером в руке на поверженном погнутом «железном кресте».

Рис. Урал куёт победу

Рис. Урал куёт победу, эскиз монумента

Наступала пора перестроечной толерантности и скульптуру выставком забраковал даже на областную выставку, потребовав железный крест из-под ног разведчика убрать, поскольку он «не чисто фашистский, а немецкий национальный». На это Егоров сказал: «При вашей власти и фильм „Александр Невский“ на экраны бы выпустили, там в атрибутике тевтонов тоже есть национальное. Это могло бы обидеть немцев».

Инициатива группы активистов из Свердловского Союза художников по исключению Егорова из партии провалилась, обком ее не утвердил, правда дипломатично не возражая против «строгача без вынесения». На этом «доброжелатели» не успокоились, остылая анонимки в инстанции и потом. Как-то секретарь обкома Владимир Андреевич Житенев позвал Егорова к себе. Два «Володьки» были в приятельских отношениях с конца пятидесятых. «Володьк, – рассмеялся Житенев, – смотри какой на тебя заказным письмом пришел толстый донос. Читать не даю, мы ж с тобой друг друга отлично знаем кто на что способен или не способен. Там… все бред от начала и до конца. Как они тебя ненавидят! Но пока я занимаю это место, эта писанина так и останется в моем ящике стола». Оба они были настоящими коммунистами. Не зашоренными, не чуждыми и критического мышления, а что называется по веленью сердца. Люто ненавидят псевдоверующие верующих истинно. Тут, как ни парадоксально, злоба часто перемешана с завистью. Подобным образом неспособные любить завидуют способным на это чувство. Когда весной 1987 г. в нашем Союзе художников появилось предложение о присвоении Егорову звания народного художника РСФСР, то его тайные и явные недруги стали под него, как выразилась одна узнавшая об этой ситуации старая художница, «землю рыть, чуть не до Америки». И тут они своего добились.

На 70-летие Октября Егоровым была сделана большая мемориальная доска начдиву гражданской войны В. М. Азину на улице его имени5353
  Легендарному начдиву // Веч. Свердловск. 1987, 7 нояб


[Закрыть]. Дивизия Азина летом 1919 года отбила Екатеринбург у белых. Друг Владимира Егоровича профессор Михаил Романович Скулкин привел в мастерскую своего коллегу доктора сельскохозяйственных наук Леонида Александровича Азина, отец которого был ординарцем начдива 28-й «железной» дивизии, а после гибели своего командира вместе с другими бойцами взял его фамилию. Открывая доску в гипсе скульптор предполагал, что в следующем 1988 г. она будет отлита в металле. Но наступали другие времена, плюсы менялись на минусы, красные герои разоблачались в периодике уже постоянно: что вовсе не герои они, а преступники. Не провисев и года мемориальная доска освободившему в девятнадцатом году от белых Екатеринбург начдиву Азину была в одну из ночей расколота неизвестыми вандалами. А правоохранители такое сделавших даже и искать не стали.

Два года до 1987 г. Егоров преподавал скульптуру на скульптурном отделении и руководил этим отделением в Свердловском художественном училище им. И. Д. Шадра. До этого студентов вел молодой в ту пору скульптор Г. А. Геворкян, но отношения его с администрацией училища что-то расстроились, и Геворкян ушел. Что делать? Быстро вспомнили, что на скульптуре учится дочь Егорова Лена. Долго уговаривать Владимира Егоровича не пришлось. Он не только сам взялся преподавать, но и сагитировал на это дело соседа по мастерским, скульптора А. Г. Антонова (как выяснилось, прежде уже здесь преподававшего у живописцев композицию). Ребята успешно продолжили учебу, окончили училище и вузы, стали художниками, скульпторами, педагогами (Юрий Иватько, Ярослав Кочутин, Наталья Шапиро, Юрий Гусев и др.). И в наши дни скульптурное отделение в училище весьма успешно действует.

Дом работников культуры (ранее, как уже говорилось – Дом литературы и искусства – ДЛИ) на Пушкина был одним из самых любимых мест Егорова в Свердловске. Он нежилой, но у него есть старожилы. И с этими старожилами Егоров общался десятилетиями. Колоритный человек здесь был Павел Иванович Роддэ. И меня, сына и автора этих строк Егоров познакомил здесь с крепким не по годам (под девяносто) широкоплечим человеком в сером костюме с наградной планкой. Павел Иванович – ровесник двадцатого века, родился в Гамбурге летом 1901 года. Отца его звали Иоганном, он и мать были немецкими цирковыми акробатами. В 1906 г. Павел вместе с родителями переехал в Санкт-Петербург и выступал в семейном акробатической номере не только в городах России, но и в Германии, Франции, Италии, Испании, Англии. После революции был спортивным инструктором, а с 1925 – конферансье Петроградского театра народной комедии. В 1950 г. Павел Роддэ стал конферансье концертного зала Свердловской филармонии. Он был близко знаком с Л. Утёсовым, И. Андронниковым, А. Вертинским и многими звездами нашей эстрады, мастерами разговорного жанра, актерами театра и кино разных лет. С пятидесятых годов Роддэ был непременным членом правления ДЛИ, одним из организаторов и вдохновителей открывшегося в Свердловске осенью восемьдесят восьмого Дома Актёра. Тогда же Егоров познакомил с Роддэ и автора этих строк. «Это помнит, пожалуй, только Роддэ», – не раз почтительно говорил Егоров о человеке, выходившем на арену и сцену с дореволюционных времен. Настоящим «старожилом» Дома работников культуры был и уральский поэт Венедикт Станцев. Фронтовик, многие годы военкор армейских газет, подполковник. Как и Егоров, он родился в Саратовской области, совсем рядышком – в Турковском районе. И на всю жизнь запомнил страшный голод в Поволжье тридцать третьего года. В своей балладе «Хлеб» он пронзительно написал как мальчишкой на базаре, почти умирая от голода, он откусил немного от буханки с прилавка и как его жестоко за это избили. Вожделенный вкус хлеба смешался во рту с вкусом крови. «Володь, – спрашивал Станцев Егорова, – ты помнишь эту жуть!» – «Помню, хоть и маленьким был!» – отвечал тот. Станцева сделали почетным гражданином поволжского г. Балашова. «Дорогой Володя, – говорил он, – в Свердловске после твоей смерти должна быть улица твоего имени. Но, к сожалению, этого не будет. Почему? Да потому, что в городе уже есть улица Егорова – имени рабочего, погибшего за революцию. А двух одинаковых улиц в одном городе не бывает. Даже улиц Ленина!» – «А мне и не надо, – говорил Егоров, – да и не помню я ни одной улицы имени какого-либо скульптора. Если что – потом, назовут улочку в Гривках или около!» Два уроженца Поволжья, ставшие такими уральцами, что из уральской художественной жизни их имена уже не вырвать. Как там у Станцева: «Ходит Солнце по орбите вечной миллионы лет без перемен. Но уральцы знают – каждый вечер Солнце опускается в мартен.!»5454
  Станцев В. Залп: Стихи. Свердловск, 1972


[Закрыть].

Во второй половине восьмидесятых В. Егоров делал много всего, но при этом занялся и живописью, ездил на этюды. В это время им были написаны картины «Осень» и «Майский снег» (к., м., 70х48 см), показанные в 1987 г. на Традиционной осенней выставке в Доме художника5555
  Курицын В. Спокойной осени отрада // Веч. Свердловск. 1987. №268, 21 нояб.


[Закрыть] и на Выставке педагогов-художников. Потом появились новые живописные работы «Осенний лес», «Закат», «Вечерняя мелодия», акварели «Долина Сванской Ингури», «В Тетнульди» и другие. «Скучаю по цвету», – признался на сей счёт Владимир Егорович.

Античными реминисценциями явились тогда две скульптуры Егорова: «Амазонки», где уже опытная девушка-воин учит юную подругу стрелять на скаку и «Весенние грезы», запечатлевшая Леду, летящую на лебеде. Из скульптур, посвященных современности, была сделана станковая композиция «Укротители огня», в которой пожарный спасает из огня и дыма мать и дитя.

Одна за другой две скульптуры «Есенин» (1,2 м) были созданы Егоровым: в первой («Пой песню, поэт!..») поэт предстает лирическим, чуть былинным этаким пастушком-Лелем у плетня, а во второй – тоже у плетня, но в костюме, шарфе и с полевым цветком в руке5656
  Гривский В. Зримый образ поэта // Веч. Свердловск. 1990, №231, 8 октября


[Закрыть]. Вторая скульптура была показана на выставке. Перед выставкой в мастерской скульптора Есенина увидел тогдашний председатель горсовета П. М. Шаманов. «Владимир Егорович, – сказал он чуть позже, – а мы на горисполкоме под вашу скульптуру улицу новую в городе назвали. Точнее – бульвар. Бульвар Есенина! Как вам?» – «Павел Михайлович, – сказал Егоров, – я хотел, чтобы это была чисто выставочная работа. Но уж очень возражать вашему почину, наверно, не буду. Я миру – не супротивник». Он стал дедом, в семье сына родилась дочка Лиза. Его дочь Лена вышла замуж за молодого художника.

Удивили зрителей в мастерской Егорова, на выставке и новаторские, иногда – полуабстрактные – скульптуры – «Экологическое сознание», «Гусар», «Красотка», «Бессонница века» и другие. Путь скульптора – это ведь путь не только закрепления уже обретенного, но и новых исканий. Мук творчества. В «Экологическом сознании» мы видим лицо-нелицо с бесстрастным в никуда взором, будто это то ли пробившийся сквозь почти тысячелетие Нестор-летописец, то ли… атомная бомба. Это, пожалуй, призыв к стране и мире одуматься, начать беречь природу, экологическую среду, иначе конец человечества, его истории совсем не за горами. Второе название этой скульптуры – «Лунная грусть». А вот гусар, под которым пулей сразило коня, и тот вихреподобно, штопором завертелся вместе с замахнувшимся клинком всадником (гипс тон., 75 х60 х55 см). А вот железная птичка-робот клюет усталого века-верблюда острым клювиком в вытаращенный бессонный глаз. В нынешней техногенной цивилизации нет никому покоя. И не предвидится.

Сентябрь 1988-го стал началом новой огромной работы В. Е. Егорова «Уралмаш – история и современность» в интерьер станции «Уралмаш» строившегося Свердловского метрополитена.

Пой песню, поэт!..

Портрет старого приятеля

Гусар

Бессонница века

Экологическое сознание (Лунная грусть)

Это диптих-панно, две, можно сказать, многофигурные скульптурные картины с горельефами и барельефами людей (более сорока фигур), строений, орудий труда и приборов и т. д.

Первая часть «Рождение завода», посвящена строительству и началу работы людей и машин гиганта индустрии, а вторая «Уралмаш военного времени и наших дней» – посвящена трудовому подвигу уралмашевцев в тылу, приближению Победы над врагом и энергичной работе в последующие почти полвека.

И опять уже в новой просторной мастерской Егорова это произведение не умещалось. Ему город выделил рядом с мастерской бывший спортивный зал техникума. Дети скульптора ему помогали вовсю – дочь Елена, уже окончившая скульптурное отделение художественного училища имени И. Д. Шадра и продолжившая учебу на отделении искусствоведения в Уральском университете, позировала отцу девушек и женщин и сама работала немного как художник, скульптор, и сын Вадим, преподаватель вуза, кандидат философских наук, тоже позировал, а также консультировал и реквизит эпохи как историк культуры находить помогал. Не раз просился попозировать старый приятель Егорова фронтовик, генерал-лейтенант И. Р. Подобед (у танка), но скульптор что-то его не взял.

Как-то с этим генералом, бывшим замкомандующего Уральским военным округом, который раньше в своей богатой биографии пережил немало, при авторе этих строк состоялся небольшой спор. Подобед в разговоре ностальгически проронил: «Эх, Владимир Егорович, скинуть бы нам годков по тридцать!» – «Зачем?» – почему-то удивившись, придирчиво спросил Егоров. – «Так еще б пожили», – чуть смутился генерал. – «И я бы хотел пожить подольше, но и прожитое удалять жалко. Не хочу, точно знаю. Да и ты, Иван Романович, если б возможность такого чуда представилась, решил бы как и я. Мы жили трудно, но сколько там и счастливых моментов было!» Нечто подобное мне уже довелось слышать от отца, когда в моем детстве мы с ним посмотрели детский диафильм-фэнтэзи по рассказу А. Гайдара «Горячий камень».