Текст книги "Мельница Морквина"

– Пусть войдет,– приказал «король» и уединился с вампиром.

Обменявшись новостями, они немного помолчали. Король в гневе, принц Вильмет в ужасе от содеянного. Больше костра инквизиции он боялся хозяина.

– А что мне оставалось?– тихо завел он.– Тенил сразу меня невзлюбила. Точно чувствовала, что это я… ну, жениха ее забрал. А тут, вышел я ночью из своей комнаты погулять по башне. Луна на небе полная, какой вампир уснет? Не подумайте дурного, я слово держу, ни глоточка с тех пор не сделал. Просто подышать вышел, ну, и к нашему другу наведаться, в пыточную.

Зашел,– а там никого! Цепи пустые на полу, а на дверях-то замок! Как вышел?! Я мухой по башне, искать. Слышу, внизу шаги. Я бегом, а там она…. Она и помогла сбежать, больше некому. Как меня в темноте увидела, кричит – «Оборотень, оборотень!» А какой я оборотень? Я же с рождения вампир. Ну, и пришлось, чтобы стража снаружи не услыхала. Но крови ни глоточка, мамой клянусь.

– Значит, следов от укуса точно нет?

– Точно,– вампир начал извиваться.– А уж так хотелось, так хотелось…

От гнева, король налился черной кровью, но, в это время, королевский лакей снова постучал.

– Господин Ансгар, начальник королевской стражи.

– Быстро он,– сказал оборотень.– Ну, что ж, надо снимать вопрос. Теперь пошел вон и никому ни слова!

Вампир скользнул мимо начальника стражи и спешно покинул приемную.

Ансгар вошел к королю.

– Ваше Величество,– скорбно сказал бородач,– произошло несчастье. Этой ночью убита любимая служанка принцессы. В замке орудует кто-то чужой.

В гневе оборотень обрушился на него.

– Вы даром едите мой хлеб! Убита служанка?! А известно ли вам, что ночью из-под стражи сбежал опасный колдун? Пока вы искали неизвестно кого, не догадавшись даже заглянуть в пыточную, злодей убил девушку и побывал здесь, в королевской спальне! Он мог убить и короля и королеву!

Бородач побледнел. За одно это его могли повесить еще до захода солнца.

– Но узник находился под охраной святой инквизиции. Да и замок на дверях пыточной был заперт, я сам проверял.

«Король» неожиданно смягчился.

– Что может человек против колдовства? К сожалению, колдуны – забота инквизиции и решать его судьбу будет преподобный отец Дуфф. Кстати, в полдень состоится Большой совет в Сводном зале. Попрошу быть и вас. Что касается бедной девушки, то весть о ее гибели может расстроить принцессу. Это следует скрыть от нее. Во всяком случае, пока, до свадьбы с принцем.

– Но как?

– Вот вам кошелек,– «король» бросил Ансгару не слишком тугой кожаный мешочек, звякнувший несколькими монетами.– Тайно вывезите тело в деревню и препоручите похороны тамошнему священнику. Скажите, что мы пожертвуем на ремонт его храма, но пусть он держит язык за зубами. Для принцессы же служанка ночью собрала вещи и покинула замок. Скажем, навестить заболевшую мать.

– Девушка круглая сирота…

– Ну, так придумайте что-нибудь! За что я плачу вам жалованье?! И поторопитесь! В полдень совет…

глава четырнадцатая

Совет

К полудню сводчатый зал Главной башни был хорошо протоплен, тяжелые портьеры опущены, свечи во всех канделябрах горели.

«Король», с досады обломавший длинный холеный ноготь на левом мизинце, ерзал на троне рядом с пожелавшей присутствовать на Большом совете королевой.

Инквизитору, у которого ночью разыгрался ревматизм, поставили сбоку высокое резное кресло с мягкими подушками и принесли низенькую скамеечку под ноги.

Ансгар остался стоять в окружении еще десятка солдат из внутренней охраны замка.

– Ты ловкий негодяй,– сказал инквизитор, осмотрев украденную простыню.– Надеюсь однажды увидеть тебя на виселице.

– Спасибо,– любезно поблагодарил Тимофей, сгибаясь в центре зала под тяжестью снова надетых на него оков.– Вы мне тоже сразу понравились. Уповаю теперь только на ваше милосердие и справедливые законы этих мест.

Инквизитор, настроенный после плотного завтрака весьма благодушно, обернулся к «королю».

– Юноша, несомненно, вор и притом редкий. А светские преступления не по моей части. Его судьба в ваших руках. Инквизиция же займется дальнейшим расследованием, ведь в подвале нас дожидается действительно настоящий колдун. Многие в замке, я слышал, уже опознали его.

– Мое слово,– объявил «король», не сводя с Тимофея болотных глаз.– Тридцать плетей ему и вышвырнуть за ворота.

От ярости лицо его пошло зелеными, как плесень пятнами. Он скреб ногтями ручки трона.

– Совет окончен…

Господин Дуфф, которому королева до обеда собиралась показать окрестности замка, благо погода пока установилась ясная, удалился. Внизу их уже ждала карета и конное сопровождение.

Несмотря на возраст и многие хвори, он был невероятно любознателен и обожал новые впечатления. Из своих странствий он непременно привозил местные минералы, и коллекции камней в его дворце позавидовал бы и Догленский университет.

На три часа пополудни было назначено отпевание его умершего повара. Потом похороны…. Небольшая прогулка должна была немного развеять святого отца.

Ему еще только предстояло увидеть пустой гроб и, вместо похорон, до вечера заниматься поисками пропавшего мертвеца.

Решение скрыть от него подробности этой ночи к оборотню пришло сразу. Он легко мог обвинить во всем Тимофея, свалить на него похищение трупа, смерть Тенил. Но въедливый старик, приехавший ловить колдунов, учинит долгое следствие, и что ему наговорит перед казнью этот пройдоха?

И если его подослал Морквин, то пусть он лучше покинет замок. Тем более, что недолго ему гулять…. Ведь начальник стражи так любил сироту Тенил…

– Ансгар,– сказал оборотень.– Останьтесь.

– Ваше Величество…– бородач склонился до пола.

Все уже вышли из зала. Тимофея повели вниз, во двор, где его уже дожидались палач и братья Альберт и Бенедикт.

«Король» сказал:

– Бедная девушка! Злодей должен ответить за это. Но инквизитор, с его бесконечными разговорами… Мы сами свершим свой праведный суд, не обременяя старика. По обычаю, после наказания плетьми, вам предстоит вывезти преступника в Северный лес и привязать его к дереву. Но ведь в лесу всякое может случиться. И уже сегодня. Волки, разбойники…

– Я понял.

– А я подумаю над тем, чтобы поднять вам жалованье. Я умею ценить преданность.

Ансгар, сжимая рукоять меча, вышел, тяжело ступая высокими сапогами. Оборотень задумчиво посмотрел ему вслед…

Внизу, на заднем дворе, добрые братья сноровисто готовили место для наказания. Бегом принесли деревянные козлы и, сняв с Тимофея рубаху, привязали его к бревну.

– Пятнадцать я,– сказал Альберт и первым ударил плетью,– пятнадцать ты.

– Ты знаешь, я считать не умею,– Бенедикт хлестнул так, что кожа на спине Тимофея лопнула. Из рассеченного места потекла кровь.– Смотри, не обмани…

– Я честный,– Альберт ударил второй раз. Багровый рубец пересек спину между лопатками. Тимофей застонал.

– Жаль расставаться,– сказал руководивший наказанием господин Алвик.– Не каждый день встречаешь такого милого человека.

– А мне-то как жаль,– простонал Тимофей.– Если они не угомонятся, мы и не расстанемся. Я умру прямо сейчас!

Братья уже лупили вовсю. Вокруг собралась небольшая толпа из дворовых людей. Из окон наблюдали придворные.

– Подумать только,– говорили дамы во втором этаже.– Такой молодой и уже вор. Нигде нельзя быть уверенным в собственной безопасности.

– И поделом ему,– отвечали сверху.– У молодых никакого почтения.

– Жаль, не казнили. А говорили, большой костер будет…

Слева, из открытого окна, успокоили.– И будет! В подземелье настоящий колдун сидит. Его и сожгут. На рыночной площади…

– Хорошо бы. А то скучно и до праздников далеко.

– Я первым жечь буду!– выкрикнул обозленный Бенедикт, развязал окровавленного Тимофея и поставил его на ноги.– А то грамотные все! Так и норовят простого человека обойти.

Господин Алвик смотал веревки, убрал плети.

– Какие-то вы злые сегодня. Сходите лучше на кухню, подкрепитесь. День будет трудным.

Повеселев, братья отправились обедать. Грустный палач передал Тимофея начальнику стражи, уже гарцевавшему рядом на могучем гнедом жеребце.

– Прощай,– скорбно покивал он.– Надеюсь, еще увидимся…

Ансгар перебросил Тимофея поперек седла, пришпорил коня, выехал в открывшиеся ворота.

Трое всадников, вытянувшись цепочкой, последовали за ним.

Часть вторая

УЧЕНИК ШАМАСА

глава пятнадцатая

встреча

Северный Одоленский лес,– гиблое место. В него и летом никого не заманишь, ни грибов там, ни ягод. Из дичи тоже одно воронье да волки. И густой,– не продерешься.

Самое место для преступников, коим король из монаршего милосердия даровал жизнь…

Вот туда-то и везли полуживого после плетей Тимофея.

Едва кавалькада всадников прогрохотала по перекидному мосту, ворота замка снова затворились. Времена лихие, мало ли кого принесет?..

Лес начинался сразу за пахотными полями, за лугом с вечнозеленой травой.

Тимофей лежал поперек седла, и каждый шаг могучего иноходца встряхивал его внутренности, как игральные кости в стакане. Голова его моталась внизу, вровень с подошвами высоких оленьих сапог начальника стражи. Земля перед глазами мелькала с такой скоростью, что казалось, конь не скачет, летит над нею.

Внезапно рядом с сапогами Ансгара возникли другие, попроще, из грубой яловой кожи.

– Что-то ворона привязалась. Кружит и кружит,– сказал поравнявшийся с начальником стражи солдат.– Не к добру это. Как бы на разбойников не напасть.

Тут и Тимофей, сквозь перестук копыт, услышал знакомое карканье. Не в силах поднять голову, чтобы убедиться в своей догадке, он все же слегка приободрился.

– Точно не к добру,– пробасил Ансгар.– Чует падаль умная птица. Будет чем заняться ночью Оделенским стервятникам.

– О чем это вы?– не понял солдат.

– А вот о нем…

Кавалькада уже въехала в лес. Ансгар остановил коня недалеко от опушки, махнул остальным. Всадники стали кругом. Он сбросил связанного Тимофея на землю.

– Мы солдаты. А он убийца. Это он убил несчастную Тенил! Так должны ли мы оставить его здесь живым, или наш долг покарать злодея?!

– Смерть ему!!!– хором прокричали всадники и обнажили мечи.

Тимофей с трудом поднялся на ноги. Казалось, что после падения с лошади, мозги у него оторвались от черепной коробки. Лишь теперь он сообразил, о ком идет речь.

– Минуточку,– сказал он, глядя на ворону, сидящую на вершине столетней ели, прямо против него. Птица внимательно слушала.– Смерть так смерть. Но где последнее слово?

– Мы не в суде! – прорычал Олан Мышь, терзая рукоять своего меча. Налитая кровью толстая шея его готова была лопнуть от напряжения.

– Что его слушать?!– поддержали другие.– Колдун. Дай ему слово, он нам быстро зубы заговорит. Убить его и обратно, пока смеркаться не начало.

– Мы не убийцы,– твердо повторил Ансгар.– Говори.

– Я не убивал Тенил,– сказал Тимофей.– Как я мог это сделать? Она одна поверила мне и помогла бежать из пыточной. Она хотела, чтобы я покинул замок с торговцами…

– А когда ты понял, что торговцы уже уехали, ты убил ее, чтобы околдованная твоими заклинаниями девушка наутро не выдала тебя. Так?!

– Да я виделся с ней утром, перед тем, как зайти к инквизитору. Я подарил ей розы из цветника, но она взяла только две. Она еще платье порвала, здесь, на рукаве…

У Тимофея вдруг перехватило горло. Это из-за него погибла Тенил…

Старый Ансгар слез с коня. Остальные, кроме Олана, опустили мечи, переглянулись.

– Как такое возможно? Ведь мы нашли ее мертвой после полуночи.

– Врет, негодяй!– выкрикнул Олан.– Я провел ночь у ее изголовья!

Ворона на дереве отчаянно каркнула. Ансгар остановил потерявшего рассудок от горя солдата.

– Дело в том, что ночью, когда я осмотрел несчастную, платье на ней было целым. Ты же сам видел.

Олан сдвинул брови. Видно было, как тяжело ему дается любая мысль. Глазами он «рассекал» Тимофея на мелкие части.

– И что?

– А то, что когда утром мы с тобой вывезли ее в оленьей шкуре в деревню и передали тело священнику, левый рукав на ее платье был разорван. И в руке он сжимала две красные розы…

– Точно…

– Как такое могло случиться, если ты не отлучался из комнаты, охраняя бедняжку?

– Ни на минуту,– выдавил Олан.– Клянусь! Всю ночь просидел у ее изголовья. Хотел насмотреться. Запомнить ее навсегда. Ведь при жизни она все подсмеивалась надо мной, а я глаз поднять не смел. И молчал. Зачем я молчал?

– Платье было целым?

– Ну да… Я бы заметил.

– А розы? Откуда у нее розы?! Я думал, это ты вложил их ей в руку.

– Это колдовство!– закричал толстяк Одхан.– Мы все погибнем!

Ворона зловеще каркнула. Тимофей сказал:

– Может, и колдовство. Но не мое. В замке оборотень, и я пришел, чтобы спасти принцессу. Тенил мне поверила, оттого и погибла. В короля вселился болотный колдун, а принц Вильмет – вампир! Спросите об этом горбатого карлика,– ваш настоящий король заперт в его теле!

– Замолчи!!– приказал начальник стражи. Не то у меня голова лопнет. Кстати, кто последний раз видел сумасшедшего лекаря?

– Что-то он давно не появлялся.

– Говорят, карлик приболел и сидит теперь в клетке, рядом с той зеленой тварью, что пришла с ним в замок.

– Вы плохо кончите,– сказал Тимофей.– Разуйте глаза – разве это ваш король? У него же глаза горят! А куда подевались все зеркала? У принца нет отраженья, он ничего не ест, ему только кровь нужна.

– Замок проклят…– сказал Олан.– Мы все погибли.

– Не распускай нюни,– остановил его Ансгар.– И язык тоже. Мы вместе! Возвращаемся в замок…

– А с этим что?!

– Даже если он и колдун, мы не инквизиция. Лучше отпустить виноватого, чем пролить кровь невинного.

Начальник стражи подъехал к Тимофею, глянул ему в лицо.

– Ты первый, кто заставил меня нарушить присягу. Ннно!!!

И четверо всадников поворотили коней.

Едва шум копыт стих, как ворона, описав плавную дугу, опустилась на плечо к Тимофею.

– Живой?– почудилось ему в радостном карканье.

– Пока да,– Тимофей с трудом поднялся с земли, стряхнул прилипшие травинки.

Внезапно у ног его что-то зашуршало. Над изумрудной травой приподнялась черная треугольная голова. Посновав взад-вперед раздвоенным языком, змея обвилась вокруг его ноги, скользнула вверх и живо забралась под рубашку.

Из-за кочки, справа от того места, где стоял Тимофей, грузно скакнула жаба. На ее глянцевой спине восседал крупный мохнатый паук.

– Как делишки?– прозвучало в голове Тимофея.

– Пока на свободе,– отозвался он вслух и осекся. Он начинал подозревать, что после пыток его способности понимать своих спутников сильно возросли.

И точно. Рассовав по карманам жабу и паука, он спросил, проверяя:

– А вы здесь откуда?

– Третий день тебя дожидаемся,– снова «услышал» он.

– Не лето, однако,– квакнула жаба, которую Морквин на мельнице уважительно называл Маккварен.

Погода, тем временем, начала портится. Поднялся ветер. Быстрые тучи пересекали серое небо. Того и гляди, мог начаться дождь.

Тимофей огляделся. По краям поляны, тут и там, привязанные истлевшими и совсем новыми веревками, у деревьев белели чисто обглоданные скелеты. И среди них, в тени старой осины, стоял человек.

Рослый бородатый мужчина в рваном кожаном жилете, коротких, чуть ниже колен черных штанах и обмотках был привязан к стволу толстой просмоленной веревкой. Во рту у него торчал кляп из здоровенного сучка, обмотанного тряпкой. Выпученные, налитые кровью глаза умоляли о помощи.

– Вот, что,– тихо сказал Тимофей, обращаясь к «своим».– На мельницу мы пока не пойдем. В замке беда, кроме нас, им помочь некому. Надо искать Шамаса. Слыхали о таком?

– Шамаса?– скрипнул паук.– Шамаса искать не надо.– Иди куда хочешь, он тебя сам найдет…

– Если захочет,– квакнул Маккварен.– А оно тебе надо?

Не ответив, Тимофей подошел к привязанному человеку и, чуть помедлив, выдернул у него кляп.

– Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Заросший по самые брови, звероподобный детина заголосил, пуская слюну:

– Слышь, парень, развяжи, а?! Я в долгу не останусь, отвечаю. Развяжи!!!

Ворона испуганно вспорхнула на ветку. Паук больно укусил Тимофея через карман.

– Подумай, Тима, о совести. Ты его первый раз видишь. Может, он душегубец? Зря в лесу не привяжут.

– При чем тут совесть?– Тимофей уже распутывал тугие узлы.– Я сам мог оказаться у соседнего дерева.

– С кем это ты?– Бородач извивался, стараясь скорее освободиться от пут.

– Да так. Это я о своем.

– Погоди!! – паук бушевал в кармане.– Когда одному хорошо, другому только хуже становится. Хорошего на всех не хватает!

– У меня голова болит,– сказал Тимофей.– Последнее время по ней много били. Что ты все плетешь, точно в паутину меня запутываешь?

– Ты и так запутанный. С о в е с т ь,– это собрание всех вестей. Когда все о чем-то знаешь, тогда и по совести. Знание – сила.

Тимофей зубами распустил узел, принялся за другой.

– А если не знаешь, это как?

– Ну, не знаю,– скучно отозвался паук.– Недовесть. Или полувесть. Не о том ты, Тима. Совесть,– она или есть или, уж извините, без нее некоторые обходятся.

Жаба в правом кармане Тимофея заерзала, недовольно квакнула:

– Ты о ком это? Я парень простой, не знаешь,– не развязывай. Лучше карманы у него проверь. Вдруг, что ценное осталось? И в путь! А он пусть стоит себе. Не ты поставил, не тебе и отвязывать.

Тимофей, наконец, покончил с узлами, быстро размотал веревку.

Мужчина, не спеша, растер руки. Похрустел занемевшими суставами.

– Благодарю,– он криво ухмыльнулся и коротко ударил Тимофея в подбородок. Описав в воздухе дугу, тот ударился о сосну и сполз на землю.

Ворона разразилась громким тревожным карканьем. Из карманов в траву метнулись перепуганные паук и жаба.

Отвязанный подошел, поставил оглушенного Тимофея на ноги.

– У тебя, парень, мозги набекрень. Сам с собой разговариваешь. Мне такие ни к чему. Зато сердце, видать, доброе. Если я его съем, может, сам подобрею? Как думаешь: это будет по совести, из разбойника монашку сделать?

– Но я же спас вам жизнь.

– Ну да,– разбойник вытянул из-за обмотки обломок ножа, попробовал лезвие на щеке Тимофея. Струйка крови побежала из рассеченной кожи.– И я тебе очень благодарен. Но теперь я хочу есть.

– Приятного аппетита,– прошипела змея.

– Приятного аппетита,– повторил за нею Тимофей.

– Чего?!– схватив его за горло, разбойник занес над ним нож.

– И, пожалуйста, расстегните прежде мою рубаху. Она почти новая, не хотелось бы испачкать ее кровью.

– Дельно,– прорычал детина, согнулся и, зажав лезвие в крепких желтых зубах, принялся расстегивать пуговицы на груди Тимофея.– Как это я сам не догадался?

В следующий миг в лицо ему ударила молния. Отпрянув, он рухнул на землю и, оглашая лес дикими воплями, покатился по траве.

– Змея, змея!!!– он вскочил и, зажимая лицо руками, бросился в чащу.

Откуда-то издалека ему ответили волки…

Гадюка довольно прошипела:

– Дешшшевка…

Паук и жаба вернулись в карманы.

– Домой,– скрипнул паук.– Осенью рано смеркается.

– На мельницу,– квакнула жаба.– И змее не пожелаешь оказаться здесь ночью.

Гадюка презрительно зашипела. На плечо к Тимофею слетела ворона.

– Морквина сейчас пытают,– сказал Тимофей.– А к свадьбе принцессы сожгут на площади. И потому мы идем к Шамасу…

глава шестнадцатая

Шамас

Студеным осенним вечером, на пороге крепкой бревенчатой хижины с единственным окошком на крыше, сидел старый, как кора священного дуба колдун.

Стоячий воздух, смешиваясь с белесыми испарениями остывающей почвы, густел на глазах. Казалось, под кронами черных вековых елей его можно резать, как студень на блюде,– толстыми сырыми ломтями.

Старика слегка знобило. Он был очень древним колдуном, пожалуй, самым древним в этих краях, и сам уже не помнил, сколько лет носит голову на своих плечах. Может сто, а может, и все триста. Колдуны живут долго, пока не встретят того, кому смогут передать свою силу.

Почерневшее от времени лицо его топорщилось мшистой зеленоватой щетиной. Заостренный книзу, нос тяжелой каплей свисал сразу из под спутанной седой гривы, и непонятно какая сила удерживала его от того, чтобы сползти ниже, на раздвоенный подбородок.

Глаз не видно было вовсе. Только косматые брови, сплетясь над переносьем, изредка подрагивали в такт его мыслям.

– Цып-цып-цып,– ворковал старик, рассыпая вокруг себя просо.– Цып-цып-цып,– пропел он скрипучим фальцетом, и грузная ворона с венчиком седых перьев над мощным клювом, вспорхнула ему на левое плечо.

Другая, с орлиным почти размахом крыльев, уселась справа. Еще с дюжину черных птиц неподалеку лениво поклевывали зерна.

Колдун довольно каркнул:

– Чем дольше живу, тем больше узнаю людей. И тем больше люблю ворон. Царь птица! А уж умом, что твой профессор из Доглена. К тому же, не болтает без умолку, как те, плешивые…

Он еще сыпанул зерен, почесал скрюченным пальцем клюв подошедшей близко вороны.

– Знающий не говорит, говорящий не знает…

Колдун редко покидал свое жилище. Разве что раз в году, в день большой осенней ярмарки, когда нужно было пополнить припасы на зиму.

В такой день он вставал задолго до рассвета, запрягал пожилого степенного мерина и, открывающимися только ему лесными дорогами, ехал в город.

Там, в центре рыночной площади, он привязывал скромное животное, в котором, после нескольких простеньких заклинаний, доверчивые горожане начинали видеть диковинное для этих мест двугорбое существо – верблюда. Потом он очерчивал линию вокруг своей повозки и, под восторженные крики мальчишек и ржание испуганных лошадей, отправлялся выбирать товар.

Злые языки в городе поговаривали, что старый Шамас давно уже не дружен с собственной головой, и часть из своих некогда могущественных заклинаний путает, а часть перезабыл вовсе. И потому никто, даже городские мальчишки-сорвиголовы не решались приблизиться к меловому кругу, чтобы подразнить двугорбого уродца. А то, неровен час, не просто прилепишься к месту, как водится, до прихода хозяина, а окривеешь и сухоруким сделаешься. Или сгинешь вовсе, и след твой никто не сыщет.

– Нет уж,– говорили торговки,– пусть старый Шамас выбирает свой товар, вытаскивает с прилавков лучшие плоды, роется в сушеных приправах, отдает распоряжения продавцам скрипучим своим голосом, чтобы сносили они покупки в бричку колдуна, пока он ковыляет меж рядами. Пусть себе, никто ему и слова не скажет, не попрекнет за порушенные пирамиды фруктов, смятые листья салата или рассыпанные зерна. Лишь бы убрался он поскорее с рынка.

И так до следующего года…

Шамас мечтательно каркнул, оперся о длинную суковатую палку, проковылял в хижину. Пора было устраиваться на ночлег.

Уже смеркалось, когда Тимофей вышел на небольшую поляну. Деревья, только что частоколом преграждавшие путь, неожиданно расступились, точно приоткрылась неширокая дверь, и он оказался на краю почти правильного круга, поросшего высокой изумрудной травой.

В центре поляны стоял темный бревенчатый дом с дымящей каменной трубой и без единого намека на окна. Низкая дверь, обращенная к Западу, к невидимому за деревьями закату, была подперта толстым поленом.

– Вот и ночлег,– неуверенно сказал Тимофей, не сделав, однако, больше ни шагу и оставаясь в тени разлапистой черной ели. Какое-то напряжение висело над сонной поляной.

– Ты хозяин, тебе решать,– паук забежал к нему на плечо, близоруко закрутил головой.– Не нравится мне эта мышеловка.

– Чего встали?– Маккварен давно проснулся, но не спешил покидать теплый карман. Гадюка, пригревшаяся на груди, шевельнулась, плотнее скрутила кольца. Лишь ворона на правом плече Тимофея предостерегающе щелкнула клювом.

На крыше дома, хорошо различимые на розово-сером предзакатном небе, возникли три согнутые фигуры. Даже издали видны были длинные шпаги на перевязи и богатые камзолы.

« Слишком нарядные для такой избушки»,– подумал Тимофей после легкого укуса паука.

– Лучше переждать,– закивала ворона.

Тем временем, трое на крыше подняли продолговатый камень-валун, похожий на большую серую дыню и, стараясь не шуметь, вогнали его острым концом в трубу. Дым, свечкой стоявший в безветренном небе, исчез.

– Странный у них обычай,– произнес Тимофей, заложил пальцы в рот и свистнул так, что на голову ему посыпались еловые шишки. Одна угодила в Стелу, другая чуть не прибила паука.

– Предупреждать надо,– скрипнул тот, мохнатыми лапами ощупывая голову.

Трое кубарем скатились с покатой крыши и бросились в лес.

Кто-то уже бился изнутри дома в запертую дверь. Из щелей между бревнами сочился дым.

Бегом Тимофей устремился к дому, вышиб полено, настежь распахнул дверь.

Вместе с удушливыми клубами, из черной дверной рамы на него выпал огромный косматый старик, сам такой же бело-пегий, как валивший на поляну дым.

Надсадно кашляя, он принялся изрыгать угрозы и проклятия, не давая Тимофею и слово вставить, чтобы спросить, не знает ли спасенный дедушка, где найти Шамаса.

Осторожная Стела на всякий случай поднялась на вершину сосны. Предусмотрительный паук вернулся в карман. И вовремя. Стая невесть откуда взявшихся гигантских ворон, с сумасшедшим карканьем взметнулась над лесом и, сбившись в клин, понеслась на восток.

Старик, наконец, откашлялся, но едва Тимофей открыл рот, как он ухватил его за плечо и молча поволок за собой.

Без единого слова, с неимоверной скоростью, тащил он его сквозь непролазную чащу, и деревья словно расступались перед ними, давая проход и тут же снова смыкая плотные ряды.

Старик двигался так быстро, что Тимофей даже не пробовал противиться этой странной безмолвной гонке.

– Спасай после этого колдунов,– слышал он испуганную жабу, успевая уворачиваться от хлещущих по глазам веток.

Наконец, лес кончился и, миновав скошенное поле, парк и ручей, выскочили они к небольшому, по сравнению с громадой Оделов, замку.

Ворота еще были открыты, и старик с Тимофеем, вслед за припоздавшими путниками, проникли во двор, за высокую стену.

Стража, словно не видя их, даже не шелохнулась, и они беспрепятственно прошли сквозь тяжелые кованые двери, поднялись по широкой лестнице, освещенной по бокам факелами, и оказались в пустом зале, длинным переходом соединенным с королевской спальней.

Сухонький седой человек со спутанными волосами, в роскошном королевском облачении лежал на громадной, с поднятым алым балдахином кровати, среди горы шелковых подушек, ладонями зажав голову и морщась, как при сильной боли.

Десятка полтора придворных испуганно жались вдоль стен. Королева, больше похожая сейчас на пожилую молочницу, стояла у изголовья. Все молчали.

По четырем углам королевского ложа, на сверкающих золотом столбах, увенчанных металлическими шарами, сидели четыре гигантские черные птицы.

Когда старик с Тимофеем вошли в королевскую спальню, никто даже не обернулся, и Тимофей понял, что их просто не видят.

Старик приблизился к королю, что-то пробормотал и тот, будто ужаленный, подпрыгнул в постели, забился в угол, натянул до подбородка расшитое серебром алое атласное покрывало.

Он, единственный в комнате, видел гостей!

Вороны, доселе застывшие, как чугунные изваяния, принялись вдруг каркать так зловеще, что бедный король заткнул уши, замотал головой, умоляя поскорее прогнать проклятых птиц.

Но никто не приходил ему на помощь. Все растерянно озирались, не понимая, что происходит, уверенные, что у их доброго короля неожиданно помутился рассудок.

Никто не видел птиц и не слышал ни звука.

Стоя над королем, старик сказал:

– Ты плохо воспитал своих сыновей. Они не уважают старость. Вот и теперь их нет рядом с тобой. Возможно, ты даже не знаешь, чем они заняты. Но я сделаю так, что ты будешь слышать о них намного чаще, чем тебе бы этого хотелось. И ты будешь жить долго, но это не принесет тебе радости, потому, что лучше не родиться совсем, чем видеть то, что увидишь ты. Пусть старший твой сын будет убийцей!!

И ворон, сидящий над изголовьем справа, закаркал так зловеще, что бедный король затряс головой, словно хотел, чтобы она оторвалась и звуки, терзающие его уши, не проникали в его сердце.

– Пусть средний твой сын станет вором!!

И ворон, что сидел слева у изголовья, принялся каркать так надсадно, что бедный король забился под шелковые подушки и спрятал голову в колени.

– А младший пусть будет побирушкой, нищим, просящим подаяние!

И третий ворон, справа у ног короля, залился карканьем.

– А ты будешь жить, и видеть дела детей твоих!

И четвертый ворон, слева у ног короля, закаркал так отвратительно, что тело его, в такт этим звукам, начало изгибаться дугой и сворачиваться в клубок.

Старик с Тимофеем покинули королевскую спальню, пересекли пустую приемную, и уперлись в плотно прикрытую, украшенную позолотой и вензелями дверь.

Старик встал перед нею, пробормотал недлинное заклинание, расправился весь, словно став выше ростом и шире в плечах, и вдруг резко толкнул дверь.

Пол у Тимофея ушел из-под ног. Из открывшегося проема дохнуло сыростью и густым дымом. Глаза у него защипало, он качнулся вперед и, не вдерни его за собою старик, наверняка он упал бы лицом вперед.

От едкого дыма он зажмурился, в горле запершило, а когда ему удалось, наконец, прокашляться и утереть набежавшие слезы, он обнаружил себя стоящим посреди небольшой вытянутой комнаты без окон, с чистым дощатым полом и почти пустой.

Свет проникал через круглое застекленное отверстие в крыше, больше похожее на люк. Потолка не было вовсе. Вместо него, пространство комнаты над головой делили две черные горизонтальные балки, над которыми, из-за отсутствия чердака, сразу находилась островерхая крыша.

Пучки трав и кореньев висели под нею и по всему периметру вдоль стен. В углу топилась печь с открытой заслонкой. Каменная труба, массивная и закопченная, выходила на крышу на противоположной от круглого оконца стороне.

Тимофей медленно опустил взгляд. За крепким столом, за массивной, отполированной временем столешницей, на скамье сидел давешний косматый старик, молча разглядывал его из глубины седых зарослей, дул на дымящуюся глиняную кружку с пахучим черным пойлом.

Несмотря на многодневный голод, аппетита эта дрянь у Тимофея не вызывала.

– Здравствуйте,– вежливо начал он.– Могу ли я вам еще чем-нибудь помочь?

– Надеюсь, что да. Но сейчас моя очередь. Чего ты хочешь?

– Найти Шамаса.

– Он перед тобой,– старик отхлебнул из кружки и сладковато-пряный запах, растекшись по комнате, защекотал ноздри.

– Что за помои?– тихо квакнул Маккварен и только теперь Тимофей вспомнил о своих спутниках.

Вороны не было. Змея, куском холодной глины лежала за пазухой. Паук, с угрюмым упорством грыз материю, пытаясь проделать дыру в кармане, чтобы наблюдать за происходящим, не обнаруживая при этом себя.

– Чего ты хочешь?– старик еще отхлебнул, отставил кружку и глянул на Тимофея вспыхнувшими, как разворошенные уголья, глазами.

– Нужна ваша помощь. Только вы можете спасти замок короля Одела и всех его обитателей. В замке оборотень…

– Садись,– пригласил колдун.– Пей.– Он достал вторую кружку, плеснул в нее из закопченного сосуда.– Это то, что тебе сейчас нужно.