Текст книги "Черный принц"

Эдуард Вудстокский, с удовлетворением проследив за благополучной развязкой, занялся подготовкой своего отряда к патрулированию окрестностей города: король приказал очистить их от многочисленных банд грабителей и мародеров, расплодившихся за время осады. Другие капитаны отправились в более глубокие рейды по территории Франции. Несмотря на поражение в бою при Креси и бесславное отступление от осажденного Кале, французы не потеряли окончательно способности к сопротивлению. В начале сентября 1347 года большой отряд графа Уорикского, разорявший окрестности Сент-Омера, был разгромлен гарнизоном, предпринявшим вылазку при поддержке городского ополчения. Примерно в это же время на флот из десяти судов, плывший из Англии в Кале с конями и грузом хлеба, напал капитан Маро из Булони, известный пират. Он утопил половину кораблей, а остальные захватил.

Военная кампания длилась пятнадцать месяцев. Силы и ресурсы англичан были на исходе. Накапливалась физическая усталость, истощились финансы. Поэтому очередная инициатива кардиналов по организации мирных переговоров была встречена благосклонно обеими сторонами. Переговоры были краткими: только 25 сентября графы Ланкастерский и Хантингдонский получили необходимые полномочия, а уже вечером 28 сентября было подписано перемирие.

Эдуард Вудстокский покинул Кале 12 октября 1347 года на одном корабле с отцом и матерью. Одновременно с ними домой отправилась и значительная часть армии. Плавание выдалось трудным: корабли попали в бурю, часть их отбилась от общего строя и долго блуждала по морю. Принц оказался в числе тех немногих, кому повезло – уже 14 октября он сошел на берег в лондонском порту.

Его возвращение прошло тихо, безо всякой помпы, хотя ему было чем гордиться. Сложно также переоценить ценность того багажа знаний, который получил Эдуард Вудстокский. Он участвовал во всех основных видах боевых действий – рейдах, стычках, осадах и генеральных сражениях. Опытные соратники по оружию и доблестные противники признали его отважным воином и храбрым командиром. Слава юного рыцаря соперничала со славой его отца и со славой Генри Гросмонтского, графа Ланкастерского, чьи успехи в Гиени были весьма впечатляющими.

Часть вторая
Сияющая слава полководца

Глава первая
Орден Подвязки

Кампания оказалась далеко не такой прибыльной, как надеялся Эдуард III. Конечно, отдельные удачливые бойцы сумели сколотить себе немалые состояния, но общие размеры выкупов и трофеев, пришедшихся на долю короля, не окупили его расходов на войну. И уж тем более они не могли покрыть стоимость параллельно проводившихся Генри Ланкастерским операций в Аквитании.

Эдуарду Вудстокскому за кампанию Креси в общей сложности причиталось свыше 50 тысяч фунтов. При этом предполагалось, что значительную часть затрат он возьмет на себя. В результате принцу было единоразово выплачено казначейством 22 302 фунта в качестве возмещения задолженностей по организации и проведению экспедиции, и кое-какие дополнительные средства поступили с отсрочкой – в течение следующих четырех с половиной лет. Так, с запозданием он получил свое собственное жалование за три месяца из тех одиннадцати, что заняла осада Кале, а также выплаты на содержание сопровождавших его лордов – в общей сложности еще 13 тысяч фунтов.

Поскольку Эдуард Вудстокский внес свою лепту в финансирование похода, его владения были освобождены от очередных военных поборов. Об этом недвусмысленно свидетельствовали королевские распоряжения, сделанные в 1348 году: «Казначею и судьям суда казначейства. По запросу, сделанному Эдуардом, принцем Уэльским, приказываем отменить Вестминстерские постановления в отношении взимания десятины и пятнадцатой доли с земель, товаров и движимого имущества, которые он держит лично в разных частях Англии. Освободить принца и сборщиков от необходимости взимать указанные десятину и пятнадцатую долю»[117]117
  Calendar of the Close Rolls, 1346—49. L., 1905. Р. 473.


[Закрыть].

Однако особо ретивые коллекторы не обратили должного внимания на королевский приказ, а может быть, они просто не успели с ним ознакомиться до своего отъезда на места из крупных городов, где этот приказ зачитывался. Поэтому вслед за первым распоряжением немедленно вышло уточнение, сделанное в более жесткой форме: «Для сборщиков десятины и пятнадцатой доли в графстве Сарри, согласно недавнему распоряжению. Приказываем отменить взимание десятины и пятнадцатой доли с товаров Эдуарда, принца Уэльского, герцога Корнуоллского и графа Честерского, в городах Байфлит, Уэйбридж, Уизли, Кеннингтон, Воксол, а также в других местах этого графства, находящихся в его личном владении. Немедленно прекратить сбор и без задержек вернуть то, что уже было собрано»[118]118
  Calendar of the Close Rolls, 1346—49. L., 1905. Р. 566.


[Закрыть].

Но льготы, пожалованные королем Эдуарду Вудстокскому, не спасли его бюджет, который сводился с заметным дефицитом. Принцу пришлось прибегнуть к изысканию новых источников дохода. Одним из способов, которым он, надо сказать, охотно пользовался, было взимание штрафов. В своих владениях Эдуард обладал правами верховного судьи, и чем больше средств ему требовалось, тем чаще собирались судебные комиссии. Крупные суммы таким способом собрать было затруднительно, но на покрытие расходов прошлого денег принцу хватало, а бремя текущих затрат с наступлением перемирия облегчилось.

Активные военные действия на какое-то время действительно прекратились и наступила пора дипломатической игры, подковерной борьбы и бумажных сражений. К такого рода занятиям Эдуард Вудстокский большого влечения не испытывал. А между тем, ситуация для Англии не демонстрировала тенденций к улучшению. После гибели при Креси Луи де Дампьера, сражавшегося на стороне французов, титулы графов Фландрского, Неверского и Ретельского перешли к его сыну Луи II де Мале. Ровесник Эдуарда Вудстокского, он по настоятельному требованию фламандских торговых гильдий должен был стать еще и его зятем – жениться на сестре принца, пятнадцатилетней Изабели. Однако юный граф вовсе не желал вступать в союз с врагами, убившими отца, но напротив, пылал местью. Он бежал из Фландрии ко двору французского короля, и в июле женился на Маргарете – той самой дочери герцога Брабантского, брак которой с принцем Уэльским уже несколько лет пытался устроить Эдуард III, ведя бесплодные переговоры о диспенсации с папой Климентом VI.

Победа в битве при Креси, как это ни странно, лишила Англию еще одного потенциального союзника – императора. В 1348 году трон Священной Римской империи получил Карл Богемский, сын слепого Иоганна Люксембургского, доблестно сражавшийся против англичан. Естественно, что с этим человеком – в отличие от его предшественника Людвига Баварского, пусть и не отличавшегося постоянством и верностью – Эдуард III вряд ли мог о чем-то договориться, даже если бы очень захотел. Впрочем, никакого желания сблизиться с новым императором король Англии и не демонстрировал.

В конечном итоге крахом закончились дипломатические усилия Эдуарда III на Пиренеях. Как мы помним, у него были планы женить Эдуарда Вудстокского на Леоноре, младшей дочери Афонсу IV, короля Португалии. Все детали брачного союза были согласованы, но из-за проволочек с отправкой посланцев в Лиссабон произошел крайне досадный казус – Леонора была выдана замуж за Педро IV короля Арагона, как раз перед тем, как прибыли английские послы, уполномоченные подписать договор.

Неудача сразу с двумя брачными союзами совершенно не расстроила Эдуарда Вудстокского. Он не испытывал нежных чувств ни к одной из этих девиц и вряд ли хоть единожды лично встречался с ними. Конечно, если бы переговоры увенчались успехом, принц не противился бы воле отца – все-таки дело государственное. Но судьба распорядилась так, что ему не пришлось совершать над собой насилия.

Если к династическим играм Эдуард Вудстокский выказывал полное равнодушие, то в делах, касавшихся войны и мира, он участвовал более активно. Срок перемирия с Францией истекал осенью 1348 года – требовалось или продлить его действие, или заключать новый, более прочный мир. Принц заседал в королевском совете, обсуждавшем дальнейшие шаги в отношении давнего неприятеля, и там его мнение имело немалый вес. В результате Англия не пошла на уступки французам и не подписала долгосрочного мира. Вместо этого 13 ноября было заключено соглашение о пролонгации перемирия на десять месяцев.

В конце того же месяца Эдуард Вудстокский сопровождал отца в Кале, где все-таки удалось организовать переговоры с Луи де Мале, графом Фландрским. Неуступчивый граф на удивление быстро согласился подписать мирный договор, и в начале декабря принц Уэльский вернулся в Англию.

* * *

После взятия Кале король Эдуард III решил поразить христианскую Европу самыми великолепными рыцарскими состязаниями за все время своего правления. Его с энтузиазмом поддержала английская знать. Огромные суммы тратились на специальные бейджи и парадные одеяния. Заслужив рыцарские шпоры, принц Уэльский также получил право выходить на ристалище и с энтузиазмом этим пользовался. В апреле 1347 года он сражался на турнире в Линкольне плечом к плечу с Генри Гросмонтским, графом Ланкастерским, который незадолго до этого прибыл в Англию из Гиени и вскорости готовился вновь отбыть за Ла-Манш. В Личфилде в апреле 1348 года Эдуард Вудстокский бился в рядах прославленных рыцарей рядом с отцом.

Виндзорским турниром 24 июня 1348 года было отмечено истечение сорокадневного срока, необходимого для очищения королевы Филиппы после рождения ее седьмого сына Уильяма. Принц стал крестным отцом младшего брата и по этому поводу подарил кормилице ребенка серебряную чашу и кувшин плюс еще по одной драгоценной чаше каждой из трех девушек, охранявших колыбель младенца. Перед самым турниром он преподнес матери роскошный подарок – курсье по имени Базан де Бург.

В виндзорских состязаниях участвовало несколько французских дворян, находившихся в английском плену – Шарль де Блуа, сир де Майенн, Рауль де Бриенн, граф д’Э, и Жан де Мелён, граф де Танкарвиль. Выходил на арену и Дэвид II, король Шотландии, вторгшийся в 1346 году в Англию для поддержки своих союзников французов и разбитый в битве при Невиллз-Кроссе Ральфом, лордом Невиллом Рэбийским. Интересно, что итоговую победу за доблесть в поединках присудили как раз иностранцу – графу д’Э.

По окончании турнира все участники, включая пленников, в течение нескольких недель охотились в Кларендоне и других королевских заповедных лесах. Принца Уэльского повсюду сопровождала большая свита и множество слуг, которым он пожаловал роскошные одеяния и украшения: «Приказ сэру Питеру де Лейси, клерку принца и хранителю большого гардероба доставить йоменам принца и сокольничим Уильяму де Уиттону и Джону ле Фоконеру, йоменам и главным сокольничим Эдмунду Фоконеру, Томасу Фоконеру и Хэнкину Фоконеру[119]119
  Фоконер (Fauconer, от фр. fauconnier или англ. falconer – сокольничий) – в данном случае, по-видимому, не фамилия, а прозвище по роду занятий. (прим. редакции)


[Закрыть], а также ловчим Питеру, Джону и Джону ткани для изготовления одежды, пригодной для охоты в этом сезоне и сообразной их положению»[120]120
  Register of Edward the Black Prince, Part IV. L., 1933. P. 38.


[Закрыть].

Для Кентерберийского турнира принц приказал выковать восемь доспехов и украсить их гербом одного из своих рыцарей – сэра Стивена Косингтона, которому было поручено возглавить партию бойцов. В нее вошли прославленные воители графы Ланкастерский и Саффолкский, Джон Грей, Джон Бошан, сэр Роберт де Морли, сэр Джон Чандос и Роджер Бошан.

На турнире в Бери-Сент-Эдмундс принц пожаловал одному из своих менестрелей дестриэ по кличке Морел де Бергерш, другим – четыре трубы из позолоченного серебра с эмалью, купленные у графа д’Э. Судя по сохранившимся и далеко не полным счетам, Эдуард Вудстокский, не скупясь, дарил друзьям и слугам ювелирные изделия, коней, собак и соколов. Да и в прочем себя не ограничивал. Лимиты его ставок в азартных играх, которые он по-прежнему обожал, неуклонно росли. Поэтому ему время от времени требовались наличные для расплаты с партнерами, в числе которых был и его собственный отец, также не считавший этот вид досуга зазорным: «23 декабря через Джона де Хенкстуорта – 15 фунтов. В тот же день через Генри де Блейкборна – 40 фунтов. Также через Генри де Блейкборна на игру с королем в Сандвиче в тот же день – 105 фунтов»[121]121
  Register of Edward the Black Prince, Part IV. L., 1933. P. 76.


[Закрыть].

Просадить одним махом 100 с лишним фунтов – дело серьезное. Ведь годовой доход, выражавшийся в такой сумме, получал «рыцарь, который считался обеспеченным и доблестным представителем своего сословия»[122]122
  The Agrarian History of England and Wales / Ed. by E. Miller. Vol. III, 1348–1500. Cambridge, 1991. P. 526.


[Закрыть], в то время как простой бакалавр довольствовался всего лишь 40 фунтами ежегодно.

Роскошный образ жизни, который вел Эдуард Вудстокский, ничем не отличался от modus vivendi прочих представителей английской высшей знати – за исключением того, что в отличие от них принц не был замечен в разврате. А именно безнравственность, наряду с демонстративной расточительностью высших слоев общества, навлекала на себя резко критические комментарии со стороны тех, кто считал себя совестью нации. Особенный гнев эти пороки вызывали, естественно, у хронистов-монахов. Так, Джон из Рединга, францисканец теолог и схоласт, непримиримый оппонент Уильяма Оккамского, возмущался: «С тех пор минуло уж 18 лет, как англичане, потеряв рассудок, стали подражать уроженцам Геннегау, ежегодно меняющим фасоны своих уродливых одежд, и надолго экстравагантности ради забросили честные старые платья… В своей одежде и обуви они больше стали похожи на демонов и истязателей, чем на человеческие существа»[123]123
  Chronica Johannis de Reading et Anonymi Cantuariensis 1346–1367 / Ed. by J. Tait. Manchester, 1914. P. 88–89.


[Закрыть].

Аббат цистерцианского монастыря Мо Томас Бартон всей душой поддерживал протесты церкви против рыцарских турниров и писал о многочисленных празднествах 1348 года, как о главной причине, вызвавшей эпидемию чумы, которая вскоре поразила Европу: «Перед тем как мор охватил Англию и прочие пределы, лорды и рыцари королевства Англия не чувствовали никакого раскаяния, в разных городах и деревнях королевства устраивали турниры и поединки, приглашали туда дам, матрон и других знатных женщин. И вряд ли там была хоть одна дама или матрона в сопровождении своего мужа – они предавались разврату, впустую растрачивая время»[124]124
  Chronica Monasterii De Melsa / Ed. by E.A. Bond. Vol. III. L., 1868. P. 69.


[Закрыть].

Каноник августинского Лестерского аббатства Святой Марии, церковный историк Генри Найтон также не обошел своим вниманием эту тему: «В то время возникли слухи и сильный народный вопль из-за того, что почти везде, где проводились турниры, присутствовало множество женщин, как будто они принимали участие в соревнованиях. Они были одеты в разнообразные и прекрасные пышные мужские одежды, и было их числом до сорока, а иногда и до пятидесяти – прелестных, хотя и не лучших в целом королевстве. Они носили двуцветные котты – половина одного цвета и половина другого – с короткими капюшонами, длинные концы которых были обмотаны вокруг их голов наподобие веревок, а также пояса, отделанные серебром и золотом. И они также носили ножи, обычно называемые “кинжалами”, в мешочках, перекинутых через животы пониже пупка. И они выезжали на ристалище не иначе как на дестриэ или других столь же превосходно убранных лошадях. И так они растрачивали впустую свои богатства, и бесчестили собственные тела развеселым распутным поведением, о чем во весь голос говорили в народе. Они не страшились Бога, не стыдились укоров уважаемых людей, как будто освободились от оков семейного целомудрия и сдержанности»[125]125
  Knighton H. Chronicon Henrici Knighton, Vel Cnitthon, Monachi Leycestrensis / Ed. by J. Lumby. Vol. II. L., 1895. P. 57–58.


[Закрыть].

Обличительный пыл францисканца, цистерцианца и августинца вряд ли мог вызвать сочувствие у Эдуарда Вудстокского, полностью одобрявшего как сами турниры, так и роскошь, с которой они обставлялись. Но грозные филиппики хронистов оказались весьма полезными для нас, далеких потомков, ибо позволили в деталях узнать, как одевалась прекрасная половина человечества для участия в торжествах.

* * *

В красочном вихре празднований не осталось незамеченным событие, которое стало заметной вехой не только в жизни Эдуарда Вудстокского и не только в истории Англии – но, без сомнения, и в европейской истории. В год 1348-й был основан старейший рыцарский орден – Благороднейший орден Подвязки.

К сожалению, оригинал орденского статута до наших дней не сохранился, и приходится пользоваться изложением этого документа, сделанным гораздо позже – в XVII веке: «Во славу Господа всемогущего, святой Марии Преславной Девы и святого Георгия Мученика наш верховный повелитель Эдуард Третий, король Англии, в год своего царствования двадцать третий[126]126
  Таким образом, поздние копии статута называют датой основания ордена 1349 год; интересно, что современник событий Джеффри Бейкер в своей весьма неточной хронике вообще относит это событие к 1350 году. (прим. редакции)


[Закрыть] учредил и основал это братство, или военный орден, в своем замке Виндзор следующим порядком. Прежде всего, в указанное товарищество, или превосходнейший орден, вошли его старший сын принц Уэльский, герцог Ланкастерский[127]127
  Здесь явная ошибка, простительная позднейшему переписчику: Генри Гросмонтский, граф Ланкастерский и Дербийский, получил герцогский титул только в марте 1351 года. (прим. редакции)


[Закрыть], граф Уорикский, капталь де Бюш, граф Стаффордский, граф Солсберийский, сэр Мортимер, сэр Джон Лайл, сэр Бартоломью Бергерш-сын, сэр Джон де Бошан, сэр де Моэн, сэр Хью де Кортней, сэр Томас де Холанд, сэр Джон де Грей, сэр Ричард де ФицСаймон, сэр Майлз Стэплтон, сэр Томас Уэйл, сэр Хью Роттсли, сэр Нил Лоринг, сэр Джон Чандос, сэр Джеймс Одли, сэр Ото де Холанд, сэр Генрих Эм, сир Санше д’Абришикур и сэр Уолтер Пейвли»[128]128
  Ashmole E. The Institution, Laws & Ceremonies of the Most Noble Order of the Garter. L., 1672. Appendix I.


[Закрыть].

Таким образом, первыми рыцарями новоявленного ордена стали сам Эдуард III, его героический старший сын и знаменитый полководец граф Ланкастерский, в жилах которого также текла кровь Анжуйской династии. Остальные члены-основатели также зарекомендовали себя в кровопролитных сражениях Бретонской и Шотландской кампаний, при Слейсе, при Креси и во время осады Кале. Первоначально помимо короля и принца в орден входили двадцать четыре человека, очень дружных между собой. Большинство из них состояло во время последней экспедиции в свите либо Эдуарда III, либо Эдуарда Вудстокского.

В число рыцарей-основателей вошли и три иностранца. Жан де Грайи, капталь де Бюш, являлся признанным лидером проанглийски настроенных дворян Гиени. Санше, сеньор д’Абришикур, был выходцем из известной пикардийской семьи, также сплотившей вокруг себя сторонников Англии в этом регионе. Брабантец Генрих Эм зарекомендовал себя отличным воином как в боях с французами, так и на турнирах.

Тем не менее принцип формирования орденского братства остается до конца не понятым – многим доблестным рыцарям пришлось долгие годы ждать вакансий, а некоторые так и не дождались этого – к примеру, Джон де Вер, граф Оксфордский, ближайший сподвижник Эдуарда III и принца Уэльского. Ясно лишь одно: орден создавался с целью объединить молодых талантливых рыцарей, которые должны были стать надежной опорой и самому королю, конечно, но в первую очередь – юному Эдуарду Вудстокскому, чей талант военачальника и тяга к военным предприятиям к тому времени для всех были вполне очевидны.

Тем не менее в статуте ордена главное внимание уделялось отнюдь не мирским, но духовным делам. Рыцари обязаны были жертвовать на заупокойные мессы: «Решено, что члены превосходнейшего ордена, как только им станет известно о смерти кого-либо из их товарищей, должны оплатить мессы по душе умершего. И король должен оплатить 800 месс, принц Уэльский – 700, каждый герцог – по 600, каждый граф – по 300, каждый барон – по 200, и каждый рыцарь-бакалавр – по 100 месс»[129]129
  Ashmole E. The Institution, Laws & Ceremonies of the Most Noble Order of the Garter. L., 1672. Appendix I.


[Закрыть]. Также им вменялось в обязанность не жалеть средств на содержание коллегии каноников[130]130
  Коллегия каноников (англ. College of canons) – орган управления собором, в который входят настоятель (являющийся президентом коллегии), викарный епископ, помощники епископа на жалованье, каноники и архидиаконы епархии. (прим. редакции)


[Закрыть] Виндзора. Кроме того, ни один член ордена не мог пройти через Виндзор, не отстояв мессы в часовне Св. Георгия. Присутствие на ежегодном празднике в честь этого святого было обязательным для всех без исключения.

Кстати говоря, в статуте ордена ни слова не было сказано о необходимости участия в турнирах – как, например, было сделано в правилах кастильского ордена Ленты. Рыцари Подвязки не давали необдуманных клятв вроде обета никогда не отступать в бою – как клялись члены французского ордена Звезды. Вполне вероятно, что именно такой взвешенный подход к обязанностям рыцарей если не определил, то уж точно способствовал долголетию братства, которое существует до сих пор и в полной мере сохраняет свой престиж.

Учреждение ордена Подвязки состоялось 23 апреля и сопровождалось пышной церемонией. Вот как описывал ее современник: «В день святого Георгия король устроил большой праздник в Виндзорском замке. Он учредил там часовню с двенадцатью священниками и основал странноприимный дом, где бедные рыцари, которым не хватало собственных средств, могли бы получить достаточное содержание для служения Господу – из даров учредителей. Возле короля стояли другие поручители этого странноприимного дома… Все они были одеты, как и король, в сюрко красновато-коричневого цвета, усыпанные подвязками темно-синего цвета, а также носили подобные же подвязки на правой ноге, и голубые мантии с гербом святого Георгия на плечах. Так одетые, они выслушали мессу с непокрытыми головами, которую служили епископы Кентерберийский, Уинчестерский и Эксетерский. А затем они все вместе сели за стол для пира в честь святого мученика, по имени которого они, собственно, и назвали это наиблагороднейшее братство – sancti Georgii de la gartiere»[131]131
  Baker G. Chronicon Galfridi Le Baker de Swynebroke. Oxford, 1889. P. 108–109.


[Закрыть].

Когда орден был полностью сформирован, а все его члены назначены, принц Уэльский за свой счет приказал изготовить орденские знаки отличия. В его счетах записано: «Двадцать четыре подвязки, изготовленные для принца и купленные в тот же день – рыцарям братства Подвязки»[132]132
  Register of Edward the Black Prince. Part IV. L., 1933. P. 72.


[Закрыть].

* * *

В истории создания ордена Подвязки до сих пор остается много неясностей. Принято считать, что он был основан в 1348 году, но по поводу этой датировки до сих пор ломаются копья. Разные хроники указывали разные годы, а Фруассар так вообще путал время основания ордена с попыткой создания Эдуардом III некоего подобия артуровского Круглого стола в 1344 году. Не известны точно обстоятельства, связанные с появлением братства на свет. И, наконец, совершенно не ясно, почему в качестве символа была выбрана именно подвязка.

Одним из первых высказал свою точку зрения на событие, ставшее толчком для создания ордена, монах бенедиктинского аббатства Клуни Мондоно Бельвалети в своем трактате, написанном в 1463 году. Он напрямую связал его название с предметом женского туалета: «И существуют многие, кто утверждает, что этот орден имеет свое происхождение от особы женского пола»[133]133
  Belvaleti M. Tractatus ordinis serenissimi domini regis Anglie vulgariter dicti la Gerretiere. Cologne, 1631. P. 7.


[Закрыть].

Эту гипотезу развил и снабдил конкретными подробностями только Полидор Вергилий[134]134
  Полидор Вергилий (ок. 1470–1555) – итальянский ученый, историк, натурализованный англичанин с 1510 года; служил историографом короля Генри VII Тюдора и стал одним из авторов легенды о злодеяниях Ричарда III. (прим. редакции)


[Закрыть] – в 1534 году, то есть, без малого два столетия спустя! Он подвел под нее нешуточную теоретическую базу, возведенную на принципах эволюции от скромного к величественному: «Распространенная легенда гласит, что Эдуард поднял с пола подвязку, которая ослабла и упала с ноги королевы или любовницы, как иногда случается. Некоторые из знатных мужей заметили это и начали шутить по сему поводу, а он [король] сказал им, что пройдет немного времени, и подвязку, подобную этой, они будут высоко чтить. И спустя недолгое время он основал орден и дал ему это название, чтобы показать, что его знать судила о нем неверно. Такова распространенная молва. Но английские авторы, стыдливые и суеверные, возможно, боялись подвергнуться обвинению в оскорблении величества за подобное недостойное описание, и предпочли умолчать об этом. Как будто никогда не бывало, что из неприметного и скромного впоследствии вырастало нечто величественное. Например, существовало ли что-либо, [ранее] почитаемое многими людьми столь же неприглядным и презираемым, как обритая голова? А ныне она является исключительным признаком, по которому мы отличаем голову священника от головы непосвященного»[135]135
  Vergil Polidore. Polydori Vergilii Vrbinatis Anglicae Historiae Libri Vigintiseptem. Basel, 1570. P. 378.


[Закрыть].

Считавший себя серьезным историком Вергилий сомневался в достоверности легенд о короле Артуре и точно так же не был убежден в правдивости рассказанной им самим истории о подвязке. Он называл ее fama vulgi, или «распространенными слухами». Тем не менее эта же версия всплыла вновь у Кэмдена и Сэлдена[136]136
  Уильям Кэмден (1551–1623) – английский антиквар, историк, топограф, герольд; Джон Сэлден (1584–1654) – английский юрист, исследователь древнего английского права. (прим. редакции)


[Закрыть] в конце XVI и начале XVII века. Они внесли от себя в легенду дополнительную интригу, назвав любовницу короля по имени. Якобы, ею была Джоанна Прекрасная Дева Кента, графиня Солсберийская по титулу своего мужа Уильяма Монтекьюта, ставшая впоследствии супругой Эдуарда Вудстокского, принца Уэльского. История в величайшей степени неправдоподобная, хотя попытки обвинить короля в изнасиловании графини Солсберийской – неважно, какой конкретно – предпринимались неоднократно. Жан ле Бель, к примеру, заявлял, что подобное произошло в 1342 году, причем он имел в виду не Джоанну, а Кэтрин Грандисон, мать вышеупомянутого Уильяма де Монтекьюта, графа Солсберийского: «Любовь к этой даме так заполнила его сердце, что он не мог противостоять и противиться ей, он не мог изгнать ее. И, наконец, столь велика была над ним власть любви, что он совершил поступок, который сам же заклеймил бы и отверг. Когда завоевать благородную даму ему не помогли мольбы, он сделал это силой»[137]137
  Chronique de Jean Le Bel. Vol. II. Paris, 1905. P. 293—94.


[Закрыть].

За Жаном ле Белем сомнительную байку повторил Фруассар, предусмотрительно убрав из нее, правда, прямой намек на изнасилование: «Затем он покинул даму, сказав: “Моя дорогая дама, да хранит вас Господь до моего возвращения. Я умоляю вас подумать, и ответить мне по-другому”. “О, мой сир, – ответила дама. – Отец наш преславный наставит вас на путь истинный и убережет от неприглядных и бесчестных мыслей. А я же и ныне, и всегда готова смиренно служить вам к чести вашей и моей”. Король удалился в изумлении и замешательстве, и отправился со своей армией преследовать скоттов»[138]138
  Froissart J. Chroniques de J. Froissart / Par S. Luce. Tome II. Paris, 1870. P. 135.


[Закрыть].

Во второй половине XVII века историк Элайес Эшмол откровенно назвал эту историю байкой, справедливо напомнив об аналогичных легендах, ходивших по поводу основания бургундского ордена Золотого Руна и малоизвестного савойского ордена Цепи. Во всех трех случаях романтические истории не имели абсолютно никаких документальных подтверждений. Эшмол пошел дальше и предположил, что девиз ордена Подвязки – Honi soit qui mal y pense – представляет собой недвусмысленное отражение претензий Эдуарда III на французский трон, а вовсе не оправдание леди, потерявшей по неосторожности часть своего туалета или – в других интерпретациях – даже честь. «Позор тому, кто думает об этом плохо» – ответ на попытки дискредитации французских амбиций английского короля.

В защиту этой версии говорит и то, что само слово Garter, давшее имя ордену, использовалось в средневековой Англии крайне редко. Точнее сказать, в письменных источниках оно промелькнуло лишь единожды – у некоего Уолтера Биббесуорта в его поэме «Трактат», служившей тогда своего рода учебником французского языка для английской молодежи[139]139
  Owen A. Le Traité de Walter de Bibbesworth sur la Langue Française. Genève, 1977. P. 58.


[Закрыть]. И там было указано, что оно обозначало вовсе не интимную часть дамского одеяния, а предмет, который предназначался для поддержания шоссов у модников-оруженосцев. Раз уж об этом зашла речь, то даже форма геральдической подвязки крайне необычна: это не полоска ткани или шелка, а ремешок с пряжкой и отверстиями. Честно говоря, его изображение, которое сейчас легко увидеть на гербе Великобритании, напоминает скорее пояс – один из важнейших символов, использовавшихся во время церемонии посвящения в рыцари.

Вопросов много, ответов на них не меньше, и каждый может выбрать тот, который ему больше по душе. Но, как бы то ни было, орден с этим названием, с этой эмблемой и с этой легендой стал одним из самых знаменитых рыцарских орденов в мировой истории.

* * *

Страшная эпидемия, поразившая Европу в конце 1340-х годов, не была, естественно, карой господней за греховность двора Эдуарда III, как уверяли хронисты. Нравы и развлечения знати в других странах и в другие времена были ничуть не более пуританскими. Вирус чумы проник в начале октября 1347 года в Сицилию и быстро распространился по всей Италии, выкашивая до половины жителей больших городов. Зимой 1348 года чума добралась до портов Южной Франции – Нарбонна, Марселя и Монпелье. К июню она захватила Руан и Париж. В июле сестра Эдуарда Вудстокского Джоанна, которая направлялась в Испанию для вступления в брак с Педро Жестоким, сыном короля Кастилии Альфонсо XI, умерла от этой страшной болезни в Бордо.

В Англию вирус чумы попал где-то в середине лета на судне, которое бросило якорь в Мелкомб-Реджис, что в графстве Дорсет. Именно в этом порту был зарегистрирован первый случай заболевания. Оттуда Черная Смерть, как стали позже называть эпидемию, распространилась сначала по всей Уэст-Кантри[140]140
  Уэст-Кантри (англ. West Country) – буквально «Западная страна», неофициальное название юго-западных областей Англии. Обычно в нее включаются исторические графства Корнуолл, Девон, Дорсет и Сомерсет, иногда еще Глостершир и Уилтшир. (прим. редакции)


[Закрыть], в августе достигла Бристоля, а в начале 1349 года добралась до Лондона. Средневековые врачи ничего не знали о причинах заболевания, которое протекало в трех различных формах – бубонной, септической и легочной. Практически все предпринимаемые ими профилактические меры были ошибочными и, следовательно, бесполезными. Единственным более-менее дельным казался совет максимально ограничить круг общения, поскольку инкубационный период болезни был весьма коротким.

После первого же известия о появлении больных в Лондоне король объявил перерыв в работе Парламента, созванного в январе 1349 года. Он приказал закрыть все порты, чтобы остров не потерял свое население, в панике выбиравшее между бегством и смертью. Знать разъехалась по глухим уголкам страны в свои загородные поместья. Вдали от людских скоплений, в отсутствии грызунов, на которых размножались блохи – разносчики чумной палочки, состоятельные англичане в большинстве своем избежали опасности заражения. Так, ни один из 26 рыцарей ордена Подвязки от чумы в первую волну эпидемии не умер.

Эдуард Вудстокский провел большую часть лета вместе с отцом в отдаленных манорах на западе и юге страны. Однако полностью отгородиться от окружающего мира он не мог. Осенью 1349 года принц отправился в Херефорд, чтобы присутствовать на церемонии переноса мощей святого Томаса Кантилупа в новую раку. Несмотря на то, что епископ Херефордский в страхе перед чумой запретил любые скопления народа – в том числе, постановку пьес на площадях и интермедий в городских церквях – при переносе мощей собралась огромная толпа, которую никто не разгонял. Более того, по окончании обряда родственник святого Николас Кантилуп устроил за свой счет для всех роскошный праздник.

Когда эпидемия утихла, основной заботой Эдуарда Вудстокского и его совета стала борьба с последствиями моровой язвы. Как и у всех других землевладельцев Англии, доходы принца резко упали из-за общего расстройства сельского хозяйства и торговли. К примеру, поступления из Корнуолла за 1350–51 годы составили всего три пятых от сумм, приходивших оттуда в 1347 году. В качестве стимулирующей меры принц решил на время полностью прекратить взимание арендной платы, чтобы арендаторы не отказывались от своих держаний. В этом поступке благотворительности не было ни на малую долю. Эдуард Вудстокский мыслил достаточно практично и понимал, что пострадавшим от безжалостной пандемии платить просто-напросто нечем. Бездумное применение силы уничтожило бы их, а новых арендаторов в тех условиях найти было невозможно. Поэтому принц принял строжайшие меры для обуздания слишком ретивых сборщиков налогов: