Текст книги "Рассказы"

Вадим Евгеньевич Квашук
Рассказы

© Квашук В.Е., 2019

© ООО «Инсома-пресс», 2019

Глава 1
Если ты охотник

Неразрешимый спор, или Вместо предисловия

Вот вы спрашиваете, что же это за существо такое – охотник? Кто этот индивид, что способен в самую неподходящую погоду покинуть теплую квартиру, семью и отправиться – увы! – не в магазин за продуктами и даже не к приятелю в гости, а черт знает куда, где голые деревья шумят над головой, снег и ветер со всех сторон и зябкий костер не может высушить даже мокрую сигарету…

Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. С ним, наверное, не справится ни один дока-психолог, ни одна ЭВМ. Беспокойной армии охотников-любителей было посвящено немало вдохновенных строк, но выявить до конца всю многогранность охотничьего племени, его самобытность никому не удавалось и, наверное, никогда не удастся. Это все равно, что вычерпывать бездонный колодец или переливать воду в сообщающихся сосудах: сколько ни переливай – уровень останется прежним… И все же есть, должно быть что-то такое, что отличало бы обыкновенного смертного от охотника, как отличаем мы агронома от моряка, а цветной телевизор от цветной капусты! Злые языки и юмористы решили эту задачу просто. Они наводнили мир веселыми анекдотами из охотничьей жизни, уверяя, что именно в них заложен ответ на щекотливый вопрос. Я не стану оспаривать мнение мастеров смеха, потому что жена одного моего приятеля увидела в этой истории совсем не комическую сторону.

– Убивцы! – сказала она. – Выйдешь в поле, даже жаворонка не слышно! Это вы, вы все сгубили!

А старый друг и заядлый охотник Павлантий Макарович Пичкабеев – по уличному дед Пичка – разрешил сомнения еще более просто. Он сказал:

– И-и-эх! Эт же надо задуриться такими пустяками! Хотя оно конешно… Я считаю, что ежли человек не охотник, то он и не человек еще, а так, полчеловека… Ты вот сам посуди, разве он что понимает?

Действительно, разве он что понимает? В прошлом сезоне мы с дедом коротали последние дни отпуска на перепелиной охоте. Набродившись за день, старик лег на землю и блаженно зажмурился:

– Господи, до чего травка хорошо пахнет! до чего хорошо!

Травка пахла обыкновенно. Но он, наверное, почувствовал такое, что недоступно простому смертному. Охотник – фантазер по природе. Если его лишить этого природного дара, то он превратится в хапугу – добытчика, скучного и бездушного, как болото…

Распустив по лицу старческие морщинки и доверительно прищурившись, дед Пичка как-то рассказал мне:

– …За один выстрел знаешь сколько взял?

– Сорок штук крякашей! Сорок штук!

И, кося оценивающим глазом, добавил:

– …Одного зайчишку вместе с ними. Он в сторонке под кочкой сидел, я его не видел. Так в него одна дробинка попала. Случайно. Поверишь?

А почему бы не поверить?!

Если ты охотник

Некоторые считают, что в век эмансипации единственной привилегией настоящего мужчины осталась охота. Это мнение бытует в основном среди тех, кто не имеет ни малейшего понятия ни об охоте, ни о том, какое место в жизни охотника-любителя занимает женщина. Именно охотника – любителя потому что профессионал за свою работу получает деньги, а для большинства женщин совершенно безразлично, где работает ее супруг – лишь бы зарплату домой приносил.

Но попробуйте вы, целый день просидевший в душной конторе, когда за окном золотая осень, и вам говорят, мол, Иван Иванович, на Краснореченских болотах весь патронташ распулял по бекасишкам! – отпроситься на вечерку в тот день, когда ваша супруга решила обсудить с соседкой новый фасон платья или затеяла небольшую уборку… А кто мусор вынесет? А кто у ребенка уроки проверит?!

Нет, что ни говорите, а женщина в жизни охотника такой же важный компонент как, скажем, ружье, или разрешение на право охоты. И неизвестно еще кто старше, потому что женщина контролирует каждый ваш шаг, начиная с того момента, как вы отложили первый рубль на покупку двустволки, и кончая последним днем охотничьего сезона. Потому и возник вопрос: когда лучше всего становиться охотником, до женитьбы или после? – Один мой приятель купил ружье на второй день после свадьбы, и молодая жена посмотрела на покупку сквозь пальцы, очевидно считая ее чем – то вроде подарка, который принято дарить в таких случаях. Она не знала еще, что осень это не только пора свадеб, но и начало охотничьего сезона. И когда молодой супруг стал почти каждый вечер, а в выходные ни еще с утра исчезать куда-то, то вопрос был поставлен ребром: или я, или охота! Так что если хочешь быть охотником, то нужно в первую очередь покупать ружье, а потом уже жениться. Чтоб будущая половина заранее знала, на что идет…

Охотник без собаки, что человек без души, – так говорил дед Пичка. – Охота должна доставлять удовольствие, а если подстрелишь, скажем, утёшку, а потом не найдешь. Зачем тогда стрелять, спрашивается? Или подранка упустишь… Лис кормить? Пускай мышей ловят… Одна досада от такой охоты, одно недоразумение!

Я целиком согласен с мнением моего приятеля. Охотник без собаки – одна серость. И каждый нормальный охотник стремится заиметь себе четвероногого помощника, и если не имеет его, то только по ряду объективных причин, среди которых женщина – опять женщина! – занимает первостепенное положение. Она прямо выходит из себя, когда большое, лохматое, четвероногое существо вторгается в ее владения. Какую-то паршивую малявку, чуть больше рукавицы, от которой кроме визга и обгрызанных тапочек ничего не дождешься, она готова на руках носить, а вот для благородного охотничьего пса, а квартире места не находится! Дед Пичка по этому поводу как-то заметил, – что охотничья собака и женщина – друзья мужчины. И именно поэтому, ревнуя к нему, они терпеть не могут друг друга. Когда мне будет семьдесят, я, возможно, тоже стану ярым проповедником этой теории, но стать ее последователем в сорок – значит обречь себя на вечное одиночество…

Один мой приятель мечтал купить взамен одностволки – двустволку. Причем, не какую-нибудь, а именно двадцатого калибра. Одностволка была старенькой, оставшейся еще от холостяцкой жизни и, как говорится, отслужившей свое. Приятель собирался повесить ее на ковер как реликвию. Жена приятеля, женщина в общем-то положительная, смотрела на увлечение мужа сквозь пальцы, но как только зашел разговор о новом ружье – стала дыбом. Уж как мы ни уговаривали ее! Наконец, додумались взять ее с собой на охоту, чтоб она на месте, так сказать, в полевых условиях смогла оценить все прелести нашего увлечения. И что вы думаете? Приятель так и остался с одностволкой, а новенькую двадцатку она купила себе. И стали мы охотиться втроем! Я как-нибудь еще расскажу об этой жуткой истории.

Случай этот в охотничьей практике довольно редкий, но свидетельствует о том, что в век эмансипации женщины уже пытаются освоить даже ту область деятельности человека, где мы, мужчины, чувствовали себя единоличными лидерами. Но я думаю, что довести это дело до конца им не удастся. Не та сфера, голос крови не тот…

Женщины пускай сидят дома. Они для того и созданы; чтобы печь пироги и встречать нас потом, уставших и заляпанных грязью, ласковыми словами: – Где тебя черти носили?! В такую погоду все нормальные люди дома сидят!

Мы не обидимся. Мы знаем, что говоря так, они лишь беспокоятся о нашем здоровье.

Старики

День выдался какой-то неустроенный, бесхребетно-осклизлый, как земляной червь. Вроде бы мир оставался таким же обыденным, как вчера, но сегодня и солнце жгло, точно сквозь пленку – мертвяще, и листва на деревьях – еще зеленая – казалась жестяной, не живой, и даже привычный гомон людской на улице слышался как бы из-под пола – потусторонне.

Старуха возилась на кухне, гремела чем-то, бубнила непонятное. В открытую дверь с огорода запах земли перекопанной – сладкий, щемящий и еще ботвы картофельной – кисловатый, неуловимый. Пора бы уже сгрести мусор с гряд да поджечь, чтоб поплыл дымок терпкий, волнующий – не хочется. Руки не лежат.

– Тягостно чего-то… На охоту податься, что ли?

И засобирался. А старуха – откуда только слова берутся! – понесла:

– Когда она тока надоест! Это ж надо – ноги бить! А делов сколь… Совсем рехнулся! Хучь нижнее смени, а то загнешься где – срамота ж одна!

– И только когда он уже подходил к калитке, смилостивилась:

Ты это… Может, уточку стрельнешь или чего… Лапшичкой разговеемся, – и махнула. Вернувшись в дом, несуетно вымыла две тарелки – всей-то посуды! – отыскала в узлах старые дедовы носки, стала разглядывать на свет. «Эт же, старый черт, – думала незлобиво, – за одну зиму носки ухайдокал. А носки ж новые, тока в прошлом году вязаные. И уселась ближе к свету распускать да сматывать в клубок обветшалую пряжу: авось снова на носки наберется…

А старик же вышел в поле, по-осеннему рыжее, в грязных промоинах давнего полива. Обеспокоенно чвикая, сорвался бекас, но – далеко. На мелководье оставила следы птичья мелюзга. Но нигде среди свежих следов не встретился тот, который искал: перепончатый, утиный… Куда податься? «Сапоги дорогу знают. Лишь бы ноги волокли…» И побрел, куда глаза глядят.

…За клеверником, рядом с дорогой, натекла еще одна лужица. По краю те же отметины: перепелиные, бекасиные, чибисы кормились… Трясогузка протянула рваную цепочку. Да прогонная отара отпечатала на сыром многочисленные копытца. Хотел перебраться на другую сторону – увяз по голенища. Выбрался на сухое, полез в арык – обмывать… Неподалеку остановилась легковушка с будкой: видать, начальство. Тот, который за рулем, – молодой, но ухоженный, взгляд строгий, окликнул сердито: – А вы почему здесь?! Чем занимаетесь?! В душе дрогнуло: в чем провинился, господи? С послушной робостью хотел было извиниться, что и день выдался какой-то не этакий, и старуха… Да вдруг подумал: «А что ты мне сделаешь? Да ничего уже не сделаешь, потому как не боюсь я тебя».

– Рыбу ловлю, – ответил хмуро. И пошел прочь – ну их…

А вслед, чтоб показать начальственность, грозились: – Шляются тут!.. Все истребили к чертям! Ружья нужно отбирать, ружья!

Сапоги дорогу знают… Арык выплеснулся на поле с густой стерней, придавленной тут и там остатками копешек. Скатываясь под уклон, вода растекалась по многочисленным бороздкам. Отсюда, с верха, эти водяные бороздки чем-то напоминали частую гребенку, расчесывающую поле. Сравнение пришло в голову неожиданно, без всякой связи с ныне происходящим, и унесло в далекое, вроде бы и забытое. Вспомнил мать – давно уже покойницу – и голодный весенний вечер. Мать сидит у керосиновой лампы, расстелив на коленях белый плат, и чешет волосы частым гребнем… И жена, тогда еще молодая, а теперь старуха, тоже чесалась таким гребнем. Да что греха таить, и у него, бывшего солдата, водилась пакость, когда отрос чуб. Тьфу! Ради чего терпели, ради кого?

Может, старик и не задавал бы этих вопросов, но досада на старуху, так обидно посмеявшуюся над его исподниками, и на молодого начальника, принизившего ни за что, всколыхнула потаенное:

– А ты б лучше с хлебушком командовал! Эт сколь же колосков бросили… А ты б их руками, руками! Как мы! Да в мешок, на ток! Эк, сколь оставили!..

И сам не заметил, как, шлепая по воде, не столько читал следы, сколько высматривал брошенное. Спохватившись, мысленно пролистал отпечатанное в зрительной памяти и вздохнул: нет, утки сюда не наведываются. Вроде и корма много, и воды, как в озере, а – нету…

Солнце склонилось к западу. Повздыхав, побрел к знакомому болотцу, на котором сиживал не единожды в прошлые годы. Собирались на нем охотнички со всего поселка, тянулись на машинах с района, набегали городские. Иной день и не понять было: камышей торчит больше вокруг лужицы или ружей? А с другой стороны: куда людям податься? Других-то болотцев нету… Раньше хоть на речку отвлекались – там и фазан водился, и уточки по старицам держались, а провели новую дорогу – исчезла живность. Так размышлял старик по пути к знакомому месту, втайне надеясь, что сегодня на болоте никого не будет…

В низком кустарнике автомобильные фары отразили ранние сумерки: принесло-таки еще кого-то… Не видя стрелков, крикнул в полутьму:

– Эй, вы где там?

– Здесь я, – ответили с дальнего конца.

– Один, что ли?

– Один.

И то – слава богу. И стал обживаться: снял ружье, пригнул две-три камышинки, чтоб не мешали, примял кочку – чтоб устойчивей стоялось… Звезды загорались над головой, а на закате никак не могли насмелиться: заря пересиливала. Линяя на вечернем ветру, она постепенно мутнела, становилась пепельной. Ночное облачко перечеркнуло ее чёрным мазком.

Шорох утиных крыльев за спиной старик не столько услышал, сколько предугадал, прямо-таки почувствовал сознанием. Не оборачиваясь, по-лошадиному вздернул голову, надеясь, что вот сейчас, сию минуту, мелькнет в черном небе силуэт… Высоко идет, метров шестьдесят, – определил по слуху. А с другой стороны болотца – бум! бум! бум! – пятизарядка. И только теперь увидел утку – уже на фоне дотлевающей зари. Как шла она по прямой, так и просвистела, не дрогнув, куда-то на закат, точно гналась за ушедшим солнцем. А стрелявший спохватился, вынул манок и давай вслед: кря-кря-кря, кря-кря, кря… Металлический язычок в нехитром приспособлении дребезжал назойливо и безнадежно.

Старик постоял еще немного, и так вдруг смутно оказалось на душе, точно все неудобства нынешнего дня надавили на плечи. Экая жизнь неустроенная!

– Эй, ты как там? – крикнул в подступившую тьму. Я – домой! А ты крякай, крякай!

Устало передвигая ноги, шел он к заждавшейся старухе и по дороге думал. Ночь опрокинулась над ним звездная, черная. Что там, в ночи?! Никто не знает…

Дуплет

Моему знакомству с дедом Пичкой предшествовало событие, которое в жизни каждого охотника имеет немаловажное значение: я приобрел собаку. Прежний хозяин ее, главбух какого-то треста, отношения к охоте не имел и поэтому великолепный крапчатый сеттер, проживая в его апартаментах, превратился в законченного лоботряса.

До открытия охотничьего сезона оставалось несколько дней. За оставшееся время избалованную собаку требовалось обучить целому ряду обязанностей, благодаря которым она становится верным помощником на охоте. Как это делается, у меня не было понятия. Не боги горшки обжигают, Отыскал под диваном старый башмак, взял Дуплета – так звали красавца – на поводок и в окружении толпы соседских ребятишек отправился в поле.

Неприятности начались сразу: Дуплет вырвал поводок и, почувствовав воздух свободы, убежал. Мы гонялись за ним целый час, и если бы не добровольные помощники, то он, наверное, до сих пор бы носился по полю, барахтался в лужах и вообще вел себя совсем не так, как, по моему разумению, должна вести себя благородная собака…

Наконец, пес угомонился. Он лежал на траве и поглядывал с таким видом, точно хотел сказать: «Я все понимаю, хозяин! Побегали, пошалили – пора и домой. Дома меня ждет ванна, а тебя незаконченный квартальный отчет…»

Я приласкал его и чтобы вызвать интерес, стал дразнить башмаком. Потом забросил башмак в траву и строгим голосом приказал:

– Подай!

Пес равнодушно зевнул. Я отыскал башмак и повторил операцию.

Так продолжалось часа полтора. Вконец разочарованный, я решил отправить пса прежнему хозяину и, не мудрствуя лукаво, приобрести такую собаку, которая уже прошла все науки…

Именно в это время появился дед Пичка. Он нес на плече кетмень, на котором болтались баскетбольные кеды. Солдатская панама, сдвинутая набекрень, прикрывала маленькие глазки, сгоравшие от любопытства. Вся его фигура говорила о неукротимом желании принять самое активное участие в происходящем.

Старик подошел, торопливо положил кетмень на землю, присел точь-в-точь как рыболов на известной картине Перова, и ахнул:

– Вот так собачка!

От зависти у него, кажется, даже пискнуло что-то в горле, но старик справился с волнением и продолжил:

– …Я думаю, такой и не сыскать у нас! Если, конечно, не считать моего кобеля… Уж он, думаю, не хуже будет! А, может, даже в тыщу раз лучше! – уже совсем бодро закончил он, глядя на меня доверчиво – просветленным взглядом.

Я сгорал от стыда. Мне казалось, что старик успел подметить мою беспомощность в вопросах собачьего воспитания, а показать это перед незнакомым – ох как не хотелось! Требовалось спасать репутацию.

– Не хочет пес работать, – сказал я. – Вот уже месяц бьюсь и хоть бы что!

Это был хитрый ход. Он низводил до ничтожества умственные способности собаки и выдвигал на передний план долготерпение и настойчивость настоящего охотника.

– Ну, эт ничего! Эт мы сейчас сделаем! – заявил дед с таким видом, точно достаточно было сказать ему одно слово и…

Вот так состоялось наше знакомство. Пес обрадовался новому учителю. Он обслюнявил деду руки, цапнул за пятку и прогалопировал несколько кругов почета. Мы подмяли его. Я держал пса за ошейник, чтобы не хватал деда за пятки – дед бросал башмак… Я швырял башмак, а дед держал пса, чтоб не хватал меня за руки. Едва пса отпускали, как он начинал носиться по лужам, а набегавшись, пачкал наши рубахи грязными лапами. В порыве щенячьего восторга он даже ринулся за какой-то птахой и гонялся за ней до одурения, а дед стоял и хлопал себя по бедрам от удовольствия.

– Видишь, видишь! – ликовал он. – Ох, и собака пустячная! Вот подрастет маленько – сам поймет, что к чему… Сколько ему?

– Седьмой год, старый уже…

– Так его ж учить надо было! Учить!

– А как учить, как?!

– А ты и не знаешь?! – возмутился дед. – Гм… Простая дворняга, конечно, понятливее. А это, вишь, породистая… Ей, может, наших слов и понимать не положено, а только те, которые по-ученому. Скажем: «апор» или «туба»– в общем, и сам этих слов не знаю и тебе не советую. Собака должна разговаривать на том языке, что и хозяин, иначе какой с нее толк?

В конце летающий башмак заинтересовал Дуплета. Он стал каждый раз бегать за ним, старательно обнюхивал и налегке возвращался назад. Так продолжалось до тех пор, пока башмак не привел пса в негодование. Вначале он облаял его, затем стал рвать, трепать и, наконец, схватил и понесся в противоположную сторону. И там бросил. Очевидно, подумал, что башмак – ваш злейший враг, от которого мы никак не можем избавиться, и решил помочь…

– Ты только не расстраивайся, – говорил дед Пичка, когда мы возвращались домой. – Чтоб мы с тобой да не справились с этой псиной – ого!

После трех дней непрерывных занятий, когда и я, и Павлантий Макарович вконец выбились из сил, а дед в порыве откровенности даже заявил, что пес – ерунда, ломаного гроша не стоит, Дуплет, наконец, принес злополучный башмак и в качестве поощрения получил кусочек колбасы.

Едва утихли наши восторги и дед, опять-таки в порыве откровенности, заявил, что псу цены нет, как я снова забросил башмак в траву, но… Пес не пошел за ним. Я выдал аванс, надеясь, что он послужит неким стимулятором к немедленным действиям. Красавец сожрал колбасу, загремел ушами, разбрызгивая во все стороны слюну и… потребовал еще.

Наконец, дуплет «заработал». Он исправно отыскивал башмак, куда бы я его не забросил, и исправно выносил на дорогу, где стояли мы с дедом. Стояли и радовались. Дед великодушно объяснял мне:

– Кошку, и ту можно выучить, ей-ей! Ты только слушайся меня. Вот, помню, был…

Я слушался.

И вот, наконец, пришел день открытия охоты. Не нужно объяснять, с каким нетерпением мы ждали этого часа. Я с Дуплетом на поводке, дед Пичка с Барсиком – помесь дворняги с неизвестно чем: солнце не взошло, отправились пострелять перепелов.

Утренний ветерок овевал наши возбужденные лица. Собаки нервничали. Едва мы отпустили их с поводков, как они устроили громкую перебранку, а затем ринулись в поле и гонялись друг за другом до тех пор, пока не разогнали всю дичь. Такого предательства я не ожидал ни от легкомысленного Дуплета, ни от хваленого Барсика. Наконец, собаки угомонились. Старик подозвал своего любимца и приказал:

– Ищи, ищи!..

Барсик сел, задумчиво почесал себя за ухом и отправился вперед. Он старательно обнюхивал каждую кочку, каждую бурьянину и возле каждой поднимал заднюю ногу. Дуплет последовал его примеру…

– Знаешь, мой кобель на перепелов не совсем того… – сказал дед Пичка. – Вот если бы где-нибудь в Сибири! Уж там он бы показал себя!..

Перепела взлетели из-под наших ног. Дед взял двух. После каждого удачного выстрела он присаживался на корточки, подзывал собаку, бросал камешек в сторону упавшего перепела и говорил:

– Подай, милый, подай…

И пес подавал.

Наконец, и мне посчастливилось. Я тоже подозвал собаку, тоже бросил камешек и приказал: «Подай, милый, подай!».

И Дуплет со всех ног ринулся вперед. Но…

– Ветер не с той стороны дует, – рассудительно заметил дед. – Сейчас притащит…

И Дуплет не подкачал. Он нашел в арыке грязный сапог, который за ненадобностью выбросили поливщики, и торжественно принес мне…