Текст книги "Семь звезд Гражуля Колы. Приключенческое фэнтези"

Глава 7

Чувство, щемящее и непривычно волнующееся в груди, стало плоским и зыбким в мозгу, потеряло все очертания, подернулось серым. И эта серая пелена крепла, становилась плотнее, густела, съедала, как весенний туман последний снег, старые образы и воспоминания, воплощалась мелкими холодными каплями пота, и капли эти проникают прямо внутрь, оседают, вяжут губы знакомо, словно горечь болотных трав Кройдана.

– Аллахора?

Едва слышно произношу я, и глаза навки сверкают в ответ безграничной синей радостью. Я поднимаюсь с кресла, достаю из кармана тоненькую пачку купюр, отсчитываю несколько, немногим больше стоимости коктейлей, показываю официантке, что положил деньги на стол и протягиваю руку навке.

– Идем.

Звук моего голоса лишен не только интонаций, он просто лишен самого смысла звука, словно я еще не осознал, что получил мой разум – нокдаун или нокаут.

«Аллахора? Как же это возможно? Кто же из вас настоящая?»: – думаю я, когда навка без промедления вкладывает мне в ладонь свои пальчики.

Мы выходим из кафе, медленно спускаемся с галереи вниз, занимая всю середину лестницы, вынуждая встречных прохожих обходить нас. На последней ступеньке я достаю мобильник и включаю его. Телефон загружает с сервера десятки сообщений о пропущенных звонках, и ни одного от Алеси. Одним движением включаю звонок на любимый номер, череда гудков и голос оператора «абонент находится вне зоны действия…». Не дождавшись окончания фразы, обрываю соединение. Вне зоны действия сети? Весь Минск – сплошная зона сетей. Значит, выключила телефон.

Резкий порыв ветра бросает жар от нагретой брусчатки в лицо. Смотрю на бледное небо – будет гроза, точно будет. Я бесцельно бреду куда-то в сторону Романовской Слободы, пытаясь определиться со своим скудоумием. Навка идет рядом, ничего не спрашивая, и между нами безмолвие приговоренных к ответу.

Легкое касание локтя. Я не сразу сообразил, что навка взяла меня за руку, требуя внимания. Странно. Опять Немига. Мы сделали круг через Короля.

– Мы здесь третий раз, – навка смущенно смотрит на меня, – и уже далеко за полдень.

– Извини.

Я возвращаюсь в реальность, понимая, что все решил для себя в эти часы бесцельного блуждания.

– Может нам следует все-таки продолжить разговор?

– Без сомнения. Я назвал твое имя. Могу ли я теперь называть его, обращаясь к тебе, или оно произносится только один раз?

– Я сделала выбор, и тайны больше нет. И я бы очень хотела всегда слышать его от тебя.

– Почему оно одинаковое для тебя и Рыжей?

– Не знаю и знать не хочу, – хмуро отвечает навка и заглядывает мне в глаза, – Пусть тебе ответит Мать Навье. Зачем нам гадать? Согласен? А хочешь, погадаем на «двойняшках» о моем выборе?

– Если ты желаешь, – я пожимаю плечами, вспоминая детскую игру.

Навка подводит меня к витрине магазинчика «Белпочта», разглядывает разнообразные мелкие фенечки и прибамбасы за стеклом, и спрашивает, указывая на упаковку с игральными кубиками

– «Двойняшки», Эллекс? Ты не забыл эту игру? Тогда купи эти кости.

Я протягиваю купюру в окошко киоскеру и получаю целлофановый пакетик с двумя кубиками для игры в нарды или что-то подобное им. Разрываю упаковку и, удерживая один кубик снаружи пальцами, вытряхиваю второй на ладонь навки.

– Запоминай, – говорит она, – единичка – правильное, два – ошибка. Три – риск, четыре – надежда. Пять – новое, шесть – плохое.

Я с сомнением кручу свой кубик. «Положиться на никчемные предсказания в таком сложном вопросе?»: – вопрошаю я свой разум, но сжимаю кулак и трясу кубик, Аллахора повторяет мои движения.

– Раз, два, три, – я разжимаю кулак, – пятерка.

На ладошке у навки на верхней грани кубика цифра один. Еще раз, и еще, и еще, и еще. У меня выпадает все, что угодно, кроме цифр два и шесть, а навка со своей неизменной единичкой, словно кубик постоянно показывает мне язык. Аллахора хохочет. Продавщица пытается высунуть голову наружу, чуть не выдавливая стекло вокруг своей амбразуры: так ей интересно, во что мы играем. Я делаю злое лицо, хмурюсь, смотрю на кубик и выбрасываю его в урну, тут же у навки пропадает улыбка, и она медленно опускает руку, роняя свою «двойняшку». Тогда я хватаю ее и кружу, приподняв в воздух. Через несколько оборотов останавливаюсь и, не опуская навку на землю.

– Так это ты – новое и правильное?

Легонько касаюсь ее губ своими, но навка не отвечает на поцелуй, а внимательно смотрит мне в глаза:

– Если ты сделаешь второй шаг, то да.

Я немного ослабляю объятия, и Аллахора снова стоит на брусчатке, забросив мне руки на плечи, требуя ответа глазами. И я спрашиваю:

– Ты сможешь пережить отсутствие рядом с собой Немиги?

– Конечно, – навка немного удивлена, – Мне не так уж часто требуется эмоциональная подпитка Кройдана.

– Тогда решим все наши проблемы раз и навсегда, – я подхожу к краю дороги и поднимаю руку, останавливая такси.

Я открываю дверь и сразу понимаю, что квартира пуста. В комнатах темное влажное пекло. Сквозь открытое окно ветер терзает шторы и уже явственно слышно, как совсем рядом рычит, пробуя силы, приближающаяся гроза.

Навка входит следом и с интересом рассматривает мое жилище, а я первым делом прохожу в спальню и, вытащив из шкафа свитера, смотрю на пустую коробку, в которой мы с Алесей хранили карты, дневники и будущие проекты наших опасных путешествий в Пограничье.

– Она ушла, – утвердительно произносит за моей спиной Аллахора.

– Устроим засаду? Так, на всякий случай? – говорю просто, чтобы что-то сказать.

– Она не вернется. Отражению нет смысла подвергать свою жизнь опасности.

– Тогда мы с тобой закажем ужин из ресторана, устроим праздник на двоих, и подумаем, что делать дальше. Располагайся, – я предлагаю навке на выбор любую комнату, – Одна тебе, одна мне. Или обе нам.

– Обе, конечно, обе.

Аллахора очень довольна моим предложением, а я прохожу в ванную и включаю душ, сдирая с себя одежду.

– Осмотрись пока, тебе же в новинку мой дом, а я через пять минут буду.

Навка входит следом и несколькими быстрыми движениями высвобождается из своих немногочисленных предметов экипировки.

– Потом вместе и посмотрим.

«И эта предпочитает обходиться без белья. Нет, не эта, а моя навка!»: – весело думаю я. Краткий миг удовольствия для глаз от ее великолепного обнаженного тела и она бесцеремонно становится рядом со мной под струи воды. Вчерашняя лунная ночь возвращается с удвоенной силой, захлестывая разум животными инстинктами, а затем, заливая все вокруг водой, оскользаясь мокрыми ступнями, едва не выбив плечом дверь в спальню, я, наконец-то, приношу Аллахору на постель.

Мы пропустили все: ярость грозы, последние порывы ветра, очищающие небо от разорванных в клочья туч, первые робкие звезды на темном небе. Тишина и Аллахора прижимается ко мне так, что я могу пересчитать телом каждое ее ребро. Кажется, еще немного и начнется позвоночник.

– Устала, милая? – ласково глажу ее спину, плечи, волосы.

– Нет, что ты.

Аллахора находит губами мое ухо и жарко шепчет, только придыхание после каждого слова, выдает ее, затем отстраняется, садится на постели, обхватывает колени руками, некоторое время смотрит на меня блестящими, мне кажется, счастливыми глазами и спрашивает:

– Камни, меняющие облик, или отражения, ты нашел их пять. Знаешь ли, что происходит с волком, нашедшим седьмой?

– Нет.

– Ему дается возможность увидеть и ощутить внутри себя Звездный Гвоздь.

– Это правильный путь?

– Конечно. И в чистом небе и при ясном солнце, и среди ярких звезд и в свете серебряного месяца вечно поворачивается Дышло Гражуля Колы вокруг Звездного Гвоздя, и так же вечны символы наших предков.

– Тогда почему это грозит мне смертью?

– С Отражением он стал бы для тебя жертвенным алтарем.

– Последняя смерть?

– Ты даже не представляешь, что бывают вещи хуже смерти, а для Рыжей – это лишь первая жизнь.

– Зачем ведьме все семь отраженных звезд и волк в качестве жертвы?

– Это знает только Мать, поэтому расскажу, что известно об Отражении именно мне.

Аллахора придвигается ближе, берет мою руку и прикладывает к своей левой груди.

– Вот. Дети Кройдана не могут быть отражениями, – она вздрагивает и запинается, потому что я попытался погладить нежную кожу.

– Прекрати, – навка переводит дыхание, – иначе я не смогу думать, не то, что говорить.

– Это очень трудно.

– Подожди немного. Чувствуешь?

Она уже двумя руками пристраивает мою ладонь на груди. Ничего. Но нет, что-то все-таки есть. Мои пальцы ощущают под бархатистой кожей три, почти неосязаемых, даже не маленьких, а мельчайших твердых образования. Одно прямо над соском и два справа. Если бы мне не указали этого явно, то я никогда бы и не узнал о них при любой пальпации.

– Да, чувствую что-то, в трех местах, – отвечаю я.

– Сейчас ты.

Девушка пальцами моей левой руки выстраивает уже на моей правой стороне груди замысловатую фигуру, надавливает пару раз, исправляет положение пальцев, снова вздыхает и стряхивает мою вторую руку со своего тела.

– Ты несносен, – возмущается с улыбкой.

– Стой!

Я почти кричу, пугаясь собственных ощущений под кожей, и мы замираем. Каждым пальцем я осязаю такие же странные уплотнения внутри, как и у навки. Только у меня их пять. Мысленно добавляю к своей подкожной картинке три точки Аллахоры. Просветление разума телом, и прямо в мозгу я вижу сформировавшийся семизвездочный ковш Гражуля Колы, а над ним Звездный Гвоздь – Полярная в этом времени.

– Знаешь, – навка отворачивается и смотрит в окно, – еще до совершеннолетия, когда я была совсем юна и самонадеянна, когда Кройдан еще не передал мне свои знания и не наделил силой, тогда я и отправилась через Пограничье по следам камней, меняющих облик. Я бродила по берегам Волмы, производя не больше шума, чем дыхание луны, смотрела разумом на тропинки, по которым ступала, настраивая себя в унисон с почвой под опавшими листьями, вслушивалась в корни каждой сухой былинки. В конце концов, отголоски прошлого указали мне место. Звездный Гвоздь – венец всего сущего, символ Навье, Невра, олицетворение Кройдана. Именно там я узнала, что выберу волка с пятью звездами. Я думала, что неправильно истолковала символы, но оказалось, что такой волк действительно есть, а когда я еще и увидела тебя, то решила или умереть или быть с тобой. Теперь ты понимаешь, что нам было предопределено встретиться?

– Очень рад этому, – я полон уверенности и искренности.

– Сейчас ты должен мне ответить, – Аллахора вздыхает, – сделаешь ли ты второй шаг и…

Скрежет ключа во входной двери обрывает тихий голосок навки и мы оба вздрагиваем.

– Вот и попалась птичка.

Выпрыгиваю из-под простыни со скоростью звука и вприпрыжку, лихорадочно натягивая штаны, бросаюсь из комнаты. В прихожей включается свет, и я в недоумении натыкаюсь на колючий взгляд Леры. Витень, закрывая дверь, смущенно улыбается, мол, извини, что разбудили.

Лера с порога пытается взять быка за рога и показать, что она старше меня и как бы материнские обязанности ее право:

– Вы что творите, а? Телефоны отключены. Домашние. Мобильники. Твой, Алеси. С ума меня свести решили?

– Я свои отключил. А вот почему отключилась она мне неизвестно.

– Алеся спит?

– Не знаю я, где Алеся. Честное слово не знаю, – я развожу руками, – Сам бы желал получить любые сведения о ее местонахождении, – уточняю я.

– Это чье?

Лера рассматривает обувь навки и, судя по тому, как сжались ее кулачки, она не помнит таких кроссовок у Алеси, и решительно вздергивает подбородок, сверля меня взглядом.

– Ее, – киваю я на дверь в комнату.

– Отвечай прямо, не юли, – змеей шипит мне в лицо Лера. – Где Алеся? Ты что, потерял разум и обменял ее на эту? – она кивает в сторону спальни. – Или ты…

– Или он что?

Аллахора стоит в проеме открытой двери в моей спортивной куртке, застегнутой на честном слове, и часть полы, прикрывающая ее ниже пояса, размером не больше ладошки. Только полный идиот смог бы трактовать ее присутствие, как «соседка пришла одолжить соли». Витень издает какой-то странный звук, больше похожий на кваканье, чем на восклицание. Лера умолкает и опускает руку, занесенную над моей головой для затрещины, с ненавистью рассматривая навку.

– Или он что?

Навка повторяет вопрос своим мелодичным голоском, и моя сестричка прямо задыхается от бешенства.

– И прекрати так пялиться на меня. Я здесь по праву, – ухмыляется моя новая подруга.

Лера судорожно сглатывает, упирает руки в бока и ее голос полон ярости:

– И что же, братец, ты за нее отдал? Мешок зерна из амбара, где она валялась рядом с дохлыми крысами? А?

Я раздосадован и молчу, теребя шнурок штанов на поясе, а Аллахора внимательно, с презрением, рассматривает Леру несколько секунд и вдруг начинает смеяться.

– Эллекс, это не твоя сестра. Мать не шутила, я теперь тоже знаю, не биологически, но генетически точно.

Смех волнами сотрясает тело навки и через корчащуюся изнутри от истеричных всхлипов застежку куртки почти выпрыгивает ее грудь.

– Так, значит, ты здесь по праву? – гневно кричит в ответ Лера. – Меня не интересует, по какому. Не думаю, что мы даже дойдем до обсуждения этого. У меня есть четыре варианта ответа на загадку «кто ты такая?» и все они звучат одинаково – убирайся вон!

– Спасибо на добром слове, но я сама решу, как мне поступить.

Аллахора перестала смеяться, гордо складывает руки на груди и, насладившись произведенным впечатлением, отворачивается, спокойно уходит в комнату, такая же не одетая сзади, как и спереди, предоставив объясняться мне. Лера ринулась было за ней, но я хватаю ее за руку и крепко прижимаю к себе.

– Лерочка, сестричка, успокойся, – уговариваю ласково, – не торопись с выводами, выслушай.

– Кто эта дрянь?

Лере очень хочет ухватить меня за грудки, но в отсутствии верхней одежды вцепиться в кожу не решается и хватается за штаны сбоку. Лицо сестры, решительно задранное вверх, сплошь покрыто багровыми пятнами от злости.

– Она навка. Аллахора, – и уверенно добавляю. – Моя Аллахора.

Лера выпускает из рук мои штаны.

– Навка?

На лице сестры красные пятна уступают место смертельной бледности, и у нее мелко-мелко вздрагивает подбородок.

– Аллахора?

Витень выпучил глаза, попытался вдохнуть, надул щеки, будто кузнечные мехи, но захлопнул рот от удивления и закашлялся, как курильщик, глотнувший свежего дыма после недели воздержания.

Некоторое время мы все стоим неподвижно, и Лера обнимает меня, как маленькая девочка. Затем спрашивает:

– Почему?

Знакомый вопрос, на который я уже знаю ответ.

– Понимаешь, я просто должен так поступить. В свое время я выбрал не ту Аллахору.

– Не ту? Она же убьет тебя!

Лера испуганно смотрит на меня, а Витень что-то хрюкает, так и не справившись с кашлем.

– Да это вообще не твое дело! Нечего рисковать жизнью в дурацкой игре в загадки с отражениями из-за какой-то легенды, абсолютно бесполезной, поскольку ее давно и надежно спрятали от всех и благополучно забыли. Да ты о нас-то думал?

Я даже не смотрю на Леру и поворачиваюсь идти в комнату.

– Изволь, наконец, ответить на мой вопрос! – почти кричит мне в спину сестра и затем восклицает, – Что у тебя со спиной?

– Знаки, – ворчу я, – Заходите сюда.

Аллахора уже переоделась в свои вещи и сидит на тахте, поджав под себя по-восточному ноги. Лицо навки выглядит спокойным, и она смотрит на вошедших гостей в комнату так, словно ничего не случилось. Лера и Витень усаживаются в кресла, с опаской посматривая на навку.

Сестра обращается не ко мне, к Аллахоре, называя ее на Вы:

– Вы нам что-нибудь из происходящего объяснить не могли бы?

Навка улыбается, встает, насмешливо разглядывает мою сестру, делает какой-то жест, вроде бы не обидный на мой взгляд, и уходит из комнаты, оставив Леру в полном изумлении хлопать ресницами.

– Нет.

Я проскакиваю через комнату следом за навкой в прихожую, где она уже открывает дверь, обнимаю ее за плечи, и она, обернувшись, втыкается лбом мне в ключицу.

– Аллахора, милая.

Навка судорожно всхлипывает, не поднимая головы, и я чувствую на коже ее горячие слезы, когда она с тоской произносит:

– Мне стало очень неуютно в городе. Извини. Нас прервали. Сделаешь ли ты второй шаг?

– Обещаю, – я пытаюсь приподнять ее лицо.

– Я верю. Только отпусти меня сейчас. Это же ненадолго, да?

Ей удается повернуться ко мне спиной и взяться за ручку двери.

– Я приду уже завтра.

– Запомни, ты обещал, завтра, – тихо-тихо произносит Алллахора, и я позволяю ей открыть дверь.

«Куда же я приду завтра? Может, стоило хотя бы уточнить место рандеву? Второй шаг? – слишком поздно спохватываюсь я».

Возвращаюсь в комнату. Обескураженная Лера пробует мне улыбнуться, а Витень что-то высматривает через перила лоджии.

– Она вышла из подъезда, свернула к парку, но я почему-то так и не понял, куда она пошла, или не заметил, – удивлению Витеня нет предела.

– В Навье, куда же еще, – злюсь я. – Это мне нужен, как минимум, старый лес и болото для встречи с Кройданом. А у нее весь Минск Навье.

Лера вопросительно смотрит на меня.

– Хорошо, но учтите, история совсем-совсем не короткая. Выключите лампу, – я устраиваюсь на тахте, подложив под голову руки, сосредоточившись в полной темноте.

– В те, скрытые от нас, древние времена, – я не рассказываю – я читаю прямо у себя в мозгу старое предание, – когда во Вселенную был навечно вбит Звездный Гвоздь, как основа всему сущему, то привязали боги к нему дышло своей колесницы и сотворили свой первый мир из бесчисленного множества будущих. И отразились семь звезд новорожденного мира на Земле, и пришли боги на Землю и дали новому дому имя Кройдан. Но дети их не смогли стать богами так далеко от семи звезд. Тогда и поделили сыновья и дочери богов Кройдан на Невр и Навье…

– И пришли они со звезд Гражуля Колы и предложили богам чужеземным, и идолам, и поклоняющимся им семь чаш, наполненных гневом семи звезд, – громкий шепот Леры вторит моим словам, – а когда те отказались пригубить из них, то низвергли они несогласных из домов их, и из храмов, и из городов, которые соорудили до них, в огненные волны реки Сафать, что протянулась далеко за пределы известных даже им миров. И в честь победы великой был воздвигнут Звездный Шпиль, подпирающий галереей Бенетнаша небеса этой планеты.

Лера включает светильник и с улыбкой смотрит на меня:

– Так и было брат. Я знаю.

Глава 8

Пограничный слой Кройдана делает вид, что спит. Я сижу перед догорающим костром, подбрасывая за рукоять, прекрасно сбалансированную «зыгмунтовку», завороженный кровавыми сполохами отраженного пламени на клинке. Я кого-то опередил. Рыжую? Не знаю, поэтому считаю, что ее. Не найдя в пятой могиле камня, я не стал поверять четвертую и третью, а сразу бросился раскапывать заново вторую. «Зыгмунтовка», «убийца мертвых», спокойно дожидалась меня, цел был и камень. С нашего последнего визита к отражению Мицара никто не тревожил мертвых навьев.

Мои вялотекущие мысли внезапно прерывает оглушительный вопль на болоте и, вибрируя в воздухе, затихает где-то в Пограничье. Вопль, полный такого леденящего ужаса, что он, кажется, даже пугает костер. «Кто же так орет, черти его дери?»: – думаю я. Лес постепенно перестает дрожать после жуткого крика. И во вновь наступившем молчании, повисшем над деревьями, явственно слышен звук, весьма похожий на тот, что издает топор, разрубая гнилое дерево. Свет луны застилает мир мутной серебристой дымкой, деревья и кусты проступают кусками, чередуясь с обрывками мрачных теней. И лист не шевельнется от порыва ветра. Черная тишина, выструганная из безмолвия, окружает меня.

Дубы на окраине болота тоже неподвижны. Я встаю, подхожу к ним, и прикасаюсь рукой к могучему ближайшему стволу, мысленно проникая в теплоту бугристой коры, вслушиваясь в древний, тяжелый сон, прежде чем двинуться в Кройдан. Никого и ничего не видело дерево. Внимая голосу леса, сгребая в груду все оттенки его безмолвного шепота, определяя и отбрасывая каждый из них, я, как ни стараюсь, не слышу ничего похожего на чье-то присутствие. Звук повторяется вновь. Раз, второй, третий. Ближе. Словно шаги. И между дальними деревьями появляется огромная фигура. Что-то чудовищно косматое и настолько же оборванное, в странной одежде, выходит из тени деревьев, мгновенно уменьшаясь в размерах, становится не выше разлапистого папоротника, останавливается, не приближаясь. Старуха Лихоманка, дух смертельных болезней, нежить. Вот она-то точно не живущая, другого названия и не подобрать.

Я поднимаю руку, называя нежить навьим именем, вспоминая, что человеческое прозвище ей совсем не по нутру:

– Доброй охоты, Шуня.

– И твой путь пусть всегда будет коротким, – отвечает мне Лихоманка, – Заждались тебя в Кройдане.

– Навьям не долго ждать. Сегодня я скажу нужные слова, как только войду в Пограничье и доберусь до Жала. Присаживайся к огню Хондя, у меня еще есть время.

Усмехаюсь, вежливо приглашая нежить к костру, в этот раз, используя имя, употребляемое для нее в Невре.

– Зачем тебе Жало Кройдана, волк?

Лихоманка игнорирует мое приглашение, оставаясь на месте. Только чуть подалась вперед, словно ее очень интересует мой ответ. Можно подумать никогда не слышала, для чего туда идут волки?

– Да так, – снова усмехаюсь я, – считаю, что пришло время заявить свои права на навку.

– Так она же сама выбрала тебя, и ты назвал ее имя!

Лихоманка умолкает и задумывается. Судя по голосу, она, действительно, удивлена.

– Все в Кройдане знают об этом и ведь… Странно.

– Что же вызывает твое недоумение, Хондя? Мое решение встать на Путь?

Лихоманка делает шаг вперед, снова останавливается и произносит:

– Именно. И мне не нравится твое оружие, волк.

– Не беспокойся.

Я поднимаю клинок, кровожадно вспыхнувший в ярких бликах от костра, и отбрасываю его на рюкзак. Нежить сразу подходит ближе. Теперь она ростом со стеблями травы у моих ног. Некоторое время раздумывает. Присаживается рядом с костром на обломок ветки. Я составляю ей компанию, развалившись рядом с огнем.

– Мне запрещено находиться в Невре, – начинает она, – В случае моего появления там, волки пригрозили сжечь пыль с моей одежды в скорлупе яйца цмока-удильщика. Догадываешься, чем мне это грозит?

Я киваю в ответ, и Лихоманка продолжает:

– Когда-то давно я сделала ошибку. Возможно, принятое там решение справедливо, а возможно и нет. Трактовать можно двояко. Я бы хотела заключить с тобой договор. В обмен на твою просьбу для пересмотра приговора в Невре я скажу, почему тебе нет необходимости проходить Путь.

– Так ведь закон для всех один, и я не тот, кто будет его нарушать, – хмыкаю я. – Так что для договора нет оснований. Тем более что у меня нет законного права требовать что-то от Невра.

– Не требовать, волк, только предложить, всего лишь предложить пересмотреть приговор. Хотя, если захочешь, то и заставишь, – Лихоманка так же хмыкает в ответ.

– Да неужели? – меня разбирает смех.

– Тогда ты ничего не потеряешь от заключения договора. Не так ли?

Снова улыбаюсь и прикидываю варианты, весьма быстро прикидываю и соглашаюсь:

– Да будет так.

– Да будет так, – эхом отзывается Хондя.

– Говори, – я весь внимание, – почему мне не следует становиться на Путь?

– Тебя выбрала навка.

– Это не ответ.

– Конечно, нет.

– Тогда договора тоже нет.

– Договор есть, – Лихоманка осторожно подбирает слова, – ты и сейчас не понимаешь значения выбора. Выбор навки, не означает того, что она дает волку понять, кого именно ему следует требовать после прохождения Пути. Ответ в том, почему, и какая навка выбрала тебя.

– Не особо-то ты стараешься выполнить договор, Хондя. Нет в твоих словах ясности.

Лихоманка торопливо продолжает:

– Волк, прошедший Путь, выбирает себе подругу в Навье. Из всех свободных. Любую. И, несомненно, любая будет счастлива и без раздумий примет предложение. Но только одного выбора не может сделать волк. Никогда.

– Выбрать Мать Навье?

– Не ерничай, волк. Иначе я разочаруюсь в твоем разуме и пожалею, что предложила тебе договор.

– Не злись, покровительница недугов, я не подумал, отвечая, – смиренно говорю я, пряча улыбку. – Продолжай.

– Ты войдешь в Пограничье, достигнешь Жала, и произнесешь положенную ритуальную фразу, чтобы все навьи узнали, что пора начинать дикую охоту?

– Точно, так я и сделаю, потому что даже дикая охота не отобьет у меня желания войти в Навье и взять свой выбор за руку.

– Но ведь она уже выбрала тебя.

– Она поставила на кон свою жизнь в надежде, что я не откажусь назвать ее имя. Точно так же я предложу навьям попытаться забрать мою жизнь, если они, конечно, удачливы в охоте, чтобы никто и никогда даже и помыслить не смог, что я не сделал второй шаг и не заслужил ее в награду.

– Второй шаг? Ты сумасшедший, волк. Ты и не пытаешься вспомнить строки закона. Это она выбрала тебя и только ей позволяет закон осуществить это право. Вспоминай, волк, только ей. Но не тебе. Никогда. Ты будешь обязан выбрать другую навку, если станешь на Путь и преодолеешь Пограничье и дикую охоту. Потому что по закону ты не можешь сам выбрать Принцессу Навье.

Услышав такое откровение стоя, я бы упал. Если бы не лежал, точно упал бы и, скорее всего, прямо в угли.

– Аллахора Принцесса Навье?

– Аллахора, – повторяет нежить следом за мной. – Красивое имя у Надежды Кройдана.

И Шуня-Хондя-Лихоманка вцепляется себе в волосы:

– Второй шаг в твоем понимании – это Путь волка? О Гражуля Колы, как же я продешевила с Договором.

Покровительница недугов, наконец-то, перестает стенать и выдергивать у себя клочья волос. Я напряженно смотрю на нее – говори же скорее. Вместо этого Лихоманка берет обломок ветки и начинает чертить в золе у костра странные символы. Закончив рисунок, что-то шепчет, и изображение становится объемным, вспыхивает собственным светом, но не все – два последних символа так и остаются черточками в пепле.

– Видишь, – Шуня огорчена, – я не могу даже правильно указать название первого отражения, а твоя рыжая ведьма сделала это без ошибки пять раз подряд на пяти отражениях.

– Что означают эти знаки не вместе, по отдельности? – я указываю на мерцающий рисунок.

– Не знаю, – понуро отвечает Лихоманка, – никому и в голову раньше не приходило помнить это.

– А Рыжая знает?

– Она же сама Отражение.

– Аллахоры?

– Откуда мне знать? – повторяет Хондя и лишь кривится лицом над лохмотьями.

В спокойном сиянии луны, в бликах костра, кажется, будто символы светятся изнутри, глубоким, завораживающим светом. То, что это настоящие древние знаки, очевидно. Они мне удивительно знакомы. И дело тут совсем не в ауре Пограничья, чье легкое касание ощущаю я сейчас. Просто… просто, до сих пор почти никто и никогда за пределами Гражуля Колы не смог прочесть их полностью. Не могу и я. Но вдруг отчетливо понимаю, что именно Рыжая пытается это сделать.

– Зачем ведьме семь отраженных звезд?

Лихоманка не задумывается:

– Я почти такая же древняя, как и камни, меняющие облик. Но и мне, конечно, можно серьезно навредить, правда, не до такой степени, чтобы я исчезла, пока существует этот мир. Однако с некоторых пор ситуация здесь стала угрожающей, и Кройдан во второй раз услышал об Отражении. Сделать еще хуже, смог только ты, не увидев истину за внешней кажущейся безнаказанностью своих развлечений в Пограничье с Рыжей. А ведь она пытается – какой пустяк – всего лишь сокрушить Кройдан, существующий не на протяжении многих тысячелетий, а вечно. Мы все находимся в опасности, волк, потому что предание утверждает – это действительно возможно.

В голосе Лихоманки не сарказм, а звучит неприкрытый страх. Лихоманка – неподвластная времени, морщинистая и высохшая, как старый грязный пергамент, обладающая бесконечной властью в своей епархии. И Лихоманка боится. Страшится так, словно давным-давно заключила мир со всеми недугами, а они вдруг взяли и сами обрушились на нее. Это я раньше не боялся – от незнания. Но когда пугать меня постоянно стало правилом хорошего тона у всех встречных и поперечных, я стал задумываться о последствиях, и думы эти не замедлили трансформироваться в страх.

– Расскажи мне.

Я снова усаживаюсь рядом с тускнеющими углями, подкидываю немного сучьев и, приготовившись слушать, начинаю упаковывать клинок в рюкзак.

– У тебя мало времени, волк, а сделать придется много, поэтому и история будет краткой, – предупреждает Шуня, прикрывая веки и раскачиваясь взад и вперед.

– Самой ведьме не нужны все семь отраженных звезд Гражуля Колы, а необходимо провести по ним волка, чтобы он в финале колдовства смог ощутить в себя Звездный Гвоздь, не настоящий, конечно, а только его отражение. И если в крови такого волка искупать главный камень, изменяющий облик – отражение Звездного Гвоздя, то он исчезнет. Так, как только кровь истинных детей Кройдана мужского пола, прошедших через все отражения, единственная субстанция способная его уничтожить. Тогда исчезнет и отражение Гражуля Колы, исчезнет и сам Кройдан, не физически, эмоционально, но для народа Навье – это настоящая смерть. Волки еще могут уйти, раствориться в человечестве, потерять свои способности, дожить отпущенный им срок. Но не навки – им не выжить долго без психологической ауры Кройдана. И вот эта возможность стала известна не живущей Рыжей ведьме и вампирам. Именно тогда ее и стали звать Отражением. И в первый приход Отражения в Кройдан был заключен договор. Ведьма приняла последнюю смерть, перерезав волку глотку не над камнем, а взамен вампиры получили возможность жить в Навье, только в Навье, не во всем Кройдане, ибо Невр категорически отказался даже от обсуждения подобного договора и по сию пору истребляет вампиров при первой возможности. Но, то ли ведьма затмила всем разум своим колдовством в тот раз и не умерла, то ли появилась еще одна через длинную вереницу веков, однако Кройдан опять в опасности. Кто-то снова умеет правильно читать древние символы.

– Хорошо, – я перебиваю, – это будет продолжаться вечно. Отражения, ведьмы, вампиры, символы. Вечно! И ничего с этим не поделать. Это судьба Кройдана.

– Нет, – Лихоманка открывает глаза, – есть возможность все изменить. Ты и Принцесса. Раз в столетие могут родиться волк или навка с одной звездой, раз в несколько тысяч – с двумя, а уж случаев рождения с пятью не было со времен основания Кройдана. Она рождена с тремя отражениями, и одно из них Звездный Гвоздь, и именно поэтому Принцессу Навье называют Надеждой Кройдана. Ты первый, кто появился на свет сразу с пятью отражениями Гражуля Колы. Кто-то позаботился обо всех нас выбором Аллахоры – и ты получил недостающие звезды вместе с ее телом.

Я развожу руками в жесте абсолютного непонимания:

– Да, я чувствую их внутри, как только вспоминаю. Но как это применить?

– Найди восьмой камень, произнеси ритуальные слова, дай возможность отражению пройти сквозь себя и если… – Шуня косится на меня исподлобья.