Текст книги "Багульника манящие цветы. 2 том"

Не успела Катерина переступить Раискин порог, как к ней тут же подлетели Лёнька и Митя. Оба они, перебивая друг друга, хвалились хорошими отметками в дневниках.

Выслушав мальчишек и похвалив их за оценки, Катя достала из кармана телеграмму и вслух её прочитала.

– Всё – таки решилась мама приехать, смогла сломать стереотипы о том, что не так уж она и страшна, наша тайга.

– Да какая же у нас тайга, если народу здесь видимо невидимо! – удивился Лёнька.

– Да, у нас уже не тайга, а большой красивый посёлок, – поторопился поддержать своего брата Митя.

– Вот приедут, сами посмотрят, как мы здесь совсем даже неплохо живём». Лёнька радовался телеграмме больше всех. Приезжает его баба Маша! Он даже и не ожидал это.

Катя волновалась оттого, что встретить мать с Антоном не было возможности. На носу сбойка тоннеля, Сашко и Павел загружены работой и наверняка их не отпустят с работы. Раиска смотрела на взволнованную подругу, переворачивала на сковородке аппетитные пирожки, думала, чем помочь? Хорошо, когда знаешь ту дорогу, куда едешь, а если не знаешь, то это совсем другое дело – тем более, что дорога на БАМ длинная и дальняя, не каждый сможет без провожатого добраться до намеченной цели. До Северомуйска путь не так – то прост. Есть погода – улетишь на самолёте, а если нет, лови грузовик, если повезёт. Раиска закурила, так или иначе, но встретить Катину маму с мужем они просто обязаны, придумают что – нибудь, не может быть, что – бы не придумали. Думать дальше Раиске помешал Пашка. Уже в прихожей она услышала его голос:

– Ничего вкусней, чем пирожки с капустой и картошкой на свете нет! Чем на сей раз начинила их моя давняя подружка?

Пашка раздевался в прихожей, торопился на аппетитный запах из кухни. Раиска в Пашкином голосе сумела уловить некую дрожь и волнение. Выйдя из кухни и заметив Пашкин растрёпанный чуб, поинтересовалась:

– Ты что, спал? Вид у тебя, Паша, какой – то растерянный. Что, жену проспал? Да проходи, здесь твоя Катерина. Тут же появилась и Катя. Павел заметил её весёлое настроение, улыбнулся ей, но проходить дальше не торопился.

После ухода сыновей он улёгся спать. Завалился в подушки и постарался уснуть, что – бы забыть отвратительное своё поведение перед мальчиками.

Проспавшись от усталости на работе и от выпитого вина, мучительно вспоминал, то ли он во сне ударил сына, то ли это было на самом деле? Ну почему так у него всегда случается, что иногда путает явь и сон? Прямо болезнь какая – то! Пашка шёл к грузину, напрягал свой мозг и ничего не мог вспомнить. Нет, нужно определённо завязывать ему даже с лёгким вином. Правильно Раиска говорит, что ему, Павлу, можно пить только компот.

С тяжёлым грузом на душе он ступил на крыльцо своего грузинского друга, чувствуя за собой вину.

При виде отца, Лёнька и Митя сразу же перестали играть и как по команде от него отвернулись.

Пашка глубоко вздохнул, понял окончательно, что он что – то натворил. Сашко, насытившись пирогами, блаженно возлежал на диване, увидев друга, тут же вскочил, приглашая его к столу, где лежали румяные пироги. Пирожки в горло не лезли, тем более, что уже с порога Раиска засыпала его вопросами. Пашка думал сейчас только об одном – как бы узнать у сыновей, что на сей раз он смог натворить? Он чувствовал за собой какую – то вину перед ними, но никак не мог ничего вспомнить – уснул, и всё растворилось во сне, забылось, расплылось, так у него бывало.

Взяв для приличия с тарелки один пирожок, откусил, сам что – то с усилием вспоминая. Раиска не была бы Раиской, если бы не уловила в своём друге то, что другой бы вряд ли бы смог заметить. Подошла к Павлу, спросила решительным голосом:

– Рассказывай, что ещё успел натворить? Почему Митя и Леонид, увидев тебя, престали играть, удалились в детскую? Я успела заметить на их лицах некий испуг и нежелание находиться с тобой в одной компании.

Пашка удивлённо смотрел на Раиску, вяло жевал пирожок и, было видно, что с большим напряжением пытался что – то вспомнить. А Раиска ждать не стала, пока Пашка что – либо вспомнит – врезала ему по уху, отчего пирожок у него тут же вылетел из рук. Сашко поспешил на выручку другу:

– Так нельзя, Рая, человек может быть совсем ничего плохого и не делал, а вон как мучается. На него же жалко смотреть! Ведь он всё же взрослый человек, у него дети, в конце концов, имеется собственная жена, пусть они сами дома и разбираются без нас.

– Знаю я Катерину. У неё совсем другой метод воспитания. В себя уходит, не умеет применять тяжёлую артиллерию, когда надо, думает, что само собой всё решится. Я бы этого Павла давно бы к себе приручила, не позволила бы ему вот так себя вести, а потом мучиться. Ласки ему не хватает, тыла надёжного и порой тяжёлой руки. Оттого и все его беды. И любовь у него с одной стороны. Пашке нужны две вещи – любовь и уверенность в том, что его не предадут. Этим он был обделён с самого детства. Катерина же хочет видеть в нём рыцаря. Тоже мне, королева! Пора бы своего мужа узнать и получше. У Пашки слабые лёгкие, а она его всё в горы тащит, к реке поближе, к природе. Он на работе вкалывает в жуткий мороз, в стужу, а дома ещё и водой холодной собственная жена заставляет обливаться. Как он только терпит всё это наказание! Не понимаю я эту Катерину.

– Закаляться это хорошо. Я тоже в своём ауле бегал к реке и купался там почти до самой осени. Мама ругалась, а мне были неведомы её страхи и опасения. Смеялся над мамиными предположениями и бултыхался в речке. Сашко пытался защитить своего друга. Видел, как тот не может выйти из положения. Расправив свои пышные усы, Сашко воскликнул радостно.

– Сегодня у нас в бригаде отмечали радостное событие – родилась двойня у Эдика. Как не отметить такой счастливый день! И выпили то совсем мало, на автобус торопились. Паша тоже выпил, я сам видел, что всего лишь один раз и выпил. После этого мы все сели в автобус и поехали домой, завтра же на работу. Паша тоже отправился в свой барак, я сам видел.

Раиска стояла, подбоченись, и не очень – то доверяла словам мужу.

– Не заступайся. Говоришь, вместе отмечали? Тогда, почему ты совсем трезвый, а твоего друга и сейчас пошатывает?

Пашка решил встать на защиту самого себя.

– Спал я, только что проснулся, вот и шатает. Встал, Лёньки нет, решил прийти сюда. Где же он может находиться! Только у вас. Понимая, что Катерина ещё на работе, пошёл искать сына. Заодно и другого проведать.

Пашка взбодрился, посмотрел на Митю, подмигнул ему, да только тот почему – то отвёл от него глаза. Пожав плечами, незадачливый папаша скромно проговорил:

– Можно, я пирожок доем?

Поднял с пола надкушенный пирожок, бережно его вытер и стал быстро жевать, боясь, что снова ему что – нибудь помешает его доесть. Сашко смотрел на друга, пытаясь понять, когда же это Павел успел набедокурить? Что натворил? То, что Пашка был в чём – то виноват, было видно по его растерянному взгляду.

Когда Раиска отправилась за очередной порцией пирожков на кухню, Сашко поторопился выведать у друга, что – же на самом деле случилось? Почему Митя и Лёнька отводят от родного отца взгляды, и стараются избежать общение с ним? Ему от всего сердца хотелось помочь Пашке. Грузин смотрел на Павла, но тот так и не мог ничего вразумительного ему ответить. Пожал плечами, проговорил:

– Сам не знаю, по какой такой причине мальчишки бегут сегодня от меня?

– Может ты спиртного успел ещё где – то добавить перед отъездом домой, или уже в посёлке забрёл к кому – нибудь?

Пашка отводил в сторону от грузина свои глаза, отклонялся от ответа. Потом, что – то вспомнив, произнёс:

– Сон помню. Когда дремал после работы, сон видел про Лёньку. Почесав затылок, тихо сказал:

– За что, не помню, но снилось мне, что я сына ударил по щеке. Вот только не помню точно – его я ударил или Митю?

Заметив пронзительный взгляд Сашко, он поторопился его заверить:

– Заметь, друг, это было всего лишь во сне, хотя мне за этот сон сейчас стыдно». Расправляя снова свои пышные усы, Сашко громко произнёс:

– Да нет, Паша, сделал ты это наяву. Стало быть, ты и на самом деле, а не во сне, как утверждаешь, ударил кого – то из мальчишек. По их поведению это теперь понятно. Права была моя жена, что видит тебя насквозь, словно рентген. Ну, теперь держись, задаст она тебе перца, и я буду на её стороне.

– Ты действительно думаешь, что я мог ударить Лёню или Митю? Но это ужасно!

– Можешь не сомневаться, скорее всего так и было. Не стали бы мальчишки прятаться от тебя в детской, когда ты к нам пришёл, не стали бы с пирожками тащиться в детскую и там их есть. Это бывает только тогда, когда у нас много гостей. Вот и соображай. Напрягай свои мозги и выкладывай всю правду нашей Раиске, а вот и она». Водрузив большую тарелку с пирожками на стол, Раиска, глядя в упор на своего дружка, спросила:

Сам признаешься, или будешь делать вид, что всё ещё ничего не помнишь?» Пашка, понимая, что сейчас что —

то произойдёт, наморщил лоб, с усилием пытаясь вспомнить недавнее. Выручил его Лёнька. Вышел из детской, быстро проговорил:

– Я сам, сам напросился, нечаянно у папки это всё получилось. Да мне и не больно совсем было, потёр щёку, да тут же и забыл. Я хочу у него прощение попросить, нагрубил я ему.

Лёнька посмотрел на понурившего отца, произнёс:

– Ты меня прости, папка, я не буду больше так себя вести. Не подумал, обозвал тебя. Мне и перед Митей стыдно – заставил и его волноваться.

Раиска развела руками:

– Да ну, вас, не поймёшь, кто из вас прав, кто виноват. Ну, Пашка, смотри у меня – обидишь кого из детей, не отвертишься от меня, руку мою ты знаешь.

Катя ничего не понимала. Когда это её муж успел что – то нехорошее сделать?

Павел благодарно посмотрел на Лёньку, тот поймал на себе отцовский благодарный взгляд, и стало ему от этого на душе тепло. Что может быть возвышенней, чем прощение? Это чувство испытывают одинаково трепетно и несправедливо обиженный и сам обидчик. Сашко увёл друга на крылечко покурить, а заодно и дать ему свой совет. Протягивая Пашке сигарету, произнёс:

– Хорошие у тебя сыновья, друг. То, что ты обидел Лёню, это понятно и знаю, что сделал ты это не со зла. Но ты теперь постарайся сделать что – нибудь хорошее для него, для своего сына. Сделай что – нибудь приятное и для Мити, мальчики потянутся к тебе, станут любить тебя, гордится тобой.

Затягиваясь сигаретой, Пашка проговорил:

– Соврал я тебе, Сашко, не договорил, что после того, как мы понемножку выпили после работы за рождение двойняшек, я ещё в посёлке добавил. Не хотелось мне обижать молодого папашу. Он нас дома ещё угостил. Как можно было не порадоваться за Эдика? Он такой счастливый был! Грех было не произнести тост ещё раз за рождение девчонок. Ты же сам говорил, что это такое счастье, когда рождается ребёнок. Говорил?

– Не отказываюсь – говорил, но видимо для тебя, Паша, все тосты только во вред. Во вред и для тебя самого и для окружающих. Ты всё хорошее переводишь в русло ненужных проблем. Почему так у тебя получается, друг? Ну что ты за отец, если от тебя бегут твои собственные дети? Твоему сыну не нравится, когда ты не совсем трезв. Пойми парня, перестань употреблять спиртное. Совсем перестань, навсегда. Не любят этого дети, не принимают в свою душу подвыпивших своих родителей, стесняются их, отдаляются. Ты же взрослый мужик, вполне можешь с этой проблемой справиться.

Сашко махнул рукой, затянулся сигаретой. Пашка мял в руках свою, кивал в знак согласия головой:

– Да я стараюсь быть хорошим отцом. Ты же знаешь, как я вкалываю на работе, премии всегда получаю, всё до копейки несу в семью. Числюсь на хорошем счету у начальства, и в бригаде меня уважают, на доске почёта моя фотография – стараюсь, что – бы мальчишки мной гордились. Да разве можно назвать меня пьяницей? Ты же знаешь, сколько я могу выпить. Вот только дури потом много, так с этим я с тобой согласен. Да и то, никогда не ставлю своей целью кого – то обидеть. Само собой всё получается, порча у меня, наверное, сам чувствую, но как с этим бороться, не знаю. Думаю, что без Раиски мне самому не выкарабкаться, нужно к ней обратиться, может какую бабку найдёт? Хотя какие здесь бабки? Одни комсомольцы – добровольцы, куда ни глянь. А Лёнька мой молодец, бросился меня защищать. Нет, Сашко, что ни говори, а Лёня с Митей меня уважают.

– Не то ты сейчас говоришь, Паша, не то. Лёня кинулся тебе на помощь лишь только потому, что – бы не видеть поверженного отца. Моя жена наверняка применила бы к тебе физическую силу. Леонид понимал это и поторопился это остановить. Но я заметил в его глазах обиду, смятение и это, Паша нельзя было не заметить. Сыну твоему сейчас было стыдно за тебя, неужели ты не понимаешь? Вот и сделай ему что – нибудь такое, что – бы он тебя простил по настоящему, до конца простил». Пашка крутил сигарету, смотрел вопрошающе на грузина. Тот что – то мыслил, потом, после небольшого молчания произнёс:

– Поход у них скоро. Ты знаешь об этом? Раиска моя взяла на себя обязанность приготовить для мальчиков вкусные бутерброды. Сам знаешь, для неё в жизни самым главным жизненным критерием является сытость человечества. А ты, в свою очередь, тоже что – нибудь сообрази, придумай стоящее для этого похода.

Затушив сигарету, Сашко направился в дом. Пашка стоял на крылечке ещё минут пять, чесал свой затылок, морщил лоб, напрягая свои мысли, и, наконец – то произнёс воодушевлённо:

– Я знаю, что надо делать, знаю!

Забежав снова в дом грузина, кинулся к пирожкам, убеждая Сашко в том, что он очень стоящее придумал для того, что – бы их мальчишкам этот поход запомнился надолго. Праздничный ужин в честь окончания учебного года и известие о приезде Катиной мамы объединили в общее дело всех присутствующих в Раискином доме, и говорилось теперь только о том, как встретить надлежащим образом дорогих гостей.

Домой семья Егоровых шла из гостей, когда было уже совсем темно. Катерина чувствовала Пашкин перегар, краем уха слышала о его каком – то недавнем нехорошем поступке, но большого значения этому не предавала, не стала омрачать радость того, что получила приятное известие. Совсем скоро она увидит маму и Антона. Она так по ним соскучилась! Было бы здорово, если бы и Веруня с ними приехала, по своей сестрёнке баловнице Катя тоже очень скучала и давно уже грезила о том дне, когда она сможет, наконец – то её обнять.

Лёнька шёл рядышком с мамой, радовался тому, что к ним едет его баба Маша и от такого приятного события он совсем забыл о том, что произошло сегодня между ним и отцом. Рассказывал маме о последнем уроке в школе, о походе и предстоящие радостные события вконец помогли ему забыть ту горячую отцовскую пощёчину.

Павел бережно нёс на руках дочку, стараясь хоть краешком уха поймать разговор Кати и Лёньки. Напрягая свой слух, затаивал даже своё дыхание – так боялся услышать обвинительные слова в свой адрес.

Убедившись в том, что разговор идёт вовсе не о нём, а о Лёнькином походе, облегчённо вздохнул, улыбнулся про себя и прошептал больше для своего успокоения:

– Завтра же достану котелок из сарая, вычищу его, приготовлю мальчишкам, а то уж очень он весь задымлённый от костров. А после работы пойду на поиски местного барда Кости. Весёлый молодой парень из Харькова был душой любой компании. Его не нужно было упрашивать спеть и сыграть на гитаре, делал он это без всякого пафоса и от всей души. Общительный комсомолец, работающий в молодёжном звене проходчиков, он был нарасхват у взрослых и детей по праздникам. Павел вынашивал в себе мысль, что найдёт этого самого Костю и попросит его, что – бы он вместе с ребятами отправился в поход. Попросит, что – бы показал мальчишкам первые аккорды на своей гитаре, дал первые уроки игры. Он очень хорошо попросит, попросит так, что – бы Костя не смог отказать Павлу. Сонная Танюшка тихо спросила:

– Папа, что ты всё время шепчешь, мешаешь мне спать?

– Спи, дочка, спи, это я так, про себя, радуюсь, что скоро бабушка ваша приедет.

– Это хорошо!» – прошептала девочка и удобней улеглась у Пашки на плече.

Павлу же вспомнилось, как его сын попросил однажды купить ему гитару.

Он взахлёб рассказывал отцу, как лихо играл на этом инструменте Костя, сидя у своего барака. Вокруг него собралась вся поселковая ребятня, все с завистью смотрели, как играет Костя и каждый мальчишка тогда мечтал о том, что когда – нибудь и он вот так же сможет владеть гитарой. Павел слушал сына, соглашался с тем, что это очень здорово уметь играть на гитаре, но дал сыну понять, что для этого одного желания мало. Любой инструмент требует к себе большую любовь, усидчивость и терпение. Лёнька же уверял отца, что всё это у него обязательно будет, как только в доме появится гитара. Павел в том разговоре с сыном не придал большого значения Лёнькиной мечте, но сегодня решил, что он сделает всё для того, что – бы у его сына была гитара и он обязательно будет на ней играть. Скоро и школа искусств у них в посёлке откроется, а пока Леонид может брать уроки у Кости. Пашкина идея торопила его домой, нужно набросать список всех дел, которые ему предстоит сделать пред Лёнькиным походом.

Дел набралось немало – нужно было накачать футбольный мяч, купить для фотоаппарата плёнку, мальчишки могут забыть про это. Затея про гитару Пашке понравилась. А что? Пусть себе, Катерина, вместе с сыном поют романсы. У Пашки слуха нет – медведь на ухо наступил, а сын страдать от этого не должен, хочет научиться играть на гитаре – пусть учится. Главное, что – бы был слух, а у Лёньки он есть, в детском саду всегда выступал на концертах, даже солистом был.

Катя с сыном шла позади Павла, перед самым домом вдруг спросила у Лёньки:

– Сынок, а что у вас с отцом произошло такое, что ты перед ним извинялся? Какого признания добивалась от него тётя Рая? Давай, признавайся мне. Ты знаешь, что от меня что – то скрывать бесполезно, я это не люблю. Что на этот раз «выкинул» твой отец? Когда я пришла с работы, то он спал сном младенца, и всё было вроде бы нормально.

Лёнька стоял перед матерью, переминался с ноги на ногу – ему не хотелось сейчас снова вспоминать неприятное событие. Кончился день, завтра наступит новый и всё забудется. Отца он уже простил, но Лёнька знал и мать. Той соврать нельзя. Мать Лёнькина владела какой – то магией завораживания – хочешь, не хочешь, а заставит выложить всё начистоту. Ну, ничего от неё не утаишь! Он это знал и был беспомощен перед этим фактом. Пришлось ему всё ей поведать.

Пока Павел открывал двери, торопился уложить в кроватку Танюшку, Лёнька рассказывал маме сегодняшний случай всё без утайки. Потом добавил:

– Мам, я его уже простил, может не стоит ему снова об этом напоминать, он и так целый день этим мается. Я видел, как он у тёти Раи старался всё вспомнить, да так и не смог. Катерина подняла за подбородок сына, заглянула ему в глаза:

– Получить ни за что пощёчину – это больше, чем позор. Это унижение и оскорбление личности.

Лёнька вдруг вспомнил:

– А слова из Библии «подставь другую щёку»?

– Это другое. Если тебя, здравомыслящего ни за что бьёт какой – нибудь паршивец, для тебя это должно быть оскорблением. Сдать сдачу отцу ты не мог, это понятно, поэтому за тебя это сделаю я и больше в своей семье такого не допущу. Довольно ему потакать. Он герой на работе и слава ему вскружила голову. А что дальше ждать? Всё он помнит, только притворяется, защищаясь тем самым от правосудия.

Катерина разошлась не на шутку. Они уже вошли в квартиру, но гнев у неё только усиливался:

– Пироги ему, сахар варёный подавай, разбаловали его, а он и рад!.

Пашка, пока не понимая, отчего вдруг его жена распалилась, зашептал:

– Тихо вы, Танюшку разбудите. Мать Лёнькина так посмотрела на его отца, что он понял, отцу грозит уже не губа, а полная капитуляция!

Танюшка всё же проснулась, спросила сонным голосом:

– А Лёня тоже будет сейчас спать?

Лёнька тут же отозвался нехотя:

– Да иду я, иду. Никогда не можешь без меня уснуть. Ну, ни шагу без меня! Хоть бы ей сестрёнку купили, а то ходит за мной по пятам, да за Митей. Ей Подружка нужна, а мы всё же мальчишки. Чем спорить друг с другом, побольше бы дочке своей время уделяли.

Лёнька, недовольный тем, что мать всё же выведала у него про отца, удалился в детскую, стараясь поскорее прыгнуть в постель и укрыться с головой. Павел откликнулся на слова сына:

– Правильный совет даёшь, Леонид. Мы с мамой обязательно обдумаем твоё предложение. Пока ты не уснул, сынок, дай мне чистый листок и карандаш, мне нужно кое – что набросать.

– Возьми сам в портфеле, я спать хочу.

Спать ему не хотел, он просто устал от сегодняшнего дня, наполненного разными событиями и новостей. Павел присел на кухне, Погрызывая карандаш, сосредоточенно что – то думал и записывал на листок. Даже на Катерину не обращал внимания, которая, перекрестив руки на груди, расхаживала перед ним. Удивлённая наглым поведением мужа, и, понимая, что тот не собирается ни в чём признаваться, первая пошла в наступление. Подошла к Пашке, выдернула у него из – под рук листок, отбросила его в сторону и зашептала ему в лицо, что – бы не разбудить детей:

– Твоё добровольное признание в содеянном мне сейчас абсолютно безразлично, знаю, что будешь искать повод оправдания. Или того хуже – делать вид, что ничего не случилось.

Пашка смотрел не мигая на жену, быстро соображая, что делать? Сейчас главное – не разбудить детей и он шёпотом произнёс:

– Пойдём в свою комнату, там всё и решим за закрытыми дверьми. Леониду на сегодняшний день довольно эмоций, мал ещё – переваривать в себе столько информаций.

Катерина схватила вдруг Пашку за лямку майки, прошептала ему в лицо:

– С каких это пор ты проявляешь к нему такую заботу? Завтра же убирайся в общежитие. Незаменимому ценному работнику найдут в нём комнату. Ты докатился до точки и терпение моё лопнуло. И моя злость к тебе совсем не потому, что ты отмечал рождение двойняшек, родившихся у Эдуарда, а потому, что ты посмел дать пощёчину нашему сыну, мальчишке, который и мухи не обидит, который любит тебя и всегда старается быть на твоей стороне. Пощёчину за правду, которую сказал тебе сын, я не прощу. Он простил, но я не прощу.

У Пашки разжались, повисли вдоль туловища руки – самое страшное оказалось правдой. Тихо и обречённо проговорил обескураженным голосом:

– Значит, это было не во сне – на самом деле ударил Лёню.

– Наконец – то прозрел, но ты ещё и Митю обидел, задирал у мальчика рубашку, пытался под ней что – то разглядеть. Что ты искал у Мити под рубахой? Ты жестокий и опасный человек, Егоров! Враз обоих сыновей испугал и оскорбил! Это чудовищно! Что ещё от тебя можно ожидать? Ты не отец, ты пародия на отца. И совершенно верно сказал Леонид, что Мите с отцом, каким теперь является Сашко, очень повезло. К нему стремится сердцем и душой Митя, к нему, грузину, а не к тебе. И Раиска не много тогда потеряла, брошенная тобой. Я тоже больше не желаю иметь с тобой никаких дел и ничего общего. Детей сама выращу. Да и вообще, отправлю наверное я их с мамой в Германию, в каждом письме они с Антоном об этом меня просят. Нечего им по тайге бегать, кормить мошкару, пусть поживут в нормальных условиях. Верочка тоже будет племянникам рада, с ума там сходит без меня, без них. Полюбить тебя по – настоящему я так и не смогла, а теперь нечего и начинать. Всё, что не делается – всё к лучшему. Как оказалось, люди мы с тобой совсем разные и это пора нам обоим понять. Разговор на эту тему окончен и не пытайся, Паша, мне сейчас что – либо обещать насчёт своего исправления. Жить ты по – другому, видимо уже никогда не сможешь, не мучь ни себя, ни других. Избавь от своих постоянных ненужных проблем наших детей и меня. Приезжает мама, и я не хочу стать перед ней свидетелем ещё какой – нибудь твоей дурацкой выходки, прошу – избавь меня от этого. Сказанное мною никакой амнистии не подлежит, ты меня, Павел, знаешь.

Пашка понял – вердикт вынесен, ждать милости никакого смысла не было, и это он совершенно ясно понимал.

Понимал, но вдруг плюхнулся перед Катериной на колени. Схватил её за ноги так сильно, что та перепугалась:

– Силу свою на работе и в другом месте принимай, оставь мои колени, мне больно!

Пашка, не слушая жену, продолжал сжимать её ноги, боясь, что если она сейчас вырвется, то у него не будет другого шанса остаться в семье. Его обдало кипятком – завтра ему придётся из семьи уйти, он знал Катерину. В противном случае уйдёт она. Стискивая ноги жены, Пашка мямлил, что совсем не вовремя всё это случилось, не хотелось этим огорчать Катину маму. Марию Леонидовну Пашка уважал, и ему совсем не хотелось, что – бы его тёща стала очевидцем развода дочери.

В душе Пашка был рад тому факту, что Мария Леонидовна относилась к Пашке, как к родному сыну, в обиду его не давала даже своей родной дочери.

Он вспомнил, как ухаживала она за ним на Урале, когда ходил в лес выбирать ёлку и потом простыл. Тогда Катина мама делала всё возможное, что – бы поставить Пашку на ноги, не хотела она, что – бы её внук и её дочь остались без него. Сейчас, нужно всеми способами выстоять перед Катериной, добиться её прощения, не дать своему исчезновению в данной ситуации из семьи, а общение с Марией Леонидовной внесёт свою лепту в их полное перемирие.

Так думал Павел, продолжая крепко держать Катины ноги.

Он божился и клялся, что никогда больше не совершит подобных поступков, умолял простить его, и повторял, что говорил о своей любви к ней и своим детям. Обещал, что публично, при всей их большой семьи извинится перед мальчиками, и заверил Катерину, что если она его вычеркнет из своей жизни, то уйдёт навсегда в тайгу.

Тихо, молча, и незаметно исчезнет навсегда и для неё и для всех. Зачем жить без любимых людей, зачем топтать тропинки, если ты им не нужен?

Когда же Пашка поднял свои глаза на жену и увидел непоколебимое её лицо, то не сдался, а вдруг выпалил одним дыханием:

– Понял, понял, я болен и все мои неадекватные выходки не что иное, как порча, я уже думал об этом, Катя. Это не предлог выпросить у тебя прощение, это крик о помощи. Ты не можешь вот так меня оставить один на один с такой напастью. Один я не справлюсь. Ты же имеешь связь со своим отцом, обратись к нему, может быть он мне поможет?..

Пашка обмяк, расслабил свои руки, отпустил Катины ноги, продолжая сидеть на полу.

Катерина, выслушав мужа, встала, молча прошла на кухню, поставила на конфорку чайник. В голове звучали Пашкины слова и признания сына. Захотелось всё это разом выкинуть из головы. Ничего лучшего чашечки кофе в таких ситуациях ещё никто ничего не придумал. Включив настольную лампу на кухне, она присела за стол, ожидая, пока закипит чайник.

Пашка тенью приплёлся на кухню за женой. Шлейф своих оправданий решил оставить навсегда.

От слов перешёл к делу. Достал чашки, сухое молоко, которое выдавали ему за вредность, как сварщику. Он знал, что Катерина любила пить кофе с молоком.

Она молча смотрела на Пашкину возню у стола, и давала возможность поухаживать за ней. Это было, ой, как редко! А ведь можно было это кофе наводить любимой намного чаще и даже приносить ей в постель, ничего бы с Пашкой не случилось, а наоборот было бы даже лучше для него. Как – то всё это уже пришло уже поздновато.

Но он засуетился ещё больше, стараясь угодить хотя бы сейчас и хотя бы чем – то своей Катерине.

Кофе пили вместе, всё так же оба молчали, думая каждый о своём.

Вдруг Пашка сказал шёпотом, но больше для себя:

– Сегодняшний день прожит, нужно думать о завтрашнем. Завтра я отпрошусь с работы и поеду встречать Марию Леонидовну. Я думаю, что не стоит ей знать о наших семейных конфликтах. Если ты решила всё же со мной развестись, то давай хотя бы сделаем вид, что у нас всё хорошо. Прошу тебя, давай потерпим то время, пока она будет находиться здесь, с нами. Зачем её расстраивать? Ещё к походу мальчишек нужно подготовиться. Ты как, не против нашего временного перемирия на время присутствия мамы и Антона?

Катерина допила кофе, вышла из – за стола и, направляясь к своей комнате, произнесла не глядя на мужа:

Опять надеешься на время? Думаешь, по прошествии его я тебя снова прощу? Не надейся, я уже всё тебе сказала. Завтра что – бы я тебя не видела. Сумку я тебе приготовлю утром, и вместе с ней ты отправишься в общежитие. Маму я встречу сама. То, что у нас в семье разлад, это касается только нас с тобой. Нам принимать решение – жить вместе или не жить. Мама не маленькая, поймёт, свыкнется. Думаю, что не очень – то весомую потерю ощутит она, оставшись без такого зятя, как ты. Чем о других переживать, позаботься о себе – о своей дальнейшей жизни. Всё, пора спать, наверняка своим шёпотом своих соседей разбудили, перегородки – то фанерные. Интересно, у нас в посёлке будут когда – нибудь строить капитальные дома, кирпичные, с толстыми стенами, отдельными входами, туалетом и ванной, вдруг поинтересовалась она? Пока кругом только одни однотипные бараки, а так хочется пожить в благоустроенной квартире с тёплым туалетом, собственной ванной!

Пашка удивился такой перемене разговора жены. Решил поддержать:

– Навряд ли. Я слышал, что всё здесь временное. Скорее всего, что и эти дома разберут и перевезут ещё на какие – нибудь ещё объекты.

– Жалко. Лёня мне тоже об этом говорил. У них в школе учительница тем же самым озадачила своих учеников. Все они протестовали против того, что скоро многим из них придётся уезжать отсюда в связи окончания основных работ. Хотя на самом деле никто ещё ничего точно не может сказать. А было бы хорошо, если бы здесь начали грандиозное строительство красивых добротных домов, глядишь, многие остались бы здесь жить. Пашке, не смотря на предстоящий развод, было радостно на душе от такого Катиного неравнодушия к их посёлку, значит, она мечтает здесь остаться надолго, а может и навсегда.

Он с облегчением вздохнул, сам не знал, но почему – то пришла в голову мысль, что завтра будет лучше, чем сегодня. Утро вечера мудренее, а поэтому нужно действительно отправляться спать. Спать Пашка отправился, да только почти до самого утра ему не спалось, мысли роились в голове и не давали ему уснуть.

Константина Павел встретил в шахтёрской столовой. Обрадовался ему так, как будто клад какой нашёл. Сбиваясь и снова объясняя Косте, жестикулируя от волнения руками, свою просьбу, Пашка, наконец – то смог донести до него свою идею. Костя с радостью согласился, но заявил, что, к сожалению не всё от него зависит – его просто могут не отпустить с работы. Пашка пообещал, что это он возьмёт на себя, и вскоре Павел сумел уговорить Костиного бригадира. На душе было радостно. То, что он задумал – сбылось. Теперь сюрприз для сына получится. В походе его найдёт Костя и даст Леониду первые уроки игры на гитаре. Саму же гитару нужно кому – то заказать, в их магазине инструменты не привозят. Ничего, гитару он попросит купить в Улан – Удэ директора клуба, он часто бывает в городе и сможет выбрать хорошую гитару. Пашка сделает всё для того, что – бы гордились им сыновья, по – другому посмотрела на него жена.