Текст книги "Нина. Таинственный Ник"

Четверг. Актерский талант

Утром, расставшись с Марусей недалеко от остановки, Нина села в трамвай. Он, дребезжа, катил по улице, входили в салон люди, выходили, и Нина поймала себя на том, что ищет среди незнакомых лиц одно, родное…

Поднимаясь на крыльцо школы, девушка напряглась в ожидании расспросов и потому не спешила заходить в учительскую. Остановилась у большого окна в коридоре, смотрела, как медленно, танцуя в воздухе, падают листья.

Осенняя пора, которую принято почему-то считать грустной, обычно не навевала на Нину тоску, наоборот, девушка соглашалась с великим поэтом: завораживающая красота красок, прохладный воздух, высокая синева неба вдохновляли, давали силы. Но сегодня, несмотря на то, что утро сияло пусть и неярким, но все же солнышком, сердце ее грызли тоска, неопределенность и тревога. Голова, наполненная тяжкими раздумьями, ныла в висках, к тому же горло еще побаливало.

К счастью, коллеги в учительской ограничились сочувствующими охами и советами, как бороться с простудой. Об исчезновении Саши никто ничего, по-видимому, не знал.

«Чего я, в самом деле, решила, будто кому-то это станет известно?» – подумала Нина. Но не успела она облегченно вздохнуть, как явился Соколовский. Девушка испугалась: вдруг он подойдет, начнет говорить о предстоящей поездке или о чем-нибудь таком, что связало их за эти два дня.

Однако опасения ее оказались напрасными: Михаил Владиславович вступил в прения с учителем географии по поводу народных примет. Говорил он, как всегда, насмешливо, не преминул заметить, что лучше всего определять погоду именно по приметам. Географичка Римма Георгиевна кипятилась; сердясь, громким басом обвиняла Соколовского в «антинаучном подходе», но к моменту, когда прозвенел звонок, вполне с ним согласилась.

Дети соскучились – встретили Нину радостными возгласами, да и ей не хватало любимых пятиклашек, потому уроки пролетели незаметно. Она отвлеклась от мрачных мыслей и на некоторое время даже забыла о муже. Но тем тяжелее дался ей конец рабочего дня. Ко всем имеющимся переживаниям добавилось беспокойство: почему Соколовский ее игнорирует? Ей хотелось выяснить: поедут ли они к Надежде сегодня, и если поедут, то во сколько? Маруся просила и ее взять с собой, и Нина, чувствуя вину за свою неожиданную ложь, охотно согласилась. А теперь что?

На последней перемене девушка встретила историка в учительской, однако вместо того, чтобы подойти и поговорить, вдруг, как это случалось раньше, совершенно оробев, опустила голову, принялась сосредоточенно копаться в сумке.

После уроков, несмотря на слабость и усталость, Нина не ушла: проверяла тетради, потом готовилась к урокам на завтра. Старинные часы в учительской давно показывали: «пора домой», но, во-первых, дома ждали пустота и тоска, а во-вторых, она чего-то ждала, укоряя себя за глупую выходку: «Почему я ничего не сказала Соколовскому? Что за детское смущение?»

Но вот уже и уборщица загремела ведрами, заворчала – Нине пришлось отправиться восвояси.

Она брела по темнеющей улице, уже не пытаясь отогнать уныние и не надеясь, что, придя домой, застанет там Сашу. По дороге заглянула в магазин – купить картошки и хлеба. Рассчитываясь, вновь подумала о кисете и деньгах.

Дома Нина, занимаясь нехитрым хозяйством, пыталась изгнать разочарование от того, что Соколовский пообещал отвезти ее к сестре, но забыл или передумал. В конце концов, Нина достала записку из верхнего ящика комода, уселась и перечитала ее несколько раз. Вот же, написал: поездку предпримем завтра. Что поменяло его планы?

Миски, в которых Михаил Владиславович привез еду, сверкали вымытыми боками, словно язвили: «Напрасно твое ожидание!» Теплый пушистый платок пестрел своими клетками и как будто тоже кричал: «Не нужна ты никому!»

Нина, вконец расстроенная, едва сдерживая слезы, отправилась во двор за водой. В коридоре поджидал еще один насмешник: огромный фиолетовый горшок. Он, хоть и спрятался в уголке, тоже хотел чем-нибудь да уколоть Нину, но она быстро прошла мимо, схватилась за дверную ручку и замерла. За дверью говорили, и обрывок фразы, сказанной Марусей, Нина услышала совершенно четко:

– Ох, Михаил, не знаю, как Нине об этом сказать. Она упрямая, знаешь какая?

«Знаешь?! Знаешь?! Уже на «ты»?» – поразилась Нина Маруськиной наглости, – и почему Соколовский – с Марусей? О чем она собирается со мной разговаривать? О Саше? И почему это, интересно, я упрямая?»

– Скоро похолодает, – донесся до обескураженной девушки баритон Соколовского, – в любом случае нужно скорее решать.

«Что решать? Причем тут холода?» – ничего не понимала Нина. Она хотела распахнуть дверь и напрямик спросить заговорщиков, в чем дело. Но продолжала стоять и тревожно прислушиваться, Тем более, что разговор за дверью принял интересный оборот.

– Ты за Нину так переживаешь… Почему?

– Нина Петровна очень растеряна и страшно переживает. Она виду старается не подавать, на работу вышла. Но глаза постоянно на мокром месте, болезнь эта… Представляю, каково ей теперь. Мне жаль ее, потому и помогаю.

– Какой ты жалостливый! А Нина у нас плакса еще та.

Маруся засмеялась, что-то веселое проговорила сквозь смех.

У Нины от сердца отлегло: раз веселятся – ничего страшного с Сашей не случилось. Однако это радостное настроение ее возмутило – девушка решительным движением открыла дверь. Маруся охнула, отскочила, потирая ушибленное плечо, закричала:

– Ой! Больно!

Нина строго посмотрела на гостей. Соколовский отвел взгляд, достал красивый серебряный портсигар.

– Нин, а мы вот… Михаил говорит, что лучше тебе, раз Саши нет, снять квартиру с удобствами где-нибудь в центре, – пробормотала Маруся.

Нина присела на скамью, опершись спиной о стену, принялась рассматривать потрясающий малиновый закат. Вечерело; розовые отсветы легли на все вокруг; лица Соколовского и Маруси тоже стали розовыми. Казалось, даже осенний воздух, пронизанный прохладной, розовел.

«Странно, – равнодушно подумала Нина, – они считают: я должна переехать. «Саши нет», – сказала Маня. Его нет, и я должна переехать в квартиру с удобствами».

– Нина Петровна, послушайте…

Нина перевела мрачный взор от заката на историка. Тот замолк, закурил и отвернулся. А закат постепенно темнел, превращаясь в багровое пламя.

– Нина, ну, мы же хотим, как лучше. Чего тебе тут куковать самой? Ну, правда, зима скоро, холод, а у тебя тут – ни воды, ни дров.

Маруся виновато присела на край скамьи. Нина и на сестру посмотрела сурово – Маруся, смутившись, вскочила, заявила, что вообще-то ей нужно идти: в семь часов на фабрике комсомольское собрание.

– Можешь не возвращаться, – сердито произнесла Нина, – я вполне здорова.

Маруся заморгала растерянно, потопталась, потом махнула рукой и отправилась восвояси на свое комсомольское собрание.

Соколовский отстраненно курил, смотрел на небо в бордовых разводах и никаких движений, чтобы остановить Марусю, не предпринимал.

Темнело на глазах, закат грозил вот-вот раствориться в осенних сумерках. Нина поежилась: вечерняя прохлада пробирала до костей.

– Давайте зайдем в дом, – мягко предложил Соколовский, – а то вы замерзли совсем.

Но в доме оказалось не слишком тепло: дрова прогорели. Нина присела у печи, но Михаил Владиславович осторожно отодвинул ее за плечи и удивительно умело взялся за дело – через минуту в печи заполыхало горячее пламя. Нина прижалась к ее теплому боку, согреваясь.

– Вы ведь в квартире живете, – примирительно спросила она, – откуда такие навыки?

– С войны, – коротко бросил Соколовский.

Он вдруг снял модное пальто, пиджак, потом – галстук. Нина с некоторым испугом наблюдала за его действиями, утратив дар речи. А Соколовский вещи кинул небрежно на стул, остался в белоснежной рубашке.

– Где у вас дрова хранятся? – спросил он, направляясь к выходу.

– Ой, ну что вы, – поняла, наконец, Нина, – не нужно!

– Где? В сарае? Топор там же?

Соколовский вышел, не слушая возражений, а Нина растерянно принялась развешивать его вещи на крюки. Вещи пахли так же незнакомо, но приятно, как и теплый клетчатый платок, лежавший вполне мирно на кровати, уже не упрекавший новую хозяйку в никому ненужности.

«Рубашку запачкает, – переживала девушка, слушая бодрый стук топора, – да и нога у него… как он эти несчастные дрова рубит?»

Нина хотела выйти, потом передумала – что она скажет? Михаил Владиславович ее пожалел, ведь дрова нужны в любом случае. «Михаил говорит, что лучше тебе снять квартиру с удобствами», – всплыла в голове фраза сестры. Но Нина тут же отогнала ее: Саша вернется. Не сегодня, так завтра. Она будет ждать его тут, в их пусть бедном, но родном гнездышке. А пока справится как-нибудь. Научится рубить дрова и чистить снег во дворе. Это все мелочи, лишь бы Саша скорее нашелся.

Комната нагрелась, закипел чайник, картошка и суп сварились, а топор во дворе стучал без передыха. Это ужасно беспокоило Нину – она не выдержала: надела сначала фуфайку, потом, подумав мгновение, сняла ее, достала из шкафа пальто.

Она вышла во двор. Стемнело окончательно, но в квадрате света, падающего из окна, перед Ниной развернулась живописная картина: интеллигентный коллега в белой рубашке, которая бесцеремонно высвободилась из брюк, ловко, коротко взмахивал топором. Потом, проследив взглядом за поленом, что Соколовский швырнул в сторону, девушка разглядела довольно большую кучу дров.

– Товарищ Соколовский, – робко окликнула Нина гостя.

Но, увлеченный, тот продолжал работать: наклон, несколько секунд, чтобы взять чурбан, потом – короткий размах топором… Нина засмотрелась: так легко спорилось дело.

Разрушила процесс созерцания баба Дуся, которая неслышно подкралась и спросила, бесцеремонно и к тому же пребольно толкнув Нину в бок:

– Что, голубушка, рубщика наняла? А твой-то муж где?

Нина ужасно растерялась, не зная, что ответить. А настырная хозяйка окликнула увлеченного работой Соколовского:

– Эй, мил человек!

Тот обернулся, отложил топор и вытер лоб рукавом рубашки. Баба Дуся с подозрением оглядывала незнакомого мужчину. Соколовский поздоровался учтиво, а Нина замерла: вот сейчас хозяйка сделает выводы. Придется сказать, что Саша пропал, как-то объяснять, почему посторонний мужчина, хоть и коллега, рубит ей дрова.

– Ты рубщик, что ль?

Хорошо – темно на дворе, а баба Дуся подслеповата, а то разглядела бы и дорогую рубашку, и туфли модные.

– Баба Дуся, это… – забормотала Нина.

– Рубщик, – прервал ее Соколовский и сплюнул, – вот, хозяин нанял.

– Да? – недоверчиво покосилась на него старушка, – и много ли берешь?

– Да за его же работу рассчитываюсь, – живо заявил без тени смущения Соколовский, – он, вишь, мне деталь одну выточил, а я вот – дрова порубил. Так что – баш на баш.

Нина разве что рот не разинула: с изумлением слушала и смотрела спектакль с актером Соколовским в главной роли.

– А сам-то чего, Александр-то твой? – повернулась к Нине хозяйка.

Та лишь руками развела, не сводя глаз с находчивого гостя, поражаясь естественности, с какой он разыгрывает представление.

– Александр Федорыч руку повредил – производственная травма. Ничего такого опасного, но топором не помашешь, – между тем пояснил Соколовский любопытной хозяйке ситуацию и незаметно подмигнул Нине.

– Да, – коротко согласилась та.

Соколовский совершенно вжился в роль простого парня: почесал затылок и обратился к Нине заискивающе:

– А не нальешь ли, хозяюшка, работничку? С устатку бы не помешало. Да огурчик какой – закусить.

– Да, – не находя других слов, кивнула Нина.

– Так, может, и со мной сговоришься? – вновь вступила в беседу баба Дуся, забыв о подозрительности, – у меня и самогон отменный, а?

– Ох, бабка, – колеблясь, проговорил Михаил Владиславович, – я б за милую душу! Но дела у меня…

– Да я заплачу, милок! Только ты уж недорого проси: я старуха, денег-то у меня – кот наплакал.

Соколовский крякнул и махнул рукой – «что тут делать»:

– Ладно, согласен. Потому как – все ж заработок, да и отменный самогон… Завтра приду.

Вечер четверга. Информации – ноль

Обрадованная тетя Дуся еще продолжала сулить рубщику золотые горы, как Соколовский, насвистывая, решительно направился к дому.

Нина пригласила коллегу к столу, тот охотно согласился и принялся за скромный ужин.

– Вы просто актер! – восхитилась Нина талантом гостя, – я не знала, что сказать: чуть не принялась хозяйке исповедоваться. Да и вообще я притворяться не умею.

– Я это заметил за три года.

Соколовский не выглядел усталым, наоборот, излучал бодрость и оставался элегантным, несмотря на перепачканную рубашку. Рубашка эта не давала Нине покоя: она с сожалением рассматривала грязные полосы, украсившие белый нейлон.

– Я служил в разведке, приходилось иногда и роли играть, – неожиданно проговорил историк.

Девушку удивила эта фраза: она знала, как не любит коллега вспоминать военное прошлое.

– Ой, а расскажите! – искренне попросила она.

Нине очень хотелось узнать о фронтовой юности Михаила Владиславовича, но ее ждало разочарование: Соколовский покачал головой:

– Простите. В другой раз.

Нина помнила майский скандал – настаивать не стала, поинтересовалась другим:

– Может, вы зря бабе Дусе пообещали помочь? Она потом меня замучит расспросами. Моя хозяйка – особа крайне любознательная, мягко говоря.

– Почему – зря? Вы не беспокойтесь: если обещал, то, конечно, приеду, нарублю дров вашей бабе Дусе.

– Что? – изумилась Нина, – вы серьезно?

– Обманывать нехорошо, и я предпочитаю этого не делать. Хотя вы меня считаете лгуном.

Нина даже чаем поперхнулась.

Но Соколовский не обратил на это внимания, спросил:

– А ваш супруг человек искренний?

Простой вопрос неожиданно поставил девушку в тупик. «Разумеется!» – хотелось воскликнуть Нине, но события последних дней и особенно случай с кисетом сделали ее несколько сдержаннее.

– Да, наверное, искренний, – ответила девушка с запинкой, – во всяком случае, я так всегда считала, но сейчас ничего не понимаю, не могу осмыслить: то ли Саша, как думает Маня, бросил меня, то ли с ним что-то стряслось. Я не знаю, что произошло, как ко всей этой истории относиться.

– Вы ничего странного в поведении супруга не замечали в последнее время? – поинтересовался Михаил Владиславович.

Нина пожала плечами:

– Да все шло, как обычно.

– А что он любил? Чем увлекался? Ну, охота там, рыбалка, футбол? Шахматы? Алкоголь?

– Нет, ничего такого. И спиртное Саша совсем не любит.

– Я посетил завод, где работает ваш супруг, – объявил Соколовский, – на заводе охарактеризовали товарища Миронова положительно, ничего плохого на его, так сказать, счету, нет, но заметили, что он не активист. Никого не предупредил на работе о своем отсутствии, потому зачли ему прогулы. Друзей у вашего супруга, как вы и говорили, нет. Во всяком случае, на заводе. Вот и все. Совсем не густо. И это немного странно.

– Что именно?

– Он работает на заводе три года. Но информации о нем – ноль.

– Он не слишком общительный по характеру, – возразила Нина, – я сама такая.

– Да, вы такая. Но если бы вы пропали, в школе человек сто этого просто не пережили бы, – улыбнулся Соколовский.

– Сто человек? Вы имеете в виду моих пятиклашек? Ведь с коллегами я не особо дружу.

Соколовский как-то уж очень внимательно посмотрел на Нину – она, как это бывало раньше, потерялась под этим взглядом. Девушке казалось: темно-серые прищуренные глаза просвечивают ее, словно рентген, и историк видит самые потаенные уголки ее сознания.

– Это я к чему говорю? – наконец прервал гость неловкую паузу, – человек может не откровенничать с коллегами, но все равно, встречаясь с ним почти каждый день в течение трех лет, коллеги эти составляют о нем какое-то мнение. Вот если я пропаду, вы скажете: «Да-да, тот самый злой, противный пожилой товарищ, которого боятся не только дети, но и некоторые молодые учительницы предпочитают держаться от него подальше. Пьяница и враль». Все про меня сразу понятно.

«Долго он еще мне это станет припоминать?» – сердито подумала Нина, а вслух сказала негромко, но твердо, словно на уроке:

– Я так вовсе не считаю.

– Ладно, не гневайтесь, да и речь не обо мне, – отмахнулся Соколовский, – покажите-ка фотокарточку Юзова.

– Знаете, как-то с карточками у нас беда: свадебных нет, хоть я очень портрет хотела, как у мамы с папой. Но пленки засветились. А больше мы и не фотографировались.

– Так карточек нет?

– Ой! Есть! – вспомнила Нина, – у Нади, в деревне. Ивану в качестве премии колхоз подарил ФЭД – так Иван несколько раз нас снимал.

– Хорошо. Когда, кстати, вас отвезти к сестре? Мы ведь сегодня собирались, но мне вдруг Мария позвонила.

«Как интересно! Все-таки Маруська времени даром не теряет: уже и номер узнала! И зачем звонила?» – возмутилась про себя девушка.

– Предлагаю поехать в субботу. Во-первых, впереди выходной – вы можете остаться в деревне на ночь, во-вторых, завтра я пообещал хозяйке вашей помочь. Согласны на субботу?

– Конечно. Мне так неловко перед вами: то я уснула, а вы, наверное, ждали меня, то Маня планы нарушила.

Нина ждала, что собеседник расскажет, зачем Маруся ему звонила.

– Ничего страшного. Знаете, я вчера заглянул: вы отдыхаете. Ну, записку написал…

– Так вы заходили?

Соколовский неожиданно как будто замялся, принялся шарить по карманам в поисках портсигара, поинтересовался некстати:

– А как в деревне с грибами?

– С грибами – хорошо: рядом роща, их там полным-полно. А вы любите грибы собирать?

– Нет, – покачал головой Соколовский, – тогда решено – я за вами заеду в субботу.

– Спасибо вам, Михаил Владиславович.

– О! Даже «Михаил Владиславович», не «Товарищ Соколовский». Прогресс.

– Нет, серьезно, вы мне очень помогаете. Таких хороших, неравнодушных к чужой беде, коллег мало. Тем более, мы почти не общались с вами до этого.

– Так приятно слышать в дополнение к имени-отчеству еще «хороший коллега». Да у меня прямо праздник сегодня.

«Приятно слышать» прозвучало в его устах как «иди к черту». Вот всегда этот человек поставит в тупик! Сейчас-то что ему не понравилось?

– Теперь вы мне столько времени уделяете, деньги тратите, – не совсем уверенно пробормотала Нина.

– Ну, я вас разочарую. Мне эта помощь ничего не стоит: денег у меня довольно много.

– Вот как? Ничего не стоит? – вскинула Нина подбородок, – вам нравится бескорыстно помогать тем, кто вызывает жалость? Может, это вас развлекает?

Сказала – и замерла. Вот сейчас Соколовский глянет колючим взглядом и скажет что-то злое и обидное.

Но тот лишь смотрел на нее грустно.

Нина вспыхнула, но решительно произнесла, глядя собеседнику прямо в глаза:

– Я слышала, как вы с Марусей меня обсуждали.

– Мы говорили о вас, а это разные вещи.

– Ладно, не обсуждали. Но вы сказали, что вам меня жаль.

– Вы поэтому рассердились на меня и Марию?

– Вовсе я не сердилась.

– Вы обманывать не умеете. Поймите уже это и никогда не лгите. Мне, во всяком случае. Ну, или учитесь притворяться хоть иногда.

– Притворяться не считаю нужным. Ладно, вы правы, я немного разозлилась.

– Но разве вам не лучше переехать отсюда?

Нина покачала головой:

– Мне – не лучше. Я не покину свой дом. Буду ждать Сашу.

– Вы можете ждать его в более, так скажем, удобном для жизни месте. Какая разница? – с нотками раздражения в голосе произнес собеседник, – тут вы замерзнете скоро.

– Большая разница, – буркнула Нина, – вы не понимаете: здесь наше с Сашей семейное гнездо. Наш дом.

Соколовский поморщился:

– Гнездо… Ну, если вам так хочется…

От чая он отказался, поднялся, опираясь на трость:

– Пожалуй, поздно уже, мне пора. А то ваша чрезмерно бдительная хозяйка неладное заподозрит.

– Я ей скажу, будто вы мне розетку чинили или ножи точили.

– А говорили, что притворяться не считаете нужным, – усмехнулся Соколовский, – вы на глазах учитесь врать.

– С кем поведешься, – улыбнулась и Нина – впервые за три дня.

Пятница. Заяц и карандаши

Проснувшись, Нина хоть и всплакнула, но на работу отправилась в бодром настроении. Ее радовало, что Соколовский вчера не стал настаивать на переезде, хотя, видимо, остался недоволен ее решением. К тому же, прощаясь, Михаил Владиславович пообещал, что вновь отправится на завод, поговорит еще раз с рабочими, знавшими Сашу, а Нине поручил побеседовать с бабой Дусей: не видела ли та чего, не слышала ли. Еще сказал, что милиция в лице товарища Наумовой подключена к поискам. Это успокоило Нину. А завтра они поедут к Наде, хотя понятно: Саши нет в Крутово. Сестра бы непременно дала знать о его визите не позавчера, так вчера. Но нужно взять у Надежды Сашины карточки.

Утро вновь встретило жителей Кипелова теплом и солнышком: наступила прекрасная пора бабьего лета. Нина, хоть и спешила, замедлила шаг, залюбовавшись разноцветной осенней листвой, синевой неба.

Позвонив Марусе из учительской, девушка сообщила ей о завтрашней поездке.

– Что там Сашка, не объявился еще? – легкомысленно, совершенно забыв о том, как вчера виновато сбежала на комсомольское собрание, спросила сестра.

– Нет, – печально ответила Нина, – ничего нового.

– Не грусти, черт с ним! Вот скорее бы суббота, у Нади отдохнем, отвлечемся. «Отвлечемся, – горько думала Нина – легко сказать».

Она, ожидая звонка на урок, думала о том, что непременно нужно зайти в «Детский мир», купить Петруше что-нибудь. Нина соскучилась по племяннику и сейчас представляла, как он обрадуется приезду тетки и подарку. Надя пеняла сестре, что та тратит деньги понапрасну: «Поиграл вот машинкой и в тот же день сломал!», и приговаривала: «Избалуешь ты мне сына», а на все возражения отвечала: «Вот будет свой, тогда поймешь».

Ее мечты о встрече с Петрушей прервало появление Соколовского. Он, войдя в учительскую, поздоровался со всеми и прямиком направился к столу, за которым сидела задумчивая Нина.

– Доброе утро, – проговорил он, наклоняясь, – я что-то пропустил? У вас лицо такое вдохновенное.

Нина покачала головой: «Нет, ничего». Ну не раскрывать же, в самом деле, душу постороннему человеку.

Тут Нину попросили к телефону: звонила Маруся.

– Нинка, слушай! Я договорилась: завтра раньше освобожусь. Спроси-ка у Михаила, сможет он часа в три за мной заехать? – щебетала сестра, – можно бы и в два, но я в парикмахерскую хочу.

– А тебя не интересует, могу ли я в три? – сухо спросила Нина.

– Ой, ну тебя, зануда, – фыркнула Маруся, – спрашивай давай, потом я перезвоню.

Пришлось дожидаться, пока Соколовский покурит в окружении других учителей. Наконец Нина, улучив момент, когда он подошел к шкафу с картами, передала просьбу сестры.

– Маня в три часа освободится из парикмахерской, – с иронией сообщила Нина.

И добавила не менее язвительно:

– Интересно, почему она мне звонит? Вроде у нее есть ваш номер.

– Есть! – неожиданно рассмеялся Михаил Владиславович, – вообще, она могла меня, а не вас попросить к телефону.

На смех историка оглянулись.

– Что вас так развеселило? – понеслось с разных сторон.

Нина смутилась, затопталась на месте.

Соколовский махнул рукой:

– Да тут любимчик Нины Петровны чудит: такое сочинение написал!

Девушка захлопала глазами.

– Сергеев, – понимающе кивнула Римма Георгиевна, – понятно.

Коллеги занялись своими делами, а Нина не выдержала, шепнула:

– Сочиняете на лету. Не хуже Сергеева.

– Да, нас с ним многое объединяет, – согласился весело Соколовский.

После уроков Нина, покинув здание школы, остановилась на крыльце в раздумьях: ехать в «Детский мир» или же идти туда пешком, благо погода стояла великолепная.

Подставив на мгновение лицо солнечным лучам, Нина решилась на прогулку. Она легко сбежала со ступенек, перешла дорогу и не спеша зашагала по аллее парка мимо красивых скамеек, на которых отдыхали старушки и мамочки с детьми. Малыши смеялись, ворковали толстые голуби, а гуляющие кормили их хлебными крошками, из репродуктора неслась веселая музыка.

Но настроение у Нины неожиданно потухло: она вдруг почувствовала на фоне этой радостной картины жизни тоску и опустошение. Прошло четыре дня с момента исчезновения Саши, а она все еще не знает, почему он покинул ее?

Девушка остановилась, вспоминая злосчастный вечер понедельника, когда она видела мужа в последний раз. И тут ее словно жаром обдало: ведь Саша стоял у забора не один! Как она могла забыть о таком важном обстоятельстве?

Нина беспомощно оглянулась: что же делать с этой информацией? Кому она должна ее сообщить? Идти в милицию? Да, именно туда!

Она развернулась, но застыла на месте: а подарок Петруше? Впрочем, колебалась девушка пару секунд: судьба Саши, конечно, важнее. Подарок можно, если поторопиться, купить и завтра, хоть и не в «Детском мире», да и сам приятный процесс выбора подарка утратит из-за спешки всю радость. Но это все мелочи, глупости! Главное – сообщить обо всем в милицию!

Нина спешила, летела по аллее, уже не замечая ее красоты. На ходу припоминала, как быстрее добраться до нужного места. Перебегая дорогу, она наступила в лужу – нога мгновенно промокла. «Да что ж такое!» – Нина остановилась, сердито рассматривая туфлю.

– Нина Петровна!

Девушка подняла голову – из окна знакомой «Волги» ее окликал Соколовский.

– Михаил Владиславович! – обрадовалась девушка, – как хорошо, что я вас встретила!

Соколовский вышел из машины, распахнул перед Ниной дверцу:

– Садитесь. Вы ноги промочили! Я печку включу.

Забравшись в автомобиль, Нина принялась сбивчиво рассказывать о вечерних гостях, с которыми общался Саша в тот злосчастный понедельник. Закончила она горячим возгласом:

– Нам нужно немедленно в милицию! Ведь эта информация поможет в поисках?

– Нина Петровна, вы разглядели посетителей? – спросил собеседник.

– Нет. Даже и не пыталась. К тому же стемнело совсем. Я и Сашу-то не сразу заметила.

– Сколько их было?

– Человека три или два, – неуверенно произнесла девушка.

– О чем они говорили?

– Я не слышала.

– Ссорились? Может, беседа шла на повышенных тонах?

– Они спокойно общались. Я решила тогда: заказ пришли делать.

Соколовский кивнул:

– Мне об этих заказах сегодня рассказали на заводе. Потом я в милицию съездил, дал Ларисе координаты десяти постоянных заказчиков, о ком коллеги вашего супруга знают. Она всех проверит.

Нина чувствовало, как под действием спокойной уверенности собеседника в ней утихает чувство тревоги, смиряется тяжелое беспокойство. Промокшая нога грелась, мягкое движение машины убаюкивало.

– А часто клиенты к вам домой приходили? – поинтересовался Соколовский.

– Я ни разу не видела. Потому это удивило меня, но больше возмутило. Я подумала: Саша из-за них меня не встретил.

– Они находились у калитки, и вы прошли рядом с ними?

Нина покачала головой:

– Нет, стояли в отдалении, у забора.

– Жаль, что вы не услышали хоть какого-то обрывка разговора, хоть пару слов. Но ваша информация очень важна. Вы молодец, что вспомнили.

– Михаил Владиславович, может, не нужно в милицию? – робко спросила девушка, – ведь ничего особого я не сообщу, только время у товарищей отниму.

– Ладно, – согласился Соколовский, – я тогда вас домой отвезу.

– А можно не домой?

– Да куда угодно! Называйте адрес.

– Я не знаю адрес… Мне нужно в «Детский мир»

У магазина Нина принялась прощаться:

– Спасибо! До свидания. Я куплю Петруше что-нибудь – и домой.

– Я вас подожду, – предложил Соколовский.

– Нет, спасибо. Вон остановка – доеду на трамвае, а то вы меня час прождете: я подарки племяннику долго ищу. Не хочу вас задерживать.

На самом деле Нине не хотелось ни с кем делиться эмоциями, которые она испытывала, выбирая подарок любимому племяннику.

Нина не кривила душой: она действительно долго высматривала среди множества игрушек ту, что понравится Петруше. Поиск подарков всегда превращался в своеобразный ритуал. Девушка с удовольствием бродила вдоль стеллажей с машинками, собаками, кошками, пупсами и коробками, рассматривая чудесные вещицы. Конечно, некоторые игрушки, что ей нравились, стоили дорого, – тогда Нина шла дальше. Вот огромный пушистый заяц, в лапках – морковка. Заяц – белый-белый, глаза – черные пуговки, уши длинные, морковка в лапках – ярко-оранжевая с зеленым хвостиком, словно настоящая. Но заяц Нине не по карману: она, прижав его к груди, прошептала: «Я тебя обязательно когда-нибудь куплю», с сожалением усадила на прежнее место и взяла в руки пластмассовый зеленый самолетик с красной звездой на боку. Однако у самолетика – маленькие колесики, которые, как кажется Нине, крепятся ненадежно – вдруг отломаются, а Петруша их в рот засунет? Он, хоть и вырос за последние месяцы лета, но все же еще малыш.

В отделе канцелярских товаров Нину осенило – она купила коробку цветных карандашей, альбом, точилку. Карандаши красивые, яркие, праздничные. Девушка невольно улыбнулась, представив: Петруша, высунув язык, рисует полосатого толстого кота Тишку или осенний желтый лист, или небо и солнце…

На улице уже темнело – Нина поспешила на остановку.

Растопив печь и перекусив, девушка отправилась к бабе Дусе выполнять поручение Соколовского. Хозяйка долго не открывала, а когда, наконец, появилась, на порог постоялицу не пустила, заявив, что занята.

– Чем? – искренне удивилась Нина.

Но баба Дуся уже захлопнула дверь перед самым носом гостьи. Хозяйка отличалась крайним любопытством и словоохотливостью, потому девушке показалось странным, что она даже не поинтересовалась, чего же постоялица хочет.

Пришлось убраться не солоно хлебавши.

Нина проверяла тетрадки, прислушиваясь: вдруг Соколовский, сыграв роль рубщика дров, придет навестить ее? Однако ожидания оказались напрасными – подняв голову от тетрадей, Нина обнаружила: на часах уже без четверти одиннадцать. Она умылась и, выключив свет, легла спать.

Сон долго не приходил. «Саша, Саша, Саша», – только и думала Нина. В конце концов, разрыдалась, потом незаметно задремала и во сне увидела мужа, который с укором смотрел на нее.