Текст книги "Женщины, изменившие мир"

Кумиры сцены и экрана

Бернар Сара
(род. в 1844 г. – ум. в 1923 г.)

Великая французская театральная актриса, создатель и руководитель «Театра Сары Бернар» (1898–1922 гг.), скульптор, живописец, автор двух романов, четырех пьес и мемуаров «Моя двойная жизнь» (1898 г.). Награждена орденом Почетного легиона (1914 г.).

Ее величали Великой Бернар, Великолепной Сарой, Мадемуазель Бунтовщицей. Это была изумительная женщина. Необычайно красивая, грациозная, изящная, с буйной от природы золотистой, курчавой гривой волос и глазами цвета морской волны. От нее веяло неповторимым шиком, а каждый поступок воспринимался как очередная эксцентрическая выходка. Впечатлительная, страстная, чувственная, импульсивная. За ней шлейфом тянулись скандалы, которые превращались в легенды. Она умела покорять зрителей и мужчин, дружить с женщинами так же естественно, как дышать. Необыкновенная жажда жизни, неуемное любопытство в сочетании с другими яркими качествами характера превратились в редчайший человеческий сплав, в «чудо из чудес», в гениальную актрису по имени Сара Бернар. Но вдумаемся в слова В. Гюго: «Это больше чем актриса, это – женщина…» Великая женщина.

Сара родилась 23 октября 1844 г. Ее мать, Жюли ван Хард (Юдифь фон Хард), в жилах которой текла еврейская и голландская кровь, была очень хороша собой. Переселившись в Париж, она сделала стремительную карьеру высокооплачиваемой содержанки и была принята в высшем свете. В 16 лет Жюли родила первую из трех незаконнорожденных дочерей. Кто был отцом Сары, точно не известно, но большинство биографов называют морского офицера Мореля Бернара. Слабенькая от рождения девочка воспитывалась у кормилицы до пяти лет. Та звала ее Пеночкой и любила как родное дитя. Затем ее «комфортабельной детской тюрьмой» стал пансион г-жи Фрессар и привилегированный католический монастырь Гран-Шан, где еврейскую девочку окрестили.

Мать редко навещала Сару. Но появлялась, словно мадонна, всегда, когда больная туберкулезом дочь, подверженная лихорадкам и горячкам, особенно после неконтролируемых приступов «дикого гнева», находилась между жизнью и смертью. Сара очень любила мать, от которой исходил неповторимый аромат другой, закрытой от девочки жизни. Чтобы подольше удержать ее рядом с собой, она в пять лет выпрыгнула из окна, сломала руку и сильно травмировала колено, но добилась своего. Два года мама и ее покровители опекала малышку.

В 14 лет впечатлительная Сара убедила себя, что должна стать монахиней. Мадам Бернар считала, что ее дочерям суждена судьба прекрасных куртизанок (впоследствии Сара была согласна, что эта «работа очень доходная», но сама никогда не жила за счет любовников). А один из покровителей матери, герцог де Морни, внимательно присмотревшись к потрясающему темпераменту юной Бернар, посоветовал ей учиться театральному искусству в Консерватории. Сара, впервые переступившая порог театра почти в 15 лет и ничего не знавшая о профессии, тем не менее была зачислена в актерскую школу. Занималась она упорно, и педагоги прочили ей успех.

Все были уверены, что на выпускных экзаменах Бернар получит первые награды в трагедийном и комедийном жанрах. Но ее, как и на протяжении всей творческой жизни, подвел страх перед выходом на сцену. Она часто играла в таком возбужденном состоянии, что после окончания спектакля падала в обморок. Несмотря на неудачу, в 1862 г. Сара была зачислена в лучший театр Парижа – «Комеди Франсез», благодаря протекции А. Дюма и герцога де Морни. В дебютной роли Ифигении в одноименной пьесе Расина она была «невыразительна». Критики отметили приятную наружность молодой актрисы и безупречность дикции. Ее неповторимому голосу, о котором Дюма говорил, что он звучит «хрустально чистым ручейком, журчащим и прыгающим по золотой гальке», еще предстояло заворожить публику.

Бернар не продержалась в этом театре и года. За нанесенную обиду своей младшей сестре Режине она дала пощечину толстой примадонне. Извиниться отказалась и вынуждена была уйти. Затем Бернар недолго играла в театре «Жимназ». Постепенно она начала раскрываться как драматическая актриса. У нее появились поклонники. В числе первых известных любовников Сары был красивый лейтенант, граф де Катри, а ее первой любовью стал отпрыск знатного бельгийского рода – герцог Анри де Линь. Против их чувств восстала семья юного принца, и Сара была вынуждена отказаться от своего счастья. Через несколько месяцев после грустного возвращения в Париж она родила сына Мориса (1884 г.) и стала любящей и преданной матерью. Позже принц Анри де Линь предлагал Морису признать его и дать свое высокородное имя, но сын знаменитой актрисы Бернар отказался от этой чести.

Сара с головой окунулась в работу в театре «Одеон», который хотя и был менее знаменит, чем «Комеди Франсез», но стал для актрисы родным домом. Она нравилась публике своей оригинальностью и стала кумиром студентов, с успехом играя в спектаклях «Кин» А. Дюма (1868 г.) и «Прохожий» Ф. Копие (1869 г.). В последнем она произвела сенсацию, исполнив роль юноши-менестреля Занетто. Упоительный путь актрисы к славе был прерван войной с Германией. Вспыхнувший в ней дух патриотизма не позволил ей оставить осажденный врагами город. Отправив всю семью подальше от боевых действий, Сара оборудовала в «Одеоне» госпиталь и наравне с другими женщинами стала рядовой заботливой сестрой милосердия.

Франция проиграла войну, но мужественная Бернар одержала победу над собой, спасая чужие жизни в холодную и голодную осень и зиму 1870–1871 гг. А уже в январе следующего года Сара стояла на вершине театрального Олимпа. Она стала «Избранницей Публики», перед ней преклонил колени прославленный автор В. Гюго и благодарил за поистине королевскую игру (роль королевы) в его пьесе «Рюи Блаз». Спустя годы Бернар записала в мемуарах, что теперь о ней можно спорить, но пренебрегать ею нельзя.

После этого триумфа актрису со всеми ее чудачествами с радостью принял «Комеди Франсез». Сара рассталась с «Одеоном», так как получала там «сущие гроши», а предпочитала свободу и независимость во всем, в том числе и в материальном плане. Подарки от любовников – вещь естественная, но свои чувства она не продавала. Сара окружала себя талантливыми мужчинами. Насколько были с ней близки Гюстав Доре, Эдмон Ростан, Виктор Гюго, Эмиль Золя, неизвестно. Современники называли их среди тысячи ее любовников. А в одной из книг Саре приписали «особые отношения» со всеми главами европейских государств, включая Папу Римского. Страстная в любви актриса была той гремучей смесью эротики и свободы духа, которая возбуждала мужчин. Но заявив о себе, что она «была одной из величайших любовниц своего века», в мемуарах «Моя двойная жизнь» (1898 г.), она обошла молчанием все любовные связи, наверное, чтобы никого не обидеть.

Современники заявляли, что Бернар переспала со всеми театральными партнерами. О Саре и Пьере Бертоне писали, что их страсть «могла освещать улицы». А длительная связь с великолепным актером Жаном Муне-Сюлли чуть не закончилась как шекспировская трагедия «Отелло». Отверженному и обиженному отставкой любовнику «привести приговор в исполнение» помешал режиссер, опустивший занавес на несколько минут раньше драматической развязки.

Но Бернар обожала острые ощущения. Она поднималась на высоту 2600 м в корзине воздушного шара, доведя этим директора театра до белого каления, спускалась в подземные пещеры, съезжала с Ниагарского водопада по льду на собственном пальто. Эта увлекающаяся женщина ко всем своим сумасбродным и серьезным идеям относилась с таким же пылом, как к театру и мужчинам. Когда Сара решила попробовать свои силы в скульптуре, она не выходила ночи напролет из своей мастерской. Даже сам Роден не отказал ей в таланте, хотя назвал произведения «несколько архаичными». Скульптурная группа «После бури» получила награду на выставке (1878 г.) и была продана «царьку из Ниццы» за 10 тыс. франков.

Увлекшись живописью, Бернар вместо лечения малокровия в Ментоне отправилась в Бретань, лазила по горам и часами не отходила от мольберта на берегу моря. И казалось, что после очередного чудачества у этой хрупкой и болезненной женщины прибавлялось сил. Врачи напророчили ей смерть еще в детстве. Узнав об этом, впечатлительная девочка уговорила мать купить ей гроб, чтобы не лежать «в каком-нибудь уродце». Она не расставалась с ним даже на гастролях. Разучивала в нем роли, спала, фотографировалась и даже занималась любовью, если это не смущало партнера. И все это обилие идей и приключений Бернар ухитрялась соединять с репетициями и триумфальными выступлениями в театре.

Каждый новый спектакль открывал зрителю неповторимые по своей выразительности грани таланта актрисы («Федра» Расина, «Заира» Вольтера, «Иностранка» Дюма-сына). На премьере своей пьесы «Эрнани» В. Гюго плакал, очарованный Сарой в роли доньи Соль. К своему письму в благодарность актрисе он приложил бриллиантовую слезу на цепочке-браслете.

На гастролях с «Комеди Франсез» Бернар покорила Лондон, Но теперь ей уже было тесно в рамках одного театра. После неудачной постановки «Авантюристки» Дюма-сына, которую она назвала «своим первым и последним провалом», Сара, заплатив стотысячную неустойку, ушла из театра и создала собственную труппу (1880 г.). Совершив стремительное турне по Англии, Бельгии и Дании, которое назвали «28 дней Сары Бернар», актриса заключила выгодный американский контракт. С девятью спектаклями Бернар объездила 50 городов США и Канады, дав 156 представлений и получив огромные гонорары. Теперь ее имя означало успех, и драматурги создавали пьесы под Бернар: Дюма-сын – «Дама с камелиями»; В. Сарду – «Федора», «Тоска», «Колдунья», «Клеопатра», Ростан – «Принцесса Грёза», «Орленок», «Самаритянка». Актрисе были подвластны любые роли. В 32 года она играла 70-летнюю слепую римлянку Постумию в «Побежденном Риме» Пароди, а в 56 вышла на сцену двадцатилетним принцем, сыном Наполеона, в «Орленке». Сара ухитрилась захватить себе и извечно мужские роли – Лорензаччо в одноименной пьесе Мюссе и покорила зрителей изысканным нетрадиционным решением роли Гамлета.

Ее неуемная жажда деятельности поражала. Сара несколько раз пыталась создать собственный театр, и в 1898 г. на площади Шатре в Париже распахнул двери «Театр Сары Бернар». Со своей труппой, в которой играла ее сестра Жанна, актриса объехала полмира, побывала с гастролями в Австралии, Южной Америке, в Европе, была девять раз в США и трижды в России. Только Германия не увидела ее – Сара не могла простить немцам осады Парижа. Во время первого посещения России Бернар познакомилась в Санкт-Петербурге с советником греческой миссии Аристидисом (Жаком) Дамала. Он был младше Сары на девять лет, очень красив и легко покорял женские сердца. Бернар была настолько очарована им, что даже вышла за него замуж (1882 г.). Однако их брак был недолгим. Муж волочился за молоденькими актрисами, играл по-крупному в карты, а затем пристрастился к наркотикам. Но даже будучи с ним уже разведена, Сара опекала его, умирающего от морфия и кокаина (1889 г.). Сама Бернар еще долго привлекала мужчин. В 66 лет она познакомилась в США с Лу Теллегеном, который их четырехлетнюю любовную связь назвал «самыми лучшими годами» в своей жизни. А ведь он был младше Сары на 35 лет.

Стремление чувствовать и жить открывало перед Бернар новые горизонты. Сара серьезно занималась литературным творчеством. После удачной новеллы «Среди облаков» она написала два романа-пособия для молодых артистов («Маленький идол» и «Красный двойник») и четыре пьесы («Андриена Лекуврер», «Признание», «Сердце мужчины», «Театр на поле чести»). А мемуары Сары Бернар – это не занудные воспоминания, это море чувств и мыслей. Она была такой разной, оставаясь собой. Поступки Сары многих шокировали, но никого не удивляли ни ее бескорыстная щедрость к друзьям-артистам, попавшим в нужду, ни совместные с Э. Карузо благотворительные концерты в пользу русских раненых в ходе войны с Японией. Бернар выступала перед солдатами на фронтах Первой мировой войны (1915 г.), ав поездке ее сопровождал знаменитый французский генерал Ф. Фош, которого она выходила 35 лет назад в своем госпитале. Сара очень нуждалась в таком верном друге, так как незадолго до поездки ей ампутировали ногу значительно выше колена. Но преодолевать трудности, как и создавать их, было ее излюбленным делом, ведь недаром своим жизненным девизом она избрала слова: «Во что бы то ни стало».

Бернар приковывала внимание к своей персоне не только незаурядными творческими достижениями, но и эксцентричным поведением и шокирующими публику капризами. В одну из холодных зим она потратила две тысячи франков на хлеб, чтобы накормить голодных парижских воробьев. А ее особняк в центре Парижа чем-то напоминал зверинец. В нем обитали четыре собаки, удав, обезьяна и огромный какаду. Еще Сара мечтала иметь двух львят, но их с успехом заменили «очень забавный гепард» и белоснежный волкодав, которых она приобрела на деньги, вырученные от продажи своих картин и скульптур на выставке в Англии.

Бернар получала баснословные гонорары, но и жила с присущим ей шиком. Тратить заработанные упорным трудом деньги ей помогал и любимый сын, изысканный красавец Морис, просаживавший баснословные суммы в игорных домах. Чтобы погасить его долги, Сара была вынуждена работать до последних дней жизни. Она была одной из первых великих театральных актрис, решившейся появиться на киноэкране в 1900 г. Первые попытки – сцена «Дуэль Гамлета» и экранизация пьесы Сарду «Тоска» – были настолько неудачными, что Сара добилась, чтобы картину не выпустили в прокат. Но, зажатая кредиторами в тиски, она была вынуждена согласиться играть главные роли в картинах «Дама с камелиями», «Королева Елизавета», «Андриена Лекуврер», «Французские матери», «Жанна Доре» и «Его лучшее дело». Мнение критиков было неоднозначным – от восторга до полного неприятия. Ее манера игры, грим, речь были рассчитаны на театрального зрителя и воспринимались на экране довольно странно. Но большинство фильмов получило всемирный успех, а «Королева Елизавета» оказала значительное влияние на стиль Голливуда.

С 1915 г. Бернар играла на сцене только сидя. И если кто-то мог иронизировать, увидев, как ее выносят на подмостки в изящных носилках, то с началом пьесы любые насмешки исчезали. Чтобы увлечь зрителя, Саре было достаточно выразительных жестов тщательно загримированных рук. А ее голос, льющийся в зал, завораживал публику, заставляя соизмерять дыхание с темпом ее речи. На сцене неподвижная Бернар оставалась театральной богиней. Эта мужественная женщина заслуженно носила высшую награду Франции – орден Почетного легиона.

С молодым задором и упоением прожила Бернар жизнь. Тяжелый приступ уремии прервал репетиции фильма «Провидица», но не сломил ее дух. В последние часы жизни Сара отобрала шестерых молодых актеров, которые должны были сопровождать вечно юную, страстную и безбрежно талантливую женщину в последний путь. И скандально известный гроб из красного дерева дождался своего часа. 26 марта 1923 г. Сара Бернар скончалась, шагнув из жизни в легенду. Она стала национальной гордостью Франции, символом страны, как Эйфелева башня, Триумфальная арка и «Марсельеза». Она «не побоялась взойти на пьедестал, который зиждется на сплетнях, небылицах, наветах лести и подхалимаже, лжи и правде, – говорила ее подруга, актриса Мадлен Броан, – потому что оставшись наверху, одержимая жаждой Славы, Бернар укрепляла его талантом, трудом и добротой».

Ермолова Мария Николаевна
(род. в 1853 г. – ум. в 1928 г.)

Выдающаяся русская трагедийная актриса.

Среди поклонников таланта Ермоловой были совершенно разные люди – члены императорской семьи, известные деятели культуры, революционеры. Каждый по-своему понимал ее игру, но всех одинаково завораживало неотразимое женское обаяние актрисы. Даже ее молчаливое присутствие на сцене делало спектакль интересным…

Мария Николаевна родилась 15 июля 1853 г. в семье суфлера Малого театра. Надо сказать, Ермоловы из поколения в поколение так или иначе были связаны с театром. Некоторые из них служили в гардеробе, были гримерами. Наиболее талантливые становились актерами, танцевали в кордебалете, играли в оркестре. «Театральным воздухом дышали все, в театре видели и главный интерес, и кусок хлеба, и весь смысл жизни».

Отец актрисы – Николай Алексеевич, по долгу службы знал все роли наизусть и поэтому часто подменял заболевших актеров. Страстно влюбленный в свою работу, он читал вслух стихи и пьесы, увлеченно рассказывал маленькой дочке о спектаклях, об игре Щепкина и Садовского. Машенька еще не понимала значения многих слов, но уже жила в уверенности, что обязательно станет великой актрисой. Спустя много лет она писала в своих «Воспоминаниях»: «Я не была избалована слишком частыми посещениями театра. Отец редко брал меня с собой, но те впечатления, которые я выносила после каждого виденного мною спектакля, заполняли все мои мысли и желания. Театр стал для меня самым дорогим в жизни, и привязанность к нему возрастала все больше и больше. Даже детские игры – и те были наполнены театральным содержанием…»

К четырем годам Маша изучила грамоту по пьесам, которых в доме было предостаточно. Истории любви глубоко волновали ее детскую душу. Став старше, Ермолова увлеклась русской литературой, произведениями Гоголя, Толстого, Достоевского. Она подолгу размышляла над судьбами героев книг, любила и ненавидела вместе с ними.

В 1862 г. по протекции актера Самарина она была зачислена в балетную школу. Ермолова прилежно училась и выполняла все рекомендации наставников. Только по одному самому важному предмету в школе шло «плохо» – по танцам. Будущая актриса никак не поддавалась балетной дрессировке, за что ей часто попадало от классной дамы. В свободное от занятий время Ермолова организовала драматический кружок, в котором разыгрывала сцены из любимых пьес. Эти представления стали для нее отдушиной – во время импровизированных спектаклей Мария забывала о своих неурядицах и просто очаровывала подруг игрой. Подчиняясь внутренним порывам, она с воодушевлением декламировала, исполняла роли Марины Мнишек из «Бориса Годунова» и Дорины из «Тартюфа» и даже Чацкого из «Горе от ума».

В 1866 г. отец Ермоловой получил повышение по службе – звание старшего суфлера и право на бенефис. Николай Алексеевич выбрал водевиль «Жених нарасхват», а роль легкомысленной Фаншетты дал дочери. Дебют Марии в амплуа инженю-кокет был крайне неудачен. Она чувствовала себя на сцене неловко, а ее глубокий низкий голос и вдумчивые глаза абсолютно не вписывались в канву пьесы. Однако несмотря на провал, страсть Ермоловой к театру и тяга к серьезным драматическим ролям не уменьшилась.

В 1870 г. она окончила балетную школу. Марию ожидала работа в Большом театре в качестве рядовой танцовщицы кордебалета. Но судьба распорядилась иначе. В бенефис талантливой актрисы Надежды Медведевой была намечена трагедия Лессинга «Эмилия Галотти». Заглавную роль отдали известной Гликерии Федотовой, которая внезапно заболела. Тогда Медведева, несмотря на протесты руководителей театра, предложила эту роль Марии Николаевне. Тонкое чутье не подвело актрису – Ермолову ожидал триумф. Поклонники Федотовой были уверены в провале неопытной дебютантки, но… «на сцену выбежала очаровательная грациозная блондинка с черными выразительными глазами, с серьезным умным лицом»: трепещущая, дрожащая и растерянная Эмилия рассказывала матери об оскорблении, которое ей нанес принц. Искренняя и взволнованная игра актрисы сразу же привлекла к себе внимание и сочувствие зрительного зала.

Первый большой успех способствовал тому, что Ермолову зачислили в труппу Малого театра. Но дирекции она пришлась не по вкусу: Мария Николаевна не умела хитрить и лицемерить, никогда не участвовала в закулисных интригах, и поэтому настоящих ролей ей не давали. В основном она играла второстепенные роли, а ее героини были чужды ей и потому получались бесцветными, лишенными внутреннего огня.

Быть может, талант актрисы так и не проявил бы себя, но в дело вмешался всемогущий случай. Гликерия Федотова снова невольно «выручила» Ермолову. Она взяла отпуск и покинула Москву. Директору театра ничего не оставалось делать, как, скрепя сердце, отдать все ее роли Марии Николаевне.

10 июля 1873 г. она сыграла Катерину в «Грозе» Островского. В этой трагической роли в полной мере раскрылось гениальное дарование Ермоловой, заключенное в простоте и правде чувств. Спектакль прошел с успехом, но не изменил положения Марии Николаевны в театре: ее по-прежнему не замечали. Только спустя три года ей удалось занять заслуженное место в культурной жизни России. Это произошло благодаря превосходно сыгранной ею роли Лауренсии в трагедии Лопе де Вега «Овечий источник». После премьеры Ермолова наконец стала ведущей актрисой театра. Во время спектаклей публика настолько проникалась ее игрой, что в зале случались обмороки и рыдания, а после пьесы восторженные поклонники на руках несли ее карету до дома.

Будучи чрезвычайно скромным человеком, Мария Николаевна никогда не кичилась талантом. О своем воздействии на зал, о колоссальной энергетике, которую она излучала, Ермолова говорила так: «Заслуга электрического провода только в том, что он пропускает через себя электрический ток». Следует отметить, что успехом она была обязана не только своему дару, но и жгучей любви, которая загорелась в ее сердце и дала толчок для создания на сцене прекрасных женских образов. Избранник Ермоловой был одним из достойных людей того времени – Николай Петрович Шубинский – родовитый дворянин, изысканный аристократ, богатейший человек. Вопреки всем препятствиям, возникшим на пути влюбленных, они поженились. Мария Николаевна родила дочь Маргариту. Материнство и семейная жизнь с любимым человеком еще больше раскрыли талант актрисы. Благодаря влиянию мужа, прекрасного знатока истории и литературы, творческая личность Ермоловой приобрела совершенно другой масштаб и глубину. Великолепно сыгранные ею роли в пьесах Шиллера, Шекспира, Островского, Гюго сделали актрису «царствующей императрицей русского театра». По воспоминаниям современников, она умела, как никто, вскрывать и показывать «…все изгибы до слез трогательной, до ужаса страшной, до смеха комической женской души…»

Несмотря на плотный график спектаклей и репетиций, Мария Николаевна вела активную социальную жизнь. Ее дом на Тверском бульваре стал своеобразным центром русской культуры. Среди друзей Ермоловой были известные актеры, писатели, музыканты и художники. В просторном зале ее особняка часто выступали Шаляпин, Нежданова, Собинов, многие зарубежные гастролеры: всех привлекал этот гостеприимный дом, радушная, одинаково внимательная ко всем хозяйка. Мария Николаевна умела создать в своей семье особую атмосферу – доброты и непосредственного веселья, а о ее своеобразном чувстве юмора слагались легенды.

Характерный случай произошел при постановке пьесы Суворина «Татьяна Репина». Ермолова играла главную роль актрисы, которая не может пережить измены возлюбленного и, приняв яд, умирает прямо на сцене во время спектакля. Драматургу на репетиции показалось, что Ермолова умирает недостаточно натурально. «Что ж, – сказала актриса, – придется умереть по-настоящему…» Все подумали, что Мария Николаевна пошутила, но она так сыграла сцену самоубийства, что Суворин рвал на себе волосы: он, да и вся публика поверили, что не персонаж пьесы, а сама Ермолова не выдержала муки и сердце ее разорвалось. Но Мария Николаевна, кончено, ожила. Больше Суворин ей замечаний не делал.

В течение долгих лет семейная жизнь Ермоловой складывалась весьма счастливо: они с мужем как нельзя лучше дополняли друг друга. Со временем на смену страсти пришла духовная близость. Но сохранить ее супругам все же не удалось. Постепенно актриса, все свои душевные силы отдававшая театру, жившая на пределе нервного истощения, стала чувствовать отчужденность к мужу. Тем не менее даже после разрыва Ермолова сохранила с ним прекрасные дружеские отношения. Новые романтические увлечения Марии Николаевны всегда оставались тайной для окружающих. Но они, без сомнения, давали ей глубокие переживания, выливающиеся в образы ее сценических героинь. Однако по-настоящему большое и глубокое чувство она испытала к одному известному в Европе ученому. Их отношения, которые она особенно тщательно скрывала от окружающих, могли перерасти в новый брак, если бы возлюбленный Марии Николаевны не поставил перед ней условия об уходе из театра. Мучительный для каждой актрисы выбор между любовью к мужчине и любовью к театру она решила в пользу последнего. Но эта душевная драма навсегда лишила ее внутреннего равновесия. Все чаще она стала испытывать депрессию и усталость. Этому способствовали и сложности с амплуа, возникшие после пятидесятилетия актрисы. Ведь ее героинями, как правило, были женщины молодые, возвышенные и романтичные. Переходить от них к новому репертуару было чрезвычайно трудно. Мария Николаевна признавалась: «…Я чувствую, что уже не в состоянии играть ни Медею, ни Клеопатру, силы мне изменяют. Да и понятно. 37 лет я отдала сцене – и утомилась. Теперь мне нужен год отдыха, чтобы отойти от театра, успокоиться и примириться с мыслью, что я уже более не «героиня». Сразу, на глазах у публики, мне тяжел этот переход: нельзя сегодня быть царицей, а завтра какой-нибудь почтенной старушкой…»

И на время Ермолова покинула сцену. Однако через несколько лет она вернулась, чтобы создать еще несколько блестящих образов. Спектакли по пьесам Островского с ее участием прошли с большим успехом, но это уже была другая Ермолова. Ее время уходило, и актриса чувствовала, что сцена выпила всю ее энергию до дна.

1917 г. принес Марии Николаевне новые переживания. В ее особняк подселили жильцов из рабочего класса. И хотя через некоторое время большевики оставили семью и дом актрисы в покое, чувство безысходности и тоски уже никогда не покидало Ермолову. После известия о смерти мужа, который скончался в 1921 г. в Константинополе, Мария Николаевна приняла решение окончательно покинуть сцену. В декабре она в последний раз выступила перед зрителями в спектакле «Хлопоты».

По свидетельствам современников, последние несколько лет жизни великая Ермолова, сбросив тяжкое бремя «национального символа», провела словно монахиня в миру – она почти не выходила из своей комнаты. Только по пятницам, в день премьер в Малом театре, актриса надевала красивые платья и входила в залу с зеркалами… С каждым днем Мария Николаевна становилась все более и более молчаливой, подолгу сидела в кресле без движения, думая о чем-то.

Сердце великой актрисы, оставившей яркий след в истории мировой культуры, перестало биться 12 марта 1928 г.