Текст книги "Исповедь близнецов. Книга 3. Альбатрос"

– Это тебе Варвара Степановна, чтобы не просыпала по утрам.

– Извините, было один раз такое, не специально, и не по утрам, а днём. Поставила опару на хлеб, прибежала, дерябнула старый перестоявший морской гриб. И не заметила, как уснула. Чуть стену не вышибла Вера Марковна, пока меня будила. Да такое было, извините.

– Атрофируется боем часов, от таких работ и бой курантов проспит.

– Ха-ха! Ха-ха! Охо-хо! – кто-то бросил шутку, – ой, ребяты, умру, не встану.

– Поздравляю от имени нашей родной Коммунистической Партии Скобелеву Клавдию Николаевну за её труд, наставничество молодого поколения. За успехи без аварий на буровых. Поздравляем «Бригаду Ух!» Без аварий, так, девчата! Дерзайте для Родины. А также весь коллектив геологов посёлка «Партизанское ущелье». Очень долго перечислять всех женщин за их достоинство, и всё-таки я назову всех поимённо. Двадцать пять женщин-работниц по профессии буровых установок получают ценные подарки с приложением Почётных грамот.

– А теперь, товарищи, стойку смирно сменить и перейти в сидячее положение! Ешьте, пейте, гуляйте! Не хватит – магазин разорим за счёт геолого-разведывательного предприятия.

– Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка тёмная была. И сто рублишек улыбнулись, ах, вот такие, брат, дела-а, – в дальнем конце стола кому-то было уже невтерпёж, выпил и запел.

– Тамада! Где тамада?

– Товарищи, выпьем за море, выпьем, за лес, чтоб встречали из леса без горя, и с обильем чудес! – тамада громко призвал к праздничному настроению.

Зазвенели гранёные стаканы, вилки и ложки наперебой.

– Товарищи! – обратилась Нина Петровна к гостям. – Столы не надо передвигать, стулья не стоит беспокоить. Танцевать будем прямо на сцене; всем места хватит для плясок. Мы имеем прекрасного музыканта-самоучку с детства.

– Выпили, ребята, хватит жрать, давайте петь! – обратилась Варя к гостям.

– Я предлагаю песню о геологах, – предложила Вера. – Варя, напой для нас.

– Ребята, ещё промочить бы не мешало! – поднялся с пустым стаканом буровик. – В глотку не идёт жидкость! Песня со свистом, что сверчок из-за печи.

– Какой там промочить, ещё не пили, и не ели, а слова песни перепутали, забыли. Может, воздержимся, геологи, не то тропу спутаем с дорогой! – попросила женщина, жена буровика, не любившего проходить мимо зелья.

Зазвенели бокалы, кто-то продолжал петь, кто-то тыкал вилкой закуску, кто-то переговаривался с соседом.

– Я к Варюхе-горюхе присяду. – Павел Иванович перешел с одного места поближе к Варьке. – Как я понимаю, точка сидения определяет точку зрения, так, нет, Варенька, чтобы тебя поближе разглядеть.

– Вы не совсем правы, Павел Иванович, вы не правы, – Варя сказала одно слово и замолчала надолго, пока её снова не потревожил начальник. – Чтобы разглядеть ближнего, необходимо смотреть издали, чтобы в глазах не двоилось.

– Ладно, уж тебе ближний, дальний, все свои. Спела бы что-нибудь нам, Варенька. Я хочу тебя спросить, а если не получится из тебя профессиональной певицы, ведь уже детки оплели тебя со всех сторон. Вокал, девочка, серьёзная профессия, его надо изучать в консерваториях, милая моя, а у тебя хвост длинный.

– Я понимаю. Дело не в том, что хвост, а в том, что заочного обучения на вокалиста нет. А мне ведь на них пахать да пахать требуется теперь.

– Гляжу я на тебя, ты сама со своими мыслями справляешься, и всё-таки, к примеру, если не получится? Что, так и будешь вкалывать по рабочей сетке?

– Я так не думаю. Мне очень нравится быть журналисткой.

– О-о-о, девочка моя, куда ты прыгнула. Журналисткой быть надо сначала до поступления в журфак, знать иностранный язык на общеобразовательной основе.

– Я английский язык учила в пятом, шестом и в седьмом классе, и дополнительно в седьмом немецкий изучала. И теперь без запинки читаю и перевожу некоторую мелкую периодику.

Было видно по глазам Варвары, что голова её немного захмелела.

– Ну, ты даёшь, Варюха, и как?

– А что, как? У меня самые отличные предметы были, это физкультура…

Павел Иванович смеётся над Варькой до икоты.

– Что вы смеётесь до визгу? Выслушайте сначала собеседника, а потом ржите.

– Я весь внимание, слушаю.

– Так вот инглиш и немец у меня шли на пятёрку, русский язык и литература тоже на отлично и плюс физкультура.

– Ты уже говорила про неё. Тебе сейчас, пора быть, нештатным корреспондентом.

– Ага, я уже один раз попыталась; только-только минуло семнадцать, аж до прокуратуры дошла.

– Расскажешь, как это получилось?

– Долгая история, не теперь.

– Ну тогда спой что-нибудь.

– Что-то мне сегодня не до песен, Павел Иванович, ей-богу, правда; мне пришло в голову – уволиться.

– Ну, вот, опять двадцать пять. Ты что, Варя, зачем опять увольняться? У тебя теперь всё идёт на лад. На работе справляешься, с детьми всё в порядочке, в детский садик в старшую группу пристроенные, что ещё нужно тебе? Жениха я уже присмотрел тебе, пока не покажу. Пусть сам даст знать о себе.

– Я приблизительно догадываюсь, кто он. Не пройдёт номер. Он женат, а с женатиками у меня дело не построится, да притом – это мой двоюродный или троюродный брат.

– Этот музыкант, что ли?

– Он самый.

– Да можно поверить. Ваше музицирование показывает на близкую родню; надо же, как выдают гены? Когда вы узнали друг о друге?

– Во время репетиций, откуда, кто ты, чья ты. Так и развязали узелок пуповины родственной. Да притом, что не позволит Сергей найти другую половину, пока я рядом живу или в одном посёлке. Вы же не станете меня охранять дённо и нощно. И вообще, что за мысли настигли, выдать меня замуж. Я от этого ещё не обсохла. Мне противны все мужики.

– Само собой разумеется, а со стороны не скажешь, со всеми приятно общаешься, улыбаешься всем.

– Разве я на бульдога похожа? Вам лично надоест угрожать ему милицией. И я сама против того, чтобы его спрятать в каталажку. Пусть живёт себе на здоровье свободным. Он ведь сиротой вырос.

– Значит, ты жалеешь ещё его.

– Да нет, конечно, жалость – это сестра призрения. И в тоже время, я не за то, чтобы об мужиков жёны вытирали ноги. Я придерживаюсь свободной формы от обеих сторон. Не ужились, значит, по мировому надо разойтись и не мешать друг другу. А он ведь не понимает этого. Вчера опять пришёл и такое при детях устраивал.

– Бил?

– Насиловать пытался, мучил при детях.

– Вот изверг, надо что-то делать с ним.

– Ничего не надо с ним делать. Ничего, я вам приказываю. Ничего!

– Уехать хочешь от него, значит.

– Да, хочу, и не только.

– Куда?

– Между нами говоря, на Усть-Илим.

– Он детей так просто не отдаст.

– Вы, думаете, они ему нужны? Нет. Ему я нужна. Он теперь боится только одного, чтобы я его не оставила на произвол судьбы. Его от женщин уже тошнит; хочет наладить отношения со мной. Я – нет! И ещё скажу вам новость. Если зверь меня съест, куда детей потом девать? И не только это. Мне музыкант сделал предложение, я чуть не лопнула от смеха.

– Рассказывай.

– Он говорит: давай, женим твоего Сергея. На ком? Спрашиваю я.

– Тебе-то какая разница на ком? Главное, чтобы он от тебя отстал.

– Есть, говорю, не только разница, есть ли смысл его женить, если женишь его, как на той, что в копне валялся, когда я рожала.

– Жалеешь ты его, жалеешь, он мне говорит: не будешь реветь белугой?

– У него путного костюма, как для жениха нет.

– Я на время сватовства своим нарядом пожертвую.

– Что ж ты так его довела, что он без костюма и туфлей остался? Вроде бы на тебя это не похоже.

– То-то и оно, что никто не поверит; придите домой, я вам покажу его рубашки, около восьми штук, костюм, и дату их продажи. Вы обомлеете от увиденного зрелища. Бригадир тракторной бригады вытаскивал тужурку из-под ж… прости господи меня. Неделя как была купленная. Разве это не насмешка над женой? А рубашки все то надорванные, то в крови, то без пуговиц, а одна так вообще без ворота осталась.

– Ты говоришь, он драться не любит.

– Да, не дерётся с мужиками, зато брата выручает рубашками, друзей.

– Ну и что ты? Согласна выдать его замуж?

– Да хоть к чёрту на кулички, лишь бы с глаз долой. Устали мы от него; даже дети и то просятся уехать обратно к другой родной бабушке. Как только кто-то постучится, так они сразу за меня прячутся, либо на кровать под одеяло, говорят, чтобы глаза не видели. Нет, нет, уеду я отсюда, и как можно скорее, не то ещё зверь не оставит в наследство маму детям.

– Чего ты так забеспокоилась за зверя?

– Иду вчера по лесу, по тропинке, в руках баночка с фитилём и соляркой. Только поднялась на бугор от дома; смотрю человек, согнувшись, стоит. Я ближе подхожу, спрашиваю его: «Вам плохо?» Он молчит. Я опять спрашиваю: «Вам плохо?» Вдруг, этот человек резко развернулся, да, как рявкнет грозно. Резко опять развернулся и давай, что-то рыть в куче. Я как заору на всю тайгу. Тогда медведь тоже рявкнул и почесал в лес. Да так быстро он удалялся, что я почти ничего не могла понять, что со мной произошло. Слышу, сзади разговор, шаги человека, кажется, женщина шла с лампадой, как у меня керосиновой. Я остолбенела. Она меня спрашивает: «Что, Варвара, тяжело в гору шагать?»

– Да, так точно, вчера или позавчера такое было, – подтвердила рассказ Вари женщина, живущая с ней на одной улице с краю. – Я тоже как закричу от испуга, хотя я не видела зверя в лицо, но по куче муравьиной мы с ней определили: муравьи не успели одуматься от варварского нашествия медведя. Я тут же молчком развернулась, а потом бежать решила, что есть мочи назад, домой. А Варька, к моему великому удивлению, как ни в чём не бывало, пошла на смену. Представляешь, Варенька, я из-за тебя всю ночь не спала. И ведь спросить-то не у кого было о тебе. Все буровые вышки стоят намного дальше друг от друга и дороги разные, я имею в виду, тропы. Я такую ужасную картину представляла о зверстве животного с тобой. Так и думала, мстит теперь медведица за мужика своего, которого убили в деревне прошлой осенью.

Девчата рассказывают, не обращая внимания, а вокруг их собрался весь коллектив, виновники торжества.

– Права Варвара, надо что-то со зверем делать, – высказался буровик. – Он, видно, и у нас тоже похозяйничал. Приходим на смену, правда, у нас создавалась аварийная ситуация. Мы не забуривались дальше. Ради именинниц-жён решили тоже отдохнуть. Приходим, он всю крышу у нас в избушке разворотил, и даже брёвна начал скатывать со стен. Они так, по-простому набросаны, в лапу и всё.

– Павел Иванович, попросите охотников, может, они его угомонят по-хорошему, успокоят? Представляете, что такое женщина, которая одна идёт по лесу?

– Не рассказывайте мне больше; сердце не на месте – вот-вот выскочит.

– А как ты себя чувствуешь после встречи с животным, Варя?

– Дай бог, жива осталась. В моей кипучей жизни встреча с медведем повторяется уже в третий раз.

– Наверное, ты в рубахе родилась.

– Точно в ней.

– Сегодня такой праздник, а наша Варя не многословная, почему? – к компании присоединился бывший командир отряда изыскателей на Усть-Питу, Юрий Мерзлихин.

– Везёт же ей на зверя. Поймать старалась за хвост, да никак не может. Расскажи случай.

– Это ты расскажи! Мне-то что, я стояла да упала от испуга вот и всё. А вот как вашу палатку вместе с молодёжью медведь раскидал… Тела были опознаны только по одежде.

– Ты почему здесь оказалась? Почему тебя медведь не съел? – неожиданно она услышала голос Сергея.

– Типун тебе на язык, Сергей, ты очень этого бы желал? – спросил Иванович.

– Знаете, почему зверь её не тронул? – спросил Сергей.

– Расскажи, знать будем.

– Она наговор знает…

– Потому что она за день до чрезвычайного происшествия оформила себя волонтёром, – перебил Юрий Мерзлихин. – И, как ни странно, тоже рисковала жизнью. В нашей бригаде укусил парня энцефалитный клещ. Его так трепало, будто малярийная лихорадка обуяла. Это я заметил ещё до ухода в тайгу шурфы копать. Варька решила отправить его в медпункт на другой берег.

– Ну-ну! Только не Варька, а Варя.

– Представляете, нет ни вёсел, ни лодки нормальной – ничего не было под руками. Она вытесала двуручное весло из драницы, чем мы стены в шурфах укрепляем.

– Так ведь это же неимоверная тяжесть, Варенька.

– Слушайте дальше. Мы уже из лесу выходим домой, в палатку, извините, видим Варвару в стружке. А запасу в нём на два пальца всего. И ведь догнать-то было не на чем, и кричать было нельзя. Решили, если только повернётся на наш голос, утопит и парня, и сама с ним вместе на дно пойдет. А как увидели пароход «Лиза Чайкина», у нас в горле дыхание перехватило. Капитан ей кричит: «Куда прёшься? Ведь утонешь!» Дал команду своим на палубе: спускать шлюпку на всякий случай.

– А что Варвара делала?

– А что мне было тогда делать, я спокойно пела песню «Плыла, качалась лодочка по Яузе-реке».

– Это, наверное, со страху, или от безысходности, так, нет, Варя?

– Ни на грамм не испугалась, когда плыла вместе с ним.

– Наверное, парень молодой был, перед ним храбрилась.

– Там все молоды мы были, – Юрка рассказывал, как будто это происходило не с девчонкой, а с парнем.

– И верили в себя, – запел начальник партии. – Неужели такая страшная болезнь от клеща? И что дальше?

– Дальше? Она спокойно отправила парня в Подтёсово, в больницу и больше не вернулась на работу, на Чёрную речку.

– И всё на этом стружке?

– Нет, конечно, когда приткнула стружёк к берегу, посмотрела на обратную водную гладь, у меня упали напрочь силы; я чуть разумом не рехнулась. Говорю себе: «Вот дура-то, какая на белом свете!» И себя успокоила: «Кто же, как не я?»

– На чём в Подтёсово доставляла больного? – хором спросили все.

– Я оставила на берегу стружёк с больным парнем, нашла председателя колхоза. Да ещё тот заерепенился: «У меня, что проходной двор, что ли? Нет у меня мотора лишнего!» Я ему поставила ультиматум: «Так, говорю: сдохнет мужик, на твоей совести будет и тебе отвечать. Моё дело – доставить до населённого пункта, а теперь твоя проблема! Но человека надо спасать. И как можно быстрее!»

– Почему бы сразу не на пароход его было забросить, для парохода в Подтёсово есть причал! – Павел Иванович зашагал вокруг столов, руки за спину.

– На дощанике невозможно было подплыть даже на расстояние пяти метров, затащило бы как пылесосом под пароход.

– Живой парень остался?

– Живой. Говорят, врачи: ещё бы каких полчаса смерть унесла бы его с собой, – рассказал Юрка Мерзлихин. – Он искал Варю, целый год искал, нашёл, да с опозданием; свадьба уже намечалась в полном разгаре.

– Так вот ты какая девчонка, отчаянная. Что тебе дом построить. Ты, оказывается, Енисей переплыла на дощанике.

– Это для меня не впервой повторяется. Я в год поступления в седьмой класс девятикилометровую ширину реки переплыла в ночь с двуручным веслом и на таком же дощанике.

– Ох, девка, затянет тебя соблазн плавать по реке, утащит она тебя к себе, как акула жертву. Что тебя заставило рисковать в ночь плыть? Там в этих местах, знаю, всегда непогода сквозняк между островами. Волны доходят до неимоверной высоты.

– Что заставило? Да, наверное, скорее всего желание учиться, а родители затянули с отправкой меня в интернат. Вот я и решила самопёхом на двуручном весле. А точнее, удрала я от них; иначе бы не отпустили в школу. Я в тот вечер весь район на уши поставила, из-за страха, как я переплыву реку в девять километров. Что я пережила в тот вечер, сама о себе воспоминаний теперь не допускаю. Куда было страшнее, чем в день перевоза больного через Енисей, а, главное, в тот день на острове скрывались убийцы.

– Расскажешь?

– Расскажу, но не теперь, в день веселья. Зачем наводить изморозь под кожей? Как же получилось со студентами, Юрий? – спросила Варя. – Если ты был командиром отряда?

– Я не у них был командиром отряда. У них свой ленинградский был, смышленый вожак. Не надо было стрелять в него. Говорят, если выстрелил, добивай. А кому там добивать; там одни сопляки, впервые ружьё видели; ранили медведицу, а самец пришёл, отомстил. Всех сонных перед самым рассветом, после хорошего похмелья или танцев. Никто не успел сбежать.

– Я знаю повадки таких зверей. От них не стоит бежать. На них материться надо, и, что есть мочи, орать, – продолжала поддерживать разговор и подшучивать Варвара. – Он покрутит лапой по мозгам, махнёт другой, и вприпрыжку убежит.

– Хааааа-ха! Варя не смеши, ты вчера его тоже материла?

– Нет, доброе напутствие, волшебное, так сказать, произнесла.

– С тобой всё понятно. – задумчиво ответил Павел Иванович. – Значит, твёрдо решила уволиться?

– Конечно, с таким талантом в тайге пасти только зверя.

– Знаешь, как поступим, Варя? Я тебе даю перевод, ведь, как никак, ты всё-таки отработала у нас в геологии почти три с половиной года. Без перевода можешь потерять северные надбавки 30 %, а это уже что-то значит для тебя и детей.

– Спасибо, вам, Павел Иванович, за заботу, за уроки жизни, за тот труд, который вы в меня вложили.

– Эх, как не хочется терять трудовые руки. А насчёт того, что я в тебя вкладывал, какие-то уроки жизни – забудь про них. Это мы с Борисом Ивановичем получили уроки жизни в первый день твоего трудоустройства.

– И куда ты теперь Варюха-горюха рванёшь, с мужем или без? Ты почему его опять с собой прихватила?

– Кто его прихватывал? Пристал, как банный лист к заднему месту, и никуда от нас. Мне этот чёрствый довесок уже ни к чему. Я как-нибудь теперь без него обойдусь. Музыкант обещал всерьёз женить его. Спасибо вам за детский садик, подросли и мои детки вместе с вашими детьми, уже можно женить и замуж отдавать.

За столом прошла разрядка дружным общим смехом.

– Выпьем, товарищи? За проводы Варвары Степановны поднимем бокалы!

– Зачем вы так со мной по имени и отчеству, Павел Иванович, мне его заслужить надо. Вы так называете, а мне становится неуютно и холодно, как будто я уже свой бабий век отживаю.

Душу женщины затмила скука. Она готова была снова взять слова об отъезде обратно. Павел Иванович понял её настроение.

– А может, ещё останешься хотя бы на полгодика, поговаривают, нашу поисковую партию тоже скоро упразднят. Кого в Тассеевский район, правда, там нет северного коэффициента, на Усть-Пит, там один к шести северный коэффициент когда-то был. Твоя сменный мастер удочки намылила в Усть-Пит, может, и ты с ними, а? Она согласна взять тебя с собой.

– Давайте, пить, гулять, петь и веселиться! Обо мне потом поговорим.

Все расселись на прежние места. Опять зазвенели гранёные стаканы. Почему-то все, как по команде, повернули головы в сторону входных дверей.

– О! Серж, заходи, что ты ходишь, как роженица, туда и обратно? Поздравь жёнушку с праздником, с наградами, глянь, какие часы ей подарили!

Несмотря на массу людей в клубе, Сергей, подошёл, как можно ближе к Варваре, схватил её за грудь, попадали пуговицы вместе с основным материалом.

– У тебя где дети? Ты хоть знаешь, нет? – он хотел её ударить.

– Её дети при месте, – ответил Павел Иванович. – Ты вот лучше вместе с нами садись и споём, отчего деньги не ведутся.

– Я тебя спрашиваю: где дети?

– В садике, вот где!

– Ой ли, там ли они? Я их третьего дня выкрал оттуда.

– Не понял, как выкрал? – зло спросил Павел Иванович.

– Сейчас пойду, узнаю. Не то за кражу детей получишь срок.

Всем коллективом выпившие геологи ринулись, узнать, где их дети.

– Как тяжело с таким мужем быть, – вздохнула женщина-одиночка. – Слава богу, что я оторвалась от своего подальше. То ли дело, легла одна, встала одна. Ни клята, ни мята. Бросай, Варька, своего. Ни то, ни сё, и ни рыба в стакане, – от перенасыщения алкоголем женщине стало плохо. – Ну и чё. Переблююсь и опять за стол сяду, – она еле-еле выговаривала слова. – Мужа нет, значит некому указывать. А то подумаешь, припёрся, раскомандовался. Видала я его кое-где. Варька, держись! Я за тобой!

– Ха-ха-ха!

– Ничего подобного дети в садике. Кто бы их ему отдал, тем более знают, положение между ними не из лёгких. Я строго-настрого наказал: никому ни одного ребёнка в другие руки не отдавать на выходные дни. Иначе с работы уволю немедленно. Ишь, распоясались настежь.

– Поднимем бокалы, за здоровье наших детей, товарищи! Праздник продолжается! А ты, Варя, домой сегодня не ходи. Незачем праздник портить издевательствами. Я тебе в комнате постелю; будешь спать, припеваючи. А мы с женой, Маргаритой, в зале на двуспальной кровати.

– На следующий день, Варя, опять будешь принимать пекарню по причине невыхода на работу бывшей стряпухи. Ведь со слезами пришла; говорит, больше этого не будет. Нет ить, через день да каждый день пекарня закрыта. Ничего, я тебя так и оставлю по буровой сетке нынче, неплохо будешь получать, то есть то, что и получала. Только не покидай нас.

– Я уже сама определилась в пекарне. Не стоит беспокоиться за меня. Разве вы не заметили, что с хлебом перебоя теперь нет?

– Если закроют посёлок, то все, как один, в один день уедем. Я думаю, нам осталось здесь поработать самое большее с полгода. Уедем вместе. Я на заслуженный отдых, а все остальные по собственному желанию или переводом. Ох, как не хочется расставаться со своим коллективом, да, куда уж мне, старому пердуну, тащиться за молодыми. У меня квартира четырёхкомнатная в Красноярске через кооператив уже оформлена. Полностью за неё рассчитался.

– Я перед праздником наметила себе путь в стихотворной форме. Желаете послушать?

– Давай, Варюха-горюха, давай!

 
– Мои шаги услышат скоро!
Осторожно в тапочках войду,
Прими меня мой, милый город!
К тебе слова ищу и нахожу.
Признаюсь: очень трудно,
Даётся поступь тихая моя,
Быть, может, счастье улыбнётся,
Войдёт в тебя разгульная твоя.
Тебе ль не знать?! Ведь я близняшка.
Одно сердечко на двоих,
В город въеду без упряжки,
Без подпорки семерых.
Мои шаги услышат скоро,
Босиком, на цыпочках войду,
Подай мне знак, мой милый город,
Тебе слова ищу, как, будто бы в бреду.
 

– А-а! Чёрт знает что! – выразился Павел Иванович. – Ты откуда такая взялась? О каком городе ты нам здесь шепчешь?

– Мой город – Ленинград, а точнее, Выборг, я оттуда.

– Так это и мой город! Немедленно марш в город именинников, где родился, там и сгодился! Тебе нельзя медлить! Упустишь время – жизнь прахом пройдёт. Завтра же бери переводную. Нет, подожди, я сам тебе всё оформлю. Вместе едем завтра, – Павел Иванович сидел под хмельком, и рубашка нараспашку.

– Павел Иванович, как только так сразу, чуть позже. Вы же сами сказали: через полгода.

– Тогда давайте песни петь.

– Я предлагаю другое, – из-за кулис вышла Нина Петровна. – Кто во что горазд; да чтобы повеселее было, но без картинок.

– Дайте мне слово, как говорят, пошла такая пьянка – режь последний огурец. Со мной всегда что-то происходит, правда этот раз не смертельно обошлось.

– Начинай, Варюха!

– Это было перед самым отъездом из города. Выглянула в окно, очередь огромная за хлебом. Ну, думаю, пока дети спят, и я очередь займу в ларёчек. Выбегаю из подъезда, в лёгком платьице, как пушинка на ветру полетела. Забегаю за угол, откуда ни возьмись козёл и прямо ко мне напрямую топает. Я прибавила шаг, он тоже прибавил. Я бегом, и он тоже, да уже начал было вприпрыжку, как козёл за мной.

– Ха-ха-ха! Оха-ха, ха!

– Вот вам и оха-ха, мне-то, каково?! Я бегу, а впереди, как назло, на тропе стоят два таких амбала, что вширь, что в высоту. Куда деваться, я на них! Не знаю, как это у меня получилось, хватаю одного мужика, не помню от страха, за что я его хватила. Он спиной ко мне стоял. Не то он стоял, не то он лежал? От страха у меня в глазах помутнело. Перед медведем не так растерялась, как перед козлом. Развернула одного из них перед козлом, бегущим за мной. Мужик не успел ничего сказать; козёл ему как даст! В какое место ударил козёл, я не знаю. Только мужик, успел сказать: – «Не понял!» Собеседник, что был рядом, тоже ничего не понял. А я, как ни в чём не бывало, шлёпая, рука об руку пошла дальше к ларьку. Народ увидел эту сценку, умирая со смеху, говорит: «Кто бы мог подумать, моська слона направила на козла». Правда, было очень жаль козлёнка. Он ведь ему так рога сжимал, что бедное животное орало, на всех действуя панически.

– А ты как себя чувствовала после этого? – спросила Вера Мартовна.

– Как можно чувствовать себя после всего случившегося. У меня ноги ватными стали от испугу. А вот, как я на козла направила мужика до сих пор не пойму; он ведь такой здоровенный сундук был. Разве я задумывалась над тем, справлюсь я или нет с мужиком; в голову даже не пришла такая мысль. Мне от козла спасться надо было!

– Варюша, это нервы твои сработали. У нас одна во время пожара сама вещи тяжёлые вытащила, не подъёмные ни одному мужчине.

– Зато сколько смеха я доставила покупателям магазина. Ржали, сгибаясь до земли. Мужчины и те не остались равнодушными.

– Кто следующий на анекдоты? – спросила Нина Петровна.

– Да не анекдот это был. Это было на самом деле со мной. Я как герой Марка Твена, автора произведения «Приключения Тома Сойера» середины позапрошлого века с претенциозным названием городка тоже Санкт-Петербург. Видимо, там тоже были невезучие чудаки, как и в нашем российском Санкт-Петербурге. Так тому, бедному, не стоило даже выходить за порог, как обязательно что-то с ним случится. Как у нас в деревне шепчут: «Бедному Ванюшке и там камушки».

– Кто следующий?

– Вино песни обожает, давайте петь!

– Слушайте песню, исполняет Светлана Наумова.

Варвара с упоением слушает, как исполняла песню молодая женщина. Лёгкий лирический жанр песни: «Одна снежинка ещё не снег, еще не снег. Одна дождинка ещё не дождь». Не успела она понять сущность песни, как, откуда ни возьмись, с лавки начал сползать сынишка. Он пошагал между рядами столов, заглядывая каждому в лицо, и как бы тем самым знакомился со слушателями. А те отвечали ему лёгким шёпотом и улыбкой, погладив его по белой головке. Он пробирался ближе к сцене. Подойдя к самой сцене, Серёжка присел на кокурочки и внимательно слушал исполнение солистки, как будто в чём-то разбирался. Кивал головёнкой и показывал рукой в сторону матери и сестры. В зале тихо говорили: – Гляди, будущий талант определит певца. И жюри не требуется.

Варя решила унести сыночка и посадить к себе на колени.

– Как он попал в клуб?

– Нянечка его привела, говорит, соскучился по маме.

– Не тронь ребёнка, сидит и пусть себе сидит спокойно. Ты вот лучше сама что-нибудь сбацай. Мы слышали, что ты поёшь. Чего по зауголью спивать.

– Да-да, выходи на сцену, Варвара! Разве мы не люди, мы тоже чего-то стоим. Разве геологи не умеют слушать?

Варя всегда держала позицию – не быть выскочкой. То ли гордость, то ли стеснялась общества, находясь вплотную с физической работой, она чувствовала себя намного увереннее и раскованнее.

– Давай-давай, Варюха, выходи, а мы послушаем, – в зале послышались аплодисменты. – Говорят, ты хорошее место заняла в Казахстане, мы что, хуже казахов что ли? Сказано, не отступим, значит, не отступим!

– В Казахстане нас было двадцать два артиста без руководящего и хозяйственного состава. Там интернационал был, «Пролетарии всех стран, соединяйтесь»!

– Спой нам ту, которую пела на радио в Кзыл-Орде, нам интересно послушать, на что ты способна. А то, поди, завела там себе блат, вот и задаёшься теперь.

Варя вышла на сцену. Дети за ней. Зритель тихо с ними поговорил, успокоившись, они внимательно следили за каждым движением матери.

– Уважаемые зрители, слушатели, спасибо за оказанную честь. Я уже давно не была на площадках сцены, поэтому не судите строго за корявое исполнение.

– Во-о! А, говоришь, не умею. Говорить умеешь, значит, и петь можешь! Давай, начинай, не то скоро в ночную смену идти нам. Спой, голубушка, спой. Мы без подготовки поймём, чего ты стоишь. Или, думаешь, геологи лесные люди? Ничего подобного, когда-то и мы были при университетах, и мы спивали, и нас слушали.

За кулисами стоял в ожидании Андрюша, баянист-слухач. К нему подошёл Потапыч Егор. Он обратился к баянисту:

– Дружок, ты что-нибудь можешь подыграть нашей Варюхе? Такое, что-нибудь простенькое без нот, на слух, значит?

– Сейчас попробуем.

Баянист был немного под хмельком, чтобы себя не уронить перед певицей, он её спросил:

– Что будем исполнять?

Варя совсем растерялась. Но зал не утихает, требует выхода артистов.

– Давай попробуем «Ехал цыган на коне верхом» Дадим шанс размяться. Пусть поскачут.

– Эк ты куда зацепила?! – Потапыч волновался за Варьку. – Ты что-нибудь другое можешь?

– Не говори гоп! Сначала пусть эту споёт. Значит, по душе ей это.

– Я-то подыграю, только вот без репетиции как?

– А вот так, в темпе! Я пою, а ты играй.

– Ага, понял, не дурак, – за кулисами послышался тихий смех.

Вышла из-за кулис солистка.

 
– Ехал цыган на коне верхом;
Видит девушка идёт с ведром,
Заглянул в ведро – там нет воды,
А ну теперь не миновать беды.
Ай-нэ-нэ-нэ!
А ну теперь не миновать беды.
 

– Я не понял, это цыганка поёт или Варя? – неожиданно спросил Борис Иванович. – А как поёт, чистый родственник цыганский. И причёска-то на ней чисто цыганского покроя.

Сидевшие за столом геологи, не замедлив, выскочили из-за стола и пустились в пляс с выходом – рукой за голову.

– Баянист, наиграй, с выходом! Вот так, вот, вот-вот! Э-эх, где, наша не бывала! Где наша не пропадала, э-э-х! В темпе, в темпе музыкант! – молодой человек привлёк к себе внимание присядкой, круговертью вокруг себя, Варя, успевала подпевать под перепляс и музыканту.

 
– Заглянул в ведро; там нет воды,
Ну, теперь не миновать беды.
Едем, едем, девушка со мной,
Станешь, девушка моей женой…
 

Желающих поплясать набралось так, что не было видно певицу.

 
– Я любила Коленьку
За коленку голеньку
 

– Хо-хо! Ха-ха! Может, она перепутала, за что любила, – вышли из-за столов ещё желающие попеть частушки, прихлопывая ладонями в такт музыки. Послышалось сопрано, переходящее в визг: и-и-и-и! Ах, ах! Ах-ах в сопровождении частушки.

 
– А, куда же мне деваться,
И куда же его деть,
Попросил меня раздеться
И частью нижней повертеть.
 

– Это Варюха поёт!? Во даёт!

От стыда за исполнение частушки, Варька быстро сбежала со сцены. Не обнаружив детей рядом с собой, она отправилась искать их в детском саду.

– Ой, спасибо нянечки! Девчата, я так напугалась, невозможно вообразить, что я передумала за полчаса.

– Мы слышим, что песенки не для их возраста поются – унесли. Иди в клуб, отдыхай со всеми, когда ещё такой праздник для тебя наступит. Только не пей слишком.

– Не буду. Я пригубила за всё время один бокал шампанского.

– Молодец, бери от жизни всё, что только можно, не оскверняя себя пошлостью. О! Смотри, тебя уже ищут. Вера Мартовна, она здесь!

– Ты даёшь. Варенька. Расшевелила геологов на пляску, а сама убежала. Так нельзя. Они тебя спрашивают. Думают, ты домой сбежала.

За столом стояла тишина в ожидании певицы, а кто-то расположился головой на столе. Кто-то обсуждал рабочие планы ремонта по буровым установкам и методы устранения их поломок. Громко доказывали друг другу и о выполнении плана без аварий.