Текст книги "Июнь 1941 года. Причины и последствия"

На Минском направлении отбито наступление крупных танковых частей противника. В результате контрудара наших войск на этом направлении разгромлен крупный штаб противника. Убит немецкий генерал и захвачены оперативные документы. На другом участке этого же направления нашими частями уничтожено до 40 танков противника.

На Бессарабском участке фронта наши части нанесли удар по противнику в районе Скулени, сорвав подготовку крупного наступления его на этом направлении. В ночь на 27 июня группа наших войск при поддержке речной флотилии форсировала Дунай и захватила выгодные пункты, 510 пленных (в том числе 2 офицеров), 11 орудий и много снаряжения.

На всем участке фронта от Перемышля и до Черного моря наши войска прочно удерживают госграницу…»

Из дневника Ф. Гальдера. Вечерние сводки сообщают:

«…Перед фронтом группы армий «Юг» сопротивление противника ослабевает. Обнаружены явные признаки отхода противника перед фронтом 17-й армии. Поэтому командующий группой армий «Юг» еще в середине дня приказал 17-й армии немедленно перейти в наступление и организовать преследование противника. Командование 17-й армии наметило для преследования основное направление на Золочев. Командование 1-й танковой группы отдало приказ стремительным ударом выйти к реке Горынь.

На фронте группы армий «Центр» операции развиваются согласно плану. Противник оставил Белосток, тем самым мешок на западе сужается. Противник пытается выйти из окружения через Новогрудок и Ружаны в северо-восточном и юго-восточном направлениях. Несмотря на обострение положения на отдельных участках нашего фронта, эти попытки противника безуспешны.

Группа армий «Север» расширяет захваченный плацдарм в районе Двинска и подтягивает туда силы. 16-я и 18-я армии продолжают наступление к Западной Двине…»

28 ИЮНЯ (СЕДЬМОЙ ДЕНЬ)

И.В. Сталин работал практически всю ночь.

В 0 часов 40 минут к нему был вызван А.И. Шахурин, а после его ухода – В.Н. Меркулов и Л.М. Каганович. В 1 час 30 минут прибыли Л.П. Берия, наркомы С.К. Тимошенко и Н.Г. Кузнецов, а также начальник Разведывательного управления Генерального штаба Ф.И. Голиков. Совещались в течение часа.

Г.К. Жуков в это время находился на своем рабочем месте в Генеральном штабе, собирая информацию о положении дел на фронтах. В своих «Воспоминаниях» он пишет, что «в 2 часа ночи 28 июня у меня состоялся дополнительный разговор по прямому проводу с генералом В.Е. Климовских». Тот доложил обстановку и сообщил, что «Минск по-прежнему наш».

Очередное большое совещание у В.И. Сталина началось в 19 часов 35 минут. Первыми в его кабинет вошли В.И. Молотов, Г.М. Маленков и С.М. Буденный. Спустя 10 минут туда был приглашен В.Н. Меркулов. Практически сразу же после этого С.М. Буденный покинул кабинет Сталина. Меркулов, сделав короткий доклад, также вышел оттуда в 20 часов 5 минут.

В 20 часов 15 минут в кабинет вождя всего на 5 минут был приглашен Н.А. Булганин, а через пять минут – авиаторы П.Ф. Жигарев и И.Ф. Петров. Снова разговор шел об увеличении выпуска самолетов, улучшении их качества. Позже П.Ф. Жигарев вспоминал: «Он, как истинный авиатор, знал все модели самолетов, их преимущества и недостатки. Поэтому требовал четких ответов по цифрам и срокам».

В 21 час 30 минут в кабинет И.В. Сталина вошли нарком обороны С.К. Тимошенко, начальник Генерального штаба Г.К. Жуков и начальник разведывательного управления Генерального штаба Голиков. Через 20 минут туда был приглашен адмирал Н.Г. Кузнецов.

В 22 часа в кабинет вождя были приглашены директор московского завода «Динамо» И.Г. Кабанов, летчики П.М. Стефановский и С.П. Супрун, которые вышли оттуда ровно через 10 мину. Этого времени хватило для того, чтобы И.В. Сталин объявил о то, что И.Г. Кабанов назначается заместителем наркома электропромышленности СССР, а П.М. Стефановский – заместителем командира корпуса ПВО, лично отвечающим за охрану Москвы от воздушных ударов противника. Вместе с ними в 22 часа 10 минут кабинет И.В. Сталина покинули П.Ф. Жигарев и И.Ф. Петров, в 22 часа 55 минут – Ф.И. Голиков. В это время были приглашены Л.П. Берия и генерал Н.Д. Яковлев.

В 23 часа 10 минут кабинет покинули все военные.

В 23 часа 30 минут туда был приглашен А.И. Микоян. И.В. Сталин, Л.П. Берия и А.И. Микоян втроем совещались в течение 30 минут. Затем, в 24 часа, на 15 минут был приглашен Меркулов. После его ухода троица совещалась еще 35 минут. Разошлись только в 0 часов 50 минут.

Из сводки Совинформбюро:

«В течение 28 июня наши войска, отходящие на новые позиции, вели упорные арьергардные бои, нанося противнику большое поражение.

В боях на Шяуляйском направлении наши войска захватили много пленных, значительное количество которых оказалось в состоянии опьянения.

На Минском направлении войска Красной Армии продолжают успешную борьбу с танками противника, противодействуя их продвижению на восток.

По уточненным данным, в боях 27 июня на этом направлении уничтожено до 300 танков 39 танкового корпуса противника.

На Луцком направлении в течение дня развернулось крупное танковое сражение, в котором участвует до 4000 танков с обеих сторон. Танковое сражение продолжается.

В районе Львова идут упорные напряженные бои с противником, в ходе которых наши войска наносят значительное поражение ему.

Наша авиация вела успешные воздушные бои и мощными ударами с воздуха содействовала наземным войскам. При налете на район Тульчи нашей авиацией уничтожено 2 монитора противника на р. Дунай.

На остальных участках фронта наши войска прочно удерживают госграницу».

Из дневника Ф. Гальдера. Донесения, поступившие в середине дня:

«…Перед фронтом группы армий «Юг» подтверждается отход противника. В течение двух последних дней в тылу, позади постепенно распадающегося фронта, замечено движение отдельных моторизованных колонн с юго-востока и востока. Видимо, противник пытается организовать сопротивление на известной нам линии укреплений Новоград-Волынский, Проскуров, Днестр. Однако, отходя на этот рубеж медленно и с контратаками, он расходует в них большое количество сил. Части 17-й армии находятся непосредственно перед Львовом. Клейст с боем занял Ровно…

Группа армий «Центр»: Минск занят. Правый фланг танковой группы Гудериана находится непосредственно перед Бобруйском… В результате отчаянных попыток противника выйти из окружения в районах Волковыска и Новогрудка обстановка на ряде участков серьезно обострилась… Брешь между танковыми группами Гудериана и Гота до сих пор еще полностью не закрыта. Однако Гудериан уже подошел своим правым флангом [3-я танковая дивизия] к Бобруйску…

На фронте группы армий «Север» наши войска расширили плацдарм в районе Двинска. Войска левого фланга танковой группы Гепнера заняли Екабпилс… В тылу группы армий «Север» серьезное беспокойство доставляют многочисленные остатки разбитых частей противника, часть которых имеет даже танки. Они бродят по лесам в тылу наших войск. Вследствие обширности территории и ограниченной численности наших войск в тылу бороться с этими группами крайне трудно. Взята Либава…»

29 ИЮНЯ (ВОСЬМОЙ ДЕНЬ)

Из сводки Совинформбюро:

«29 июня финско-немецкие войска перешли в наступление по всему фронту от Баренцева моря до Финского залива, стремясь прорвать наши укрепления по линии госграницы. Неоднократные атаки финско-немецких войск были отбиты нашими войсками. В результате боев за день противник, оставив в целом ряде пунктов сотни убитых и преследуемый огнем нашей артиллерии, отошел к своим укреплениям.

На Вильно-Двинском направлении попытки подвижных частей противника воздействовать на фланги и тыл наших войск, отходящих в результате боев в районе Шяуляй, Кейданы, Поневеж, Каунас на новые позиции, успеха не имели. Энергичными контратаками наших войск подвижным частям противника нанесен значительный ущерб как в личном составе, так и особенно в материальной части.

На Минском направлении усилиями наших наземных войск и авиации дальнейшее продвижение прорвавшихся мотомехчастей противника остановлено. Отрезанные нашими войсками от своих баз и пехоты мотомехчасти противника, находясь под непрерывным огнем нашей авиации, поставлены в исключительно тяжелое положение. Отходящие от госграницы наши пехотные части прикрытия ведут ожесточенные бои и сдерживают продвижение моторизованных и пехотных войск противника на линии Лида – Волковыск.

На Луцком направлении сражение крупных механизированных масс продолжается. Несмотря на ввод противником на этом направлении свежих танковых частей, все его попытки прорваться на Новоград-Волынском и Шепетовском направлениях отбиты; рядом последовательных и непрерывных ударов наших танковых войск и авиации большая часть танковых и моторизованных войск противника разгромлена.

По словам пленных, одна танковая дивизия противника в бою под г. Лида полностью уничтожена.

Наша авиация вела успешные воздушные бои с авиацией противника, непрерывно бомбардировала его прорвавшиеся танковые части и моторизованную пехоту и мощным ударом с воздуха способствовала нашим войскам, особенно на Луцком направлении».

Записи посещения И.В. Сталина в его кремлевском кабинете за 29–30 июня совершенно отсутствуют. Это свидетельствует о том, что он в эти дни в своем кабинете в Кремле никого не принимал, а еще точнее – И.В. Сталин там отсутствовал.

И.Ф. Стаднюк пишет, что И.В. Сталин, узнав о том, что немцы уже заняли Минск, «не дождавшись очередного доклада наркома обороны Тимошенко и начальника Генерального штаба Жукова об оперативной обстановке, с рядом членов Политбюро внезапно появился в Наркомате обороны. Это был самый опасный момент во взаимоотношениях государственной власти и высшего командования Вооруженных Сил СССР, была грань, за которой мог последовать взрыв с самыми тяжелыми последствиями.

Я подробно расспросил Молотова о том, как все происходило… Ссора закончилась тем, что Жуков и Тимошенко предложили Сталину и членам Политбюро покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку и принимать решения.

По пути во внутренний двор Наркомата обороны, где дожидались машины, Берия что-то возбужденно нашептывал Сталину. Молотову показалось, что он запугивал Сталина грозившим ночью военным переворотом. Эта догадка особенно усилилась, когда Молотов увидел, что машина Берии умчалась в сторону Лубянки, а Сталин, ни с кем не попрощавшись, уехал к себе на Кунцевскую дачу» (Стаднюк И.Ф. Исповедь сталиниста. С. 363–364).

Г.К. Жуков также пишет, что Иосиф Виссарионович 29 июня дважды приезжал в Наркомат обороны и Ставку Главного командования, но ни о каком инциденте между ним и военными не упоминает.

Определенную «смуту» в данный вопрос вносит и А.И. Микоян. Он вспоминает: «29 июня, вечером, у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Подробных данных о положении в Белоруссии тогда еще не поступило. Известно было только, что связи с войсками Белорусского фронта нет.

Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко, но тот ничего путного о положении на западном направлении сказать не мог. Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться в обстановке.

В наркомате были Тимошенко, Жуков и Ватутин. Жуков докладывал, что связь потеряна, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется для установления связи – никто не знает.

Около получаса говорили довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: «Что за Генеральный штаб? Что за начальник штаба, который в первый же день войны растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует?»

Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек буквально разрыдался и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5—10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него были мокрые…

Войска Белорусского фронта оказались тогда без централизованного командования. А из Белоруссии открывался прямой путь на Москву. Сталин был очень удручен. Когда вышли из наркомата, он такую фразу сказал: «Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, все это просрали…» Мы были поражены этим высказыванием Сталина. Выходит, что все безвозвратно потеряно? Посчитали, что это он сказал в состоянии аффекта…» (Микоян А.И. Так было. С. 112–113).

А.М. Василевский: «29 июня ЦК ВКП(б) и Советское правительство принимают директиву, пронизанную ленинскими мыслями о защите социалистического Отечества. Ее основополагающая идея: «Все для фронта, все для победы!» В директиве говорилось: «Теперь все зависит от нашего умения быстро организоваться и действовать, не теряя ни минуты времени, не упуская ни одной возможности в борьбе с врагом». ЦК партии призывал: «В беспощадной борьбе с врагом отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли кропи за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу».

Из дневника Ф. Гальдера. Обстановка на фронте вечером:

«…На фронте группы армий «Юг» развернулось своеобразное сражение в районе южнее Дубно… Обстановка… весьма напряженная. На северном участке фронта группы армий «Юг» также идут упорные бои (северный фланг танковой группы Клейста). Все атаки (предположительно русского 17-го стрелкового корпуса) из района Пинских болот (район Рокитно) отбиты… В районе Львова противник медленно отходит на восток, ведя упорные бои…

В центре полосы группы армий «Центр» наши совершенно перемешавшиеся дивизии прилагают все усилия, чтобы не выпустить из внутреннего кольца окружения противника, отчаянно пробивающегося на всех направлениях. Внешнее кольцо окружения, состоящее из танковых дивизий, замкнулось…

На фронте группы армий «Север» наши войска планомерно продолжают наступление на намеченных направлениях к Западной Двине. Все имеющиеся переправы захвачены нашими войсками…»

30 ИЮНЯ (ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ)

И.В. Сталин находится на дальней даче.

В Москве в этот день членами Политбюро ЦК ВКП(б) принимается решение об образовании Государственного Комитета Обороны (ГКО) во главе с В.И. Сталиным.

Согласно воспоминаниям А.И. Микояна, это произошло следующим образом. Около четырех часов его и А.Н. Вознесенского пригласил к себе В.М. Молотов, у которго в кабинете в то время уже находились Г.М. Маленков, К.Е. Ворошилов и Л.П. Берия. Как раз последний и поставил вопрос о необходимости создания Государственного Комитета Обороны, которому отошла бы вся полнота власти в стране. Эту идею поддержали единогласно. Договорились во главе ГКО поставить И.В. Сталина. Все считали, что руководство и авторитет Сталина облегчат мобилизацию и руководство всеми военными действиями. Тогда об остальном составе ГКО не говорили.

Молотов, правда, сказал, что Сталин в последние два дня в такой прострации, что ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы, находится в плохом состоянии. Тогда Вознесенский, возмущенный всем услышанным, сказал: «Вячеслав, иди вперед, мы за тобой пойдем», – то есть в том смысле, что если Сталин будет себя так вести и дальше, то Молотов должен вести нас, и мы пойдем за ним. Другие члены Политбюро подобных высказываний не делали и на заявление Вознесенского не обратили внимания…

Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Увидев нас, он как бы вжался в кресло и вопросительно посмотрел на нас. Потом спросил: «Зачем пришли?» Вид у него был настороженный, какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь по сути дела он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовать.

Молотов от нашего имени сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы поставить страну на ноги. Для этого создать Государственный Комитет Обороны. «Кто во главе?» – спросил Сталин. Когда Молотов ответил, что во главе – он, Сталин, тот посмотрел удивленно, никаких соображений не высказал. «Хорошо», – говорит потом.

Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного Комитета Обороны. «Вы, товарищ Сталин, будете во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и я», – добавил он.

Сталин заметил: «Надо включить Микояна и Вознесенского. Всего семь человек утвердить».

Берия снова говорит: «Товарищ Сталин, если все мы будем заниматься в ГКО, то кто же будет работать в Совнаркоме, Госплане? Пусть Микоян и Вознесенский занимаются всей работой в правительстве и Госплане».

Вознесенский поддержал предложение Сталина. Берия настаивал на своем, Вознесенский горячился. Другие на эту тему не высказывались. Впоследствии выяснилось, что до моего с Вознесенским прихода в кабинет Молотова Берия устроил так, что Молотов, Маленков, Ворошилов и он, Берия, согласовали между собой это предложение и поручили Берия внести его на рассмотрение Сталина» (Микоян А.И. Так было. М.: Вагриус, 1999. С. 49).

Н.Н. Воронов, в то время начальник Главного управления ПВО страны, заместитель наркома обороны, повествуя о последних днях июня 1941 года, отмечает, что «Сталин был в подавленном состоянии, нервный и неуравновешенный… По моему мнению, он неправильно представлял масштабы начавшейся войны, те силы и средства, которые действительно смогли бы остановить наступающего противника на широчайшем фронте от моря до моря… В то время в Ставку поступало много донесений с фронтов с явно завышенными данными о потерях противника. Может быть, это и вводило Сталина в заблуждение».

Н.С. Хрущев, в то время первый секретарь ЦК КП(б) Украины, член Политбюро ЦК, писал: «Я часто вспоминаю рассказ Берии о поведении Сталина с начала войны. Сначала он не хотел в это поверить и цеплялся за надежду, что это провокация, приказывал даже не открывать огня, надеялся на чудо, пытался спрятаться за собственные иллюзии. Затем ему стали докладывать о победоносном продвижении гитлеровских войск. Тут-то открыто проявилось то, что он скрывал от всех, – его панический страх перед Гитлером. Сталин выглядел старым, пришибленным, растерянным. Членам Политбюро, собравшимся вечером 30 июня у него в кабинете, он сказал: «Все, чего добился Ленин и что он нам оставил, мы безвозвратно потеряли. Все погибло». И, ничего не добавив, вышел из кабинета, уехал к себе на дачу.

Берия рассказывал, что все остались в растерянности. Но потом решили наметить некоторые практические мероприятия. Ведь шла война, надо было действовать. Обсудив дела, они решили сами поехать к Сталину. Сталин принял их, и они начали убеждать его, что еще не все потеряно, что у нас большая страна, мы можем собраться с силами и дать отпор врагу, убеждали его вернуться к руководству и возглавить оборону страны. Сталин согласился, вернулся в Кремль и опять приступил к работе».

Из сводки Совинформбюро:

«В течение 30 июня на всем протяжении советско-финляндской госграницы противник, наступавший накануне, отброшен нашими войсками.

На Мурманском направлении идут ожесточенные бои с немецкими войсками, в ходе которых противник несет значительные потери.

На Виленско-Двинском направлении наши войска ведут ожесточенные бои с мотомехчастями противника, которые пытаются прорваться в северо-восточном направлении. Численно превосходящему противнику на этом направлении наши войска противопоставляют упорство и быстроту маневра.

На Минском и Барановичском направлениях наши войска ведут упорные бои с превосходящими силами подвижных войск противника, задерживая их продвижение на промежуточных рубежах.

В районе Ровно продолжаются крупные бои танковых соединений. Все попытки противника прорваться на восток отбиты с большими для него потерями. Бои на этом направлении носили характер ожесточенных схваток танковых частей, в результате которых значительное количество немецких танков уничтожено.

На Бессарабском участке фронта противник вновь пытался форсировать р. Прут, но быстрыми и решительными действиями наших войск эти попытки были отбиты с большими для него потерями.

За истекший день кораблями Военно-Морского Флота потоплены две подводные лодки противника в Балтийском море и одна – в Черном море».

Из дневника Ф. Гальдера:

«…16.30 – Визит к фюреру… Фюреру представляется особенно важным ускорить наступление пехотных соединений группы армий «Север» на Ленинград… Он не уверен в том, что сил, имеющихся в распоряжении Лееба, будет достаточно для выполнения этой задачи (особенно это касается подвижных соединений).

Фюрер считает, что в случае достижения Смоленска в середине июля пехотные соединения смогут занять Москву только в августе. Одних танковых соединений для этого недостаточно. За то время, пока пехотные соединения будут двигаться на Москву, по его мнению, можно будет успеть очистить весь Север. После этого можно будет сосредоточить танковые соединения в районе восточнее Москвы…

…Обстановка на фронте вечером: В общем операции продолжают успешно развиваться на фронтах всех групп армий. Лишь на фронте группы армий «Центр» часть окруженной группировки противника прорвалась между Минском и Слонимом через фронт танковой группы Гудериана… На фронте группы армий «Север» противник перешел в контратаку в районе Риги и вклинился в наше расположение…

Отмечено усиление активности авиации противника перед фронтом группы армий «Юг» и перед румынским фронтом. На фронте группы армий «Юг» наша авиация добилась нескольких очень крупных успехов в боях с авиацией противника и нанесла эффективные удары по отходящим наземным войскам противника (по каждой дороге движется до трех колонн). Всего за сегодняшний день сбито 200 самолетов противника…»

* * *

Не исключаю, что практически сухая хроника событий первых дней Великой Отечественной войны может несколько утомить читателя. В последнее время мы привыкли к тому, что нам «кладут в рот» уже готовую, тщательно обработанную и дозированную информацию и даже соответствующие выводы. Мы послушно заглатываем эту информационную «наживку» и уже через несколько минут повторяем от себя то, что слышали. В отношении начального периода войны такая «наживка» также существует – информации предостаточно, виновные определены, выводы сделаны. Но на самом деле все не так. Очень ограниченный круг документов в научном обороте о работе высших органов управления и государственных лиц в первые дни Великой Отечественной войны не позволяет дать ответы на очень многие вопросы. Поэтому остается только самому выискивать эти ответы, раскладывая события по дням, часам и минутам, сопоставляя и анализируя события различных уровней.