Текст книги "Всё, что должен знать"

9 сентября

Снятся странные и пугающие сны. Я даже не буду о них писать. Да и незачем. И читать о них тоже бессмысленно.

Лучше напишу о том, что бомж, лежащий на скамейке рядом с моим домом уже несколько месяцев, спит там и сегодня. Наверное, он в какой-то момент времени перемещается, но я никогда этого не видел. Я много чего не видел.

А еще два голубя вцепились друг в друга клювами и трясли головами в такт своему, мне неуловимому, ритму. Вспомнил Эльзу.

10 сентября

Узнал из новостей, что того мужчину ждет смертная казнь. Когда-то, будучи еще подростком, он сорвался. Кто-то сообщил в полицию: или жена, или подруга жены. Зачем-то он сбежал в другой штат, где еще официально убивают людей. Может быть, специально – кто его знает. Возможно, ему самому сил не хватило.

Глупо было думать, что я ему помог, а я ведь так думал. Доброта незнакомца против давления общества. А что ждет меня?

22 сентября

Я взволнован до мурашек! Завтра приезжает Эльза!

Она уже во Франции и завтра прилетит в Нью-Йорк. Звонила мне из аэропорта и сказала, что очень хочет меня увидеть. А как хочу ее увидеть я! За все месяцы в течение каждого дня моими единственными теплыми минутами были те, в которые я вспоминал об Эльзе. Воспоминания о коротких мгновениях, которые мы пережили вместе. Я старался о них не думать: это отвлекало и часто причиняло боль. Сначала, конечно, было радостно! Но потом радость неизменно начинала покалывать где-то глубоко внутри, сильнее и сильнее, пока не оставалось ничего, кроме обиды и жалости, что ее нет в моем городе. Однако сегодня я не способен думать ни о чем другом. Завтра приедет Эльза, и я точно проведу с ней весь день. А может быть, всю неделю. А если целый месяц?! Приедет. Приедет ко мне.

23 сентября

Погода сегодня пасмурная. Сгоревшее лето начинает гнить листьями под дождем, который холодными каплями старается залиться мне за шиворот. Лето прошло быстро и незаметно. Все время я писал роман, ходил на презентации и интервью. Бродил по ночному городу, а лето так меня и не дождалось. Погода меняется и не обращает внимания на мою жизнь. Люди внезапно отрастили зонты; «Убер» подорожал, а доставщики еды укутались в водонепроницаемые плащи. Они несутся на своих моторизованных велосипедах, как призраки, в нескольких слоях дождевиков, развевающихся на ветру. На ручках их рулей прикреплены варежки, обмотанные целлофаном и скотчем. На сидушку надет пластиковый пакет. Я представляю, как они дементарами, падальщиками преследуют меня, чтобы разорвать на части, как неугодного Нью-Йорку. Человека, нарушившего спокойствие города.

Я открываю дверь в кафе, где должен встретиться с Эльзой. Кажется, что сейчас все посетители повернут голову в мою сторону. Достанут ножи, пистолеты и начнут меня вырезать, как раковую опухоль. Револьвера дуло в рыло. Все-таки меня отвергли: меня и мой роман. Но ничего не происходит. За дальним столиком сидит Эльза.

– Эльза, милая, как ты изменилась!

– Загар мне к лицу?

– Нет, загара я даже не заметил.

Вру, загар я заметил. Кожа Эльзы не отражает свет, а поглощает его, словно им подпитывается.

Сажусь за ее стол. Эльза успела заказать себе салат с тунцом – меня дожидаться не стала. Пробует и понимает, что салату чего-то недостает. Подумав пару секунд, она уверенным и твердым движением тянется к перечнице, но берет ее уже с легкостью и грацией. Также нежно она когда-то варила мне кофе.

– Я рад, что ты приехала, Эльза. Со мной столько всего произошло за это время. Столько размышлений. Столько историй, которые родили во мне новые, правильные мысли и идеи. Мне не терпится с тобой поделиться. Но сначала – как ты? Как Африка? Что ты увидела, кем ты стала?

Говорю все это, но думаю о том, как она изменилась. Кажется, она во всем стала тоньше. Эльза, как самородок, в котором очень много света, вернулась из Африки в огранке. Уверенность ей к лицу. Ее взгляд приобрел решительность, а движения – уверенность. Да, в ней еще осталась частица легкости, но теперь на эту легкость будто надели узду: наверное, иногда, когда вздумается, Эльза решает побыть беззаботной, но теперь она уже способна в любой момент унять ветреность характера ради дела. Она умеет как летать, так и ходить по земле. Ее эмоциональность стала таким же выбором. Передо мной сидел человек с твердой целью в жизни. Твердой уверенностью в том, что он находится в правильном месте в правильное время. С убежденностью в том, что время не безгранично.

Да, Эльза определенно чем-то напоминает Камень… Но Она другой Камень. Вернее, о другом… И если мой Камень чистый от всего, чистый небесно-бело-голубым цветом, то цвет Камня-Эльзы, разумеется, рубиновый. И две эти красоты привлекают меня совсем по-разному. Может ли у человека быть два Камня? По крайней мере, мне понятно, что сейчас я хочу побыть с ней, с этим африканским самородком.

– Ты знаешь, завтра у меня самолет обратно.

– Что?!

– Я приехала на один день. Увидеть тебя и поговорить. Завтра я улетаю и на данный момент не собираюсь возвращаться.

Я ошарашен. Замки рушатся. У нас по крайней мере была неделя… Как?

– Но почему?

– Потому что там я нашла себя, почувствовала себя нужной, потому что там я помогаю людям, потому что там у меня есть высшая цель. Предназначение. Сейчас очень много работы. Я много думала о тебе, о твоей жизни и прилетела, чтобы поговорить. Ты должен улететь со мной.

Нет, нет, я хотел совсем другого от нашей встречи! Я хотел, чтобы мы рассказывали друг другу истории, произошедшие с нами за время разлуки. Хотел, чтобы мы пили вино. Мои руки лежат на столе, и я начинаю им завидовать: они ближе к Эльзе, чем моя голова.

– Скажи мне, для чего ты писал роман?

– Чтобы изменить общество. Помочь ему. Исправить недостатки. В мире очень много…

– Стоп. Я все это знаю. Слышала уже много раз об этом, как в интервью, так и от тебя самого. А как же одиночество? Попытка высказаться? Разве ты не получаешь удовольствие от того, что тебя читают?

– Да, получаю. Но я бы не начал сочинять музыку, не занялся бы живописью. Даже если бы я смог стать популярным музыкантом или художником. Я верю, что могу сделать мир лучше, написав роман.

– Ты знаешь, я многое поняла там. Я видела болезни. Видела, как люди умирают. Я наблюдала, как из-за того, что людям не хватает опыта, образования, мудрости, они причиняют друг другу боль. Я видела общество, погрязшее в страдании. И там я нашла свое призвание – я способна помочь всем этим людям. Мы обучали, строили, лечили. Скажи мне, что сделал ты? Половину отпущенного тебе времени ты страдаешь оттого, что тебя никто не понимает. Другую половину борешься с ветряными мельницами. Кому все это нужно? Кто сказал тебе, что ты прав? В интервью ты заявлял, что ты пророк. Это правда? А Камень – твое откровение?

– Я никогда такого не говорил.

– Нет, не говорил, но ты буквально дышишь этой мыслью. Я чувствую ее запах, когда ты выдыхаешь. Ты зациклился на одном и том же. Никуда не двигаешься, остаешься на месте. Да, я верю в то, что камень позволил тебе увидеть больше. Но что ты сделал за последний месяц-два? Если ты пророк – помоги нуждающимся. Уезжай со мной. Оставь это все.

Я чуть было не начал ей рассказывать про педофила, которого я поддержал, но вовремя остановился. Это смешное оправдание, которое поставило бы меня в еще более проигрышную ситуацию. Я пытаюсь как-то защитить себя, но в итоге бубню какие-то детские реплики. Да, она права, но она же не может быть правой!

– Я нужен здесь…

– Ты нужен там! Ты живешь в лесу с зеркальными деревьями. Бродишь по нему, теряясь в своем отражении. Вечно рефлексируя, путаешься в своих мыслях. Да что ты хочешь от жизни, в конце концов, от себя? Тогда весной ты далеко не был цельным человеком – теперь же вообще распадаешься прямо на глазах. Я даже не говорю о нас…

– О нас?

– Какой же ты дурак… Ты никогда ничего не замечал? Я люблю тебя! А ты любишь меня. Я говорю тебе – поехали со мной. Ты не пророк. Ты больной одинокий человек. В тебе кроется ненависть к обществу. Ты не можешь изменить то, что ненавидишь.

– Но я ненавижу общество только потому, что я слишком люблю его! Точно так же, как я ненавижу себя.

Вот! Отличная фраза. Можно свести разговор в это философское русло и избежать болезненного анализа моей личности.

– Хватит! Я не готова выслушивать, как ты обманываешь себя. Сплошной словесный онанизм. Вот адрес.

Эльза протягивает мне кусочек бумаги. Я начинаю ее бояться. Такое ощущение, что, если бы она захотела, у нее хватило бы сил взять мою жизнь под свой контроль, принять решение за меня. Я бы не смог ей противиться. Но Эльза этого не делает – она предоставляет выбор мне. Я, как мокрая змея, продолжаю извиваться на стуле под ее пристальным взглядом.

– Самолет – завтра. У меня есть для тебя билет. Я понимаю, что тебе может понадобиться больше времени, поэтому если ты не успеешь завтра, то вот адрес нашего приюта. Впрочем, нам обоим известно, что собирать тебе нечего. Приезжай. Приезжай, иначе ты сгниешь.

Она показала на кучу разлагающихся листьев, которые загружали в труповозку, чтобы сжечь где-то за городом. Листья размякли и почернели под дождем.

– Надеюсь, до скорой встречи.

– Подожди… Секунду. Может, мы можем просто хорошо провести время? Оставим все эти разговоры, будем радоваться друг другу.

– Это все не важно. Если ты захочешь хорошо провести время, ты знаешь, куда тебе идти. Я желаю тебе только лучшего. Послушай, что я говорю. Посмотри на меня. Посмотри в глаза. Ты меня слышишь?

– Но, Эльза!

Как мне хочется обмануть ее – заставить остаться, выдумать тысячу предлогов, побежать за ней и не отпустить. Но… Я не могу соврать ей. Я не могу ею манипулировать.

Эльза крепко обняла меня. Я представил себя ее ребенком: я так захотел, чтобы она меня укутала и избавила от всего мира. Избавила от самого себя, всех моих мыслей. От проклятой квартиры, моих страхов. Как же я устал… Хотел бы, чтобы она назвала меня дураком, посадила в такси и увезла. Какой иллюзией кажется моя жизнь, когда я нахожусь рядом с ней. Все истины, которые я знаю, отходят на второй план и кажутся пустышками. Мое предназначение – изменить человечество – кажется глупой выдумкой. Моя голова перестает думать, находить несостыковки в пазлах собственной личности. Моя страстная жажда свободы, тяготящая меня каждый день и наполняющая его полностью, до краев, превращается в ничто – стоит мне только взглянуть в ее глаза. Дотронуться до нее.

– Но ты же сама сказала, что любишь меня? Почему ты не останешься здесь со мной, хотя бы на час?

– Я тебя люблю. Но если я сейчас не уйду, то предам все, что мне дорого.

– Эльза, милая…

– Не надо слов. Действуй. Я буду тебя ждать.

Эльза ушла, не обращая внимания на ливень. Она знала, что не заболеет, знала, что сможет поменять в отеле одежду и знала, что ливень – всего лишь вода, а вода высыхает бесследно. (Как и ее влюбленность в меня?) Она не боялась дождя, как боятся жители Нью-Йорка.

Следующий час я сидел в кафе и смотрел на людей. Кто вы для меня? Кем я прихожусь вам? Нужны ли мы друг другу?

А Эльза? Почему она так быстро ушла? Считает ли она, что это лучше для меня? Или же что это лучше для нее – не отдаваться чувству любви, ведь так проще меня забыть? Может быть, это ради Африки?

Еще час назад, пока она была здесь, я был готов отказаться от всего того, что знаю, лишь для того чтобы побыть с ней на секунду дольше. Но сейчас пелена спадает, и я превращаюсь в существо, которым обычно являюсь. Тем существом, которое смотрит на меня из зеркала, когда я умываюсь с утра. Может быть, она говорила все это ему? Этому голому человеку. Я чувствую, как возвращаюсь в это противное тело. Еще пару минут, и я буду думать, как думаю обычно. Видеть мир так, как я научился. Думать, что обладаю чистотой взора, наготой Камня, очищенным, но так ли это? Еще пару часов, и я возведу на пьедестал свои прежние ценности и забуду о новых мыслях. Буду обвинять мир в лицемерии, применяя точно такие же ярлыки. Вырваться. Как мне вырваться? Вещь в себе невозможно понять со стороны, но разве она сама способна увидеть себя так, как ее наблюдают другие? Как меня видит Эльза? Эльза…

Нет, я знаю, что не улечу. Я себе еще в этом не признаюсь. Но я не могу соврать на бумаге. Если я буду врать здесь, то смысла совсем не останется.

24 сентября

В три часа ночи раздался телефонный звонок. Звонила Эльза. Случился теракт: на взлетной полосе взорвали самолет. Ее рейс перенесли на следующий день. Она улетит из другого аэропорта.

Я выбегаю из квартиры и сажусь в такси. Еду к Эльзе в отель, невнимательно перелистывая новостную ленту. Погибшие дети, взрослые, объявлен траур – но я еду к Эльзе. Я еду к Эльзе – и все кажется неважным. Я счастлив, что случился теракт! Я счастлив! Пускай. Пускай! Пусть умирают миллионы… Неужто это судьба? Неужто все ради меня? Погибли люди… А Эльза. Я еду к Эльзе в отель. Может, это устроил Камень?

Забегаю в помещение, узнаю номер ее комнаты. Вызываю лифт – долго ждать. Бегу по лестнице. Стучусь в дверь. Эльза открывает.

Я ненавижу себя за то, что люблю ее… Ненавижу, потому что я не улечу. Ведь я не смогу улететь. Не смогу… Я боюсь Африку, боюсь потерять мой Нью-Йорк и мой комфорт. Боюсь, что с утра у меня не будет моего ритуала. Я не знаю, вкусный ли там кофе! Я погряз в комфорте точно так же, как и все вокруг меня. Как я мог раньше не понимать, насколько я зависим от моего образа жизни?

Она так свободна! Ее загар! Вентилятор развевает волосы… Я хочу, чтобы ты была моей матерью. Хочу, чтобы ты приказала мне оставить все: улететь. Прикажи! Сделай все за меня. Да, я ребенок! Я признаю. Я жертва моего образа жизни. Я такой же, как все. Прошу тебя.

Эльза начинает меня раздевать, бросает в кровать. Она сильнее меня – я повинуюсь. Кружится голова. Она связывает меня. (Научилась этому в Африке?) Медленно целует каждую частицу моего тела. Надевает петлю на шею – я повинуюсь. Мне все равно, лишь бы ее слушать. Лишь бы она не уходила.

У меня начинается кислородное голодание – не могу шевелиться и не контролирую свое тело. Ничего не могу предпринять, но как приятно это ощущение – что ничего не можешь сделать. Что твоя судьба в других руках. Как у них? Отдай свою свободу, чтобы стать свободным. Я ощущаю себя жертвой, загнанным животным. Но разве Я не Бог? Разве Я не Бог, если доверил другому человеку свою жизнь. Дал ему выбор. Она может меня убить, если захочет…

Эльза достает нож и делает тонкий надрез у меня на груди. Впивается в него зубами. Пьет кровь – не причастие ли это? (Может, я все-таки пророк?) «Пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя». В темноте вижу только пару сверкающих глаз. Золотые. Простыня пропитывается кровью, и я чувствую себя словно в утробе матери. Последний раз в жизни, когда я не принимал никаких решений. Когда воли не было! Она выпила мою кровь, а значит, я есть в ней. А значит, и я буду где-то в Африке. Как мне хочется в это верить.

Вены набухают, я теряю сознание. Последнее, что помню: как она нежно спиртом обрабатывает порез.

25 сентября

Я не улетел. Она улетела. Я не улечу. Ты это знаешь. Может быть, не веришь. Я это знаю и не верю. Я не знаю, что она думает.

27 сентября

Если я собираюсь уезжать на большой срок, то нужно продать всю мебель из квартиры, которую я арендую, нужно объявить об этом университету, в который я до сих пор хожу. Прийти в библиотеку, в которой я не появлялся очень долгое время, и сказать, что я увольняюсь. Впрочем, может, они меня уже уволили, я не знаю. Я не смог…

3 октября

Ее нет уже неделю. Бессмысленно брожу по городу, когда не борюсь с ветряными мельницами. Она улетела, а метеорит остался со мной. Нет, она же хотела меня взять с собой. Она ждет, а я не у-ле-тел. Она меня предала? Я ее предал? Или никто никого не предавал и вообще ничего нет? По крайней мере, Камень здесь, рядом со мной. Навечно?

4 октября

Во всем виноват Комфорт.

Если приучить человека к комфорту, он станет верным подданным системы. Он будет убивать эмигрантов за новый девайс, будет закрывать глаза на войны за пределами страны. А как легко закрыть глаза… Люди так быстро забывают, что такое война, что такое убийство. Каково это – узнавать трупы близких и родных. Войны романтизируются, убийство романтизируется. Даже память о Второй мировой войне у нас превратилась в парад Победы. Танки на Садовом кольце – несите гробы! Когда смерть прячут как что-то ненужное, раздражающее. Своими глазами наблюдал, как на улице машина раздавила человека – все убрали за час. Мне двадцать пять, а я ни разу не видел смерти в этом городе. Я уже об этом говорил. Смерти, которую не залижут, не прилижут и не скроют от посторонних глаз. А война придет, и скорее, чем мы думаем. И придет она из-за беспамятства. Человек будет держаться за свой образ жизни до последнего и развяжет войну, даже не подумав о последствиях. В войну очень легко вступить, если никто никогда не воевал.

Зачем я продолжаю это писать? Ко всему можно придраться. Каждое утверждение стереотипно. Успокоение словами.

7 октября

Проснулся днем – ночью снились интересные сны. В первом у меня были ключи, но я не знал или забыл, какую дверь они открывают. Я ходил по городу в поисках той самой замочной скважины, но ключи ни к чему не подходили. Я подходил к разным домам и пытался попасть внутрь, но ничего не получалось. Дальше приснился сон, как я познакомился с девушкой: мы искали укромное место, где бы заняться любовью, но опять же никак не могли его найти. Потом пришли в отель, но в нем не оказалось ни одного свободного номера. Девушка делила комнату со знакомым, поэтому к ней мы тоже не могли поехать. В итоге мы приехали на мою квартиру, но оказалось, что ключи от нее я оставил в офисе. Поэтому дальше мы поехали ко мне в офис. Презервативов ни у кого не было. Но в конце концов мы решили, что можно и не предохраняться. Перед глазами стояла Эльза, но я был несказанно рад, что смог переспать с кем-то другим. В этот момент я понял, что мне снится сон, но я был рад, что хотя бы и во сне, в подсознании, я смог ей изменить. Мне показалось это шагом в правильную сторону.

Я лежу в кровати и уже достаточно долгое время смотрю на свои руки. Я правша, но моя левая рука крупнее. На ней много волос. Кольцо на большом пальце, грубое и властное, часы, подаренные семьей десять лет назад. Мне кажется, я не заслуживаю эти часы, потому что я не стал тем, кем должен был стать, когда мне их подарили. Я не имею права носить такие дорогие часы – не заслужил. Это часы другого человека, которого я давно не видел. Моя правая рука более женственная, пальцы на ней тоньше, и на среднем пальце я ношу женское кольцо. На запястье тонкий браслет, тоже довольно женственный. По утрам я мастурбирую, и тогда я сжимаю член именно левой рукой. Но иногда мне хочется вставить в себя палец, и в таком случае я использую уже правую руку. Женская и мужская рука. Женское и мужское начало.

Зачем я об этом написал?

8 октября

Может, просто бросить все и взять билеты? Забыть об этом проклятом городе? Но сегодня я собирался зайти в мою кофейню. Может быть, там я увижу тень Эльзы на стене, как отпечаток людей после ядерной вспышки. Наверное, она еще надеется, что я прилечу. Я все меньше мечтаю о моей встрече с ней.

9 октября

Эльза прислала письмо:

Здравствуй.

Ты не приехал, и я решила перестать надеяться на то, что это когда-нибудь случится. Я чувствую, что я должна быть здесь, и я сожалею, если нашим путям суждено разойтись. Моя работа важнее для меня, чем любовь. Я не знаю, что будет дальше, но сейчас это так. Возможно, тебе это даже полезнее – разберешься сам с собой.

Если бы я не вернулась в Африку, а осталась с тобой – я бы была несчастной и в конце концов начала бы тебя за это винить. Если бы я насильно тебя увезла сюда (а поверь, я могла), то я бы перестала тебя воспринимать как ровню себе и в конце концов бы разлюбила. Возможно, если бы ты был со мной сейчас, ты бы забыл о своем чувстве одиночества, и твоя болезнь личности – пожалуйста, не отрицай, – продолжила бы гноиться в то время, как наши отношения были бы лишь обезболивающим, которое не вылечило бы тебя, а лишь приглушило бы на время боль и сомнения.

Я надеюсь, что твоя любовь ко мне дала тебе крылья, а не подрезала их. Возможно, когда-нибудь ты разберешься с собой, и тогда я буду рада снова тебя увидеть.

Та любовь, которую я сейчас испытываю к тебе, мне не нужна; она мне не помогает. Ты не последняя моя любовь – будут и другие. Спасибо тебе за те светлые часы в Нью-Йорке. Я не отвергаю их и не забуду. Это было прекрасное, беззаботное время, которое, пожалуй, было самым счастливым в моей жизни.

P. S. Я могла бы написать твое имя на конверте или какую-то общую фразу «дорогому другу», но, по правде, я не знаю, кто ты, тем более сам ты не можешь ответить на этот вопрос самому себе.

Я проявляю слабость, что пишу тебе, но надеюсь на то, что в этом есть какой-то смысл, мне неведомый.

Даже не знаю, стоит ли мне об этом говорить, но не жди от меня других писем.

Эльза

Дура.

Как можно жертвовать любовью? Разве есть что-то важнее, чем любовь? Придумала себе цель, которая важнее собственного счастья…

Как будто говорю о самом себе. Может быть, Эльза – это я? Была ли она вообще? Начинаю сомневаться. Надо будет показать кому-нибудь это письмо, чтобы удостовериться.