Текст книги "Исповедь близнецов. Книга 3. Альбатрос"

Все неожиданно притихли, пожимая плечами.

– Вы слышали разговор пожилых людей: «Смотри, как красиво танцуют, без слов понятно, о чём говорит петушок курочке». Разве ансамбль берёзка не удостоена государственной премии? Всем понятно!?

Прошло три дня. Неожиданно в репетиционный зал вошёл директор Дворца Культуры с большим развёрнутым листом бумаги. На листке издали был виден список будущих участников выступления перед жюри.

– Что, уже!? – Варя первая задала вопрос, догадавшись, глядя на лист.

– Догадливая, тебе уже приходилось дрожать перед жюри?

– Да, приходилось.

– Когда, если не секрет? – спросил Тимофей Капля.

– Так, по-моему, нам всем перепало пострадать за каждый номер 8 марта, – в зале раздался дружный смех.

– Так вот, ребятки, мы получили предварительный список, – сказал Директор Дворца Культуры, Шемяко Иван Каземирович. – 8 марта нами был представлен концерт, посвящённый женщинам не случайно. Присутствовали на концерте, скажу, мягко говоря, «партизаны», о чём я сам даже не догадывался. В зале уже присутствовало жюри из трёх человек.

– А вы заметили меня, я несколько раз сидела в зале до выступления своих номеров, я уже тогда заподозрила одного человека, который постоянно что-то записывал.

– Ты, случайно, не с ними?

– Пришла нужда партизанить; заметят да расстреляют, либо в плен возьмут.

– Ха-ха! Ха-ха! Охо-хо-ха!

– Довольно, посмеялись, разрядку сделали.

– И что дальше, товарищ Капля?

– А то, что мы имеем двадцать восемь номеров, посчитайте, каждый номер приблизительно три-четыре минуты, если помножить, сколько будет?

– Один час пятьдесят две минуты.

– Совершенно верно, – поддержал директор исполнительницу на домре. – Нам необходимо набрать номеров вполовину меньше.

– Значит, что кого-то из нас выкинут?

– Да, надо сократить несколько номеров и одного солиста.

– Варвара заняла время восемью номерами, можно у неё отнять в первую очередь, – с великим одушевлением подсказала Валя.

– Я сама прекрасно понимаю, что даже зрителю надоела. Мне-то, думаете, каково? А вы всё спой, спой. Нашли пташку у окошка.

– Спасибо, Варя, за понятие. Я, например, ни одну песню не желал бы вычеркнуть. Сама выбери, что легче исполнить и чем публику порадовать.

– И остальные также подумайте над своими номерами. Всё равно два танца никак не одобрят, из них выберут всего один. О стихах не может быть и речи. Из игры на домре тоже возьмут один номер. А у тебя их три номера.

– Так что выбирайте, чтобы потом не было особенно горько.

– Из восьми песен я представлю три. «Родина», исполню первым выходом. «Степь да степь кругом» – вторым. И «Называют меня некрасивою».

– Последнюю песню мы не слышали ни разу. Ты сама её написала?

– Нет. Она только-только кем-то написана.

– Слова автора и музыку надо знать; иначе жюри не пропустит.

– У меня дома есть запись. Посмотрю.

– Значит, будем их репетировать все три дня и три ночи. Все, сколько есть номеров у каждого, а они, судьи, пусть выбирают; какие понравятся номера.

– А тебе, Валя, предлагаю спеть, что-нибудь из репертуара Ольги Воронец, – подсказал Мартович. – Но только про колокольчик забудь. На тебя действуют слова из этой песни. Как запоёшь «Коля, Николаша», всё, труба, считай, пропало твоё желание быть в первых.

– Спасибо за поддержку. Мне очень нравится песня: «Здравствуй, славный ты мой Алёша».

– В чём же дело? Спой её!

– Не имею права срывать концерт своими слезами.

– Значит, ты влюблена, а, Варька?

– Кто нынче не без греха?

– Не в нашего ли певца, Алексея Мамедова, когда ты успела? Он ведь только вчера появился на сцене.

Алексей, заливаясь румянцем, защитил новую солистку:

– Разве одно имя на всё население планеты? У меня есть подружка. Что такое «Алёша»? То ли дело Владимир, – как будто цыганка в точку попала.

Варя, заливаясь пунцовым румянцем, не смогла выдержать любопытных взглядов коллег, немедленно удалилась в другую комнату. Она сидела там до тех пор, пока не её не пригласили на репетицию.

– Любовь – это тоже особой формы воплощение, главное, чтобы она не оказалась односторонней, – с явной хитрецой подметил директор ДК. – Я в годах, не прочь бы ухаживать за Варей, извините за признание в любви, лишь только, как к певице. Не дай бог, как узнает жена и дети, что тогда? – директор, сложив лист бумаги, передал художественному руководителю. – Удачи вам, ребята! В путь; ни пуха, ни пера!

– Терпеть не могу это пожелание, – было сказано в спину уходящему директору. – Моя бабушка всегда говорит: видеть сон с пером, значит, пустой сон, и задумки пустые.

Репетиции проходили до полуночи. Варю не стали пускать в общежитие.

– Не стучи! Сказала, не открою, значит, не открою.

– Если бы я могла войти через окно, я бы это сделала.

– Только, попробуй, вмиг вылетишь из общежития.

– У меня защитники имеются. Не вылечу!

Только на третий день песенницу начали впускать в общежитие. Две ночи ей пришлось ночевать в тамбуре общежития, просидев на кокурках.

– Что-то ты в последнее время, Варвара Степановна, какая-то обессиленная. Не любовь ли тебя скрутила?

– Её в общежитие две ночи подряд не пускают.

– За какие провинности? – подозрительно спросил Тимофей Капля.

– Считают, что она нехорошими делами занята до полуночи. У неё не свой дом, чтобы смело хозяйкой беспрепятственно войти.

– А ты что молчала? – с сожалением к Варе. – Хорошо, теперь сам буду провожать. Только пусть не откроют. Сами двери будут открывать, встречать и провожать. Автобусы ходят до 2-х ночи.

Капля всем семейством, жена, дочь Марина, два маленьких сынишки на руках родителей – пошли в общежитие, проводить исполнительницу народных песен.

– Смотри, а ты говоришь, двери закрываются в 23 часа.

– Да, закрываем. И никого не пущщаем. Не положено позже двадцати трёх часов пущщать.

– Мы, товарищ, вахтёр, контингент особенный; у нас не нормированный рабочий день.

– Где же вы так работаете, что до двух ночи, околачиваетесь между небом и землёй.

– Скоро услышишь голос вашей жительницы на радио.

– Не брешешь?

– Нет смысла брехать, – Капля подал пропуск Варе на территорию радиостудии. – Вот, извини, совсем забылся передать приглашение на радиостудию. Желаю удачи. Какую хотелось бы исполнить?

– Новую, совершенно новую: «Называют меня некрасивою».

– А вторую?

– «Меж высоких хлебов затерялося небогатое наше село».

– Правильный выбор в разных жанрах. Ты не торопись завтра в ДК; там и без нас все соки из тебя выжмут. До послезавтра.

Семья ушла, а Варя, лёжа спокойно в постели, размечтавшись, незаметно уснула.

– Слышь, актриса погорелого театра, – постучал в комнату вахтёр. – Мне велено на всякий случай тебя разбудить. Не то проспишь пение на заре; птички не просыпают. Они нас, наоборот, будят.

Шесть часов утра. Освежившись прохладной водой из-под крана, наскоро перекусив бутербродом с колбасой и сыром, запивая компотом из груш, на ходу дожёвывая, Варя выскочила из общежития. Навстречу в дверях ей встретился средних лет мужчина.

– У вас не обозначен номер дома и нет названия улицы.

– Как нет? На всех домах есть установленные нумерации. Правда, названия начинаются с начала улиц. Наш дом расположен в середине улицы. Вам какой номер дома нужен?

– Приблизительно я уже определился в нумерациях домов. Вы не в этом общежитии живёте?

– В этом, молодой человек, в этом. Простите, некогда. Очень спешу в студию.

– Простите, вы не Варвара Степановна?

– Фу, ты, боже мой, какая официальность! Зачем же так-то? Конечно же я.

– Тогда за мной! – Молодой человек, подхватил Варю, под руку. – Идёмте же со мной, как можно быстрее. Там нас такси ожидает. Деньги бегут.

– Куда вы меня тащите!? Я ещё не засватана! – пошутила она.

– Вот и отлично, вы будете моей невестой. Не бойтесь, я с вами!

– Объясните же, наконец, что происходит?

– Привезёт такси на место – всё узнаете. Бежим!

Покачиваясь из стороны в сторону, точно, в лодке, такси бежит бесшумно.

Молодой человек протянул руку Варе:

– Меня Костей звать, режиссёр студии.

– Без отчества?

– Зачем излишества? Мама дома меня называет Котя.

– То ж мамочка, родная.

– Знаете, Варя, я наслышан о вашем исполнении, но никогда не приходилось услышать воочию.

– Я не здешняя, поэтому и не приходилось слышать. И здесь тоже всего один раз пришлось показаться публике.

– Вот как? И уже успели о себе заявить.

– Да что там?

– Ну-ну, не скромничайте. С первой на последнюю ступень, не каждому так судьба улыбается.

– Вы считаете, это уже судьба?

– Кто как не я именно понимаю. Это первое. Рассказывают: у вас голос за семерых отработает.

– Ага, прямо так и говорят, а одной достался.

– Я представлял вас ростом с Зыкину Людмилу Георгиевну. Знаете такую?

– Знать не знаю, но слышала много раз. Это мой кумир. Ещё Русланова. Я их копирую. Если б ни они, не видеть бы мне обширного поля чудес на сегодняшний день.

– Как это?

– А вот так! Встретила профессионалов, решила испытать пока ещё судьбу. Это они меня засватали в поезде.

– Кого-то вы знали раньше?

– Нет, конечно, никого не знала. Просто песня нас сблизила. Они мне своё предложение, а я им своё выдавала, прямо в вагоне. Пассажиры из купе выдвигали свои рожицы с опухшими ушами от прослушивания моих песен, и требовали ещё, ещё и ещё. А тем временем ваш руководитель советовался с музыкантами: взять, не взять меня с собой.

– Значит, получили единогласное одобрение?

– Как видите. Только я не пойму, с какого боку припёка. Я же на радио никогда не пела.

– Если вас направили к нам, значит, сможете и на радио спеть. А вот и наш причал музыкальный. Спасибо таксисту, – поглядев на счётчик, молодой человек расплатился за проезд.

– Идёмте.

Музыкальный режиссёр, Валерий Павлович, цинично обошёл Варьку вокруг.

– Братцы, а где Людмила Зыкина?

– Как видишь, вот она.

– И я также предполагал, думал ростом с неё, а она наполовину меньше. И комплекцией ни дать, ни взять пичуга. Таких три штуки надо. Извини, шучу. Ну что, позавтракать, успели или нет?

– Вы хотите мне предложить поесть с вами за компанию?

– Ни в коем случае. Мы желаем узнать, плотно или нет поели? Солист, как балерина или балерин, должен перед выходом на сцену в полуголодном состоянии.

– О-о! Какой ужас, я вам не завидую. Я сыта и очень, покушала в меру. Это правило с пелёнок знаю. Так легче исполняется.

– Что вы нам покажете? Может, для начала распоёмся?

Музыкант уже был готов проиграть гаммы, как Варя отвела руку от инструмента.

– Подождите, давайте начала с этого начнём, что лить из пустого в порожнее.

– Покажите, мы послушаем.

– Вижу чудное приволье. Вижу нивы и поля. Это русское раздолье. Это русская земля…

– Какой чудный голос, только он теноровой партии, а вы женщина.

– Тогда эту прослушайте: Степь да степь кругом…

– Не понимаю, что ли чего-то? Или до сей поры; я не разбирался вообще ни в чём. Такая маленькая пичужка, зачем тебе такая песня? Это же трудное для тебя произведение, Варька.

– Как видите, не остановилась нигде в дыхании, не сорвался голос. И безо всяких усилий это мне исполнение. Все высокие ноты вытянула. Что вам ещё не понятного в моём исполнении? Может лучше домой уехать?

– Вы решили домой вернуться? Да кто вас отпустит с таким голосом. Вы нам здесь нужны. Как видно, в Сибирь таланты укатили за длинным рублём.

– Я не искала длинный рубль, я там выросла, после детского дома, в послевоенное время.

– А ещё можно покопаться в вашем музыкальном сундучке?

– Почему бы и нет. Копаться не стоит, я вам сама лучше предложу. Ой ты, Волга, Волга, реченька, ой река ли, ты красавица. По лугам ты, льёшься, стелешься. По пескам бежишь, торопишься…

– Ой да боже ж ты мой, кого нам подарили? Мы заблудились в твоих тональностях, Варька! Голос – оркестр! А ещё что можешь?

– Всё могу, – скромно пожала она плечами. – Вот эту послушайте.

– Давай ещё одну, не то время упустим, другие придут на репетицию.

– Называют меня некрасивою, так зачем же он ходит за мной…

В студии собрались все сотрудники, с упоением слушая будущую певицу.

– Какие будут замечания к исполнению, товарищи?

– К исполнению абсолютно никаких, а вот к манере держаться во время исполнения у меня к певице есть претензии. – Говорит педагог вокала Пелагея Ивановна. – И дыхание правильно отработано кем-то, и правильная постановка головы, артикуляция, всё при ней. Чуть-чуть надо выглядеть живее на сцене. Немного улыбочки добавить, глаза чтобы горели, когда он тебе на плечи накинул пальто. Покажи, что ты самая счастливая, что ты самая красивая на свете. И на лице должна отражаться светлая солнечная улыбка. Тогда слушатель радио поймёт без глаз, что ты самая-самая.

Слово взяла другая педагог вокала, Екатерина Сергеевна Ненашева. – Мне очень понравилось исполнение «Степь, да степь кругом». Захотела бы сделать замечание, да не придерёшься ни к чему. Это её жанр. Точно также и «Волга, реченька», это тоже твой жанр. Только зрителя, слушателя радио, ты можешь, насторожить разновидностью тональностей. Ты имеешь широкий диапазон в три октавы. Значит, тебе надо выбрать золотую середину, то есть исполнять что-то одно. Зыкина тоже имеет широкий диапазон, не тяготеет к плесам Волге-Матушке с высоким сопрано.

– Я очень люблю петь в академическом жанре. У меня тоже отлично и без труда получается.

– Да, мы это заметили. Но, что поделать, зритель вас пока не поймёт, если вы на одном концерте будете исполнять в тональностях от контральто, а затем перейдёте в высокое сопрано. Может, ещё предложите нам и Соловья «Алябьева»?

– О-о! Только так, как на два пальца плюнуть! – педагоги, неожиданно, отвернули лица от исполнительницы, зажали рты ручками. Хихикнули.

– Да, непременно, покажите. Всего лишь один куплетик.

– Не успею распеться, а тут уже надо заканчивать. Нет уж, мы с вами так не договоримся, если петь, то от начала до конца.

– Пожалуйста, тогда до конца. Послушаем, всё равно день прошёл.

 
– Соловей, мой, соловей
Голосистый соловей;
Ты куда…
 

– Мы поражены вашими данными, Варенька, поражены!

– Значит не подойду к радио, к вашей этой чёрной тарелке? Не зря я во время войны говорила маме, чтобы чёрную тарелку выкинула куда подальше.

– Ничего не надо выкидывать, доченька, – со стула поднялся седой мужчина, именуемый композитором. – От таланта избавляться нельзя. Его надо к месту приспособить. Покажите-ка вы нам на радио четыре песенки: «Родина», «Меж высоких хлебов затерялося», «Волга-реченька», «Называют меня некрасивою». Я думаю, слушатели не откажутся слушать ваше исполнение. Приходите завтра. Мы отрепетируем и запишем на радио. Договорились, Варя?

На следующий день, должны были собраться все до единого артиста в репетиционном зале. И так каждый-каждый день. Но именно сегодня, после показа концерта населению, поступило особое распоряжение от директора Дворца Культуры: обсудить следующие планы.

– Товарищи, – обратился Тимофей Капля, – пока не пришёл вызов на второй тур регионального смотра в Алма-Ату, мне поручено организовать выезды с концертной программой на следующие города: Балхаш, Казалинск, Джусалы, Чимкент, Ташкент, Ванновка. Надо обслужить как можно больше аулов, по-нашему говоря, колхозы, совхозы, близлежащие населённые пункты к городам.

– Итак, пришлось на выезды с концертами около шести месяцев, – рассказывала Варя своим подругам, случайно встретившись на реке, на теплоходе.

– Ты, случайно, не хвастаешь? Не обманываешь себя? – спросила подруга и примкнувшие пассажиры ракеты.

– Как я могу себя-то обманывать, если это всё проходило через мои действия, перед моими глазами и с моей взбалмашенной головой.

– Значит, не обманываешь?

– Конечно, нет! Мне, кажется, я достигла совершенства воплощения с детских лет мечты. Как сейчас помню: На высоком крыльце Красноярского вокзала, поднял меня на руки военный человек в шинели, с множеством пуговиц, с кокардой на шапке каракулевой. Про этого человека говорили шёпотом: сам Шапошников мимо проезжает. А, возможно, я перепутала чего-то. Главное, что человек меня поднимал на руки и говорил: «Пой, доченька, мы фашистов изгнали с земли русской!» Эти слова меня всё больше и больше подстёгивали к воплощению много лет; чего же мне тогда врать вам. Вы сегодня здесь, а завтра где-то.

– Ты снова хочешь вернуться туда? – спросила подруга.

– Пока ничего не знаю. В настоящее время я окрылена тем, что почерпнула от увиденного и исполненного мною.

– Рассказывай, что ты там почерпнула?

– Представляете, нет? Это сорок километров серпантина в горы. Всё выше и выше. А с верха достигнутой нами горы, когда смотришь вниз, красивейший водопад, не помню, как называется. У меня фотографии имеются. И кажется, будто под водопадом стоят косули и наслаждаются прозрачной холодной водой. А над косулями парит огромнейший кавказский орёл, распуская крылья, планирует и вот-вот вцепится в спину животного, – она рассказывала, пуская руки в ход, показывала пальцами согнутыми, скривлёнными, имитируя их, словно когти вот-вот вцепятся в чью-то ногу, выставленную вперёд. Женщина в ужасе отодвинулась подальше от Варвары, натягивая подол платья, как можно ниже, чтобы Варвара не достала ног.

– Ну, Варвара, ну ты даёшь!

– Ничего, хоть мелкий, да свой уголёк.

Пассажиры, слушая рассказ, воспринимали за действительность, и какая-то неудержимая сила встряхивала их, будто всё происходило в сырую леденящую погоду.

– Ландшафт – закачаешься от увиденного обзора. Идёшь, и невозможно пройти, чтобы твои голые ноги не обласкал красный тюльпан, топтать жалко.

– И змей очень много? – спросила незнакомая пассажирка.

– Да, очень много всякой разновидности рептилий.

– Я их очень боюсь, – сказала подруга, – меня кусала гадюка. Знахарка вылечила.

– Шашлыки из баранины, молоко холодное с лягушками, лагман в виде длинной лапши рулетиком, бешбармак, солёный чай с молоком.

– И вприкуску с лягушкой, – собеседница выскочила из салона ракеты и к борту – рыгает.

– Пусть рыгает, скорее всего, от перепоя.

– Тихо – она возвращается.

– Однажды синоптики передали по рации нашему водителю срочно спускаться вниз. Ливень настиг границы Казахстана, и уже скоро накроет нас. Дорога назад предстояла опасная. Почва глинистая и не защищает даже плитняк в породе склона. Да, был такой момент, когда уже почти спустились, но ещё были видны крутые обрывы, колёса юзом ползли к краю дороги. Руководитель показал внезапно поседевший висок.

– Я вас сюда притащил без разрешения, без гида. Чего делать было ни в коем случае нельзя с моей стороны. Сидел по статье пятьдесят восьмой; посадили бы за самоуправство, а, возможно и за гибель людей. Так что такого зрелища по своему убеждению вы от меня не увидите. Теперь поедем на Балхаш.

– Как знать где, тебя подстерегает опасность? – Подруга начинала понимать реальность пережитых Варварой дней.

– Когда спустились, он спрашивает: «Кто родился в рубахе?». Незамедлительно отвечаю: «Я!»

– Наверное, и не без того, мальчика себе там отхватила?

– Было дело под Полтавой. Часто приезжали поздно, пока ужин в ресторане, пока то да сё, кастелянша предложила занять места по выбору. А я не сентиментальная, какое достанется, такое и ладно. Гляжу, и танцору место досталось рядом с моей кроватью.

– Наверное, специально тебе было подстроено. Как ты считаешь?

– Как бы кто-то не решал за меня, но танцору обрыв произошёл. Попытался подойти ко мне ночью, но я ему ответила: «Ты совсем не в моём вкусе. Муж у меня такого же росточка, а ты ещё меньше моего роста». Он ещё напористей начал домогаться, со словами «Не девочка, а строишь из себя недотрогу, может, и дети у тебя имеются?» Боремся со словами: «Ляжешь вдвоём, станешь втроём». Я его с силой, так швырнула, головой о свою кровать ударился. Утром все узнали о моих детях. Больше с того раза не приставал, и даже обходил стороной.

Одним словом, не жалею, что уехала. Я хоть самый настоящий свет увидела. Людей посмотрела, их культуру, себя показала, на что я способная. Самые яркие впечатления остались у меня не только в голове, но и в глазах на всю оставшуюся жизнь. А какие люди! Культура!

– Хочешь, сказать, культура она и в Африке культура?

– Бывало, как куда-то съездим, вечером обязательное застолье в ресторанах.

– Потому и спиваются артисты от постоянного застолья.

– Кому как, меня не удалось споить. Самому себя держать в рамках надо. Однажды решили заставить выпить кружку пива. А, я его сроду в деревне не пила. Мне показалась мочой солёной, отодвинула кружку в сторону. Тогда они взяли меня на хитрость. Видят, что я стаканами пью сметану в обед особенно, вот и плюхнули в пиво стакан сметаны.

– Ну, что? А ты, отодвинула пиво в сторону?

– Как бы не так. Я спрашиваю: а ещё можно? Они такой смех подняли надо мной. Один говорит: «В ресторане на сметану лимит, не положено!»

– Значит, ты их обхитрила?

– Как иначе, если сам за себя бороться не будешь, хана тебе. Что было не ездить по стране, если сохранялся средний заработок. Каждый день по рублю командировочные.

– А детям отправляла на содержание?

– А то как же? – Варя вынула из сумочки доказательство, квитанции на перевод денег.

– Ничего себе, я на такую зарплату на троих детей почти взрослых расходую, а ты на таких крошечных детей отправляешь. Не многовато ли по двести двадцать рублей? Себе то хоть оставляла на маникюры, педикюры?

– Всякое приходилось, когда оставляла, когда нет. У меня волос жёсткий, устойчивый в долгосрочном обиходе, вот и пользовалась моментами. Я за последний месяц перед отъездом только не отправила, надеялась, что понадобится в дороге, хоть детям подарки привезти. Оля всё куклу просит, а где я куплю, если нас увозили чуть свет в другой населённый пункт, и возвращались за полночь почти.

– Как же тогда со вторым туром у тебя складывается ситуация, удрала?

– Зачем же от себя удирать, я ведь хотела этого момента, но всё складывается не так, как бы человек задумал.

– Как?

– Приглашение мною получено. Вот, смотри.

– Где дата вашего конкурса?

– Директор ДК сказал, об этом сообщат позже. Как-то сидим уже за полночь на кроватях перед сном, слышим, будто коты по крыше забегали, потолок содрогался от скачек животных. Девчата говорят: это лёгкое колебание почвы. Я говорю, ничего себе лёгкое колебание, с тумбочки кружка скатилась без задержки. Прибегает хозяйка отеля, собственного особнячка, кричит: «Девчата, вышвыривайтесь через окно. Кажется, землетрясение началось».

– Почему через окно? – спросила незнакомая собеседница.

– Мы дверь открыли и ахнули. Крыльцо отошло приблизительно на метр. Мы же не сайгаки перепрыгивать через ущелье.

– Где это всё происходило? Куда вас завезли, что почувствовали толчки?

– Мы находились между районным селом Ванновкой и Узбекистаном. В километрах так приблизительно шестьдесят-семьдесят; а вообще-то от Ванновки до Ташкента приблизительно с небольшим километров сто пять. Мы в аулах концерты давали. Номеров много; задерживались почти до утра, и зрителей не разгонишь. Просят и просят ещё и ещё. Они нас угощали отменными блюдами: брынзой, бешбармаком, ряженкой по-казахски, бурсаки. А какие яблоки там! Не только кушать, смотреть с великим удовольствием и смотреть, не отводя глаз.

– И что ты теперь решила, назад возвращаться, как только вызовут?

– Вряд ли. Через неделю меня вызвали на предприятие, где я работала сварщиком, предложили командировочный пакет и деньги на месяц. С наговором: там твоя профессия как раз кстати. Ты можешь в сложных условиях работать и на высоте, имея такой разряд так, что отправляйся, девочка, незамедлительно в Ташкент.

– Я не выдерживаю температурных режимов этого климата, – доказывала я.

– А с концертами по аулам и по городам, по Балхашу ездить можешь?

– Так ведь мы, в основном, артисты, находимся в помещениях, а когда ставим программу, то вечерами, а если днём, то под навесом.

– Разговор окончен. Собирайся, и всё!

Я подумала: что я теряю? Командировочные у меня на руках. Запись в трудовой книжке не запишется, так это со временем можно запросить. Представь себе, я где-то, а мои дети будут дожидаться меня. Вот, как видишь, я опять не достигла цели, хотя не совсем правильно я выразилась. Полгода на профессиональной сцене, это что-то! Я многое почерпнула для будущей практики, как-никак, уже и закончила, защитила диплом по специальности: дирижёр, работа с хорами.

– Ну ты, Варвара Степановна, рвёшь подмётки на ходу. А теперь куда направляешься к детям, где детский дом, где бабушка живёт с ними сюда совсем?

– Так ведь они уже со мной!

– Где?

– Во-он в углу салона. Я сначала за ними съездила. Поеду снова в тайгу, разгонять тоску, медведю на ухо петь, чтобы голос не заржавел от застоя. Пока так, потом попробую подыскать работу в ДК. Да, попробую писать вирши по-некрасовски, сидя на чердаке. В дождь хорошо пишется.

– Ты попробуй, опиши поездку по краям юга России.

– Какой из меня писатель? Я не из шолоховской родовы.

– Помнишь твоё сочинение в десятом классе, в вечерней школе, вывесили как образец, разве это не первый шаг в писательском деле?

– Возможно, всё возможно, приму твой совет на вооружение. Полезное с приятным совмещать никому не возбраняется. Я давно прикинула себе мыслишку, что разве только Казахстан славится своими ландшафтами. Чем не красавица Ангара с её берегами, хвойными лесами, кедрачом, животным миром. А Енисей, братец Ангары, похож на сестру Ангару.

Широкая и быстроходная река, особенно между островами, выдаёт себя спокойной и покорной. Но зато теплоход «Аверин», сбавляя ход и сворачивая с фарватера, хулиганисто и пронзительно испустил сигнал о прибытии к речному вокзалу, взбудораживая лодки под рыбаками. Их хаотично укачивало от волн пассажирского теплохода. Носы лодок задрало как можно выше к небу, а корму придавило к воде так, как будто неожиданно налетел ветер, готовый опрокинуть навзничь всё на своём пути и расщепать на мелкие кусочки. Достигая берега, озлобленные волны безжалостно бились о берег, желая охватить как можно больше суши, затем спокойно скатывались вниз к большой воде. Через какое-то время волны плавно расходились, утихомирившись, слегка покачиваясь.

Рыбаки переговаривались между собой:

– Надо же, как треплет, как будто часть вихря оторвалась от урагана, посетила и всю рыбу спугнула. Надо удочки сматывать; не то настигнет непогодица, и не успеешь уйти. Видите, какие облака надвигаются.

Пассажиры, познакомившись за короткий путь в салоне теплохода от причала к причалу, одновременно наблюдая за происходящим на реке, поочерёдно сходили с теплохода, вежливо прощались друг с другом. Семья из четырёх человек, не спеша, сходила по трапу на берег, они несли с собой небольшой скарб домашних вещей. В руках хозяина по чемодану, у матери чемодан и узел. Дети несут каждый за своей спиной по ранцу.

– Привет, Варя! Женщины, Валька Каптяева вернулась, – Настя, обрадованная неожиданной встрече с подругой по школе, как бы давая понять прохожим, чтобы они обратили внимание, снова крикнула, – Каптяева вернулась! Ты откуда и куда путь держишь? – поставив вещи в сторону, они долго кружились в объятии.

Встреча с земляками прошла радужно и с улыбочкой.

– Милая моя Настенька, я же тебе писала. Целых два письма!

– Ух! Как много за все шесть-то лет?!

– А ты совсем ни одного. Я за это время кругосветное путешествие сделала по Союзу, на конкурс певцов попала. Первый тур прошла, уже следующий тур ожидаю, как объявят, а ты мне ни одного письма не написала.

– Зарылась я в своей нужде, да и горе у меня не под силу одной опрокинуть. Гляжу на тебя: городской стала. Деревню забыла напрочь? Конечно, кто ты, а кто я. Подумаешь, какая модница Нефертити!

– Ты, кажется, от земли пяток не оторвала, а какое-то слово «Нефертити» придумала. Допусти тебя до города, так ты совсем знаться со мной не захочешь.

Анастасия рассматривала со всех сторон подругу.

– Жила бы ты здесь, наверное, каждую субботу в бане встречались. Так нет же. Улетела, как альбатрос, и даже не приземлилась попутно на минуту.

– Да, баню исключать ни в коем случае нельзя.

– И не без того, – рассмеявшись, подруга показала осторожно двумя пальцами внизу подбородка. – Сколько здесь новых событий, Варенька. Сколько река наших парней подмяла под себя во время ледохода и унесла с собой.

– Не спорю, разве в этом секрет реки? Не знаешь броду – не лезь в воду, а тем более по пьянке, – Варя тоже рассмотрела подругу с ног до головы. Примеряла, как бы нечаянно, одним глазом полноту подруги.

– А как же ты юнгой моталась по реке со своими бакенами? Не боялась утопнуть?

– Вода – моя стихия, её понимать надо, и не дерзить перед ней. Подожди, Настя, со своими новостями нелепыми. Смотрю я на тебя: какая ты стала, кажется, ещё ниже ростом. Неужели семейные невзгоды так сильно тянут плечи к земле? А вообще-то ничего выглядишь. Когда-то мы были угловатыми, а теперь ты стала Дюймовочкой, но зато женственной красавицей. Об этом и другом мы потом поговорим. Сейчас дети устали. Им отдохнуть бы не мешало.

– Где собираешься семьёй отдохнуть? Не то идём ко мне. Места хватит. А не хватит, так на пол, по-цыгански расположимся. Стол у меня раздвижной посуды много имеется. А это, что за мужик к тебе прилепился? – ядовито спросила подруга.

– Так это всё тот же первый супруг, Сергей, отец детям.

– По-твоему, я совсем изменился за полгода, и никак не узнать землякам?

Анастасия как будто не расслышала вопроса бывшего товарища по мужу.

– А как же тот?

– Это который тот?

– Николай-то? А где ребёнок третий у вас?

– Надо же, что, значит, деревня. Между нами расстояние где-то было километров сто-сто двадцать, и о Николае всё знают. Ты что-то подружка путаешь, никакого Николая, а уж тем более, третьего ребёнка у нас не было. Это был только мираж для пустых разговоров завистников в жаркую погоду.

– Тогда этот зачем здесь? Знаешь, сколько раз он здесь женился? Хочешь знать? Сейчас посчитаю, – подруга начала называть имена. – Девятнадцать штук, представляешь, Варвара, представь себе: эта маленькая букашка сменил девятнадцать баб – уму непостижимо.

– Кто бы мычал, крупнокалиберная?! – не сдержался Сергей.

Анастасия, кажется, вот-вот была готова кошкой кинуться на Сергея.

– Мне, кажется, у нас встреча не с того началась. К чему это всё? Не стоит, не надо раны бередить, ни ему, ни мне. Не этично с твоей стороны заводить пошлый разговор при детских умах. Всё, что было до этого, или до того, мы ему простили. Он тоже человек. Конь на четырёх ногах спотыкается. Вы хотите, чтобы человек не споткнулся на двух ногах? Кто не спотыкается, тот не делает ошибок. Мы все, живущие на земле, без исключения, на ошибках учимся жить. Вы хотите совсем затоптать его в грязь?

– Ты у него будешь двадцатой! – не отступалась подруга. – Его после девятнадцатой убили, а он, гляди, опять выжил. Как Змей-Горыныч, отрубят хвост, он опять живой и невредимый, – с огорчением за подругу Настя высказала ей всё, что знала про мужа Варвары.