Текст книги "Коронавирус. От вируса к диктатуре"

Раздел III
Китай

Коронавирус стал угрозой американо-китайскому торговому соглашению
Февраль 2020 г.

Тема китайского коронавируса и его влияния на мировую экономику стала топовой в СМИ. Я не специалист в области вирусных эпидемий и биологических войн, поэтому не буду комментировать версии происхождения коронавируса. Экономистов и финансистов в этой истории волнуют такие вопросы:

Захватит ли вирус другие страны или эпидемию удастся блокировать в рамках Китая? Если даже эпидемия останется в пределах Китая, сколько она может продолжаться? Насколько масштабными будут действия Пекина по пресечению распространения вируса? И т. п.

Трудно отрицать то обстоятельство, что уже в настоящее время эпидемия оказывает серьезное влияние на китайскую экономику. Прежде всего, на вирус прореагировали чуткие фондовые биржи в Гонконге, Шанхае и Шэньчжэне. В январе были зафиксированы снижения продаж многих ценных бумаг и падения их курсов. Во избежание паники упомянутые фондовые биржи были закрыты на время китайского нового года. Аналитики британского банка Barclays полагают, что карантин для 60 миллионов китайцев закрытие крупных автомобильных хабов в Ухане и продление каникул по случаю лунного Нового года до 3 февраля, «усилят давления на рост в КНР, особенно в секторе услуг». По оценке аналитиков ING, в 2020 году прирост ВВП может опуститься до 5,6 %. Китайская академия наук не исключает падения ниже 5 %.

Конечно, негативное влияние эпидемии на китайскую экономику отразится и на мировой экономике в результате ослабления торгово-экономических связей «поднебесной» с остальным миром. Мировая экономика, по оценкам рейтингового агентства Fitch может потерять от 0,5 % до 0,8 % ВВП, что эквивалентно 4–6 трлн долларов. Но это оценки, базирующиеся на предположении, что вирусная эпидемия не выйдет за границы Китая. В случае же поражения вирусом других стран может начаться полномасштабный экономический и финансовый кризис. Подобные прогнозы не могли не отразиться на фондовых рынках за пределами Китая. Паники нет, но биржевые игроки пристально следят за событиями, связанными с коронавирусом. Эти события напоминают историю с так называемым «птичьим гриппом» – мировой эпидемией, которая началась в 2003 году и чуть было не спровоцировала глобальный экономический кризис.

Примечательно, что в то время, когда мировая шумиха вокруг эпидемии коронавируса была в самом разгаре, произошло еще одно очень резонансное событие мирового масштаба. В США 14 января прилетел вице-премьер Госсовета КНР Лю Хэ. На следующий день в торжественной обстановке указанным высокопоставленным китайским чиновником и президентом США Дональдом Трампом был подписан первый пакет документов в рамках торгового соглашения между двумя странами.

Напомню, что в рамках достигнутых договоренностей Китай в течение двух лет должен купить у США сельскохозяйственную продукцию и другие товары на 200 млрд. долл. А Вашингтон отменил запланированное на декабрь прошлого года повышение пошлин на китайские товары, включая телефоны, игрушки и ноутбуки. Соглашение промежуточное. Переговоры продлятся. На втором этапе предполагается, что будут отменены пока еще действующие пошлины в размере 25 % на товары из Китая общей стоимостью 250 млрд. долларов. Обе стороны представили сделку от 15 января как большой успех.

Но этой сделке предшествовала очень напряженная подготовительная работа. Одним из камней преткновения стало обвинение Вашингтона в том, что Пекин, мол, на протяжении многих лет занимается валютным демпингом, или «валютными манипуляциями». Мол, Китай целенаправленно и постоянно занижал валютный курс юаня по отношению к доллару, искусственно повышая конкурентоспособность китайских товаров по сравнению с американскими.

Уже ряд лет Минфин США готовит полугодовые специальные доклады, в которых проводится оценка валютной политики главных торговых партнеров Америки. Целью таких оценок является выявление тех торговых партнеров США, которые занимаются «валютными манипуляциями», т. е. сознательным занижением курсов своих валют. Эти доклады приобрели особую актуальность при Трампе. До него предыдущие президенты достаточно толерантно относились к «валютным манипуляциям» торговых партнеров, понимая, что нельзя одновременно гнаться за двумя зайцами. Если добиваться ликвидации «валютных манипуляций», то придется пожертвовать долларом. А «заяц» под названием «американский доллар как мировая валюта» намного важнее «зайца», называемого «повышение конкурентоспособности американской экономики за счет ослабления доллара». Трамп решил пожертвовать первым «зайцем» и принялся фанатично преследовать второго.

Трамп в 2017–2019 гг. неоднократно заявлял, что если Пекин не прекратит практику занижения юаня, то Вашингтон примет ответные меры. Один раз Трамп договорился даже до того, что сказал: Америка сама начнет валютную войну против конкурентов. Конечно, это было безумное заявление, ибо для этого надо было заставить Федеральную резервную систему США играть против американского доллара. Т. е. «хозяева денег» (главные акционеры ФРС) должны были сделать себе «харакири». Но были и более умеренные угрозы со стороны Трампа. Например, угроза введения специальных антидемпинговых пошлин против товаров Китая (а также других стран, злоупотребляющих «валютными манипуляциями»).

Пекин вынужден был учитывать эти угрозы Вашингтона. Произошло некоторое повышение курса юаня по отношению к доллару. За счет того, в частности, что Народный банк Китая (НБК) перестал наращивать долларовую составляющую международных резервов (а его портфель американских казначейских бумаг даже сократился). Были приняты меры по ограничению вывоза капитала, ослабляющего юань. Например, в мае 2019 года НБК перестал выдавать лицензии китайским банкам на импортные закупки золота, которые создавали существенный дополнительный спрос на доллары США. Опуская многие детали, отмечу, что в конце концов Вашингтон стал признавать, что Пекин действительно воздерживается от целенаправленного снижения валютного курса юаня. Без такого признания вряд ли стороны подписали 15 января пакет документов по торговому соглашению.

Буквально за сутки до церемонии подписания торгового соглашения между США и Китаем американский Минфин обнародовал очередной полугодовой доклад по валютной политике торговых партнеров. И вот, впервые Китая не оказалось в списке «валютных манипуляторов» (где он всегда занимал почетное первое место). Казалось бы, началась новая, светлая эра американо-китайских торгово-экономических отношений.

Но тут, на беду, на арену выходит этот самый пресловутый коронавирус. Он, как отмечают многие эксперты, стал оказывать ярко выраженное понижательное влияние на китайский юань. На протяжении пяти месяцев наблюдалось плавное повышение курса юаня по отношению к доллару. И знаменательно, что в третьей декаде января произошел разворот тренда. Китайская валюта резко ослабела, пробив ключевой уровень в 7 юаней за доллар. С отметки 6,86 юаней за доллар 20 января курс спикировал до 7,003 юаня за доллар 30 января. Прогнозируется дальнейшее ослабление юаня, причем китайские эксперты называют его единственной причиной коронавирус. Мол, причина «объективная», денежные власти Китая тут не причем.

В Америке уже напряглись. Минфин США пытается понять, что стоит за ослаблением юаня – вирус или китайское лукавство. Кстати, вторую версию исключать нельзя. Ведь острая фаза эпидемии в Китае началась еще в декабре, и она не мешала юаню укрепляться. А вот не успели еще просохнуть чернила на документах американо-китайского торгового соглашения, как вирус неожиданно стал поражать китайскую валюту. Если такое поражающее действие коронавируса будет продолжаться и далее, то не исключаю, что он может добраться и до самого соглашения. Коронавирус создает летальную угрозу для американо-китайских договоренностей.

Народный банк Китая на фронте борьбы с коронавирусом

Эпидемия коронавируса в Китае продолжает будоражить умы миллиардов людей во всем мире. Из «Поднебесной» каждый час поступают новости на тему вирусной пандемии как с театра боевых действий. Руководство страны мобилизовало на борьбу с эпидемией десятки ведомств и миллионы людей – медиков, военных, полицию, транспортные и спасательные службы и т. д. Все чаще среди тех, кто воюет с вирусом, упоминается и Центральный банк Китая. А он-то тут причем?

Дело в том, что вирусная эпидемия стала оказывать очень сильное влияние на экономику «Поднебесной». При открытии фондовых бирж после китайского нового года биржевые индексы упали на 8 процентов. Это худшее открытие торгов в Китае с 2007 года. Многие промышленные предприятия страны из-за карантина (а им охвачено около 60 млн. человек) перешли на особый режим работы или вообще закрыты. Снизились не только пассажирские, но и грузовые перевозки как внутри страны, так и трансграничные. Потребление углеводородного топлива упало в среднем на 20 % в сутки. Цены на потребительские (прежде всего, продовольственные) товары в зонах карантина взметнулись вверх, а кое-где товары с полок магазинов вообще исчезли.

В итоге Китай из-за фактора коронавируса может не выйти на минимально необходимый Пекину показатель прироста ВВП. Уже по итогам прошлого года прирост ВВП упал до 6,1 % (самого низкого за почти три десятилетия). Китайское руководство списало это на такой внешний фактор, как торговая война с Америкой. Эксперты полагали, что нижней планкой показателя экономического роста в нынешнем году станет прирост 5,6 %. Дело в том, что еще в конце прошлого десятилетия руководители Китая озвучили задачу удвоения ВВП за период 2010-20 гг. А для этого нужно, чтобы в 2020 году прирост был на уровне упомянутой планки или выше. Даже китайские эксперты (например, Академия наук КНР) с учетом действия фактора коронавируса дают более низкие оценки прироста ВВП в текущем году – около 5 %. По итогам первого квартала ожидают прирост не более 4 %. Зарубежные эксперты (например, аналитики банка Goldman Sachs, рейтинговых агентств Fitch, S&P и др.) называют похожие цифры.

Чтобы спасти страну от негативных экономических последствий коронавируса, китайскому руководству потребовалась поддержка Центробанка. Вклад Народного банка Китая (НБК) в борьбу с эпидемией выражается, в первую очередь, в том, что он проводит «позитивные психологические интервенции». Так, 7 февраля заместитель председателя НБК Пань Гуншэн на пресс-конференции в Пекине заявил, что негативное влияние фактора вируса на экономику не выйдет за пределы первого квартала. Возникшее отставание будет наверстано в последующие три квартала года. Народный банк Китая будет поддерживать достаточную ликвидность и углублять реформы процентных ставок, добавил чиновник Центробанка. «Распространение коронавируса может негативно повлиять на экономическую активность в первом квартале этого года, но эффект будет временным, – приводит агентство «Синьхуа» слова Пань Гуншэна. – Прочный фундамент экономики Китая в долгосрочной перспективе не претерпит изменений, несмотря на вспышку пневмонии, вызываемой коронавирусом».

На пресс-конференции также выступил заместитель министра финансов КНР Юй Вэйпин, который пообещал, что правительство проведет сокращение налогов и сборов.

Надо отдать должное китайскому Центробанку. Он не ограничивается обещаниями. Уже есть конкретные действия. НБК влил в экономику через операции репо на этой неделе 1,7 трлн юаней (242,7 млрд долларов) для того, чтобы поддержать уверенность и снизить ряд ставок на рынках. По оценкам экспертов, реальная величина поддержки более скромная: чистый приток ликвидности (новые кредиты минус погашения) составит 900 млрд юаней, или 128 млрд долларов в пересчете по курсу. Этой суммы явно недостаточно для того, чтобы купировать кризисные явления в банковской сфере и на биржевых площадках. По оценке S&P Global Ratings, из-за эпидемии объем проблемных кредитов в банковской системе КНР может вырасти на 5,6 триллиона юаней. Банки недосчитаются платежей на сумму, сопоставимую с ВВП Нидерландов (803 млрд долларов). Таким образом, китайскому Центробанку предстоят новые вливания в китайскую экономику, которые можно назвать «количественными смягчениями с китайской спецификой» (ликвидность вбрасывается в экономику не с помощью покупки долговых бумаг, а путем выдачи разных кредитов коммерческим банкам).

Одновременно китайский Центробанк планирует проводить курс на дальнейшее снижение процентных ставок в банковском секторе. Процентным ориентиром для китайских банков служит устанавливаемая Народным банком Китая ставка по кредитам для первоклассных заемщиков (LPR, loan prime rate), которая на сегодняшний день составляет 4,15 %. Китайский Центробанк крайне редко меняет эту ставку (впервые за несколько лет он ее понизил в ноябре прошлого года на символические 0,05 процентных пункта). И вот в нынешней кризисной ситуации эксперты полагают, что НБК может пойти отнюдь не на символическое снижение ставки LPR. Согласно графикам работы китайского Центробанка, 20 февраля пройдет его заседание по вопросу о ставке.

Заместитель председателя Центробанка Пань Гуншэн также не исключает, что в ближайшее время НБК может понизить нормативы резервирования для коммерческих банков, чтобы увеличить их кредитный потенциал.

Из программы китайского Центробанка по борьбе с экономическими последствиями вирусной эпидемии вытекает, что, скорее всего, будет происходить ослабление валютного курса юаня. Напомню, что 15 января нынешнего года межу Вашингтоном и Пекином было заключено торговое соглашение. Накануне его подписания Вашингтон объявил, что снимает с Китая обвинения в валютных манипуляциях. На протяжении нескольких лет Вашингтон квалифицировал Китай как главного в мире «валютного манипулятора», сознательно снижающего курс своей валюты для повышения международной конкурентоспособности национальной экономики. В течение пяти месяцев до подписания торгового соглашения НБК последовательно повышал курс юаня, что и позволило Вашингтону снять с Китая обвинение в валютных манипуляциях. И вот через несколько дней после подписания торгового соглашения юань опять начал падать. Сегодня за один доллар дают уже более 7 юаней. Ожидают, что в следующем месяце может быть уже 7,2 юаня. Пекин объясняет это фактором коронавируса. Вашингтон выражает недовольство. Получается, что коронавирус поставил под удар торговое соглашение.

Впрочем, до официальных обвинений Пекина со стороны Вашингтона в политике валютных манипуляций пока не дошло. Вашингтон проявляет сдержанность. Дело в том, что коронавирус поставил под удар всю мировую экономику, в том числе американскую. Фактор вируса, по оценкам рейтингового агентства Fitch, может снизить прирост мирового ВВП на величину от 0,5 до 0,8 процентных пункта (в абсолютном выражении – на 4–6 трлн долларов). И дело даже не в возможных потерях нескольких триллионов долларов. А в том, что фактор коронавируса может стать «триггером» мирового кризиса (финансового и экономического). Накопленные в мировой экономике дисбалансы столь велики, что для ее обвала может оказаться достаточным любого «чиха». При сценарии трансформации вирусного кризиса в мировой экономический кризис потери могут оказаться в несколько раз больше.

Возвращаясь к Китаю, следует отметить, что к борьбе с вирусным кризисом кроме Центробанка подключены некоторые государственные банки. Так, Государственный банк развития Китая (China Development Bank) планирует выпустить специальные облигации на 14,25 млрд юаней (около 2 млрд. долл.), средства от размещения которых направят на борьбу с распространением коронавируса.

И еще один неожиданный аспект проблемы. НБК уже давно говорит о планах создания цифрового юаня. Эти планы предусматривали постепенную замену наличной китайской валюты (банкнот и монет) валютой цифровой, которую будет эмитировать Центробанк. Сейчас реализация этих планов может резко ускориться. Целый ряд экспертов, как китайских, так и зарубежных, заявили, что коронавирус может передаваться через бумажные деньги и монеты. И у китайского Центробанка появился мощный аргумент для того, чтобы активизировать усилия по ликвидации наличного денежного оборота в стране. Впрочем, не исключаю, что этот аргумент может использоваться и Центробанками других стран, проводящих курс на построение «безналичного рая».

Раздел IV
Россия до коронавируса

Международные резервы России: странное и небезопасное накопительство

Только что Банк России обнародовал очередной квартальный обзор деятельности Центробанка по управлению активами в иностранных валютах и золоте (такие обзоры он выпускает с 2007 года). Речь идет об управлении международными (золотовалютными) резервами Российской Федерации. Последний квартальный обзор охватывает период с середины 2018 года по середину 2019 года. На этом отрезке времени просматриваются некоторые любопытные тенденции, на которые я хотел бы обратить внимание.

Прежде всего, в течение отчетного периода продолжалось наращивание общего объема золотовалютных резервов. За год они выросли с 458,3 млрд. до 516,8 млрд. долл. Прирост составил 58,5 млрд. долл., или 12,8 %. Дополню картину последними данными о международных резервах, размещенных на сайте Банка России. По состоянию на 10 января 2020 года они составили 557,5 млрд. долл. С середины прошлого года резервы приросли дополнительно на 40,7 млрд. долл. Т. е. наблюдалось явное ускорение процесса накопления резервов. Даже грубая прикидка показывает, что при таких темпах уже в первой половине 2020 года международные резервы пробьют планку в 600 млрд. долл., т. е. будет превышен исторический максимум, равный 598,1 млрд. долл. (зафиксирован 8 августа 2008 года).

Заметим, что такие ударные темпы наращивания резервов выглядят, мягко говоря, странно на фоне более чем скромных темпах роста российской экономики. Согласно предварительным оценкам того же Центробанка, прирост ВВП России в 2019 году составил около 1 %. Мысленно прикидываю такой сценарий: те золотовалютные ресурсы, которыми за год приросли международные резервы (58,5 млрд. долл.), направляются в российскую экономику в виде дополнительных инвестиций и дополнительных доходов населения (через повышение зарплат, пенсий, пособий и т. п.). Согласно моим подсчетам (их методику я оставлю за кадром), при таком сценарии российская экономика могла бы прирасти не на 1 процент, а, по крайней мере, на 3 процента. То есть прирост международных резервов оборачивается большими потерями для российской экономики. Неужели чиновники финансово-экономического блока правительства и Центробанка не осознавали этого очевидного «медицинского факта»?

Банк России любит для обоснования своей денежно-кредитной и валютной политики ссылаться на рекомендации и методики Международного валютного фонда. У Фонда, между прочим, есть рекомендации, касающиеся оптимальной величины международных валютных резервов, которые должны иметь страны-члены МВФ. Они (резервы) должны обеспечивать покрытие импорта товаров и услуг страны за квартал (три месяца). У многих европейских стран и у США величина резервов ниже этого норматива, эквивалентна импорту за один-два месяца. А у России? Объем российского импорта за истекший 2019 год, согласно предварительным оценкам, составил примерно 245 млрд. долл. Получается, что международные резервы России эквивалентны как минимум двухгодовому импорту страны. Перевыполнение норматива МВФ как минимум в 8 (восемь) раз! Денежные власти России (Минфин и Центробанк) решили стать «святее папы римского» (т. е. МВФ)! Никакого членораздельного объяснения курса на фанатичное наращивание международных резервов Минфин и Центробанк так и не сумели придумать. Кроме дурацких заявлений, что эти резервы призваны стать для России «подушкой безопасности». «Подушками» от внешних угроз и врагов Россия никогда не защищалась. Для защиты она использовала сильную и независимую национальную экономику, а также оружие.

Хотелось бы верить, что только что сформированное новое правительство Российской Федерации поймет весь идиотизм доктрины «подушки безопасности» и займется укреплением экономической независимости и мощи страны. Направляя валютную выручку от экспорта нефти, природного газа и других сырьевых товаров на закупку на мировом рынке машин и оборудования, необходимых для индустриализации страны. Другим валютным источником такой индустриализации должны стать международные резервы Российской Федерации.

Вернусь к обзору Банка России и отмечу некоторые другие тенденции за период с середины 2018 по середину 2019 гг. В структуре международных резервов произошло увеличение доли такого актива, как золото – с 16,8 до 19,1 %. На 1 июля 2018 года золотые резервы, по данным Центробанка, составляли 1.943,97 тонн, а на 1 июля 2019 года – 2.208,35 тонн. В физическом выражении прирост оказался равным 264,38 тонн. Прирост золотого резерва обеспечивается за счет внутренней добычи драгоценного металла. По итогам 2018 года добыча золота в России составила 314,4 тонны. Получается, что сегодня золотодобыча в стране на 80–85 процентов работает на пополнение международных резервов Российской Федерации. Это не может не радовать, поскольку еще в нулевые годы большая часть продукции российской золотодобывающей промышленности уходила за пределы страны. Согласно последним данным Банка России, на 1 января 2020 года золотые резервы достигли величины 2.271,31 т. Прирост за вторую половину 2019 года составил около 63 тонн. Это явный спад в темпах наращивания золотых резервов. Трудно сейчас сказать, что это значит: «сезонный фактор» или изменение политики Банка России?

Сегодня Банк России имеет дополнительный стимул покупать «желтый металл» по той причине, что цена на него на мировом рынке имеет устойчивую тенденцию к росту. В обзоре приводится такая цифра: только за счет роста цен на золото прирост стоимостного объема резервов за отчетный год составил 11,3 млрд. долл. В 2020 году цены на золото продолжат свой рост. В начале нынешнего года цена на золото колеблется в диапазоне 1550–1560 долл. за тройскую унцию. Многие эксперты предсказывают, что до конца года цены могут пробить «планку» в 1700 долларов.

Если в предыдущий годовой период (с середины 2017-го по середину 2018 г.) в структуре международных резервов наблюдалось увеличение доли китайского юаня и евро при одновременном снижении доли доллара США, то последний годовой период (с середины 2018 по середину 2019 гг.) произошел «разворот» указанных тенденций. доля юаня упала с 14,7 до 13,2 %, доля евро – с 32,0 до 30,6 %. А доля доллара США, наоборот, выросла с 21,8 до 24,2 %. Для некоторых цифры по американской валюте могут вызвать удивление. Ведь в российских СМИ рисуется картина, что Центробанк, мол, все более и более «эмансипируется» от американского доллара. Для доказательства этого приводятся цифры, демонстрирующие величину портфеля ЦБ по американским казначейским бумагам. Действительно, портфель таких бумаг резко «похудел», в настоящее время казначейских бумаг США в активах Центробанка всего около 10 млрд. долл. Нетрудно подсчитать, что общий объем долларовых активов на середину 2019 года составил 125 млрд. долл. А где же оставшиеся примерно 115 миллиардов долларовых активов? Это американская валюта на депозитах иностранных банков. На середину 2018 года величина активов Банка России в виде долларовых депозитов, по моим оценкам, была равна примерно 88 млрд. долл. Получается, что за год долларовые депозиты увеличились на 27 млрд. долл. Таким образом, распиаренная российскими СМИ «де-долларизация» международных резервов России на деле оказывается «мыльным пузырем». На основе данных обзора можно предположить, что большая часть долларовых депозитов приходится на неамериканские, прежде всего, европейские банки. Понятно, что это делается для того, чтобы минимизировать риски возможных экономических санкций со стороны Вашингтона (риски замораживаний активов). Однако пример Ирана (новая волна санкций Вашингтона) лишний раз показывает, что европа продолжает оставаться послушным вассалом Америки. И в случае команды из Вашингтона европейские банки послушно заблокируют валютные депозиты, открытые российским Центробанком. Банк России продолжает игру с огнем!

Помимо государственных ценных бумаг иностранных эмитентов и банковских депозитов в иностранных банках Банк России для формирования международных резервов использует такой инструмент, который в обзоре называется «негосударственные ценные бумаги иностранных эмитентов». Это очень таинственный финансовый инструмент, о котором в обзоре сказано всего несколько слов: «Ценные бумаги иностранных эмитентов, которым в случае финансовых трудностей с высокой вероятностью будет оказана государственная поддержка в силу их особой роли или значимости для экономики страны или региона (подразумеваемая гарантия)». Можно только догадываться, что это за «зверь» такой. Может быть, что-то наподобие американских ипотечных бумаг, которых Банк России накупил перед финансовым кризисом 2007–2009 гг. Слава Богу, Центробанк тогда успел избавиться с минимальными потерями от тех бумаг, которые в одночасье стали очень «токсичными». И тогдашние руководители Центробанка обещали, что больше не будут работать с подобного рода инструментами.

Однако и сегодня негосударственных бумаг в международных резервах немало. В середине 2018 года на них приходилось 7 %, через год цифра осталась на том же уровне. Но в абсолютном выражении портфель негосударственных бумаг вырос – с 32,1 до 36,4 млрд. долл. Но работать с «негосударственными бумагами иностранных эмитентов» Центробанку, заявляющему, что он является «консервативным инвестором», неприлично. Незаметно он может превратиться в азартного игрока на мировых финансовых рынках. Кстати, в валютных резервах, согласно нормативным документам, могут находиться бумаги с кредитными рейтингами «ААА» (высший), «АА» (средний) и «А» (минимально допустимый). Так вот, за рассматриваемый годовой период доля бумаг первого и второго класса снизилась, а доля бумаг с минимальным рейтингом «А» выросла с 27,9 до 29,3 %.

Я догадываюсь, почему Центробанк начинает входить в зону повышенных рисков. Потому, что растут потери от вложений во многие активы. Если верить обзору Центробанка, то наиболее доходными в отчетном периоде были активы, номинированные в юанях. Но это без учета падения курса китайской валюты. А с учетом этого фактора вложения в активы, номинированные в китайской валюте, оказались источником больших потерь для Банка России. Также потери возникли из-за ослабления евро по отношению к доллару США. В итоге общие потери от падения валютных курсов, составили, согласно обзору, 7,5 миллиардов долларов. Вероятно, подобные потери и провоцируют Банк России на игру с более доходными, но и одновременно более рисковыми финансовыми инструментами. В мире уже есть примеры таких «игроков» среди Центральных банков. Это, прежде всего, Банк Японии, покупающий облигации и акции частных компаний. Но, компаний японских. А вот Национальный банк Швейцарии также стал «игроком», причем покупает корпоративные бумаги не только швейцарского происхождения, но и американского. Например, акции компании Apple.

Очень бы не хотелось, чтобы денежные власти России пошли по пути Банка Японии и, тем более, Национального банка Швейцарии. Банку России и Минфину России не надо искать за пределами нашей страны высокодоходных финансовых инструментов (типа акций Apple). Хочется надеяться, что начавшиеся в январе этого года перемены в государственном управлении страной приведут к тому, что денежные власти развернутся лицом к собственной стране и начнут развивать собственную, а не заокеанскую экономику.