Текст книги "Мельница Морквина"

Пролог

Вот Вам и еще история от моего давнего знакомого – Морквина Тридцать шестого, одного из самых родовитых и столь же бездарных колдунов, каких только носила Земля к северу от Тру-Горма.

Да-да, я ничего не путаю, и со слухом у Вас все в порядке – речь пойдет именно о том Морквине, толстяке и обжоре, что едва не сделался мужем младшей принцессы, а значит, и зятем самому королю.

И пусть невеста в последний момент одумалась и сбежала из-под венца – не все в жизни удается даже таким отъявленным шельмецам и чародеям – Морквин остался доволен и этим. Ибо счастье – это когда все части вместе. А такого на Земле не бывает, и вся штука в том, кому какая часть от счастья достанется.

«Герою – подвиг, умному – награда» – поделил тогда Морквин. И почти безвозмездно подарил миру то самое чудесное темное имбирное пиво, без которого – тут уж Вы мне поверьте – ни одна мало-мальски стоящая из его историй не была бы им рассказана, а мною записана с его собственных слов, на его мельнице и по его же согласию.

Только вот рассказывать я стану так, как мне это заблагорассудится, нимало не заботясь о поучительной стороне дела, поскольку о здравом смысле мы и не слыхали.

И потом – где мы и где теперь Морквин? А если ему вдруг что-то не понравится в моих словах, то пусть он сам придет и поправит меня, если сможет.

Так вот…

Забраться на вершину Тру-Горма дело далеко не самое легкое, будь ты хоть отчаянный новичок-сорвиголова, хоть трижды умудренный опытом охотник, живущий в этих краях всю свою жизнь.

Всякий, кто хоть однажды пересек этот горный хребет – неважно, желая ли навсегда оставить родные места, чтобы попытать счастья на чужбине, или возвращаясь обратно несолоно хлебавши, или даже с целым мешком серебра, всякий Вам подтвердит – без верного спутника и доброй старой легенды, способной сократить любое восхождение, тут не обойтись.

Зато уж и вид с вершины открывается! Добрую половину Лиаргиля можно разглядеть, да еще и Корахтское королевство в хорошую погоду.

Даже Белый замок с шестью его башнями, глубоким рвом и двумя перекидными мостами виден.

Может, когда-нибудь, если эта проклятая погода изменится, а ноги мои малость заживут после «испанских сапог», которые мне усердно примеряли в замке – может, мы и попробуем взойти на вершину – зрелище того стоит, только сейчас в этом нет совсем никакой нужды.

Мельницу Морквина отлично видно и от подножия горы. Я Вам теперь больше скажу – она, мельница эта, там и стоит.

Прямо у излучины маленькой речки Лупп, которая только ранней весной и бывает бурной, в те две недели, когда тает снежная шапка на средней голове Тру-Горма.

А так ее запросто переходят на лошадях. Надо только брод знать, не то, неровен час, угодишь в омут, и тогда все – ни лошадей, ни сбруи.

Да что это я все о серебряных уздечках, да о поклаже? Еще ни один всадник, не говоря уж о вознице, из омута не выныривал. Такие дела…

Вот над этим самым омутом предок любезного нам Морквина – тоже, понятное дело – Морквин, только Шестой… или Седьмой, (кто теперь упомнит?) и поставил свою знаменитую на весь Лимерик водяную мельницу.

Те, кого он в ту пору пользовал от зубной боли, уже лет триста, как и думать о ней забыли, а водяное колесо все крутится, каменные жернова мерно поскрипывают – мелют, знай себе, мучицу…

Часть первая

ЗАХВАТ

Глава первая

Визит Морквина

Тимофей Брыков, юноша шестнадцати полных лет, не самый большой любитель приключений, лежал на диване в своей комнате. Был поздний вечер. канун Первого сентября.

Густые, грязно-синие сумерки колотились в окно упорным, трехдневного возраста дождем. На лице Тимофея лежала раскрытая «Химия».

Он не спал. Было страшно и скучно. Страшно идти утром в школу, где никто и ничто не избавит его от этой самой «Химии». Скучно было по той же причине.

– Последний день каникул,– вяло размышлял он,– и погода, как назло, распоганилась. А завтра и вовсе в школу. Как подумаю, так словно мыло во рту. Ну, где это видано? Три месяца, а вспомнить нечего. Так и вся жизнь пройдет…

Он вздохнул, перевернул, не открывая глаз, страницу, снова накрыл лицо книгой.

Это был его метод изучения естественных наук – считывание информации напрямую с его носителя, минуя текст. Метод себя ни разу еще не оправдал, но Тимофей был не из тех, кто легко отступает.

– Это ж надо,– бурчал он,– никаких тебе приключений. Я их, конечно, сам не ищу, но вот, чтобы так, ничего…

Неожиданно в окно ударил ветер. Форточка оглушительно грохнула, холодные капли обожгли шею. Тимофей даже не вздрогнул. Он мечтал.

– Спасти кого, что ли? Только вот где?

– Места знать надо, брат Тимофей.

– Волколак тебе брат,– машинально ответил Тимофей.– Не успеешь глаза закрыть, а уж кто-нибудь обязательно тут как тут. Просто, как комары роятся…

Внезапно он сел. Отбросил книгу. Прямо перед ним, в черной раме окна, стоял человек.

Грузная фигура его в длинном, до пят, мокром балахоне, занимала почти все пространство между диваном и дверью. Лицо было прикрыто низко надвинутым капюшоном и утопало в густой тени от лампы. Проскочить в дверь, мимо незваного гостя нечего было и думать.

– Ты кто такой?– поинтересовался Тимофей с деланным равнодушием. Губы у него пересохли.– Откуда ты меня знаешь?

– Я тот, кто тебе нужен,– голос незнакомца прозвучал неожиданно мелодично, даже вкрадчиво.– И я укажу тебе путь, где, кроме подвигов, вообще делать нечего. И принцесс там видимо-невидимо. Спасай хоть каждую.

Голос баюкал, успокаивал. Слова лились гладко, нараспев. Казалось, ничего приятнее, чем эти звуки, и представить нельзя. Тимофея даже передернуло от отвращения.

– Что ты несешь?! Какие теперь принцессы? Откуда ты вообще такой взялся?

– А чего это ты разволновался? Ишь, покраснел весь. Разве не сам ты об этом мечтал? Вот я и поднялся…

Гость тяжело, по-хозяйски уселся на письменный стол. Из-под мокрого балахона выглянули огромные рыжие башмаки невообразимого фасона. Мебель жалобно всхлипнула. Волосы на голове Тимофея медленно встали дыбом.

– Чего-чего ты сделал?

– Ну, поднялся, всплыл вон из того озера,– гость неопределенно помахал рукой куда-то в окно, возможно, в сторону котлована на краю микрорайона.– Оно у нас тобой общее. Только берега, гм… разные. Стало быть, Тима, мы с тобой соседи. Помоги мне по-соседски и получишь то, о чем мечтаешь.– Незнакомец ухмыльнулся.– И даже сверх того еще немного.

Последние слова прозвучали довольно зловеще. Тимофей потер глаза руками. Зажмурился. Легче ему не стало. Он открыл глаза.

Гость по-прежнему занимал стол, только теперь он почти лежал, удобно устроившись на стопке учебников. Струйки черной воды медленно стекали с его одежды на чистые, приготовленные к школе, тетради. Тимофей сделал маленький шаг к двери.

– Постой-погоди,– сказал он.– Откуда тебе знать, о чем я мечтаю? И потом – какие могут быть берега у этой лужи? При хорошем ветре ее запросто переплюнуть. А ты говоришь – соседи… Ты, верно, спятил. И что это на тебе за тряпье? От цирка отстал?

Тимофей был уже в полуметре от двери. Оставался один рывок, он выскочит в коридор, квартиру открыть одно мгновение, а там – посмотрим. Незнакомец даже засмеялся. Коротко и невесело.

– Ну что ты, в самом деле? Очень даже преобидно мне отношение такое на заботу мою братскую встретить. Кто из нас подвиг совершить хотел? Я уж про принцессу-красавицу молчу. Впрочем, ты прав – пора нам по настоящему познакомиться.

Он соскочил со стола, выпрямился, почти величественно.

– Слушай и не суетись. Все равно дверь я запер, а из окна, полагаю, ты не вылетишь, не птица. – Он помолчал секунду-другую, словно раздумывая, стоит ли продолжать, выпятил бочкообразную грудь и, чеканя слова, произнес: – Я Мастер Морквин 36, из рода Морквинов, лесных колдунов. Мы незнакомы, но скажу, как брату – голос незнакомца стал задушевным – лучше бы тебе меня и дальше не знать. Но ты мне нужен, и для тебя я готов быть просто Мастером.

– Не знаю, как и благодарить.

– Когда герой готов, подвиг для него подыщут.– Гость подступил вплотную к Тимофею.– Я пришел не за благодарностью. Я пришел за тобой!– Лицо его, скрытое по-прежнему забралом тени, приблизилось. Он заговорил ясно, но намного тише.– Там, на берегу Моего озера, стоит Белый замок. В замке, как водится, король, а у короля, сам понимаешь, красавица-дочь, принцесса.

– Так оно обычно и бывает.– Тимофей мучительно соображал, что могло так задержать родителей. Часы показывали без десяти минут полночь.

–Но случилась беда. Злой колдун со своим подручным прошел сквозь стены замка и силой волшебства превратился в этого короля. А беднягу запер в своем старом уродливом теле. Теперь несчастный бродит по замку и уверяет всех, что он и есть настоящий король. Но это еще не все – главное, что подручный колдуна, вампир Спилгрим, женится на принцессе! Скоро и свадьба. Других-то женихов, сколько ни сватались, злодей умертвил и сбросил в подземелье.

Морквин перевел дух. Отер со лба пот.

– Ну, как?

– Очень невежливо с его стороны. Надеюсь, все у них образуется.

– Надеешься?! Да что ты знаешь о надежде? Надежда– это когда стоишь на своих деяниях! Что сделал, на то, стало быть, и надеешься. Но я не о том. История моя нравится?

– Еще бы.– Тимофей начинал думать, что родители уже никогда не придут.– Занятная, конечно, история. Только вот я здесь при чем? Что я могу сделать такого, на что не способен могучий колдун Морквин 36 из рода Морквинов, лесных колдунов? Правильно я выражаюсь?

– Да ладно тебе. Зови меня просто Морквин. Штука в том, что меня и за ворота замка не пустят. Между нами – нас, Морквинов, в долине как облупленных знают. Мы для замковых те же колдуны опасные. А ты человек новый. Принцем приоденешься, я тебе и одежку новую справил, не налюбуешься и за женишка свежего сойдешь. Как тебя принцессе представят, ты ей обстановочку-то обскажешь, и все дела. Мне б только свадьбу отложить, а дальше уж не твое дело.

– Все! Я понял. Дальше можешь не объяснять. Я буду червяком, на которого ловят щуку. И потому не мое дело, что станет с червяком.

– Ну, зачем ты так? Там девушку за вампира отдают, жизнь ей сломать могут, а ты – червяк… Герой ты есть благородный и принцессы от вампира спаситель.– Морквин посмотрел на часы.– Однако пора, брат. Скоро уж полночь, не опоздать бы.

Фигура его вдруг заколыхалась, стала расти, увеличиваться, раздуваясь и заполняя собою комнату. Словно клубами дыма обернулась она сначала вокруг тела Тимофея, а потом, поднявшись еще, зависла своею вершиной – тем, что еще недавно было головою незнакомца, где-то вверху, под потолком.

Свет в комнате погас, но Тимофей продолжал видеть. Ноги его отяжелели, прилепились к полу. Сам он как будто стек весь к своим ногам, к щиколоткам и ниже, почти к пяткам.

В то же время в голове его образовалась небывалая легкость, почти невесомость. Какой-то своей частью, нет, – он сам весь стал легче заполнившей комнату темноты.

Безо всяких усилий приподнялся он над полом, сначала невысоко, сантиметров на тридцать-сорок, неуверенно качнулся раз-другой, словно поплавок на тихой воде, но, подхваченный дымными кольцами, которые только и остались от ночного гостя, втянулся вслед за ним в открытую форточку.

Они поднялись сначала выше дома, и струи дождя нисколько не мешали им, легко проходя насквозь и падая дальше, на невидимую темную землю.

Потом плотные грозовые облака остались внизу, и они понеслись дальше, с ошеломляющей скоростью, и холодный ночной воздух свободно пронзал их. Вскоре тьма под ними рассеялась. Не осталось ни облачка.

Далеко внизу расстилались изумрудные поля и крутые выбеленные скалы. Длинная цепочка дымных вересковых топей тянулась на запад. Холодные озера полны были прозрачной синей водой, а густые леса стояли плотно, и до самого горизонта тянулась извилистая, каменисто-белая дорога.

Наконец, зависли они высоко над белым хребтом. Сквозь прозрачную толщу воздуха легко было разглядеть, как внизу из щелей между камнями пробиваются одинокие зеленые стебли.

Потом они стали набирать высоту – все выше и выше – пока скала внизу не превратилась в острие гигантского ножа.

И тут Тимофея бросили. Морквин исчез, растворился в холодном сыром воздухе. Какой-то миг Тимофей еще висел неподвижно, словно не веря. Потом он рухнул вниз.

Скорость была такой, что восходящие потоки выжигали глаза, резали щеки. Скала внизу быстро увеличивалась. Скорость все нарастала, вот он уже не успевает сам за собой, еще миг – и тело, оторвавшись от него, унеслось вниз, навстречу черному пику…

В следующий миг внутри Тимофея взорвалась бомба. Килотонн на пятьсот. Немыслимой силы удар разнес, разметал его на атомы, развеял по Земле на эти крошечные, невидимые глазу частицы и понес дальше, уже медленнее, покачиваясь и удаляясь, по расходящейся спирали, в далекий Космос…

Спустя вечность, а может, и дольше, откуда-то сверху и сбоку, возникла, уплотняясь быстро, закопченная деревянная стена.

Тимофей ощутил себя лежащим ничком. Грубые некрашеные доски раздавливали щеку. Прямо над ним высились сложенные аккуратными штабелями, туго набитые, обсыпанные белым мешки.

Тимофей потянул носом висевшую в воздухе пыльцу, представил перед собой круглую макушку Морквина, тихо сплюнул и уснул…

глава вторая

Захват

Осень здесь так себе. То ветер холодный задует, то сыро или дождь на неделю, а то и все сразу. За день со счету собьешься, сколько раз погода изменится. Дрянь, а не осень.

Впрочем, и весна, и даже короткое лето мало чем от нее отличаются. Что уж тут говорить о зиме?

Но в тот день, словно все ненастья сбежались с Восточного побережья и, окружив королевский замок, устроили такую круговерть, что даже хозяйничавшие от веку в глухих Оделенских лесах волки забились в свои логовища и, поджав хвосты, затаились до рассвета.

Уже смеркалось и, сквозь начавшуюся метель очертания замка сливались с крутым каменистым холмом. Холм служил и фундаментом, и защитой от конных врагов. Попасть в замок можно было только по узкому перекидному мосту, через глубокий, полный черной воды ров, опоясывающий утес и дальше, сквозь прорубленный в скале тесный проход, пропускающий одновременно лишь одного всадника с опущенной пикой.

За минувшие пятьсот лет, что прошли с той поры, как тень от замка впервые накрыла подножие холма, а власть Оделов весь Оделен, никто так и не сумел покорить эту каменную твердыню…

Мост меж тем уже подняли. Ворота, не дожидаясь ночи, заперли на исполинский кованый засов и, четверо стражников, в намокших шерстяных плащах, накинутых на затвердевшие кожаные латы, собирались уже вернуться в караульную комнату, что расположена справа от внутренних ворот, в пристроенном к стене деревянном домике.

Там, над очагом булькала жирная похлебка из свиных потрохов. Стоял, задвинутый в угол и прикрытый от всевидящего ока начальника стражи бочонок с деревенским пивом, а на столе были разбросаны игральные кости. Поодаль, через внутренний двор, припорошенный мокрым снегом, еще сновали слуги и разный дворовый люд.

В стрельчатых окнах, высоко, красными сполохами плясало пламя свечей, отбрасывало блики на грубые каменные стены. Предвкушая ужин, продрогшие солдаты дожидались темноты, с минуты на минуту готовой накрыть замок, сбивали с обуви налипший снег, тихо переругивались. Обычная ночная стража.

И тут в ворота постучали. Три гулких удара тяжелым медным кольцом, снаружи укрепленным на воротах.

– И кого несет?– пробурчал Бородатый, бывший в карауле за старшего.– Ну-ка, Кайден,– обратился он к рослому, лет двадцати от роду румяному солдату, нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу,– давай мухой к воротам. Узнай, что там, и гони в шею любого! Тут не постоялый двор.

Двое других, позевывая, потянулись в караулку, уверенные в том, что ни один добрый человек, а тем более благородный рыцарь об эту пору по равнине бродить не станет.

Кайден же, напротив, охотно вернулся к воротам. В уже полной темноте чуть сдвинул тяжелую доску, приоткрыл узкое смотровое оконце.

– Назовись, кто бы ты ни был!– Он почти кричал, силясь перекрыть завывания ветра и стук перешедшего в град снегопада.

– Благословен король, имеющий такого стража,– услышал он высокий скрипучий голос.– Я же, милостью Провидения, лекарь. Ваша принцесса умирает, и я готов ее исцелить.

Кайден задумался. Принцесса Ригхан, действительно, сильно хворала весь последний месяц, а третьего дня и вовсе слегла. Среди слуг и охраны поползли слухи о скорой смерти единственной дочери короля Одела. Замок сковала печаль…

– Ворота заперты,– сказал Кайден неуверенно, до боли в глазах вглядываясь в темноту. Там, припорошенные снегом, смутно маячили две сгорбленные фигуры.– Ступайте в деревню, переночуйте на постоялом дворе. Утром я доложу о вас начальнику королевской стражи.

Лекарь за воротами согнулся почти до земли.

– Я слеп и горбат. И собака моя устала. Не дойти нам, замерзнем…

Кайден поскреб затылок. А горбун вдруг прилип с той стороны к смотровому окошку – так, что зеленью сверкнули глаза его.

– Позови, позови, добренький мой страж, доложи обо мне, пока есть еще время. Опоздаешь, и кровь принцессы падет на твою голову…

Кайден отступил, поежился.

Какая кровь? С детства он не знал, что такое страх, но тут ему стало холодно, а под шерстяным плащом, вдоль спины, побежали ледяные капли.

– Ждите,– выдавил он и, закрыв плотно оконце, поспешил в караулку.

За воротами, под загустевшим снегом, остался старый болотный колдун Оркмахи с двумя своими горбами, тощим узелком и дрожащим под худой попоной унылым вампиром.

Это все, что осталось у колдуна, не считая поредевшей стаи летучих мышей, после того, как войско Одела окружило его родное болото, а крестьяне из окрестных деревень осушили и засыпали топь.

Ученики и слуги некогда могущественного чародея частью погибли, частью разбежались кто куда. Насилу сам тогда ноги унес.

Но теперь время возвращать долги. Оборотная мазь из остатков черного ила и нетопыриной крови готова. Принцесса, у которой его летучие мыши, прилетая по ночам, месяц высасывали кровь, умирает, а он, странствующий лекарь – последняя ее надежда – стоит у ворот такого некогда страшного для него замка. Так что же они медлят?!

– А, Спилгрим?!– Оркмахи начинал замерзать.– И угораздило меня родиться в этой стране, да еще и на болоте. Или мало в мире теплых мест и доверчивых людей? Ну, за что мне это?!

– Хозяин,– просвистел трясущийся вампир,– я, наверное, скоро умру. Месяц без крови. Холодно мне, страшно…

– Терпи, гаденыш! Такие сами не умирают. Дай тебе волю, пол замка уморишь, нежить болотная. Забудь теперь о крови! На золоте скоро есть станешь, на принцессе женишься.

– Кто ж за меня такого пойдет? Беден я, не красавец.– От жалости к себе вампир тихо скулил, посвистывал.

Прошло не меньше часу, а то и все полтора. Колдун с вампиром походили уже на два сугроба, но к воротам никто не выходил. Оркмахи начинал терять терпение. Оба его горба покрылись толстой наледью, и старого колдуна колотил озноб.

– Где хваленое Оделенское гостеприимство? Умрет принцесса, кто нас в замок пустит? Век мне с горбами вековать…

Вампир тихо завыл рядом:

– И я, одинешенек, сирота бесприютная, кто меня обогреет, кто в дом пустит, напиться позволит…

Внезапно щеколда грохнула, и, вместо смотрового окна, в воротах распахнулась небольшая, обитая с двух сторон железом, дверь. Узкий проем перекрыла дородная фигура в черном, с коптящим на ветру факелом. Бородатое звероподобное лицо в прыгающем свете выражало скуку, недоверие и свирепость.

– Кто такие?!– прорычал начальник стражи, заглядывая под заснеженный капюшон колдуна.

Оркмахи начал было, вежливо покашливая, объяснять что-то про странствующего лекаря, но тут, оттеснив бородатого Ансгара, а именно так звали разбуженного начальника стражи, выступил высокий молодой человек. Благородную осанку и богатый, расшитый золотом камзол не могли скрыть ни сумерки, ни густо валивший снег.

– Не станем терять время,– сказал он, откинув волосы с бледного красивого лица.– Я принц Вильмет, сын короля Лиаргиля! Моя невеста умирает, и нет никого, чью бы помощь мы отвергли. Если ты, чужеземец, спасешь принцессу, получишь все, о чем ни попросишь.

– Я попрошу,– колдун с достоинством поклонился.

– А если обманешь,– Ансгар жестом пригласил лекаря со жмущимся к его ногам вампиром следовать за собой,– завтра сможешь увидеть свой задний горб без зеркала.

– Это как же?– подхватив полы намокшего балахона, колдун поспешил вслед за шагнувшим в проход принцем.

Начальник стражи запер дверь, громогласно зевнул, поднял над головой факел и, в несколько шагов догнал шествие.

– Если свернуть даже такую короткую шею, какой за грехи наградил тебя Создатель, ты сможешь вдоволь любоваться своим уродством. Но перед этим ты мне расскажешь, как вы перешли через ров, если мост подняли еще засветло?

Спилгрим трусливо поджал хвост, втиснулся между широко шагающим впереди принцем и семенящим за ним колдуном. Они уже пересекли опустевший двор замка и направлялись к высоким резным дверям с королевским гербом. Где-то завыли спрятавшиеся от непогоды борзые.

– А эту мерзкую тварь,– бородачу так и не удалось разглядеть под попоной зеленую морду вампира,– я скормлю дворовым псам!

Слуги уже распахивали двери, зажигали факелы, освещая широкие обледеневшие ступени.

Колдун вдруг остановился, сказал нагнавшему его начальнику стражи:

– И зря! Порода редкая, ценная. Возможно, она здесь и приживется, размножится…

– Спасибо, мы как-нибудь сами,– Ансгар едва не взашей затолкнул колдуна в дверь, отряхнулся от снега и прорычал:– Да шевелись ты, мерзкий карлик!!

глава третья

Путь в замок

– Путь в замок лежит через болото,– говорил Морквин, правя тесной двуколкой.– У нас, Тима все через болото, будь оно неладно.

Тимофей молчал, изредка, на ухабах, подпрыгивая и ударяясь лбом о твердую голову молодого колдуна.

После того, как Морквин перенес его на свою мельницу и напоил, для храбрости, едким пахучим, как деготь, отваром, он уже ничему ни удивлялся.

Еще засветло они выехали с заднего двора мельницы и, попетляв по узкой дороге, свернули вскоре на лесную тропинку. Упитанный мерин тащился бодро и, несмотря на темноту, ходу не сбавлял.

– Да ты не сомневайся,– Морквин был оживлен, даже весел и, чтобы скоротать путь, сделался неожиданно словоохотлив.– Тебе всего-то делов – полюбезничаешь с принцессой и назад. А я тебя в срок и не с пустыми руками обратно доставлю. Любишь, поди, подарки-то?

– Терпеть их не могу,– сдавленно отзывался Тимофей.– Особенно от колдунов…

Во тьме, на полном бездорожье, когда невидимые ветви ударяют по лицу, чудилось, что сама ночь бьет наотмашь жесткими сырыми лапами.

– Страшненько ночью?– не унимался Морквин.– В лесу…. А ты представь, что ты волк. И это твой лес. Да и не один ты здесь. Вон нас сколько…

На дне повозки, устланном сухой соломой, сопело зеленое чудовище, взятое Морквином с мельницы. Сзади, на облучке, дремала ворона, а за пазухой колдуна пригрелась крупная гадюка.

– Я вот, раньше, на мельнице, тоже сычом сидел. Один, что днем, что ночью. Редко кто заглядывал, места тут дикие. Скучно было. Потом, когда король болото осушил, Болотня завел.

Морквин звучно пошлепал по бугристой спине. Чудовище довольно заурчало.

– Бродил я там, кое-чего для хозяйства присмотреть. И напрасно ходил – нет там ничего. Грязь одна, да засохший ил после войны остались. Вдруг – смотрю, кочка шевелится. Палкой поворошил – вот он, Болотень, как есть. От жажды умирал, а у меня пива кувшин с собою. Напоил его, он и ожил. А как на мельницу привез – глядь, а их двое! Жаба, Маккварен – та, что пиво у меня охлаждает – ну, ты видел, к спине его присохла, так и приехала…

С тех пор и живут. Болотень – даром, что ископаемое – смышленым оказался. Рыбу ловить выучился, сетей не надо. Потом ворону подобрал битую, вылечил. Стеллой назвал. Гадюка сама приползла, мужеского пола оказалась. На Гришу теперь отзывается.

Дальше – больше. Козу взял – молочко у нее жирное, сладкое, а места много не надо. Потом Онгхус прибился – ты его не видел – он на чердаке спит. Он, вообще-то дурачок деревенский. К тому же вор – яблоки в садах воровал. Ну, я его и пригрел, чтобы не прибили совсем на деревне. Теперь другая беда – полон дом – ни днем, ни ночью покою нет.

– Добрый ты,– сказал Тимофей, все пытаясь отодвинуться от сопящего в ногах чудища.

– Нет,– отвечал Морквин.– Я умный. Дедушка Морквин говорил – делаешь другим – делаешь себе. Так и вышло. Слухи по долине пошли – мол, на мельнице, в омуте чудовище живет. Народ валом валил, особенно поначалу. Поглазеть-то, все охочи. Ну, и зерно, к примеру, везут с осени. Зря, что ли, ехать? А у меня и пивоварня! Иной день, пока жернова мелют, я на пиве да муке полный кошелек монет выручал. Куда как прибыльней, чем ворожить. У меня, брат, все работают! Гадюка мышей извела, ворона воробьев с клевера гоняет. Даже паук при делах, ни одной мухи не осталось.

– Ну, а со мной как? Я ведь тебя о помощи не просил.

– Мы с тобой, Тима – герои. Людей от оборотня спасать едем. А героям награда – подвиг…

Какое– то время ехали молча. Ничто не предвещало еще рассвета, когда Морквин неожиданно натянул вожжи.

– Вот и болото.– Он спрыгнул на землю, привязал мерина к черному стволу.

Следом, разминая затекшие ноги, выбрался Тимофей. Было холодно, сыро. Тянуло плесенью, гнилью, чем-то сладковато-паленым.

Скоро небо над лесом начало сереть и они, уже пешие, вышли к опушке. За ними, прыжками, увязался Болотень.

Сквозь редкие облетевшие деревья уже можно было разглядеть длинное пересохшее болото, серые вересковые заросли за ним. Редкие лесные колки таяли в утренних сумерках. Почти невидимые, серебрились горы у горизонта.

В центре болота, на месте разрушенного жилища Оркмахи, торчали обугленные деревянные сваи. Весь верхний этаж был сожжен во время штурма. Болото осушили с помощью отводных каналов, но непролазная хлябь в центре осталась и не позволила добраться до нижних, скрытых у самого дна, уровней дома.

Год назад, пробыв на болоте почти до самой зимы, солдаты вернулись в замок. Несколько человек утонуло, еще двое исчезли неизвестно куда.

И, когда дни стали совсем короткими, а ночью трясина дышала, чавкала и волновалась, как гигантское голодное чрево, король Одел снял осаду.

Самого Оркмахи и его вампира так и не поймали. Поговаривали, что хозяин болота, кем-то предупрежденный о штурме, загодя покинул свое жилище.

Морквин вдруг остановился. Покрутил головой, понюхал воздух. Потом подозвал Болотня и пошептал ему куда-то между бугристыми складками.

Чудище покрутилось немного и прыжками, разбрасывая ил, устремилось к центру болота.

– Под болотом есть подземный ход,– сказал Морквин.– По нему оборотни испокон веку в замок ходили. Вход где-то под домом, а дом-то сгорел. Вот Болотень и ищет…

Чудище меж тем дошлепало до середины болота. Порылось усердно, разбросав перемешанные с илом головешки и, опрокинувшись кверху ластами, выдернуло пастью жирно чавкнувшую деревянную крышку.

– Пора,– сказал Морквин и шагнул первым.– Иди следом, раньше тут брод был. Болото, даром, что сухое, провалишься и ага…

Подобравшись к дышавшей холодом хляби в центре болота, они остановились. Уже совсем рассвело.

Сверху, на плечо Морквину, спланировала ворона. Из-за пазухи у него высунула треугольную голову змея.

Морквин сказал:

– Я, Тима, сон видел. Снился мне Шамас, древний колдун. Его уже лет пятьдесят, по слухам, не видели. Не выходит он к людям. И Шамас сказал – «Тимофей тот, кто спасет от оборотня…»

– Во как…– Тимофей поежился.– А ты, что, веришь снам?

– Нет. Снам я не верю. Я сам, какой хочешь сон, любому пошлю. Но тут… Шамас. И хоть по мне – ты на героя не слишком похож – он указал на тебя. А избранных не спрашивают, хотят они или нет. Их надо только вовремя к месту доставить. Туда, где свершиться должно то, для чего их избрали. А уж они свое дело сделают.

Дедушка Морквин говорил: «умный делает, что хочет, а герой, что может». Дело героя – подвиги. А с наградой, Тима, мы после решим…

Путь по старому подземному ходу занял несколько часов. Или дней – время в темноте то сжимается, то растягивается, как резина.

Где-то впереди шлепал взятый проводником Болотень. За ним по звуку тащился Тимофей.

Замыкал шествие Морквин, понимающий, как и подобает колдуну, язык птиц и зверей, с большим мешком, змеей и вороной.

Они падали и спотыкались. Что-то скользкое, с отвратительным визгом, то и дело вырывалось из под ног Тимофея. Мохнатые крылья не раз задевали его лицо. Он расшиб лоб об острый выступ, сбил ноги, но, впав в почти сонное состояние, продолжал двигаться дальше.

Морквин больше не разговаривал. Поначалу Тимофей еще пытался вспомнить, что он здесь делает, но потом и эти мысли ушли. Оставалось одно – «надо идти вперед».

Кончилось все неожиданно. Сначала стихло шлепанье Болотня. Потом Тимофей уткнулся в его холодную шишковатую спину. Скоро подтянулся и Морквин.

– Все, стена. Это замок.– Он пошуровал в мешке. Достал и зажег масляный фонарь. Прыгающий огонь осветил деревянные стены туннеля, мшистые камни крепостной стены.

– Переодевайся,– сказал Морквин и ловко обрядил Тимофея в расшитый золотом тесный красный камзол, узкие короткие штаны из лосиной кожи и длинные, с загнутыми носами сафьяновые туфли, украшенные ко всему еще блестящими камнями.

– Тут что-то не так,– пробовал возражать Тимофей, но Морквин уже нахлобучил ему на голову огромный белый тюрбан с зеленым камнем на лбу и умопомрачительным пером сбоку, повязал шею шелковым черным платком, перепоясал туго серебряным кушаком, надел через плечо шикарную золотую перевязь.

– Красавец!– одобрил он и покрутил Тимофея.– Принц заморский, никак не меньше.

– Немного безвкусно,– вяло пробормотал Тимофей.

– А мне нравится,– Морквин потер рукавом поддельный изумруд, полюбовался игрой света на бесчисленных гранях.– Я его в Доглене, у купца одного в кости выиграл. Вместе с одеждой. Но сейчас не об этом. Слушай и запоминай – поднимешься наверх, в покои принцессы. Скажешь, что жених ее – принц Вильмет – оборотень. Его имя Спилгрим, а король – отец ее благородный – болотный колдун Оркмахи. Это его месть за осушенное болото. Пусть принцесса, под любым предлогом, отложит свадьбу. Хоть на неделю.

– А потом?

– Шамас что-нибудь придумает…

Морквин вытащил из кладки небольшой валун. Сунул Тимофею за пазуху холодную змею, посадил на плечо угрюмо молчавшую ворону.

– Гриша, Стела,– скомкано представил он животных.– Если что, обращайся.

– А Болотня ты мне на шею не посадишь?

– Не сейчас. Твое дело – свадьбу отложить. И фонарь возьми, посветишь себе! Да не задерживайся, жду тебя здесь до утра. А то понравится еще…