Текст книги "Черный принц"

* * *

Король Эдуард III опасался, что промедление с началом военных действий приведет к тому, что его ненадежные союзники просто-напросто разбегутся, несмотря на выплаченные им деньги. Помимо этого, его сильно беспокоили успехи французов в Аквитании. Поэтому он решил начать кампанию в сентябре 1339 года и двинул свою армию вглубь Франции. Король Филипп VI выступил ему навстречу. Дальнейший ход военных действий Эдуард III очень подробно, хотя и весьма тенденциозно, изложил в пространном письме своему наследнику:

«Нашему дорогому сыну, их высокопреосвященствам Джону, милостью Божией архиепископу Кентерберийскому, и Ричарду, епископу Лондонскому, Уильяму де Ла Зушу, нашему казначею, и прочим из нашего совета в Англии – привет. О причинах нашей столь долгой задержки в Брабанте мы уже сообщали вам прежде, они хорошо известны каждому из вас. Скудная помощь из нашего королевства приходила с запозданием, и сия задержка была нам весьма тяжела – потому и люди наши пребывали в нужде, и союзники наши были неспешны в делах.

Наши посланники, принужденные столь долго ожидать кардиналов и членов совета Франции, чтобы вести переговоры о мире, не принесли нам никаких других предложений помимо того, что мы не должны владеть ни единой пядью земли в королевстве Франция. И наш кузен Филипп поклялся, как нам о том донесли, что мы и единого дня не проведем с нашим войском во Франции, ибо он даст нам бой. Мы, всегда храня веру в Господа и в наше право, явились пред союзниками нашими, и безусловно продемонстрировали им, что долее бесполезно ждать мы не намерены, но выступаем на защиту наших прав, надеясь на милосердие Господне. И они, понимая, что на них падет бесчестье, буде они останутся позади нас, согласились следовать с нами. Лишь день был даден всем, чтобы подготовиться к выступлению во Францию в означенный срок, и мы вовремя явились на место сбора, и союзники вслед за нами.

В понедельник, в канун дня святого Матфея мы выступили из Валансьена и в тот же день предали огню Камбрези. Мы разоряли его всю последующую неделю, так что земля эта была полностью опустошена – и посевы, и скот, и прочее добро. В следующую субботу мы прибыли в Маркуэн, лежащий между Камбре и Францией, и в тот же день начали жечь земли Франции. И услышали мы, что упомянутый сир Филипп приближается к нам, двигаясь в Перонну через Нуайон. Мы направили свой путь далее, наши люди сжигали и разрушали все на двенадцать или четырнадцать лиг вокруг. В субботу перед святым Лукой мы переправились через воды Уазы, остановились и расположились там в воскресенье. В этот день наши союзники явились пред нами и заявили, что их припасы почти истощились, что зима близка, что они не могут медлить, но должны будут выступить в обратный путь, как только припасы закончатся. На самом деле они говорили, что запасы провизии столь малы, из опасения, что наш упомянутый кузен безотлагательно даст нам бой. Утром в понедельник пришли письма сеньору Югу Женевскому от мэтра арбалетчиков Франции[45]45
  Мэтр арбалетчиков (фр. Maître des arbalétriers) – одна из высших должностей во Франции; мэтр арбалетчиков командовал всеми стрелками (арбалетчиками и лучниками), в его подчинении находились также саперы, прислуга осадных орудий, плотники и артиллеристы. (прим. редакции)


[Закрыть], в которых последний передавал королю Англии желание короля Франции дать бой на позиции, не укрепленной лесом, болотом либо водой, в грядущий четверг. На следующий день, разорив все вокруг, мы покинули лагерь.

В среду к упомянутому сеньору Югу снова явились вестники с письмами от короля Богемии и герцога Лотарингского с их привешенными печатями. В них подтверждалось, что все сказанное упомянутым мэтром арбалетчиков от имени короля Франции относительно боя остается в силе. Ознакомившись с этими письмами, мы на следующий день двинулись, не мешкая, на Фламангри, где провели всю пятницу. Вечером были схвачены три шпиона и допрошены по отдельности, и все они согласно показали, что упомянутый Филипп даст нам бой в субботу, и что он находится в полутора лье от нас.

В субботу за четверть часа до рассвета мы встали в поле и заняли позиции в месте, удобном и для нас, и для него, чтобы сразиться. Ранним утром мы захватили нескольких разведчиков, которые показали, что их авангард находится перед нашими позициями и в боевом строю движется на нас. Новости достигли нашего войска, и хотя наши союзники прежде действовали достаточно вяло, их лояльность без сомнения укрепилась – теперь они были готовы драться. В то же время один из наших разведчиков, рыцарь из Германии, был схвачен, а он видел наше расположение и рассказал о нем врагу. Тогда он (король Филипп. – В. У.) отвел свой авангард и приказал укрепить лагерь, и они вырыли вокруг него траншеи, и срубили большие деревья, чтобы перекрыть подходы.

Весь день мы провели на ногах в боевых порядках, но когда время начало подходить к вечерне, то союзникам нашим стало очевидно, что мы ждали довольно; и мы оседлали коней и выступили к Авену, что в полутора лье от нашего упомянутого кузена, и дали ему знать, что мы будем ждать его там все воскресенье, что мы и сделали. И более вестей ему мы не посылали, за исключением субботних, когда мы сели на коней и отошли с позиций, а он думал, что мы двинулись на него. И он в такой спешке укреплял свои позиции, что тысяча всадников утонула в болотах во время перехода, так как двигались один за другим. В воскресенье нашими людьми был захвачен сир де Фаньоль. Утром в понедельник мы получили известие, что упомянутый сир Филипп и все его союзники рассеялись и в большой спешке отошли. После этого и наши союзники долее не собирались следовать за нами.

Касательно того, что должно быть сделано, мы будем держать совет с ними в Антверпене завтра в день святого Мартина. Затем оттуда мы пришлем вам известие безотлагательно, как только сможем»[46]46
  Murimuth A. Continuatio Chronicarum; Avesbury R. De Gestis Mirabilibus Regis Edwardi Tertii. L., 1889. P. 304–307.


[Закрыть].

Совершенно очевидно, что Эдуард III пытался хотя бы перед сыном и советниками создать видимость тактической победы там, где он потерпел явную неудачу, пусть и не по своей вине. Англичане действительно заняли сильную позицию недалеко от пикардийской деревеньки Ла-Капель, и Филипп VI поэтому решил их не атаковать. Он приказал авангарду отступить к основным силам и также заняться обустройством своих позиций. Французские военачальники громко укоряли своего короля за трусливое поведение, уличая в нежелании отомстить за причиненный англичанами ущерб. Тем не менее, Филипп выбрал абсолютно правильную тактику. Эдуард III это понял и, в свою очередь, не стал атаковать превосходящую по численности неприятельскую армию. «Великое стояние» закончилось бесславно: сначала отступили германские союзники, затем отошли и сами англичане. А ведь если бы не выдержка, продемонстрированная Филиппом VI, битва при Ла-Капели обернулась бы для французов катастрофой.

Эдуард III вернулся в Англию 21 февраля 1340 года, оставив в качестве гарантов выплаты своих долгов жену Филиппу Геннегаускую, дочерей Изабель и Джоанну, годовалого сына Лайонела, а также графов Дербийского и Солсберийского. В тот же день Эдуард Вудстокский с облегчением сложил с себя обязанности хранителя королевства.

* * *

Поход не принес Эдуарду III славы, зато обошелся в астрономическую сумму – 386 465,12 фунтов! Только личное обращение короля к Парламенту помогло добиться согласия от лордов и общин на сбор средств, требуемых для покрытия долгов. Но они пошли навстречу королевской просьбе не просто так: впервые в истории Англии согласие Парламента на введение дополнительного налогообложения было поставлено в зависимость от реформ, которые должны были обеспечить эффективный контроль над королевскими расходами.

Тем не менее необходимую сумму собрать не удалось. К концу весны 1340 года казна предполагала получить 100 тысяч фунтов, но реальные поступления составили всего какие-то жалкие 15 тысяч – и то к осени. Сбор летнего налога с зерновых и шерсти в двенадцати графствах был полностью сорван. Хронист с грустью писал: «Лорды в каждом городе, где эти товары должны быть собраны и обложены налогом, несли за то ответственность перед королем, а он получал налог и распоряжался им по собственному усмотрению и желанию. И если то, что я знаю, правда, то по этой причине душевная любовь народа превратилась в ненависть, молитвы простых людей – в проклятия, ибо простые люди сильно страдали»[47]47
  The Brut or Chronicles of England / Ed. F.W.D. Brie. Vol. I. L., 1906. P. 293–94.


[Закрыть].

Тем не менее, при огромном бюджетном дефиците казначейство все-таки изыскало возможность погасить долги Эдуарда Вудстокского. Он влез в них, исполняя обязанности хранителя королевства – доходов с собственных владений ему, естественно, не хватило. Правда, выплаченная ему сумма была каплей в море – всего тысяча фунтов.

Сам герцог Корнуоллский, в восторге от полученной, наконец, свободы, постарался как можно скорее забыть утомительные сидения в кругу советников и долгие обсуждения государственных дел. Последние полтора года они поглощали большую часть его времени, хотя на должности хранителя мальчик в основном исполнял роль статиста. Он сбежал в свой манор Байфлит, затерянный между холмов графства Сарри, где вел себя подобно своим сверстникам – шалил, играл, занимался фехтованием с друзьями. Эдуард Вудстокский пристрастился тут к способу проведения досуга, весьма почитавшемуся английской знатью. При полном одобрении родителей и друзей он постиг всю прелесть азартных игр. Так, 2 мая мальчик проиграл 12 пенсов Джону Чандосу, который был старше его на десяток лет, но с которым он крепко сдружился.

Однако счастливое и беззаботное время пролетело для принца весьма быстро, поскольку его отцу не сиделось в Англии. Присутствие Эдуарда III срочно требовалось на континенте, где он, несмотря на все финансовые трудности, собирался начать новую кампанию. Король преуспел в создании нового альянса с фламандцами и их вождем Якобом ван Артевельде, получившим от сограждан прозвища Мудрец и Гентский Подстрекатель. Этот богатый купец возглавил антифранцузские силы, и Луи де Дампьер, граф Фландрский, хранивший верность Филиппу VI, вынужден был бежать из собственных владений. Горожане Гента и Антверпена, взявшие власть в свои руки, стремились обеспечить беспрепятственный завоз английской шерсти, от которой зависела ткацкая промышленность их страны. Поэтому они готовы были оказывать Эдуарду III все возможное содействие в его планах.

Такого случая король Англии упустить не мог. Чтобы избавить фламандцев от позорного обвинения в измене прежнему сюзерену Филиппу VI, он торжественно огласил свои претензии на французский трон и даже послал за их подтверждением к папе Бенедикту XII в Авиньон. Одновременно английский монарх продолжил активные поиски союзников. В качестве одной из приманок он активно использовал то, что его наследник Эдуард Вудстокский так и не вступил в брак с дочерью французского короля: «Иоганну, герцогу Лотарингскому, Брабантскому и Лимбургскому, маркграфу Священной Римской империи, дается согласие на брак королевского сына герцога Корнуоллского и Маргариты, дочери указанного Иоганна. Если свадьба не состоится, то приданое будет возмещено в двойном размере»[48]48
  Calendar of the Patent Rolls, 1338–40. L., 1898. P. 510.


[Закрыть].

Эдуарда Вудстокского вторая попытка его женить волновала мало – предполагаемый брак в чистом виде был политической декларацией, как и требование короны Франции. Король с легким сердцем отказался бы от претензий на нее в обмен на полный суверенитет над теми территориями, которые он считал своими. Как минимум, эти земли включали в себя все герцогство Аквитанское в границах 1307 года – не только окрестности Бордо, Ланды и долину Адура, но также Сентонж, южную часть Перигора и Ажене. Как максимум, при удачном розыгрыше партии, в которой согласие на женитьбу сына также было немаловажным ходом, он мог получить еще Керси, Руэрг, Пуату и Лимузен, потерянные Англией в конце XIII века.

На Троицу, 20 мая, король отправился в Ипсуич, откуда планировал отплыть на континент. Однако разведчики донесли, что огромный французский флот под командованием адмиралов Николя Беюше и Юга Кьере собрался в Ла-Манше, чтобы предотвратить высадку англичан и при случае атаковать побережье самой Англии. К французским судам присоединились также нанятые в Генуе галеры Эгидио Боканегры по прозвищу Черная Борода. Против намерения Эдуарда III отплыть с небольшой флотилией в 40 кораблей твердо возражал архиепископ Кентерберийский. Прелата поддержали адмирал Севера Роберт Морли и фламандский наемник капитан Ян Краббе, сражавшийся прежде на стороне шотландцев, но ныне хранивший верность англичанам. Все они настаивали на том, что подобное предприятие было слишком рискованным. Вскоре пришло подтверждение донесений шпионов из Ипра и Брюгге. Король решил временно отложить экспедицию и начал собирать большой флот.

В это время Эдуард Вудстокский находился в Кеннингтоне. Именно туда гонец доставил известие о прибытии в Англию одного из главных континентальных союзников – Вильгельма маркграфа Юлихского[49]49
  Вильгельм V (1299–1361) – граф Юлихский, маркграф Юлихский (с 1336 года), граф Кембриджский в Англии (с 1340 года), герцог Юлихский (с 1356 года); женат на Иоганне, младшей сестре Филиппы Геннегауской, супруги Эдуарда III. (прим. редакции)


[Закрыть], которого король пожаловал титулом графа Кембриджского. Собственно, на торжественный обряд, посвященный этому событию, Вильгельм и явился. Эдуард Вудстокский на церемонию не поехал, но приказал отправить маркграфу от себя подарок – золоченую чашу парижской работы.

Два дня длились торжества, балы и обеды. Когда гости разъехались, Эдуард III вторично объявил своего сына и наследника хранителем королевства, подписав 27 мая 1340 года указ: «Мы, полностью полагаясь на лояльность возлюбленного и верного Эдуарда, герцога Корнуоллского и графа Честерского, нашего первородного сына, назначаем его хранителем как указанного королевства нашего Англия, так и титула нашего королевского до тех пор, пока мы обретаемся в указанных землях за пределами нашего королевства»[50]50
  Foedera, Conventiones, Literae, et Cujuscunque Generis Acta Publica (etc). / Comp. T. Rymer / Vol II, Pars II. L., 1821. P. 1125.


[Закрыть].

На следующий день король назначил главными советниками хранителя Джона де Стратфорда, архиепископа Кентерберийского, и Уильяма Клинтона, графа Хантингдонского. В состав совета вошел Ральф лорд Невилл Рэбийский, вместе с двумя вышепоименованными сановниками уже исполнявший эти обязанности, а также Генри, лорд Перси, и Томас, лорд Уэйк – в прошлом участники заговора против Роджера Мортимера.

Начало июня Эдуард Вудстокский провел – редкий случай! – с отцом в Бейбвеллском приорстве, что расположено возле славного города Бери-Сент-Эдмундс, куда они не преминули наведаться. Король и наследник возложили щедрые дары к гробнице святого Эдмунда и реликвиям, хранившимся в главном бенедиктинском аббатстве города, помолясь за успех экспедиции. Неделю спустя Эдуард вместе с отцом прибыл в Холбрук – деревеньку, стоявшую возле удобной бухты в устье реки Стауэр недалеко от места ее впадения в Оруэлл и Северное море. Именно там собирался сильный английский флот, в состав которого должны были войти от 120 до 160 судов.

* * *

Наконец, экспедиция была полностью готова, и отцу с сыном пришла пора прощаться. Утром 22 июня Эдуард Вудстокский сел в шлюпку, которая отвезла его на флагманский корабль. В тот же день флот покинул берега Англии, а юный хранитель королевства со своей свитой отправился в Лондон по прямой дороге через Колчестер, Челмсфорд и Краундон. Его крайне беспокоила судьба короля, которому угрожала встреча с мощным французским флотом. Поэтому по пути он позаботился о том, чтобы получить любое известие от отца в кратчайшие сроки. Для этого Эдуард оставил двух гонцов с резвыми конями – Джона Дэгенета в Харидже и Роджера Поупа в Орфорде – и строго-настрого приказал им стрелой нестись в Лондон, как только из-за моря придет королевское послание.

Ждать хранителю пришлось недолго. В своем неспешном путешествии он еще не добрался до столицы, остановившись 28 июня на ночлег в Уолтэмском аббатстве, совсем недалеко от Лондона. Там его и застало первое письмо от Эдуарда III, в котором король подробно описывал сыну победу над французским флотом в морском сражении при Слейсе, произошедшем 24 июня:

«Дражайший сын, мы полагаем, что вы будете рады получить от нас добрые вести, и [узнать], что произошло с нами после того, как мы оставили Англию. Да будет вам известно, что после того, как мы в четверг покинули порт на Оруэлле, мы плыли весь день и всю последующую ночь. В пятницу в полуденный час мы подошли к берегу Фландрии у Бланкенберге, где перед нами предстал флот наших врагов, который собрался в порту Звин. Поскольку отлив не позволял нам приблизиться к ним, мы оставались на месте всю ночь. В субботу, в день святого Иоанна, вскоре после полуденного часа вместе с приливом мы вошли в указанный порт с именем Господа на устах и с уверенностью в правоте нашего дела атаковали наших врагов. Они выстроили свои корабли в очень сильный боевой порядок и весьма благородно защищались весь этот день и последующую ночь. Однако Господь своей чудесной силой даровал нам победу над нашими врагами, за что мы благодарим Его столь истово, сколь это возможно.

И мы должны вам сказать, что кораблей, галер и больших барж у наших врагов было числом сто девяносто, и все они были захвачены – за исключением всего лишь 24 судов, которым удалось ускользнуть. Позже некоторые из них были захвачены в море. Число латников и других солдат [у врага] составляло 35 тысяч. Как мы думаем, 5000 из них бежали, а остальные, по словам пленников, полегли мертвыми во многих местах на побережье Фландрии. Помимо этого, мы отбили назад все наши корабли – а именно “Кристофер” и другие – которые были ранее потеряны у Мидделбурга. Также в этом бою нами были захвачены три или четыре корабля такого же размера, как “Кристофер”. Фламандцы всей душой желали прийти к нам на помощь в битве с самого ее начала и до самого конца.

Таким образом, Господь явил бесконечную милость свою, за которую мы и все наши друзья обязаны вознести ему благодарность. Мы намереваемся оставаться на реке, пока не достигнем определенных договоренностей с нашими союзниками и прочими нашими друзьями во Фландрии о том, как действовать далее. Дражайший сын, да пребудет Господь вашим хранителем!»[51]51
  Nicolas N. H. Royal Navy, from the Earliest Times to the Wars of the French Revolution. Vol. II. L., 1847. P. 61–62, 501–502.


[Закрыть]

Письмо содержало приписку, согласно которой его следовало немедленно распространить как можно шире по всей Англии. Юный хранитель немедля передал королевское послание архиепископу Кентерберийскому с просьбой разослать копии по приходам, чтобы священники ознакомили с его содержанием как можно большее число королевских подданных.

Эдуард Вудстокский обратил внимание на то, что отец весьма скупо говорил о своем вкладе в победу. А между тем, король сражался в самом пекле, подвергая свою жизнь нешуточной опасности. Он даже был ранен в бедро французским адмиралом Беюше, а корабль с его гардеробом был захвачен неприятелем. Поэтому хранитель приказал отслужить благодарственную мессу в честь великого триумфа, который, по убеждению короля, был бы невозможен без божьей помощи.

Политический резонанс битвы при Слейсе был грандиозным. Первая серьезная победа англичан со всей очевидностью продемонстрировала, что ограниченность материальных и людских ресурсов Англии по сравнению с теми, которыми располагала Франция, не обязательно станет решающим аргументом в войне. Талант полководца, отвага солдат, превосходство лучников над арбалетчиками – все эти факторы вполне способны склонить чашу весов в пользу Англии, что и было продемонстрировано в тяжелейшем морском сражении.

Французы потерпели страшный разгром. Только шесть галер под командованием Эгидио Боканегры сумели ускользнуть от англичан, воспользовавшись преимуществом в скорости и маневренности. Адмирал Юг Кьере погиб в бою, второй адмирал Николя Беюше попал в плен и был повешен на рее за свои прежние пиратские рейды у побережья Англии. Однако, несмотря на ощутимый удар, нанесенный англичанами по моральному духу врага, до полной победы на море было очень далеко. Французы не прекратили своих нападений на торговые суда в Северном море и Ла-Манше. Их корабли продолжали также переправлять вооруженные отряды в Шотландию.

* * *

Несмотря на то, что Эдуарду Вудстокскому только-только исполнилось 10 лет, он в меру своих сил действительно исполнял обязанности хранителя Англии, а не выступал в роли куклы, которой напоказ публике управляет кукловод. В течение всего лета 1340 года герцог Корнуоллский совершал деловые поездки по стране, не удаляясь при этом далеко от Лондона. Обычно его сопровождали не только советники и придворные, но также шут, прозывавшийся Джоном из Элтема, и менестрель, игравший на небольшом переносном органе.

Отцовские письма не отличались разнообразием и содержали, как правило, требования прислать денег. Они заставали Эдуарда Вудстокского то в Озни, то в Эншеме, то в Уолингфорде или Рединге. Он постоянно встречался с иностранными посланниками, которые стремились заручиться расположением хранителя, преподнося ему многочисленные подарки – то серую верховую лошадь, то белых зайцев в качестве домашних животных. Соответственно, в его бухгалтерских книгах скрупулезно отмечались суммы, истраченные на ответные дары.

В стране было очень неспокойно. Эдуард Вудстокский утвердил решение королевского совета о начале сбора принудительного займа в размере 20 000 мешков шерсти, распределенного между всеми графствами согласно определенным квотам. По всему королевству разъезжали уполномоченные комиссары, повсеместно встречавшие яростное сопротивление. Итог оказался плачевным – к 20 августа не было собрано почти ничего. На склады поступило лишь 854 мешка шерсти, причем две трети из них предоставил Лондон. Хранитель продолжал регулярно получать письма от Эдуарда III, занятого осадой Турне, и тут же знакомил с ними советников. Послания короля становились все более и более несдержанными, хотя совет делал все, что было в человеческих силах для удовлетворения требований разгневанного монарха. «На ковер» в Вестминстер вызывались чиновники из графств, с которых жестко требовали отчета. Но не помогали ни увещевания, ни запугивания. Линкольнширцы прятали шерсть на укрепленных складах, у которых выставляли вооруженную охрану, чтобы защитить их от королевских сборщиков. В Эссексе вспыхнуло восстание – местное население сопротивлялось комиссарам с оружием в руках. В Сомерсете коллекторы также подверглись вооруженному нападению и были перебиты. Хранитель и его советники посылали Эдуарду III нерадостные отчеты.

В попытках как-то наладить сбор шерстяного займа Эдуард Вудстокский 1 сентября отправился в Солсбери. Там он пожертвовал марку на алтарь Богородицы в кафедральном соборе, молясь об успехе военного предприятия отца. Затем герцог Корнуоллский посетил Андовер и вернулся в Лондон только к середине октября. Пробыв там несколько дней, он перебрался в Уолингфорд, а потом в Рединг. Путешествовать по стране его заставляли не только государственные дела, но и то, что любимая резиденция Беркемстед обветшала и пришла в совершенную негодность для постоянного проживания. Там полным ходом шли ремонтные работы.

Спокойно наблюдать за разрушением знаменитого замка Эдуард Вудстокский не мог, поэтому тратил на него деньги, несмотря на оскудение казны. Впервые на этом месте еще в 1070 году возвел простое укрепление Робер де Мортень 1-й граф Корнуоллский, единоутробный брат и соратник Уильяма Завоевателя. Тогда оно представляло собой типичный нормандский Motte-and-bailey с мощной главной башней[52]52
  Традиционный нормандский тип средневекового замка «мотт и бейли» представлял собой насыпной земляной холм (фр. motte), на вершине которого возводилась башня (англ. keep), окруженная частоколом. Вокруг холма шел ров, через который был перекинут мост. К наружной стороне рва примыкал двор (англ. bailey), также защищенный частоколом, где размещались хозяйственные постройки. (прим. редакции)


[Закрыть]. В период своего расцвета замок окружали два рва с водой. Их пополнял канал, подведенный с северной стороны и подходивший прямо к каменному барбакану. От барбакана через первый ров был перекинут подъемный мост, упиравшийся во вторые ворота. Через внутренний ров вел еще один подъемный мост. Во внутреннем и внешнем дворах размещались часовня, апартаменты, мастерские, конюшни, пивоварня, а также складские и хозяйственные помещения. К каменной трехъярусной башне по склону насыпного холма высотой 12 метров вела крутая лестница, защищенная стенами.

Уильям, сын Робера де Мортеня, восстал против короля Генри I Боклерка, но его бунт был подавлен, сам он оказался в заточении в Лондонском Тауэре, а Беркемстед был разрушен. Спустя несколько лет на том же самом холме Ранульф, канцлер Генри I, возвел новый деревянный замок, а в 1155 году лорд-канцлер Томас Бекет приказал вновь построить каменные укрепления. В декабре 1216 года Беркемстед осадил французский принц Луи[53]53
  Генри I Боклерк (1068–1135) – король Англии (1100–35) из Нормандской династии, четвертый сын Уильяма I Завоевателя; Томас Бекет (ок. 1120–1170) – архиепископ Кентерберийский, убит рыцарями короля Генри II, с которым вступил в конфликт, канонизирован в 1173 году; Луи (Людовик) VIII Лев (1187–1226) – король Франции (1223–26). (прим. редакции)


[Закрыть], ненадолго занявший английский трон по приглашению мятежных баронов. Обороной замка командовал немецкий наемник Валеран. В течение двадцати дней на защитников обрушивался град камней из требюше и в конце концов воины гарнизона были принуждены сдаться. Пораженные их доблестным сопротивлением французы позволили им покинуть замок с почетом, сохранив свободу и оружие. В 1225 году лежавший в руинах Беркемстед был подарен Ричарду, графу Корнуоллскому, который полностью восстановил его, пристроил западную башню и часовню. При короле Эдуарде I замок отошел короне и без должной заботы постепенно разрушался. Когда он попал, наконец, в руки Эдуарда Вудстокского, ремонт был необходим срочно – даже по главной башне прошла трещина от фундамента до самой крыши.

Конечно, 750 фунтов, заплаченные герцогом Корнуоллским за реконструкцию Беркемстеда, были каплей в море по сравнению с долгами, накопленными его отцом. Казна не могла долее выполнять свои обязательства перед союзниками, и проанглийская коалиция бесславно распалась. Эдуард III был вынужден подписать в Эплешене мир, условия которого были унизительны для Англии. Она потеряла графство Понтье и значительную часть герцогства Аквитанского. Пали последние стратегические опорные пункты в Ажене и даже остров Гернси, которым издавна владели англичане, перешел под власть французов.

Одновременно ощутимые потери страна понесла и на своих северных рубежах. Оживившиеся в отсутствие короля шотландцы не бездействовали: если в 1337 году англичане контролировали всю низинную часть Шотландии к югу от реки Форт, а также графство Файф, то к концу 1340 года они с трудом удерживали только пограничные крепости Берик, Роксборо, Джедборо и Лохмабен, а кроме того замки Стерлинг и Эдинбург. Впрочем, последний также недолго оставался в их руках – он был отбит отрядами Уильяма Дугласа, лорда Лиддсдейла, в апреле 1341 года.

* * *

До крайней степени раздраженный обрушившимися на него неудачами, король Эдуард III с женой и небольшим отрядом тайно оплыл из Гента и неожиданно для всех высадился в Лондонском Тауэре в ночь на 30 ноября 1340 года. Хранителя в Лондоне не было, и крепость стояла, погруженная в темноту. Король беспрепятственно прошел через неохраняемые ворота, и лишь во дворе его встретил помощник констебля, который приветствовал своего повелителя, преклонив колено.

Сходу, особо ни в чем не разбираясь, Эдуард III обвинил советников, помогавших его сыну управлять Англией, в бездействии и финансовых злоупотреблениях. Всех высших должностных лиц немедленно вызвали для объяснений прямо из кроватей. По прибытии в Тауэр они были схвачены и заперты по отдельности в разных помещениях для последующего допроса. В один миг потеряли должности почти все члены совета при хранителе королевства Эдуарде Вудстокском, а также констебль Тауэра сэр Николас де Ла Беш, лорд-мэр Лондона сэр Эндрю Обри, главный судья Суда общегражданских исков сэр Джон Стонор, хранитель архивов Джон Сент-Пол, Томас, лорд Уэйк, сэр Джон Молинз, финансисты Уильям и Ричард Поулы и Джон Палтни, а также клерки канцелярии и казначейства. Лорд верховный канцлер Роберт Стратфорд, епископ Чичестерский, и лорд верховный казначей Роджер Нортборо, епископ Ковентрийский, предстали пред гневные королевские очи только на рассвете и также были немедленно отстранены от своих светских должностей. Джон Стратфорд, архиепископ Кентерберийский, предпочел до поры не показываться на глаза разъяренному самодержцу.

В своем раже Эдуард III не покарал лишь сына. Во-первых, он не хотел ставить под сомнение авторитет хранителя Англии, а во вторых, даже в приступе ярости осознавал, что спрашивать надо не с десятилетнего ребенка, а с его советников. Да и сами попавшие в немилость придворные не пытались прикрыться именем герцога Корнуоллского или переложить на него хотя бы часть вины. Архиепископ Кентерберийский, к примеру, в своей тщательно составленной защитительной речи, по пунктам опровергавшей королевские обвинения в дурном управлении и даже государственной измене, ни словом не упомянул об Эдуарде Вудстокском.

Сам же наследник престола, сложив с себя обязанности хранителя королевства, не сильно беспокоился об отцовском судилище. Он всей душой отдался развлечениям, которых был лишен в течение полугода. Самыми излюбленными среди них по-прежнему были азартные игры. Обосновавшись в маноре Шин, расположенном в пригороде Лондона, он играл в кости со своими друзьями, а однажды состязался с самой королевой Филиппой и, между прочим, спустил немалую по тем временам сумму в 37 шиллингов, хотя обычный его проигрыш в среднем составлял сумму гораздо меньшую – примерно 12 пенсов.

Страсть к игре, зародившаяся у юного Эдуарда Вудстокского под влиянием Джона Чандоса, могла поспорить лишь с его тягой к роскошным вещам и одеждам. Герцога Корнуоллского отнюдь не вдохновлял пример экономного графа Эранделского, который всю свою жизнь слыл богачом и после смерти оставил наследникам 60 тысяч фунтов наличными. Эдуард редко отказывал себе в удовольствии приобрести приглянувшиеся драгоценности или дорогое снаряжение. Например, в конце 1340 года он купил серебряный с позолотой кубок за 113 шиллингов четыре пенса и седло для своего боевого коня за 21 шиллинг. Третьим увлечением юного герцога была соколиная охота, на которую он также не жалел денег. Так, 5 декабря того же года он щедро одарил сокольничих за дрессировку ловчих ястребов.

Но было бы в корне неверным считать, что Эдуард Вудстокский, избавившись от бремени государственных дел, исключительно играл, транжирил деньги и охотился. Нет, в списке его предпочтений были и гораздо более почтенные занятия, которые занимали все больше и больше времени, постепенно оттесняя на второй план беззаботные развлечения. В начале ноября в окружении Эдуарда вновь появился его друг Джон Чандос. Весьма вероятно, что рыцарь участвовал во французской экспедиции и в битве при Слейсе, но вернулся в Англию немного раньше короля. По его руководством герцог Корнуоллский немедленно возобновил рыцарские упражнения. Для наследника престола были приобретены длинный налуч и колчан для стрел, а также футляр для одного из его шлемов. Одновременно Эдуард продолжал учиться, предположительно в Оксфордском университете, ибо его мать выказывала постоянную и глубокую заинтересованность в развитии этого учебного заведения.

Еще одним занятием, к которому Эдуард Вудстокский подходил со всей серьезностью, было посещение рыцарских турниров. В этом он полностью разделял пристрастия своего отца. Можно, конечно, считать, что турниры были скорее развлечением, забавой, нежели серьезным и важным делом. Однако для обоих Эдуардов они являлись, прежде всего, необходимым атрибутом рыцарства как образа мышления и образа жизни, воспетого в многочисленных романах, всё больше уходящего в историю и посему нуждавшегося в поддержке и пропаганде.